У цели

Виктор Зорин
Трофимыч уже подходил к командирской хате, когда ему навстречу выбежала чёрно-белая собачка. Это была ещё одна местная достопримечательность: лохматая, низенькая, с острой лисьей мордочкой, всегда дружелюбная и, что удивительно – молчаливая: никто не слышал, чтобы она лаяла или скулила. Собаку звали…Каштанка. И это нелепое имя ей очень подходило: Каштанка была подвижная и весёлая. Когда солдаты угощали её, она могла подолгу ходить на задних лапках вслед за лакомством, развлекая счастливых зрителей.
    Каштанкой её прозвали, конечно, русские. Хозяин хаты рассказывал, что первый раз увидел собачонку в тот день, когда в село прибыла часть полковника Налимова.
Каштанка почему-то сразу признала Налимова за командира и встречала каждого, у кого было дело к полковнику, возле дома. Ночевала она где-то на задворках обширного хозяйского сада. А ещё: у неё были умные и трогательные чёрные глаза.
Про таких Каштанок и говорят: « Всё понимает, но молчит».
   - Что ж мне тебе дать, голуба? – смешался перед собачкой Трофимыч. Конечно, ему некогда было вспоминать о Каштанке в окопах, но, встретив её, увидев перепачканные маленькие лапки, почему-то стало совестно.
  - Погодь, я у Сидорова попрошу, - пообещал новый вестовой и шагнул в хату.

   В каждой военной части есть свои личности. Рядовой Сидоров был личностью, известной на весь полк.
   Во-первых, он хромал, поскольку уродился на свет с ногами разной длины.
Во-вторых, когда началась война, он, не подлежавший призыву, пришёл на сборный пункт в патриотическом порыве и потребовал, чтобы его непременно послали на фронт. Разные чины пытались вежливо и не очень объяснить «русскому патриоту», как он сам себя называл, что России нужны здоровые, не хромые рекруты. Этим его только раззадорили, и Сидоров стал докучать каким-то высоким господам из военного ведомства. Благо был он уроженцем Санкт-Петербурга, а высоких господ в столице – пруд пруди.
    Так он им, в конце концов, надоел, что его-таки послали в «действующую армию». Поначалу наивные служаки решили пристроить неистового Сидорова санитаром в госпиталь. Но он продолжал мучить офицеров требованиями
«послать его на настоящий фронт, а не мариновать в госпитале», который по тем временам уже именовался петроградским. При всём при том, к чести рядового Сидорова, он исправно исполнял тяжёлую и грязную работу санитара, но усталость не сказывалась на его боевом настрое.
    Начальник госпиталя в один из счастливейших дней своей жизни повстречал на улицах большого города своего земляка - капитана Налимова, который в столице осматривал пополнение. После вежливых воспоминаний начальнику удалось умолить Налимова забрать рядового Сидорова из мирного госпиталя в действующую армию. Капитан, в общем-то, не нуждался в хромом русском патриоте Сидорове, но, узнав, что рядовой был на редкость работоспособным, решил пристроить его к своему хозяйству.
    С тех пор рядовой Сидоров бессменно сопровождал Налимова на протяжении всей войны, радуясь новым чинам командира и ничего не испрашивая для себя.
Так волею судеб нестроевой рядовой оказался в бессарабской деревушке с невыговариваемым названием, ближе к концу похожему на «подишь ты!». Он нёс службу в просторных сенях, сидя на лавке и опираясь на винтовку с примкнутым штыком.  С появлявшимися в хате  солдатами и унтерами Сидоров разговаривал строго, невзирая на чины, что страшно злило одних и смешило других.
   За время затянувшейся войны Сидоров успел отрастить пышные «фельдфебельские» усы. В своей необыкновенной жизни  русский патриот Сидоров,  по-настоящему, любил только свою боевую должность, полковника Налимова и роскошные усы, которым бы позавидовали Вильгельм и Франц-Иосиф вместе взятые.

      Трофимыч вошёл в небольшую горенку и тщательно вытер ополоснутые в ближайшей луже сапоги. Потом проверил ладонью кокарду (чтоб – посерединке!) и толкнул дверь в сени.
Сидоров сидел на ближайшей к двери лавке со  своей снаряжённой винтовкой. Пока дверь открывалась, он успел вскочить и сделать шаг навстречу Трофимычу со штыком наперевес. Конечно же, он узнал Трофимыча, но отреагировал, как «рядовой Сидоров на посту»:
  -   Фамилия? Звание? По какой надобности? – и для острастки пристукнул об пол прикладом винтовки.
  -   Ефрейтор Синельников с донесением для его высокоблагородия! – отрапортовал Трофимыч, не подавая вида, но от души забавляясь ситуацией.
 Нечего и говорить, что знаменитые усы Сидорова притягивали взгляд собеседника и очаровывали его величиной и величием. Но Сидоров всегда был слишком занят, чтобы обращать на это внимание. Он уже потерял интерес к новому вестовому, бросив: «Ждать здесь!», и чётко отстучался в дверь «кабинета».

       Тусклыми стёклышками завертелся казённый калейдоскоп. Сидоров довольно быстро вышел и велел Трофимычу заходить на доклад к «его высокоблагородию».
Полковник Налимов после доклада не забыл спросить, куда делся вестовой Летов, но эмоции при Трофимыче не выдал. Капитан Семицветов, как всегда порывистый, двигался вокруг докладывавшего, всматривался в него, чем очень отвлекал от нужных, давно проговорённых по дороге, мыслей. Выслушали и выслали Трофимыча обратно в сени: посовещаться.
        Сидоров хмуро поглядывал на вестового с неизменной винтовкой у колена, словно охранял его. А Трофимыч присел и рассматривал белые стены хаты, - непривычные после бревенчатых сеней в доме у тестя. Совещались недолго.
Вызвали в комнату, вручили пакет, сказали напутствие и – марш наружу. Только опять мешал пристальный взгляд неуёмного Семицветова, кругохождение с подниманием ветра.
Трофимыч вышел и шагнул к угрюмому Сидорову:
         - Друг Сидоров! Дай, мил человек, горбушку или косточку для Каштанки. Жалко зверюшку.
Не знал Василий Трофимович, как суровый рядовой к этому отнесётся, и удивился, когда тот живо поднялся и потопал в сторону кухни со словами:
        - Никого не пускать! Не отлучаться!
         Уже с крыльца  Трофимыч сразу выглядел летящий чёрно-белый комочек и щедро вывалил в миску у стены подарки от Сидорова - свиные косточки. Каштанка принялась грызть, закатывая от удовольствия глаза, а благодетель, не смея задерживаться, заторопился вдоль луж в обратный путь. Почти сразу за ним из хаты вылетел Семицветов, вскочил на привязанного во дворе коня, и, разбрызгивая грязь, поскакал в сторону батареи.