Работал я как-то в одной из средиземноморских стран, делал своe дело и чтобы ускорить финал (уж очень надоело сидеть в этой глянцево-туристической стране), пошел на риск, тогда на мой взгляд вполне оправданный. Конечно, заранее всё, что нарыл заложил в тайники, продублировал и отослал. Но плохие ребята меня вычислили, сели на хвост и перекрыли кислород да так, что мне даже на улицу было опасно нос высунуть. Об отходе из страны цивилизованным способом, т.е. на поезде, самолете или авто, и речи быть не могло. Граница была перекрыта и заперта намертво, во всяком случае для меня. Ну и с хаты надо было валить, как только - так сразу, потому что она тоже была уже хорошо засвечена.
Среда, вечер, часов 8. Понял я, что надо валить немедленно, а то очень скоро раздастся настойчивый стук в дверь, хотя могут войти и без стука и потом придется долго и нудно, может даже несколько лет, объясняться с плохими ребятами - что, как и зачем я в этой стране делал. Ну что же? Раз надо, так надо – валим и немедленно. А контроли мои были назначены как раз на каждую среду, в полдень, когда перед гостиницей Хилтон, что напротив скверика с фонтаном, должен стоять наш человек со спортивной сумкой фирмы "Ля Кок Спортиф". Если у меня все нормально, то я просто прохожу мимо, а если нужна помощь, то я, как бы нечаянно, роняю недокуренную сигарету на асфальт, потом растерянно ее поднимаю и ищу урну, куда ее бросить. Все это означало, что мне надо было где-то, как минимум неделю, отсидеться, чтобы дожить до следующей среды.
Объясню, что значит, когда тебя берут в клещи и садятся на хвост, а со мной так и произошло. Это когда всем полицейским в городе розданы твои фотографии, когда по городу, на машинах и без, рыщут сотни штатских знающих тебя в лицо, а по телевизору каждые полчаса показывают твою физиономию и говорят, что из тюрьмы сбежал особо опасный преступник.
Побросал я тогда в сумку самое необходимое и ушел из дому, где прожил последние пару лет, где было тепло и уютно, где в воздухе ещё витал аромат женщины, которая скрашивала мои дни все это время. Ушел, захлопнув дверь, и не оглянулся даже. А смысл-то? Что было, то было... и спасибо, что было, но на этом все, точка.
Шел я так, под подленьким осенним дождичком поздним вечером с маленькой сумкой в руках и думал, куда же деть мне мою грешную душу, да и тело тоже. Боковым зрением заметил, что в кустах промелькнула тень и что-то зашевелилось. Делаю вид, что все в порядке, а сам думаю - ну все копец, как и водится, подкрался незаметно. Рука машинально полезла в карман, Глок был на месте, хотя стрелять смысла не было, все равно их больше, только ухудшу свое положение... Из кустов вышло нечто одетое, как мне с перепугу показалось, в защитку. На проверку оказалось, что из кустов на четвереньках выполз в дупель пьяный бомж, который, помотав головой по сторонам, не раздумывая, направился ко мне клянчить сигареты и деньги...
И в который раз не подвела меня опять, совсем незаслуженная мною – госпожа Удача. Это она мне советовала сейчас и здесь, как и где продержаться неделю, а может и больше – кричала мне в ухо, что надобно стать бомжиком. Среди этого брата уж точно искать не будут. Угостив сигаретой и обняв, чтобы придать ему некоторую устойчивость, ставшего таким дорогим моему сердцу бомжика, я медленно побрел с ним вниз, по выложенной пару тысяч лет назад булыжником улочке, мимо видавших виды и знавших разные истории домов и построек, в направлении порта...
Мой новый знакомый, а звали его Бобо, оказался бесценным проводником. Благодаря ему, мы без проблем пролезали через заранее проделанные в заборах лазы и отверстия, проходные дворы и старые развалины... минуя таким образом столь нежелательную охрану порта и другие полицейские кордоны. Так мы пришли в один из давно заброшенных портовых ангаров на дальнем причале, где мирно сидели вокруг костра еще несколько людей с не совсем понятной, благодаря их одеяниям и внешнему виду, половой принадлежностью.
- Длинной вереницей потянулись дни и ночи. Прошла неделя. Теперь во мне трудно было узнать того прежнего холеного и сияющего мужчину, который как минимум два раза в день принимал душ и менял белье, ходил на званные ужины и приемы.
...Питались мы в основном объедками из большого мусорного контейнера, расположенного метрах в двухстах от нашего жилья. Туда каждое утро, часам к 9-и, привозили новую партию мусора и пищевых отходов со всего порта, на которую немедленно набрасывались все обитатели близлежащих ангаров и картонных коробок, чтобы урвать себе что-нибудь свеженькое и не очень вонючее. С этой же целью я пару дней назад раздобыл себе отличную коробку из-под холодильника фирмы Сименс, которую и превратил в свое жилье и расположился в ней с относительным комфортом и поближе к мусорному контейнеру. Теперь, если мне везло с утра, я мог раздобыть пару не совсем сгнивших яблок или апельсинов или слегка позеленевшую от плесени, но вполне съедобную краюху черствого хлеба, что по меркам моих соседей, надеюсь временных, было большой удачей. А иногда попадались даже такие деликатесы, как немного позеленевший кашкавал или недоеденная крысами салями... но так везло далеко не всегда...
Очередная среда. С одним из таких же бомжей, как и я, звали его кажется Эдди, хотя какая разница как его звали... мы направились в город под предлогом пошляться немного и поклянчить у людей с лучшей судьбой немного денег или сигарет... Бумажник с кредитками, водительскими правами и другими документами, удостоверяющими мою личность, я сжег еще в первый день моего бомжевания; ту немногую наличность, которая оказалась у меня в кармане, когда я покидал дом, давно выклянчили, а остаток стащили мои новые друзья и соседи...
Подходим к Хилтону ровно к 12-и часам. Смотрю на вход. Моего связного нет. Делаем круг по бульвару и располагаемся под фонтаном прямо напротив центрального входа. Еще 15 минут - никого. Пора делать ноги, а то швейцар уже пару раз подозрительно косился на нас, подумывая, а не позвать ли полицую, чтобы прогнать этих двух грязных, гадко пахнущих с небритыми рожами бомжей, которые только портят вид этого яркого, веселого и праздничного города, кишащего полуголо-загарелыми стадами туповато-счастливых туристов.
Итак, моего человека нет на месте. Это может означать две вещи. Или его тоже каким-то образом расшифровали и взяли, или что-то случилось у нас в руководстве. В любом случае, деваться мне некуда, пора возвращаться в свою коробку из-под холодильника и ждать, ждать и еще раз ждать. Так нас учили, так мы делали, и так мы будем делать в надежде на то, что нас не забудут и рано или поздно (лучше рано), вытащат отсюда.
Вернувшись в порт, я обнаружил, что за время моего отсутствия из-за моего жилья разгорелась нешуточная драка между двумя существами, претендующими одновременно на, как им казалось, уже брошенное жилье. Ну, я им быстро объяснил, кто является законным хозяином этого апартамента, и они быстро ретировались, вытирая и размазывая по лицу сопли вперемешку с собственной кровью. В таких и подобных, милых моему сердцу эпизодах, прошла еще неделя. Иногда бывали перебои с продуктами и приходилось довольствоваться немного пахнущей тиной вперемешку с соляркой, водицей в избытке скапливающейся и тихо гниющей в пустых топливных бочках, разбросанных по всему причалу. Наверное, питаясь этой гадостью, я подхватил какую-то заразу и не заметил как постепенно, то ли от общей слабости, то ли от болезни, перестал вылезать из своей коробки. Соседи, заметив это, приносили мне иногда немного еды или воды, но я на все это смотрел как бы со стороны и все время пытался что-то вспомнить. Какая-то назойливая, короткая мысль не давала мне забыться совсем и уплыть на убаюкивающих волнах голодных галлюцинаций и никотиновых головокружений туда, откуда обычно не возвращаются... Благодаря усилиям моей новой знакомой, живущей в соседней коробке, которая воспылала чувствами ко мне после того как отдал ей немного подгнившее яблоко, я начал потихоньку воспринимать окружающую меня реальность.
Наконец я вспомнил про среду, но уже была суббота, так что я, находясь в своем сомнамбулическом состоянии, пропустил еще одну или может и не одну встречу. Дело шло на поправку. Я уже мог самостоятельно вылазить из своего ящика и немного ходить по причалу.
Шла очередная неделя моей бомжёвой жизни. Бродя по городу, по одному мне понятным признакам, я понимал, что давление и попытки найти меня совершенно не ослабли. Успокаивало одно, что даже если бы я столкнулся лицом к лицу с теми, кто так жаждал встречи со мной, с теми, с кем я всего месяц назад сиживал в шикарных ресторанах с алой гвоздикой в петлице смокинга, с хрустальным фужером Вдовы Клико и дымя короткой, ароматной Коибой... они никогда бы не признали в этом грязном, худом как скелет, вонючем, обросшем бомже того, за кем вот уже несколько недель охотилась вся полиция и контрразведка этой страны, чутко направляемая и контролируемая бессменным куратором в лице ЦРУ.
Настала, не знаю какая уже по счету, очередная среда. 12 часов дня, Хилтон, бреду, покачиваясь от голода и холода, уже совершенно машинально и ни на что не надеясь, мимо парадного входа, тупо и безнадежно глядя себе под ноги в надежде найти окурок или если даст бог монетку, что-то бормоча себе под нос... мелькает чья-то красивая обувь, вот женские босоножки на каблуках, вот резиновые шлепанцы, ноги, обувь, ботинки, ноги, ноги...
И вдруг что-то меня насторожило. Сначала я даже не понял что? Я остановился. Оказалось, я уже миновал контрольную точку. Медленно повернулся и взглянул назад. Там у вертящихся дверей вестибюля отеля Хилтон стоял со спортивной сумкой "Ля Кок Спортиф" ни кто-нибудь, а мой близкий и хороший друг по академии в Ясенево, Коля Бережной и внимательно вглядывался в толпу, проходящую мимо. Ну что же, пронеслось в голове, если и он меня не признал, то хрен вам в руки, господа хорошие. Не угнаться вам за Дельфином, опять я уплыл от вас, не смогли вы и на этот раз обыграть меня. Медленно трясущимися руками достаю из того, что когда-то было карманом, окурок. Так же медленно чиркаю единственной спичкой, припасенной заранее именно для этого случая, и прикуриваю. Иду обратно и внимательно слежу за Колькиным взглядом. Вижу, как попадаю в поле его зрения. Лишь на секунду изучающий взгляд останавливается на моем лице и совершенно спокойно скользит дальше, не узнал... потом что-то происходит. Взгляд его замирает и медленно возвращается ко мне. Он пристально смотрит на меня, и я замечаю, как он начинает часто моргать от наворачивающихся на глазах слез. Странно, но, то же самое происходит и со мной. Наконец я роняю изо рта непогасшую сигарету, наклоняюсь и поднимаю ее в поисках спасительной урны. Урна недалеко. Я направляюсь к ней и как профессиональный бомж, тут же начинаю изучать ее содержимое. На глаза попадается почти целая пачка Кента. Кажется, эти сигареты я курил когда-то, в той, другой жизни. Беру ее и пошатываясь бреду вниз по улице в направлении порта. Отойдя на приличное расстояние от Хилтона, открываю пачку- там записка с подробной инструкцией, куда идти. Через полчаса прогулки по городу нахожу указанный в записке адрес. Поднимаюсь, звоню, дверь открывает Николай и затаскивает меня вовнутрь. Тут, видать от избытка чувств или от недоедания, я теряю сознание. Теперь я могу себе это позволить. Все, теперь я дома...
Остальное, как говорится, было делом техники. Процесс моего вывоза из страны происходит по заранее отработанному до мельчайших деталей плану. Меня, конечно, накачали витаминами, вымыли, постригли и побрили, а также переодели. Кушать сначала много не давали. Как оказалось, бомжевал я почти два месяца. Потерял за это время около 25 кг. и сразу наверстывать потерянное врачи не разрешали. Поэтому питали меня пока только супчиками, которые с удовольствием готовила для меня зеленоглазая гетера неопределенного возраста, по совместительству связная нашего центра. Коля меня сфотографировал. В назначенный день, в назначенном порту с шикарного туристического лайнера сошел на берег для 5-и часовой прогулки по городу человек в клетчатой кепке и такой же куртке, больших солнечных очках и с фотоаппаратом через левое плечо. Во время прогулки он зашел в магазин мужской одежды, взял что-то примерить и направился во вторую слева кабинку. Там он отдал мне кепку, очки, фотоаппарат и куртку, в кармане которой лежит паспорт сошедшей на берег клечатой кепки. Переодевшись, я вышел из магазина и побрел дальше. В тени каштана расположилась маленькая кафешка. Сажусь и заказываю пива, отпив пол пинты ощущаю, как живительная влага наполняет силами и радостью мое потрепанное тело. Пытаюсь закурить, оказывается, у меня нет зажигалки. Спрашиваю у парня за соседним столиком. Он услужливо подносит мне зажигалку и интересуется, буду ли я читать газету, оставленную кем-то на моем столе. Я отвечаю ему любезностью на любезность и отдаю газету. Он встает, раскланивается и уходит, унося в газете паспорт из клетчатой куртки. Через час в туалете маленького колоритного расторанчика, расположенного у самого моря, мне передают тот же паспорт, но уже с мастерски вклеенной туда моей физиономией. А через пару часов я поднимаюсь с этим паспортом на борт шикарного лайнера, который уносит меня далеко-далеко от этой красивой и необычной страны, где я мог навечно пополнить славную плеяду припортовых бомжей.
Колька, конечно, сопровождал меня всю дорогу и постепенно рассказывал мне обо всем, что происходило в конторе за последние два месяца, когда поставленная на уши наша агентура безрезультатно искала меня и пыталась понять, что же все-таки произошло.
Сергей Зверев
Лос Анджелeс
Февраль, 2010,