1
В солнечный июльский полдень молодая пчелиная Матка в сопровождении небольшой свиты пчел вылетела из улья, чтобы справить свою свадьбу. Свадьба была назначена в воздухе, над лесной поляной, пестревшей медоносными цветами.
Над поляной, в голубом небе, в ожидании невесты кружились и гудели толстые, откормленные трутни-женихи. Их было много, но только один, самый проворный и смелый мог стать мужем стройной и длинной главы пчелиного рода.
Трутень, ставший мужем пчелиной королевы, мгновенно уходил из жизни, погибал. Но инстинкт продолжения рода, заложенный в нем природой и повторяющийся из года в год, из века в век, был сильнее страха смерти.
Внезапно в воздухе возникла птица Щурка. Острые длинные крылья золотисто-зеленого цвета стремительно несли ее в сторону лесной поляны. В жаркие солнечные дни золотистая Щурка наведывалась сюда, чтобы вдоволь пообедать пчелами.
Первой увидела птицу маленькая пчелка, летевшая с краю в свите молодой Матки. Она рванулась вперед, чтобы прикрыть собой Матку. Не только эта пчелка, каждая пчела была готова отдать свою жизнь за Матку, потому что без нее замирала жизнь в пчелиной семье: старые пчелы постепенно дряхлели, а новые не рождались и пчелиный род прекращался.
Пчелы окружили свою повелительницу плотным кольцом. А она по молодости своей была настолько бесстрашна и самоуверенна, что даже не пыталась изменить направление полета или снизиться, чтобы миновать опасность.
Золотистая Щурка выхватила из середины круга самую заметную большую пчелу-Матку и проглотила ее на лету. Другие пчелы, оглушенные крыльями птицы, теряя сознание, рухнули на землю.
Маленькая пчелка упала на цветок ромашки. Желтая круглая чашечка цветка была мягкой и пружинистой, как надувной матрас. Пчелку слегка подбросило, и она скатилась на белые, как молоко, лепестки. Они прогнулись, но удержали пчелку.
На краю поляны в это время собирал землянику бородатый человек. Бородач этот был пчеловод. Он увидел ромашку, на лепестках которой раскачивалась пчелка. Вначале ему показалось, что пчелка отдыхает, набрав непосильную ношу. Но зобик пчелы не был раздут, а значит, в нем отсутствовал нектар, и мохнатые ножки не были обуты в желтые сапожки из пыльцы.
— Вот те на! — разглядывая неподвижно сидевшую на цветке пчелу, рассмеялся пчеловод, — все работают, а эта лентяйничает.
Пчеловод легонько тряхнул цветок, и ромашка закачалась, как дерево от сильного ветра. Но пчелка не упала с цветка, а лишь зашевелила усиками, очнулась.
Все еще стоял полдень. В полнейшем безветрии солнце обдавало теплом землю. Пролившийся накануне грозовой дождь досыта напоил цветы и травы, прибавил им сил и красоты. Все живое радовалось жизни, и никому не было никакого дела до разыгравшейся только что трагедии.
— Лети, лети, нечего отсыпаться. Скоро взяток кончится, — сказал пчеловод.
Тут пчелка совсем пришла в себя, приподнялась на ножках, распрямилась, развела в стороны прозрачные, как стекло, крылышки. И замахала ими так часто, будто они просто задрожали. Это она пробовала свои силы. Затем, сложив крылышки, прошлась по цветку, дотрагиваясь хоботком до лепестков — нет ли чего полезного для семьи. Не найдя в ромашке нектару, поднялась и полетела к деревне, где возле старой липы стояли разноцветные ульи, хозяином которых был бородатый пчеловод.
2
Пчелка без отдыха долетела до пасеки, опустилась на леток голубого улья. Это был ее родной дом, в нем она жила с весны.
Всегда строгая и придирчивая пчелиная стража у входа в улей, сейчас не обратила внимания на нее. Значит весть о гибели Матки дошла уже, подумала пчелка, потому и стража такая нетребовательная и растерянная. Чужим пчелам или осам ничего не стоило сейчас проникнуть в улей и украсть мед. А навести порядок и дисциплину в пчелином царстве могла только Матка. Достаточно было ее появления, чтобы семья зажила прежней хлопотливой жизнью.
Пчелка побежала по сотам: не остался ли где маточник — величиной с желудь восковая мисочка-колыбелька, в которой, как в детском садике, могла расти и воспитываться новая Матка.
Пчелка обегала все соты, но ничего не нашла, никакой мисочки нигде не было. Чтобы пчелы не роились, то есть не делились на несколько мелких семей за лето, пчеловод оставил только одну мисочку-колыбельку, из нее потом вышла та, которую съела птица Щурка. Если бы пчеловод знал заранее о трагедии или предусмотрел ее, он бы не стал срывать до поры до времени запасные маточники, построенные пчелами. Но пчеловод пока не подозревал ни о чем.
А пчелка, отчаявшись в поисках маточника, решила сама стать главой пчелиной семьи. Но как это сделать, она не ведала. На роду ей было определено стать работницей — сборщицей меда, она ею и стала. Хорошо бы снова превратиться в куколку, завернуться в кокон, забраться в мисочку-колыбельку и получать от молодых пчел корм — белую, как сметана, обжигающе кислую жидкость — маточное молочко, тогда бы через несколько дней можно было стать Маткой. А так как мисочек не было, то пчелка залезла в свободную ячейку и начала подавать знаки — шевелить усиками, чтобы пчелы-кормилицы покормили ее маточным молочком.
Кормилицы подходили, притрагивались к пчелке хоботками, но корма ей не давали, потому что считали ее такой же, как и они, работницей, которая сама должна не только кормиться, но и собирать мед про запас.
Наконец пчелка так сильно проголодалась, что уже не могла больше сидеть и ждать. Она вылезла из ячейки, но из улья улетать не собиралась на поиски нектара. Матка всегда питается в улье, думала пчелка, а почему? Чтобы сохранить силы для откладывания яичек, из которых рождаются пчелы. Матку всегда кормят пчелы, а почему? Потому что ей некогда заботиться о себе.
Пчелка недавно сама была кормилицей и видела, как старая Матка беспрерывно, до изнеможения трудилась на благо рода и забывала поесть. Зато об этом всегда помнили кормилицы. Ну, а раз она, обыкновенная пчелка, решила стать Маткой, то ее тоже должны кормить в улье.
Пчелка подходила к кормилицам, просительно вытягивая хоботок, не думая о том, что настоящая Матка никогда бы так не унизилась. Но кормилицы не только не давали ей нектару, а презрительно отворачивались от нее, как от попрошайки не желающей работать.
«Да я и без них знаю, где корм лежит...» — обидевшись, подумала пчелка.
Теперь она по нескольку раз в день наведывалась в кладовую, на верхние этажи рамок, где хранился мед. Досыта набивала им зобик и медленно прохаживалась по сотам, заглядывая в пустые ячейки. Пока она не пыталась откладывать яички — червить, потому что не чувствовала в себе силы для этого.
Скоро произошло то, чего она так хотела — работницы начали сопровождать ее в походах по улью. Пришла пора червить, решила пчелка. В пустые ячейки на сотах она стала откладывать яички величиной с игольное ушко. Она все делала также, как настоящая Матка. Вначале она заглядывала в ячейку и, убедившись, что в ней никого нет, опускала туда брюшко и замирала. Яичко ложилось на дно, а пчелка вытаскивала брюшко из ячейки и шла дальше.
Это была трудная, утомительная работа. Пчелка так уставала за день, что к вечеру еле передвигалась.
Пчелы теперь давали ей много корма, чтобы она не похудела и не перестала червить. Отдохнув за ночь, утром она снова червила и была чрезвычайно довольна собой. Еще бы, ведь она одна додумалась стать Маткой, чтобы спасти свой род. И мечта эта осуществлялась, казалось ей, как нельзя лучше: из яичек, отложенных первыми, появились личинки. Пчелы-кормилицы стали кормить их молочком и личинки превратились уже в куколок. Скоро из них выйдут молодые пчелы, думала Пчелка, и станут собирать нектар.
3
Однажды пчеловод решил осмотреть голубой улей. Снял с него крышку, подышал кисловатым дымом из дымаря на рамки, густо облепленные пчелами. Понюхав дыма, пчелы спешили наполнить свои зобики медом. А с полными зобиками, вели себя послушно, не злились, не пытались пчеловода ужалить.
Все соты были усеяны белыми пористыми крышечками. В ячейках под этими крышечками росла пчелиная детва, превращаясь из куколок в молодых пчел. Но пчеловод был опытный, и тому, что он сейчас увидел, не обрадовался, а сразу насторожился, потому что все белые крышечки как бы выпирали из сотов, возвышались над ними. Из таких ячеек-колыбелек рождаются лишь трутни, которые не только мед не собирают, но даже сами себя прокормить не могут.
«Проглядел, — с горечью думал пчеловод, — завелась Матка-трутовка. Вот горе-то пчелиное. Вот горе-то!..»
...А трутовка червила без передышки. Даже кислый, едкий дым, густым облаком проплывший по улью, не отвлек ее от дела, в пользе которого она была так уверена.
На самом же деле было ужасно то, что она делала. Она бессознательно губила весь свой род в голубом улье, давая жизнь только трутням. Настоящей Маткой, которая дает жизнь тысячам пчел-работниц и немногим трутням, она никогда не могла стать. Против этого была сама природа.
Вдруг какая-то сила оторвала трутовку от сота, в котором она откладывала яички.
Падая вместе с другими пчелами на белую простыню, расстеленную на лужайке пчеловодом, она впервые почувствовала свою беспомощность. Все пчелы-работницы сразу поднялись и улетели в свой домик, а отяжелевшая и разжиревшая от обильной еды пчела-трутовка взлететь не смогла.
Пчеловод тотчас принес и подсадил в голубой улей новую настоящую матку. С этой минуты пчелиное горе в голубом улье пошло на убыль.