Мама говорит, что нельзя проявлять непочтение к старшим. Поэтому на первые три дня рождественских каникул я еду к тете Мэйпл, которая мне не совсем тетя, а скорее какая-то двоюродная бабушка. Но мама говорит, что мы ее единственные родственники, и вообще она любит детей, так что... Так что мне приходится вместо того, чтоб играть с друзьями, тащиться на поезде в эту крошечную деревушку, где живут такие же, как тетя Мэйпл, одинокие старушки.
Тетя была вдовой, а ее единственный сын погиб задолго до того, как я родился. Конечно, мне порой становилось неуютно, когда я думал о ее огромном, холодном и старом доме, как она сидит у камина, вышивая моей сестричке Джейн очередную блузочку. Но все равно было невероятно тоскливо садиться в поезд, махать маме рукой и делать вид, что я счастлив.
- Джереми, иногда долг исполнять очень тяжело и неприятно, - говорила мама. - Но поверь мне, если ты его не выполнишь, тебе будет намного хуже.
И все равно я оттянул отъезд на два дня, преувеличивая небольшой кашель, что я подхватил в школе. Хорошо маме говорить о долге! Скукота... Даже на замечательных лошадях тети Мэйпл покататься не выйдет, в такую-то слякоть. Две ее лошади, Сапфир и Шелковый, бывшие призеры на скачках, были единственным, что мирило меня с необходимостью проведовать тетю. Кроме долга, о котором не забывала напомнить мама.
На станции меня, как обычно, встречала миссис Хейл, экономка, но сегодня она выглядела какой-то странной.
- Ох, мистер Джереми! Умерла ваша тетя! Сегодня ночью и умерла!
Я стоял посреди вокзала, опустив сумку на мокрую землю. Миссис Хейл всхлипывала, а у меня все вертелось в голова "два дня! это проклятые два дня!".
Я больше не должен был приезжать на каникулы, мерзнуть в большом доме, слушать рассказы тети о ее дорогом Ричарде.
Но я не выполнил свой долг. Мама права, никакая скука не могла быть хуже того, что я чувствовал сейчас, когда не успел проститься со старой, занудной, одинокой тетей.
Под вечер приехали папа и мама, помогать с похоронами. Никто не сказал мне ни слова про проклятые два дня. Когда тетин нотариус прочитал завещание, у меня запершило в горле.
"Сапфир и Шелковый завещаются моему дорогому Джереми, с благодарностью и любовью."
- Я не могу их принять! - с каким-то ужасом доказывал я вечером маме. - Не могу!
- Возьми, Джереми, - твердо сказала мама. - Мы найдем конюшню. Это тоже твой долг, как по отношению к ним, так и к памяти тети Мейпл.
Мне почему-то стало легче. Но до самой старости самыми страшными словами для меня были "два дня".