Не знаю, сколько это длилось времени... Тут, в сыром подземелье, словно в другом измерении, как будто замерли во мне все жизненные процессы, или время обратилось вспять?.. Вошёл сюда зрелым мужчиной, а выйду ребёнком?.. Мой мозг выделит в организм вещество, при котором клетки моего тела помолодеют?.. Почему бы нет... Ощупываю пальцами лицо – морщин, кажется, нет, словно его выгладили. Может быть, я уже не я, а кто-то другой, иной, без имени, без лица, с которым я вошёл сюда?.. С потолка мерно падают на пол капли холодной влаги. Что это, вода?..
Кто первым сюда войдёт, что за существо? Может, оно будет напоминать собою лягушку, как знать, и во мне возникнет при виде этого субъекта чувство отвращения?.. Зачем я согласился на этот эксперимент, эксперимент-пытку, кому это нужно?.. Я думал раньше: мне... Но потом я перестал думать, я уже не мог больше думать и поток однообразных мыслей во мне уступил место тихому самосозерцанию, я впал в блаженную дремоту, всё, что я знал когда-то, исчезло, как нереальность... Потом я видел сны и жил в этих снах, они стали моей действительностью, и они удовлетворяли мой чувственный голод. Ощущение прохлады сменилось таким чувством, будто по мне разлилась теплота, проникнувшая в каждый атом моего бесконечного тела, из которого я черпаю себе поддержку и энергию… Невесомость, неестественность – вот состояние моего естества. Оцепенение, глубокое и будто бы невозвратное, иногда прерываемое встряской каких-то нервных центров в глубине моего мозга, словно наружу силится прорваться нечто очевидное, наболевшее, как гной или язва – вот жизнь моего духа, который скоро забудет, что он есть, забудет о себе самом, и тогда я умру, хотя я и бессмертен...
Просидевший в подземелье целую Вечность уже не может выйти наружу из своего заточения. И я боюсь того момента, когда откроется дверь и мне будет сказано: «Выходи!..» Кто я, человек или уже не человек, разумный или лишённый разума?.. Я размышляю об этом, следовательно – я ещё не лишён возможности мыслить. Но о чём я мыслю?.. Зачем мне это, где тот тупик, к которому я неизбежно приду, и будет ли этот тупик, последняя, обжигающая сознание мысль о наступающем конце?.. Я думал, давным-давно это было, о том, куда уходит бессмертие, о нравственной его стороне, и пришёл к выводу: и оно закончится когда-нибудь и где-нибудь, когда я, возможно, рассыплюсь по крупицам, невидимым для глаза, в прах, как рассыпаются в прах пирамиды Времени и Вселенные мира... Кажется, будто за стеною ходит узник, но этого не может быть. Моя тюрьма – комната, вырубленная в скале, тут везде сплошной камень. А сверху просачивается влага – неужели гора дала трещину?.. Знать, времени прошло немало с тех пор...
Что я слышу?.. Звуки ЕГО, который время от времени приходит сюда, скрашивая моё одиночество?.. Существо с других планет, с иных галактик, которому любопытно взглянуть на то, что я делаю здесь, в этой горе, один, совершенно один, наедине с самим собой... Или я ошибаюсь, и это мне снится?.. Существо это невидимое, но для потехи глаз моих оно приобретает форму светящегося шара, и когда шар напротив – такое сочувствие изливается на меня, такая любовь, что я вспоминаю о слезах, что когда-то падали из моих глаз на пол, очень давно, ещё до того, как мною овладело спокойствие и безразличие...
Один раз он принял форму человека, но я сказал ему: «Не надо, я здесь не затем... Я пришёл сюда слушать тишину, думать о себе, чтобы понять себя и что-то большее, чем я сам... Я проникаюсь Вечностью, уж такова моя судьба... Здесь, в подземелье – тысяча лет проходит, как одна минута...» А он в ответ мне: «Ну если ты хочешь забыть совсем о тех, кто заключил тебя в эту пустоту, я больше не буду, лучше я останусь невидимым и буду говорить с тобой...» Нет, мне только показалось... никого здесь нет, кроме меня. Один я, как и прежде, и так будет дальше – неизвестно сколько времени. И ничто мне не угрожает, и ничего я не боюсь, ничего, нет в мире такой вещи, которая бы меня ужаснула. Только холод ко всему, и в душе что-то шевельнётся, отдалённо напоминающее жалость. Но жалость к чему?..
...Этой цивилизации уже давно нет на планете, она переселилась в другие Галактики, в иные Миры, никто не придёт и не откроет тебе замурованную дверь. Хочешь, я перенесу тебя на поверхность планеты, название которой ты уже забыл, там, наверху – океан, и нет в нём жизни, всё мертво, и только ветры проносятся над горами и пустынями. А то, что было городами – разрушено временем и покрылось пылью. Раны земли заросли и теперь не отыскать следов, что оставили те, кто дали тебе жизнь и бессмертие и замуровали тебя в этой темнице!.. Планета медленно утрачивает своё тепло, да и сама звезда, вокруг которой она вращается – никому не нужный, лишённый разума шар, отравленный и позабытый – заметно утратила свой жар, похолодела, как твоё сердце...
Ты обращаешься в бесчувственный камень, подобный тому, что окружает тебя – и тебе не страшно, ты впал в спячку, в дремотное состояние, ничего тебе не нужно, никого тебе не надо! Не странно ли это?.. И зачем ты, бессмертный, как боги, которым когда-то поклонялся твой народ, хоронишь себя в этом склепе заживо?.. Выйди на свет, я помогу тебе, – или, может быть, ты уже ничего не желаешь, ни по чему не тоскуешь, ничто не любишь?.. Ничто тебя не привязывает из того, что есть наверху?!. Это меня удивляет, ибо я сам бессмертный и являюсь творением разума более совершенным, чем ты, но и мне мало из того, что я знаю, что видел и что создал своими умом и волей!.. Один ты сидишь в добровольном заточении – и что ты узнал, что прочувствовал – полную свою ненужность и обременительность даже для себя?.. Если желаешь, я дам тебе вкусить от плода смерти. Он поистине чудесен в твоём положении. Если нет, то позволь мне спросить, чего же ты ждёшь, какого озарения или освобождения?.. Ты, как дух планеты, вместе с нею совершаешь вокруг уставшей своей звезды бесконечные круговращения, и забыл, где начало твоего путешествия и его конец. Ты потерял меру всему, смысл твоего существования не беспокоит тебя, а где твоя вера – в чём она, во что веришь ты, очерствевший истукан, созданный на титанический труд и бесславно проводящий время в существовании, не приносящем тебе ни радости, ни горя?.. Нет у тебя ни одного близкого существа во всём Мире! А те, кто знали тебя, или умерли, или позабыли того, кто ушёл от них, бросив вызов преобразованию Мира, презрев краски света и полутеней и избрав для себя тьму, в которой он бесцельно тешит своё сознание картинами нереального...
Бессмертие – дар, обязывающий ко многому, создатели его не думали, что ты распорядишься им так бездарно... Ты, как молчаливый дух этой планеты, устремляешься в бездну времени, где тебя не ждёт ничего. Безразличие ко всему и к себе самому – твой жалкий удел отщепенца, теряющего ум и сознание за вещами не стоящими того, ибо они – порождение твоей фантазии, химеры, которая тебя уводит в свои хитроумно сплетённые лабиринты и губит там, в обмане иллюзий и надуманных вопросов и ответов... Ты загадка для самого себя, неразрешимая загадка, отрёкшаяся от собственного разрешения, пример величайшего заблуждения и трагического бесплодия. Ведь ты даже не испытываешь скорби и мучений по по-воду бессмысленно промелькнувшего за таким однообразным сидением, навсегда потерянного для тебя бытия, наполненного подлинной жизнью... Или ты думаешь, что твоё самопознание искупает твою вину и снимает с тебя ответственность за то, что ты содеял, бессмертный и бездушный?!. Что ты с собою сделал?!. Пока не врос в эти камни, я могу тебя вывести в Мир... Нет?.. Ты во власти безумия, человек, и ты когда-нибудь горько покаешься в своём нежелании внять голосу разума!..
Та, что вспомнила его, где-то сохранившегося в безднах провалившегося в небытие сознания, была его сестрой. Он нужен был ей, как последняя, спасительная нить, за которую можно было ухватиться в этом гибнущем безвозвратно Мире. Тот, что пробыл миллионы лет в одиночестве, как бы и не существуя, забытый всеми, теперь один должен был придти ей на помощь, вернее, она должна была явиться ему и найти в нём все те изначальные стимулы для существования, которых Цивилизация лишилась – медленно, тысячелетие за тысячелетием. Человеческий дух выродился, где были его перспективы, в каких открытиях, где был НОВЫЙ, неведомый путь? – никто этого не знал. Все говорили об уходе в иное гиперпространство, надеясь, что только оно может вдохнуть жизнь в затухающий огонь человеческого разума. Но уход этот – раз и навсегда должен был оборвать все связи с этим Миром и с прошлой памятью, вычеркнув из неё всё лишнее, для того, чтобы там, в новом гиперпространстве не было никаких препятствий для возрождения в новом обличье. Вырождающаяся культура хотела дать жизнь новой, юной, которая продолжила бы познание глубин бытия на новой основе... И вот сестра вспомнила о брате, добровольном затворнике в недрах далёкой планеты-прародительницы, и её целью стало – найти его, и узнать его, и, если надо, помочь ему...
Немного времени понадобилось ей, чтобы отыскать его в этом надёжном убежище, в которое она проникла без труда, демонстративно распахнув давно уже окаменевшую дверь в темницу, где не было ни капли света, ни капли воздуха. Вечное существо – человек, образ давно минувшего, доисторический предтеча, однажды замерший в своём развитии и оставшийся таким навсегда, как когда-то, сидел на каменном стуле и представлял с этой глыбой вещества, твёрдой и неизменной, как бы печальный монолит. Его слух среагировал на шум отворившейся двери и он, с трудом сбрасывая с себя паутину снов, привязавшихся к нему в последнее время ещё прочнее, чем когда-либо, повернул голову в сторону зияющего прохода в тот Мир наверху, о котором он думал как о чём-то несбыточном. Его глаза различали ту, что явилась ему в ослепительном блеске своего физического и духовного совершенства. Он сразу узнал в ней сестру, хотя это человеческое существо было слишком далёким от него, таким далёким, что на эволюционной лестнице они представляли из себя – эти два человека, наделённые интеллектом – как бы два вида...
– Вспомнили, – произнёс он, едва приоткрыв губы и услышав только голос, дрожавший внутри него самого, такой жалкий, ничтожный и никчёмный теперь, ибо он видел: сестра подключилась к его сознанию и читает в нём каждое его чувство, каждую его мысль. – А я думал... вы никогда не придёте за мной...
– Ты устал ждать!.. – с болью и сочувствием прошелестел голос, такой ласкающий слух, такой знакомый, пробуждающий в сознании массу несказанно удивительных ощущений; трепет прошёл по его телу, дыхание прошлого вошло в него и перед его глазами возникли давно забытые образы, что в последнее время были для него более зыбкими призраками, чем фантазии сновидений... Если бы мог, он бы заплакал, но слёзы не могли просочиться из его немигающих, застывших глаз, отучившихся страдать...
Ровный, мягкий свет залил небольшое помещение и стены тюрьмы впервые обнажились перед ним в своей дикой, первобытной красоте. И что-то случилось с ним он, как зачарованный, следил за игрой света и тени, угловатые узоры камней представились его воображению загадочными письменами его собственной судьбы, в которой он, кажется, понимал теперь меньше, чем миллионы лет назад. Что-то шло из него наружу, к поверхности духа, как из воды, кипящей на огне – пузырьки искрящегося газа, и он прислушивался к голосам, его собственному голосу, в которые он уже перестал верить, эти голоса хотели ему донести одно очень важное открытие, но плотная, непроницаемая преграда, вставшая на пути их, мешала им это сделать... Он почувствовал первородное беспокойство, члены как будто испытали напряжение, соскучившись, в охватившем их оцепенении, в том, что есть физическое движение, работа мышц...
– Встань же!.. Подойди ко мне, брат!..
Проникновенный её голос будил его, в нём была магия, действующая на его первобытное сознание самым положительным образом. И всё, что было дальше – тоже было как сон... Её обжигающие слёзы, упавшие на его сердце, как тяжёлые камни горного обвала. Но эти каменные глыбы сломали заслон, мешавший ему познать факт свершившегося... За ним вернулись, вернулись!.. О нём не забыли и на краю Вечности вспомнили о том, кто думал, что нужен в целом Мире лишь самому себе!..
Её глаза – его зеркало, её губы – его жизнь!.. Он прикоснулся к ней и не может отнять своих пальцев от живой плоти, по которой струится кровь, как когда-то, в те времена, когда ещё слабые люди были подвержены умиранию... И они, как по эскалатору, ломая толщу камня, как будто невесомые, устремляются к солнцу и ветру, а тюрьма, брошенная на произвол судьбы, рушится вслед за ними, словно Вечность наваливается на неё, гневная и испепеляющая, и торжествует, видя, как под её рукою дрогнула эта последняя обитель бессмысленной скорби одиночества...
Миллионы узников, добровольно отдавших себя бессмысленному заточению, продолжают своё одинокое путешествие во Времени. Они ждут, что кто-то ещё придёт к ним из прошлого и откроет им двери в светлый и прекрасный мир наверху, где, по правде сказать, уже ничего нет... Может быть, кто-то из них, редкий счастливец, ещё дождётся освобождения, но основная масса этих несчастных существ обречена на вечное заточение и изгнание...
Они давно уже пришли к выводу, что их эксперимент – ошибка, но ничего уже нельзя исправить, того, что ушло, не вернёшь. И они продолжают своё самосозерцание, ибо ничего другого им не остаётся, они отрезаны от всего живого Мира и бесполезно в их положении кричать, молить о помощи, звать кого-то, – никто к ним не придёт, их забыли, и есть ли в том чья-нибудь вина?.. Они боятся мысли, что к ним может прийти отчаяние, они страшатся правды, которую стараются не замечать, но они сами – правда, бесстрастная, жуткая правда, приговор гордому и заносчивому разуму, бросившему вызов пустоте, окружившей его со всех сторон. Они – мера безрассудства, при помощи которой Вселенная измеряет своё долготерпение...
Они растворяются заживо в окружающем их Мире. Сегодня они ещё помнят себя, а завтра они впадут в забытьё, обратный процесс превращения разумных в бессознательную, тяжеловесную материальность поглотит их без остатка, и тогда, даже если кто-нибудь дога-дается, что недавно ещё они были живыми, и примется их тормошить, чтобы вызволить этих истуканов из небытия, которое приняло их в свои объятия, как заблудших детей, для которых дар бессмертия – отравленная игрушка, – то у них уже ничего не получится. Никто не вернёт их назад, да и нет смысла вопрошать к горам, долинам и морям, угрюмые лица которых достойны их участи. Лучше подумать о себе, о собственной участи в этом Мире и содрогнуться в предчувствии неизбежного...
3 января 1985 г.