...Граф думал некоторое время, -
- «Женщина – сказка. Это только для единого мужа. Она не общественная супруга раута. Значит кто-то или определённые круги, заинтересованы в её неопределённости в положении при рауте. Как кукла, как красивая игрушка с которой можно играть, делая красивые жесты при публике. Девочка глупышка. То что я понимаю единственное, что дело не в ней, а в тех кто постоянно вносит какую-то сумятицу, неопределённость. Мужчина должен приносить порядок в мир и тут нет не единого мужчины, кто стукнул бы кулаком по столу и навёл порядок».
Мишель думал о чём-то своём, -
- «Она не невеста выданье. Она же тут - человек. И тут грех делать руками и умами старых, так сказать, новую расу и её положение и что это такое. Это как родители, а она ребёнок. И вот, её все начинают поучать какой ей надо быть. Как бы стараясь вогнать новое в старые рамки. Но что это новое? Состояние её матки? Интуиция? Психика? Причём тут этикет. У неё есть по крайней мере три исходные, это я, Симона Депардо и кузина Аделаида. Но ещё и отец маркиз в закрытой прогрессии души. И вот три точки её формируют и она выходит в свет. Какие тут претензии к ней как к деве? Я не дворянин чтоб говорить о каких-то критериях, но одно понятно, что к ней относятся ни как к деве. А вот кого из неё выдумали, тут и чёрт, как говорят, ногу сломит, чтоб понять? Всё это это линии судеб проходящие через неё, но она не диспетчер на перекрёстке судеб. Мне кажется, что просто старое пытаются перелепить на новый лад, вот тому она им и нужна. И как противостояние Симоне. Бог мой, Симона и революция!? Сколько мне приходилось утешать её бешенство. Её раскручивают в свете именно такой, бешеной революционеркой, не давая стабилизироваться как нормальной деве. Сколько её трясло и било, я только знаю и Аделаида. Она не выносит это на показ, стараясь сохранить статус конституции дворянки. Так же и Изабель – вся её прелесть, очарование, краса, трогательность, сказочность и прочее – это только защитная реакция девочки ребёнка в обществе монстров. Это её единственный щит. Какие там мужи, какие кавалеры, какой двор? Мне кажется это финансовая олигархия трясёт дворян, зная их слабые места, а те вместо защиты, вцепились в неё как утопающий в соломинку. Она не должна потерять любовь данную ей от бога и я не позволю такого допустить. Как и то, чтобы Симону превратить в стерву. Я не знаю что такое этикет двора, но это отрава и яд для души. Это какая-то бредовая политика сатаны приносимая изнутри родов. Вот где все черти и водятся. Кто-то запирает рода дворян внутри своих ракушек и запускает туда дух кошмара, манию измены и преследования, что они и выносят в свет, прикрывая это ширмой благородной озабоченности. У девчонок очень чувствительные души и это их беда».
Граф встал и сердито скрестил руки на груди, это проблемы двора, которые и бьют девчонок, и Мишель тут ни причём и ничем не может помочь. Но что, убрать её из раута? Закрыть от всех и вся, чтоб спасти в чистоте духа? Это ещё хуже. Она доверчивый ребёнок. Она не может уйти из двора. Может делать новый двор? А что, дать этому капралу пехоты титул маркиза!? И всем кто верен рауту, а не своим личным шкурам. Новому двору надо лет двести чтобы созреть. А Симона? Её тоже спасать надо! Да, мало тут бронетранспортёры катались по улицам! Но в принципе что может сделать и армия, против внутренних устоев родов дворян? Мишель встал тоже и прошёлся к Изабель и обнял её за пояс требовательно, заглядывая в глаза и она покорно уронила ему голову на грудь и вздохнула. Граф подошёл тоже и стал её утешать поглаживая по плечу и волосам.
- «Граф! Надо донимать корону! Это мне кажется единственный выход. Отделить корону от политической власти. Возродить чисто королевскую власть. У короны будет свой народ и дворы. Пусть хоть десять процентов населения Франции, этого короне хватит с лихвой. Политическая власть остаётся править только материальной стороной Франции, а корона духовной включая духовные ценности нации. И теми дворами, что будут оправдывать своё положение при короне. Я подниму народ. Остальное дело за вами. Народ уж поднимет корону, а дворы должны её закрепить. Тогда дворы будут иметь щит от политической и финансовой олигархии, а народ станет гарантом короны и двора. Это только укрепит Францию. Можно создать всё, королевскую армию, королевскую валюту и банки. Королевскую юстицию, включая защиту этикета двора. Королевскую науку под началом профессора Антори, королевскую богему из именитых художников, музыкантов и прочей творческой элиты, что воспевают славу духовным ценностям. Правительство станет курировать лишь материальные ценности нации. Эти две власти могут быть только параллельны, но иметь посредников типа менеджеров или продюссеров. Меценатов и религии. Мистику надо официально объявить бредом и ловушкой сатаны. И если будут мистические секты они должны регистрироваться при религии, оправдывая свой здоровый и чистый дух. Я не знаю, но народ должен быть чист и значит в противостоянии аристократии. Демократия сюда не подходит. Демократия может остаться только у политической власти. Статус короны сможет получить любой человек, если его только удержит, скажем в течении года и оправдает себя на деле. Вот тогда как и в старь, корона сможет присуждать титулы тем передовым лидерам народа, что будут держать власть короны и способствовать очищению духа в массах населения. Надо делать что-то решительное, а эти мелкие акции, только активируют вокруг нас силы противника, тех кому богатство дороже чести рода и нации», - Мишель прочёл весь этот манифест как что-то обыденное и привычное, не выходящее ни за какие рамки нормативов общества. И граф застыл вопросительно глядя на Мишеля.
- «Я подниму народ и он сделает первую часть, платформу для короны. Потом будет решать сама корона. И только тогда вступите в активность вы, как лидер и силы королевского двора Франции. Народ будет держать платформу, а значит и для вас. Вам не надо будет бояться споткнуться и упасть», - завершил свою оду Мишель и добавил для резону, - «Иначе у олигархии куда больше шансов раскручивать моду, бизнес, науку и технику, политику и капиталы на таких как Изабель Лепрассанж и Симона Депардо. Решайтесь граф! Я жду вашего слова!».
Граф отнял Изабель у Мишеля и обнял её, -
- «Мой ангел! Мой беззащитный ребёнок. Моё сокровище. Я как муж клянусь, что защищу тебя и твою прекрасную душу от всех монстров. Я защищу твою любовь данную тебе от бога!», и затем он обернулся к Мишелю, - «Я еду к короне Франции! Дай знать когда поднимешь волну!», и поцеловав Изабель в губы, граф решительно ушёл в сторону имения. Мишель проводил его глазами и вздохнул, - - «Когда-когда!? Сейчас!», - сказал он про себя.
И поцеловав, укрепляющим дух, поцелуем Изабель, ушёл тоже.
Сначала волна стала подниматься по провинциям, ибо большие города носили более политический дух. Уже на второй день прибыл обеспокоенный консул от двора Её Величества, барон Сампанж до дома Мишеля и он встретился с ним в салоне консульского лимузина.
- «Волна уже пошла. Ждите результатов. Или вы не верите в благородность народа?», - спокойно ответил Мишель, барону.
- «Но это всё как-то как снег на голову...», - растеряно начал барон, но Мишель так же спокойно и уверенно его перебил, - «Если бы мы стали к этому заранее и основательно готовиться, то больше половины самых опасных врагов оказалось бы в нашем лагере, изображая из себя рьяных поборников короны. И чем мы дольше готовились бы, тем меньше шансов было бы на успешное начало. И чем дольше готовились бы мы, тем дольше стали бы откладывать начало акции, решая мелкие нюансы и проблемы, которые в сути ничего сами по себе не решают. И это дух короны!? Корона – должна сказать одно слово, как указ и стукнуть кулаком по столу. Вот тогда весь народ станет уважать корону. И пусть потом гадают сотни жрецов и толкователей, что сказала корона! Всё, я больше ни хочу слышать никаких отговорок и нюансов. Я простой селянин. Иначе вы не представитель короны и короны у Франции нету», и Мишель вышел из салона лимузина. Барон так растерянный и уехал назад во дворец короля.
Ирина добралась до Воронежа окольными путями, предполагая слежку. И первым делом искусно переоблачившись стала обходить всех своих молодых дружков и подруг на которых ещё в кокой-то мере могла полагаться. Потом она ездила в Саратов в центр реаниматологии и проследила за операцией реанимации лица у Игоря. Она встретилась с ним во дворе института реанимации типа летнего сада со скамейками дорожками и даже малыми чашами фонтанов. Но прежде проверила хвосты. Лицо у Игоря уже приобрело более-менее здоровый оттенок и вид хотя были ещё красноватые участки кожи. Но она не стала обращать на такие нюансы внимания и первым делом поцеловала его в губы проверяя его состояние духа и он как мог ответил на поцелуй.
- «Вот как всё вышло из-за меня. Ты пострадал за идею. Но я своих бойцов не бросаю в беде. И не отрекаюсь от них. Ты моё воронежское солнышко. И всё теперь будет в порядке, назло всем врагам. Я уже решила проблему, как тебя устроить в городе, чтобы таких нюансов не повторилось. Мужайся Игорь, - ты живёшь в России. И скоро ты поймёшь как ты мелко плавал со своей натурой и талантом. Это боевое крещение должно тебя сделать только крепче духом и верой. Держись парень, у меня бонапартовские планы», - сказала она после затяжного поцелуя и Игорь был готов воротить горы ради неё.