Кровь… Она пахла так странно… В тот первый раз… Как-то по-особенному… Позже ее запах не был так необъяснимо нежен. Я помню этот момент четко и ясно, словно произошло все только минуту назад. Был вечер. Мы с сестренкой сидели на полу в кухне и складывали слова из кубиков. Мне было семь, сестре три. Я старательно строил из себя взрослого и с серьезным видом на лице негромко ее подбадривал: ну-ну, так-так, подумай еще. Разноцветные кубики из трех коробок выстраивались в незамысловатые слова: мама, море, небо. К слову сказать, у нее очень неплохо получалось. Сестренка ликовала и хлопала в ладоши. Мама за нашими спинами шинковала овощи на большой деревянной доске. Неожиданно она ойкнула и всплеснула рукой. Пара алых капель упала в метре от моего колена. И в этот самый миг я почувствовал запах крови. Такой терпковато-сладковатый. Не сравнимый ни с чем. Я взглянул в глаза матери. В них читался панический страх. И это меня приворожило. Позже я прокручивал в голове не раз цепочку данного события: порез, боль, кровь, страх. «Почему страх? – думал я. – Каковы причины этого страха? Все уже позади. Боль уже не столь яркая. Но страх продолжает усиливаться. Он растет еще несколько минут. Потом бесследно исчезает. В чем же загадка?» Этот вопрос стал моим вечным спутником. Именно в тот день я нашел смысл своей жизни: узнать причины страха, разгадать эту загадку.
***
Я дремал, когда до моего слуха донесся негромкий напуганный девичий голос. Слегка приоткрыв глаза, я увидел маленькую девушку, обнимавшую саму себя за плечи, сжимавшую слабыми ладошками себя с двух сторон. Создавалось впечатление, что ей очень холодно в эту душную летнюю ночь. Голубые глаза были широко распахнуты, рот слегка приоткрыт и пухлые губы подрагивали. Я мог и не поворачивать голову, чтобы понять куда она смотрит, но я повернул. Привязанный к специальному стулу, ножки которого были вкопаны в землю, сидел мужик с окровавленной харей, располосованной грудью и кровоточащими ногами. Девушка во все глаза смотрела на него, желая отвернуться и не имея возможности отвести взгляда. Забавный казус психологии человека. Чужая боль в большинстве вызывает ужас и отвращение, но одновременно притягивает взгляд, как магнитом, не давая возможности отвернуться. Мне стало скучно и я снова прикрыл глаза, и снова стал проваливаться в тягучую дрему под негромкий лепет перепуганной девицы. Зачем она была здесь и что от нее требовалось, меня не заинтересовало.
Сколько я находился в состоянии полудремы, я не могу сказать, но в какой-то момент меня выдернуло из объятий сна странное ощущение, будто на меня пристально смотрят. Изучающе, с интересом. Я вновь едва приоткрыл глаза. Девушка все еще сжимала судорожно свои предплечья, но ее взгляд поменялся кардинально. Она сверлила своим голубым взором меня насквозь. Я мог бы поклясться, что она стремилась заглянуть мне в душу. Я усмехнулся. Как-то так наивно по-детски. Совершенно без причины. Просто меня это отчего-то развеселило. Девушка медленно стала приближаться. Ее шаги были неспешными, короткими, даже слегка порывистыми. А вот страх ее испарился совершенно. Исчез ужас, исчезло оцепенение. Осталось одно любопытство. Такое невинно-наивное, как у трехлетнего ребенка, который впервые увидел змею. И не знает ребенок ничего о том, что змея эта может укусить и укус этот будет смертельным. Ребенок не может бояться того, что видит впервые. У него нет опыта страха. Он бесстрашен. И такого ребенка ни одна змея не укусит. Просто потому, что этот самый ребенок в тот момент часть чего-то большего, чем человечество. Он часть вселенной, часть природы, часть самой этой змеи. Нет, скорее не часть, а единое целое с этой змеей. А как же она может саму себя убить?
Девушка подошла к камню на котором я лежал, присела на краешек рядом со мной и молча продолжила свое созерцание. Ее взгляд скользил то по моему лицу, то по телу. Замирал ненадолго, путаясь в моих ресницах, и снова продолжал бродить по моей фигуре. Я не шевелился. Впервые кто-то так бесстрашно и так бессмысленно меня разглядывал. И эта бессмысленность выветрила из моей головы все мысли. Не знаю я о чем думала девушка, а я просто наблюдал за ее взглядом и не переставал улыбаться.
- Это ты сделал? – услышал я ее слегка грубоватый голос. Но смысл слов понял не сразу. Она кивнула на человека, сидящего на стуле. Я перевел пустой взгляд на мужчину и кажется кивнул. – И что ты при этом чувствовал? – поинтересовалась она и склонила голову на бок.
- Ничего. – усмехнулся я. – Это было малоинтересно.
- А что ты чувствуешь обычно?
И вопросы ее, и голос, и тон были такими же, как и любопытный взгляд – вопросами трехлетнего ребенка, который хочет понять почему небо голубое и ответ о том, что это преломление лучей в атмосфере, его совершенно не устроит. Хорошо, что мой ответ на ее вопрос не мог быть столь скучным, как про физику света.
- Любопытство. – ответил я и, подтянувшись на локтях, присел.
- Интересно. А как же то, что ты делаешь людям больно, что ты причиняешь им мучения?
В ее словах не было упрека или осуждения.
- А при чем здесь эти люди? – искренне удивился я. – Мы же сейчас с тобой говорим обо мне. Почему это делаю я. А в таком случае: какое я отношение имею к чувствам других людей?
- Очень интересно. – сверкнула она глазами. – Ты снимаешь с себя ответственность за то, что они испытывают благодаря тебе? – и ее губ коснулась легкая улыбка. Именно улыбка. Не усмешка или ухмылка. Она словно даже не спрашивала, а утверждала. При чем утверждение было осмысленным.
- Я не могу нести ответственности за других, за их чувства и переживания. Я несу ответственность только за себя. А мне это приносит не мало удовольствия… чаще всего…
Девушка хмыкнула и рывком встала, всплеснув руками, чем снова напомнила мне трехлетнего ребенка.
- Очень любопытно. Очень.
Она еще раз взглянула мне в глаза и, весело улыбнувшись, почти вприпрыжку убежала прочь.
***
Я думал о странной незнакомке весь остаток ночи. И утром, когда совершал привычную пробежку в хлипких лучах восходящего солнца, я тоже думал о ней. Она вообще не хотела выходить у меня из головы. Впервые за мои двадцать два года кто-то смотрел на меня, как на личность. Интересную, любопытную. Даже нет, впервые кто-то взглянул на меня и не отшатнулся, не проводил уставшим взором, а заинтересовался мной, как человеком. А потом еще она задала вопросы, которые мне никто и никогда не задавал с таким подтекстом… или скорее без подтекста. Ей на самом деле было важно заглянуть в глубь меня и она не боялась это сделать. Но она ушла. А я остался. Так почему же я думаю о ней? Пришло пожалуй время вернуться в действительность, в настоящий момент. Я остановился, взглянул сквозь ветви на розовато-алое светило, глубоко вдохнул и побежал легко, разглядывая траву под ногами, забыв мгновенно о девушке.
Но забыл я о ней не на долго. Уже к обеду меня вызвал к себе босс.
- Тут тобой один человечек заинтересовался. – как всегда без эмоций в голосе поведал Виктор. – Я немного поразмыслил и пришел к выводу, что это общение может пойти вам обоим на пользу. А если даже нет, то мне просто интересно к чему это общение приведет. – Едва уловимая насмешка скользнула в светло карих глазах мужчины.
Виктор был единственным из всего моего теперешнего окружения, кто не вызывал у меня скуки или отвращения. И он был единственным, кого я по-настоящему боялся. Странная штука – наша эмоциональная привязанность к людям. Она в большинстве своем бессмысленна и необъяснима. Я познакомился с этим человеком при весьма неприятных обстоятельствах, как для меня, так и для него. Во мне он сразу же вызвал неуемную злость, граничащую с остервенением. Отчасти причиной были именно обстоятельства знакомства. В нем же я вызвал отвращение и омерзение, которые он не посчитал нужным скрыть. Виктор даже избил меня с видимой брезгливостью. Но наше общение на одном знакомстве отнюдь не закончилось. Он стал в некотором роде моей нянькой. С любыми бедами и недовольствами я мог запросто придти к нему и он обязательно помог бы мне, но мне к счастью его помощь была не нужна. Со временем мой босс стал все с большим интересом приглядываться ко мне. Наши разговоры стали выходить за рамки рабочего общения. И теперь Виктор относился ко мне с некоторой долей иронии и снисхождения, но брезгливость и отвращение исчезли вовсе. Для меня же он стал единственным разумным существом, которое не просто слепо действует по инструкциям, предписаниям и на основе стереотипов, но действует интуитивно и осмысленно. Да, были, конечно, вещи, которые он выполнял по указке, подчиняясь установленному порядку, но это были единичные случаи и я понимаю, что в таком месте без них никак.
- Не очень-то я люблю общение. – пожал я плечами.
- Это тебе должно понравится. – усмехнулся Виктор.
Минуты три мы сидели молча. Честно сказать я решил не размышлять над личностью загадочного человечка, а потому все три минуты разглядывал причудливо изогнутую ветку, лежащую на траве в двух метрах от меня. Она напомнила мне пупса, которым играла моя сестренка в детстве. У пупса не было левой ноги и правой руки. Да и глаза почти стерлись. Но этот пупс был любимой игрушкой моей двухлетней сестры.
- Всем привет. – раздался звонкий и очень радостный голос.
Я удивленно вскинул взгляд. Передо мной полубоком стояла странная незнакомка.
- Привет. – кивнул Виктор.
Я впервые видел столь искреннюю и широкую улыбку на его лице.
- Знакомтесь: это Саша, а это наш маньяк. – босс негромко хмыкнул.
Девушка слегка подпрыгнув и взмахнув руками повернулась ко мне лицом.
- Привет. Рада знакомству. – быстро проговорила она.
И у меня снова появилось ощущение, что передо мной трехлетний ребенок.
- Я хочу с тобой пообщаться. – сообщила Саша. – Мне приходилось сталкиваться с маньяками, и с двумя я даже говорила, но они были пугающе-нудными. А ты не такой. Ты ведь не такой?
Мне стало весело. Не смешно, а именно весело, словно я попал на праздник, которого давно ждал.
- Не знаю. – небрежно пожал я плечами. – Я с маньяками не знаком. И в чем разница не понимаю.
- В общем, я его забираю? – обратилась девушка к Виктору.
- Развлекайтесь. – кивнул он.
Саша немедленно схватила меня за руку и потянула за собой подальше от всех.
***
Мы сидели на небольшом холмике заросшем мхом. Я курил. Саша, подняв руки над головой, пыталась дотянутся до веток сосны. Сделать этого она конечно же не могла – они находились на высоте не менее двух метров над нашими головами – и она конечно же это понимала, но вот уже больше минуты настырно тянула свои маленькие ручонки вверх. Я наблюдал за ней с легкой улыбкой, но желания спросить у нее зачем она это делает у меня не возникало. Я будто знал, что это так важно для нее, что причины не требуется вовсе.
- И тебе все равно кого убивать? – продолжая заниматься все той же важной чепухой, поинтересовалась она.
- Для меня убийство не сама цель. – ответил я, выкинув окурок, и потянувшись, лег.
- А для чего же ты все это делаешь? – Саша перестала тянуть руки вверх и резко повернулась, взглянув мне в лицо широко распахнутыми глазами.
- Ну… - протянул я. – Мне интересно.
- Что именно. – девушка пересела поближе, подогнув под себя ноги.
- Мне интересна боль, интересен страх. Мне интересно, когда и почему людям становится больно, когда им становится нестерпимо больно. У меня появляется идея и я стремлюсь ее реализовать. Кто-то рисует, кто-то музыку пишет, а я изучаю боль и страх. Не для чего и не для кого. Просто так. Потому что мне любопытно.
- Забавно. – она снова всплеснула руками.
- Обычно людям страшно такое слышать. – усмехнулся я.
- Да. Я знаю. Мне тоже было бы страшно, если бы я не чувствовала, что ты не опасен.
- А ты это чувствуешь? – заинтересовался я и привстал, опершись на локти.
- Ага. – весело кивнула она. – Я умею читать чувства людей. Для меня это так просто, как дышать или смеяться.
- Интересно. – протянул я. – Как думаешь каким органом ты это делаешь? Мозгом? – я тронул ее по волосам.
Глаза у Саши немедленно вспыхнули. Но это был не страх, а скорее азарт. Она уставилась своими голубыми огоньками на меня и пристально смотрела секунд тридцать.
- Тебе действительно интересно. – хмыкнула девушка. – Но я думаю, что это мое умение ни с каким органом не связано. Я вообще не думаю, что чувства имеют какое-то отношение к телу.
- То есть ты хочешь сказать, что чувствуешь душой? – я снова лег. – Интересно было бы узнать, что такое душа.
- О, и мне. – она легла рядом, заложив руки под голову. – Я много думала об этом. – ее голос и тон изменились. Трехлетний ребенок исчез совершенно. – Вот ты убиваешь людей… Нет. – перебила Саша саму себя. – Вот я разговаривала с двумя маньяками, которые убивали людей. Они были именно такими, какими я их представляла, какими их показывают в фильмах, какими их описывает психология. Они были до смерти напуганы. Какой-то страх, возникший у них возможно еще в раннем детстве, съел их рассудок весь без остатка. Они уже ничего кроме страха не видят и не осознают. А потому они уверенны, что совершают все верно и совсем не из чувства страха. Страх поглотил их полностью, а как сказал великий поэт: «Лицом к лицу лица не увидать…» Эти маньяки не видят страха. Они городили мне какую-то чепуху, которую считали очень веским аргументом для совершения своих убийств. Они были страшны именно этим: своим безумием, своей убежденностью, своей слепотой. Но их было нестерпимо жаль. Жаль именно потому, что они безумны и слепы. Их не вылечить. Потому что они уже не способны увидеть себя со стороны. А все страх. Ох, как я их понимаю. – вздохнула она.
- И каким боком здесь душа? – поинтересовался я. Честно говоря, мне было наплевать на каких-то там маньяков со всеми их страхами, а потому я недоумевал к чему весь этот треп.
- Душа… - негромко проговорила Саша и, повернув голову, посмотрела на меня. – В чем именно у тебя возникает желание, интерес? Он возникает только в твоей голове или и в душе? Или только в душе? Ты же испытываешь гамму чувств во время убийства, а я думаю, что все чувства имеют духовное происхождение. Но с другой стороны, как душа, которая по идее должна быть чиста и невинна, а только мозг выдумывает всякие гадости… как такая чистая душа может испытывать такие странные чувства по отношению к убийству? Это значит, что человек и чувствует мозгом. Но в таком случае что такое душа? Зачем душа? Для чего она нам? И есть ли она вообще? – девушка рывком села, а потом так же молниеносно вскочила на ноги. И передо мной снова стоял трехлетний ребенок. – Хотя я совершенно убеждена, что душа есть и что вообще есть только душа и разум, а все остальное – это выдумки этого самого разума.
- Сколько тебе лет? – невпопад спросил я.
- Тридцать три. – щебетнула она, не обратив внимания на несвоевременность вопроса. – Хотя даже не так… Душа и разум вообще едины. Они целостны в своем происхождении, но… - Саша помолчала. – но есть какая-то причина… - медленно заговорила, в один миг повзрослевшая, девушка. – по которой они разделились… Нет, я не знаю… А что ты думаешь?
- Я думаю, что ты удивительна. – я потянулся. – Я душу никогда не видел, но могу сказать точно, что она есть. Я ее чувствую в себе. И очень хорошо чувствую. А я привык доверять себе.
- Кстати, о тебе. Я тут говорила о маньяках и не договорила.
Я негромко рассмеялся. Она посмотрела на меня мельком и продолжила:
- Так вот. С ними все ясно. Они, как по учебнику. А какой страх движет тобой?
- Никакой. Мной движет любопытство и любознательность. – я поднялся. – Сколько можно повторять?
- Ну, пойми, никто не убивает из простого любопытства, а ты убиваешь.
- Объяснение гораздо проще, чем ты могла бы подумать. – я взял ее за руку и потянул за собой к речке. Жуть как хотелось искупаться. – Дело все в том, что остальные связаны по рукам и ногам принципами морали, человеколюбия и жалости, а я свободен от этой шелухи. И еще раз повторюсь: меня не интересует, что об этом думают те, кого я мучаю, те, кто их любит, те, кто, как ты, знает о том, что я их мучаю. Мне плевать на ваше мнение, на ваши размышления по этому поводу. А так же мне плевать на то, что им больно и неприятно, и страшно. Это не мои проблемы. Меня это не касается. А мораль, человеколюбие и жалость я считаю выдуманными вещами. Уж не знаю кому они понадобились, но ни одно действительно разумное существо объяснить мне их нужность не сумеет.
***
Мы пришли к реке. Я сбросил майку и стал стягивать штаны. К моему огромному удивлению Саша последовала моему примеру и тоже скинула сарафан. Трусы наши упали на берег одновременно. Наверное от неожиданности я поспешил уйти в воду с головой и вынырнул уже далеко от берега. А перед моим взором все еще стояла ее крохотная обнаженная фигурка. Нет-нет, она была совсем не в моем вкусе. Но эта ее дерзость. Моя – была в порядке вещей. Но дерзость этой девчонки, которая была старше меня на одиннадцать лет и при этом умудрялась казаться даже младше… ее дерзость взбудоражила меня. «Хотя что в этом такого? – спросил я сам себя. – Ничего. Просто ты впервые встретил человека настолько похожего на тебя, что тебе непривычно. Все вокруг другие. Но уже изученные и понятные, а она… она слишком похожа на тебя. Такая же необузданная. И это так непривычно и так неожиданно, что заставляет теряться и даже наверное слегка пугает». Я еще раз нырнул и поплыл к берегу, так как Саша и не попыталась от него удалиться.
- Плавать не умеешь? – усмехнулся я, подплывая.
- Если бы не умела вовсе, то сидела бы на берегу. Просто так, как ты не умею. Побултыхаться немного – это да, а на большее… - она улыбнулась.
- Так запросто взяла и разделась перед незнакомым мужчиной к тому же маньяком. – заговорил я о том, что меня действительно интересовало.
- Так ты же не сексуальный маньяк. – хмыкнула девушка. – Или сексуальный? – подмигнула она.
- Нет. Как-то это меня интересует в последнюю очередь.
- Импотент? – сверкнули ее голубые глазенки.
- Утоплю. – шутливо прорычал я.
- А я тебе нравлюсь? Ну, как женщина? – Саша пытливо посмотрела на меня.
- Ты не в моем вкусе.
- А кто в твоем?
- Не знаю… не сейчас… - я почему-то замялся. Вдруг оказалось, что говорить на эту тему мне достаточно сложно. Я будто стеснялся самого себя касаемо этого вопроса.
Мы молча выбрались на берег. Девушка окинула меня лукавым взглядом и, закрыв глаза и раскинув руки, подставила тело лучам солнца. Я невольно засмотрелся. Она не была сногсшибательно красива. Ростом едва чуть больше полутора метров. Слегка полновата. Даже не полновата, а кругловата. Хотя в этом, пожалуй, были свои плюсы. Такая крошечная голенькая куколка с копной русых с зеленцой волос, что мокрыми неровными прядями прилипли к спине и доходили почти до талии. По-детски растопыренные пальчики рук. Пухлые ножки. Круглая попка. Малюсенькие сиськи. Она была забавной. И я словил себя на том, что разглядывая ее, совершенно не испытываю сексуального влечения. Саша была для меня человеком. Интересным, занимательным, но бесполым. И это было прекрасно. Не мешало быть собой по полной.
- А для тебя какую роль играет мораль? – внезапно спросил я.
- Она мешает мне быть тем, кто я есть. – серьезно ответила девушка и по ее лицу скользнула тень. – Она стала моим вторым «я», она въелась в мою плоть и кровь, поработила мое сознание. Я сама стала моралью. Я стала судьей над другими и над собой. И это жуть, как угнетает. – Голубые глаза распахнулись. – Именно поэтому ты так меня заинтересовал. Ты тот, кем я склонна восхищаться, потому что для тебя мораль не существует вовсе. Я хочу понять как… Я хочу научиться… И кроме того… - Саша подошла вплотную и я почувствовал тепло ее тела. Внутри меня пробежала приятная волна расслабляющей неги. И вдруг, совершенно внезапно, проснулось желание, которого не было секунду назад. – Я слишком сильно боюсь маньяков. С детства. С ранних лет. Беспричинно, неосознанно. Я так боюсь маньяков, что сводит вот здесь... – Она дотронулась прохладной ладошкой до солнечного сплетения. – Сводит судорогой. – руку она не убрала и у меня начало сводить совсем в другом месте. – А потом этот ужас разливается по всему моему телу и, когда достигает мозга, я перестаю что-либо понимать и осознавать. Единственное мое желание – забиться в угол, в укромный уголок и бессмысленно молится кому-то тому, кто сумеет меня защитить. – Саша молча постояла, глядя мне в грудь. – Вот только от кого защитить? – девушка снова по-детски всплеснула руками и, резко развернувшись, упрыгала, словно играла в невидимые классики. – Я никогда не переживала нападения маньяков. И может боюсь я не столько кого-то определенного. Даже может совсем не человека. А просто силы, которая мне не понятна, которая мне не подвластна. Я боюсь кого-то, кого принято называть бабайкой.
Она прискакала обратно и внезапно толкнула меня в грудь с возгласом «Буу». А потом звонко рассмеялась. Я тоже рассмеялся. Беззаботно и звонко.
***
- Ну, как тебе девица? – без особого интереса спросил Виктор вечером, когда мы сидели у костра и пили чай.
- Она – нечто. – хмыкнул я. – Спасибо, что познакомил.
- Благодарить стоит ее. Когда уж эта бестия чего захочет, отказать ей почти невозможно. – босс вытянул ноги и глубоко вдохнул. – воздух сегодня пахнет так сладко.
- Багульник зацвел. – пояснил я. – А она кто?
- Она… - Виктор помолчал, видимо прикидывая что ответить. – Экстрасенс. Помогает нам там да сям.
- В чем?
- Ну… - мужчина приоткрыл глаза и покосился на меня.
- Не мое дело. – вздохнул я и уставился в землю.
- Все равно она расскажет. Трепло она. – усмехнулся босс.
- А как же трепло и на вас работает? – я не на шутку удивился. Даже глаза вытаращил.
- Так она не всем треплется. Но тебе растреплет, как пить дать. Ты ей понравился. – Виктор хмыкнул. – Ты и ей… Да уж… Я ее случайно привлек. Помощь нам нужна была в одном деле и срочно. Нужно было узнать сколько человек в доме, чем заняты, чтоб промашки не вышло.
- Но аппаратура же есть… - я снова удивился.
- Аппаратура живые существа видит, а она чувства… Разница очевидна. Стоит ли человек у двери или убить собирается входящего… понимаешь?
- Ну допустим.
- Ну да, не суть… Привлекли мы ее по тихому. Она сперва согласилась. А потом уже на подъезде к объекту внезапно глаза на меня вскидывает и тихо так приглушенно восклицает: «Вы их всех убьете?» Я кивнул. Она прижалась к моей груди и в слезы. А когда еще ближе подъехали, она снова встрепенулась. Уставилась на меня стеклянными глазищами своими и головой медленно так из стороны в сторону. А потом еле слышно: «Всех?» Я снова кивнул. И тут она мне поведала, что мол знакома с одним из тех извергов, что в доме засели. И знает она, что он убийца, и понимает она, что он беспощаден, но говорила она с ним видите ли и он ей причину своих злодеяний популярно объяснил. И не согласна она с его точкой зрения, но и понять его тоже может. «Он плохой-плохой. Я знаю – говорит. – Но он же… Никто ведь смерти не достоин… такой». Я ей попытался сказать, что каждому, мол, свое. А она: не нам судить, не нам решать. Я ей: уже все решено. И тогда она взмолилась: дай мне возможность с ним поговорить. Не могу я так: придти, помочь вам и не попрощаться. Уму непостижимо. Мне ничего не оставалось, как пообещать. По глазам видел, что по-другому не получится. А отступать уже поздно было от плана. Остаток дороги ехали молча. А когда машина остановилась, Сашка, как очумевшая за грудки меня схватила и к губам моим приникла, как к роднику с живительной влагой. Так страстно меня ни одна баба не целовала. С минуту поцелуй этот долгий продолжался. А когда отстранилась, в глаза мне сумасшедше глянула и прошептала: «Страшно мне». Слезы со щек смахнула и из машины вышла, как кукла без чувств. Все сделала по плану, как договаривались. Провела ребят. Прошло все, как по маслу: без сучка и задоринки. Быстро справились. Минут за пять максимум. Совсем по-тихому. Никто даже пикнуть не успел. Провел ее Дима до двери, за которой мужик тот в кабинете своем сидел. Остался за дверью ко всему готовый. И дали мы ей тогда пару минут. Тихо там было – Дима рассказывал. Говорили еле слышно. Время истекло. Он открыл дверь и выстрелил прямо в лоб мужчине. Тот не моргнул, не дернулся. А Сашка стояла и плакала молча, когда я пришел. И по обратной дороге что-то невнятно бормотала о том, что так все расплывчато: добро, зло, плохо, хорошо. Странная она. Очень. – Виктор вздохнул и прикрыл глаза. – А теперь вот друга себе нашла в твоем лице. Она-то со своим отношением к ценности человеческих жизней. Да уж.
Я хотел спросить… я много вопросов хотел задать… Но не задал и не спросил. Молча смотрел в огонь и думал о Саше.
***
На следующий день, ближе к обеду, Саша снова появилась на нашей поляне. Странно, но я тогда словно увидел ее впервые за несколько лет. Она была уже какой-то другой и я был уже другим. Но главное, что я успел соскучится так, как скучают по самому важному человеку, которого не имели возможности лицезреть лет пять. Это наваждение продолжалось весь ее путь ко мне, все эти десять-двенадцать ее маленьких шажочков. А потом… потом она сказала: «Привет, солнце!» и появилось ощущение… ну… то… когда встречаешь человека через десять лет и словно вы никогда и не расставались вовсе. Любопытные ощущения. Я думал над ними, но так и не смог понять их причины. Так вот…
- Привет, солнце! – сказала Саша.
- Привет. – радостно улыбнулся я. – Ты по делам здесь?
Глаза девушки расширились, она похлопала ресничками.
- Я к тебе. – пожала она плечиком. – Мне все еще интересно копаться в твоих причинах и следствиях.
- Как-то ты это неумело делаешь. – хмыкнул я и поднялся. – Но я не против. Даже наоборот. Мне с тобой интересно.
- Тебе кажется, что я неумело это делаю, потому что каждый человек, который пытается заглянуть внутрь другого, в конце концов стремится заглянуть внутрь самого себя. Но в отличии от большинства психологов, философов, исследователей, я признаюсь себе в том, что копаюсь по сути в своей голове и своих чувствах, а они уверены, что к ним это никакого отношения не имеет.
Эта ее речь натолкнула меня на мысль, что передо мной сейчас совсем не трехлетний ребенок, которым она бывала чаще всего, и даже не тридцати трехлетний человек, которым она была, а женщина, прожившая по меньшей мере пол века. Я поежился.
- Кончай умничать. – буркнул я. – Идем, напою тебя чаем из травок.
- И супом накормишь из грибов. – подмигнула она.
- Их лучше сушеными есть. – покачал я головой.
Саша опять стала маленькой девочкой. Никакого перехода из одного в другое состояние визуально заметить было нельзя.
Когда я налил ей чая и подал алюминиевую кружку, она, словно поколебавшись, покачалась на пятках взад-вперед и, не говоря ни слова, медленно развернувшись, пошагала прочь с поляны. Я последовал за ней.
- Там я вчера такое дерево поваленное видела. – послышался негромкий голос девушки. – По-моему там.
- Чуть правее. – улыбнулся я и догнав, взял за руку. – Понравилось место?
- Там тихо, темно и таинственно. Словно в сказке какой. В этих местах лес не особо густой. Света вполне достаточно. А там ветви переплелись. – очень тихо, будто по секрету, говорила Саша. – Получился такой живой шатер. Солнце почти не проникает. И дерево это поваленное все мхом поросло. Ой! – воскликнула она, а я дернулся от неожиданности. – А если там кто-то спит? Вы же наверное там днем спите?
- Может и спит. – пожал я плечами. – Значит пойдем к другому дереву. Здесь недалеко еще одно есть.
- Неее… - протянула девушка. – Это уже не то.
- А знаешь… - прервал я ее. – Я когда впервые увидел это место, так же подумал… ну, про сказку, про шатер, про таинственность. Я до сих пор временами перед сном рисую себе картины, где по ночам из недр кустарника выходит дух леса, садится на это дерево и курит трубку. Такую длинную. А из трубки дым выходит в виде разных зверюшек.
- Ухты! – Саша остановилась и повернулась ко мне. – Очень красиво. Ты часто так мечтаешь?
- Бывает. – пожал я плечами.
- И я так люблю помечтать. На облака глядя или музыку слушая. Хотя, когда я слушаю музыку, оно само мечтается и видится. Я этим не управляю.
Мы пришли. В «шатре» никого не было. Девушка радостно взвизгнула и, присев посредине поваленного ствола, приникла губами к кружке. Я присел рядом и спросил:
- Музыку любишь?
- Очень. – кивнула она.
- И я очень люблю. Но плеера у меня нет… Хотя, музыка ведь во всем: ветер, листва, трава, вода… иногда даже человеческая речь.
- Согласна. – Саша широко улыбнулась. – Только у меня не всегда получается такую природную музыку расслышать.
- А у меня всегда получается. – негромко проговорил я и, помолчав, добавил. – Плеера-то у меня нет.
Девушка рассмеялась.
***
Мы немного помолчали. Вокруг стояла тишина, нарушаемая только едва уловимым шелестом листвы. И тут я не выдержал:
- А о чем ты говорила тогда с тем мужиком? – выпалил я, разворачиваясь к Саше всем телом.
Она посмотрела на меня широко распахнутыми глазами секунд десять и, медленно произнося слова, спросила:
- С каким мужиком?
- Ой. – хмыкнул я и засмеялся. – Прости. Просто с вечера об этом думал и совершенно не учел, что мыслей моих ты не читаешь.
- Бывает. – улыбнулась девушка.
- Витя мне вчера рассказал о вашем первом деле. – по лицу Саши скользнула тень, но мой интерес был гораздо важнее ее непонятных переживаний. – Ты две минуты говорила с тем мужиком. О чем?
Она поставила на землю кружку и провела ладонями по лицу, словно умываясь.
- Мы столкнулись с ним несколько лет назад. Меня помочь попросили в переговорах некоторые люди. И я не сумела его чувств прочитать. Я вообще его почти не чувствовала. Будто он был просто оболочкой. Живой, говорящей, но бесчувственной. Понимаешь, я тепло его чувствовала, жизнь его чувствовала, но не душу. Переговоры те ничем хорошим не закончились. Его товарищи ужасные люди, равно как и он сам. Мне тогда там страшно было так сильно, как почти никогда не бывает. Те, с кем я пришла, может и догадывались о сути происходящего, но только догадывались – профессия у них такая – догадливая. А я чувствовала всю гамму, состоящую из призрения, ненависти, злобы, жестокости, жажды крови. Передо мной в тот момент находились люди мало похожие на людей. В них чувствовалась угроза еще тогда, когда мы пришли. А с каждой минутой угроза чувствовалась все отчетливей и ярче. Когда мне стало нестерпимо страшно, когда мне захотелось закричать и казалось, что вот-вот я не сумею сдержать этого крика, тот мужчина, о котором мы говорим вдруг ни с того, ни с сего прервал переговоры и предложил мне и моим спутникам покинуть дом. Мне не пришлось никого уговаривать. Спутники мои дураками точно не были. Мы все поднялись и пошли на выход. Уже на первом этаже, метрах в двух от двери, кто-то бережно взял меня за запястье. Я обернулась и обомлела: за руку меня держал человек без чувств. «Ты здесь зачем? - ласково спросил он меня. Я промолчала. – Помни: вас спасли твои глаза – они так широко распахнулись, в них было столько странно незнакомой мне боли, что я принял решение вас отпустить. Это необдуманное решение и я таких обычно не принимаю. Цени это. И свою жизнь цени». Он замолчал, а потом добавил: «Иди».
- Кем же он был? – поинтересовался я. Ее любовь к рассказам издалека меня веселила.
- Это неважно. – отрезала Саша и поежилась. – Значения не имеет. Хотя, если честно, я и не знаю. Он был человеком.
- Продолжай. – кивнул я.
- Через несколько дней в дверь моей квартиры позвонили. Было уже ближе к вечеру. Часа четыре, наверное. Я гостей не ждала. И когда открыла с минуту молча смотрела на высокого, крепкого мужчину лет сорока семи, с темными с легкой волной волосами, у которого были спокойные темно-карие почти черные выразительные глаза. Это был тот самый человек без чувств. Так ничего и не сумев сказать, я посторонилась, пропуская его внутрь. Все так же молча мы прошли в комнату и сели: я на диван, а он на кресло напротив. Мужчина слегка улыбался, одними глазами. Потом мое оцепенение стало проходить и я, встрепенувшись, предложила кофе. Он согласился. Под кофе мы и поговорили. Разговор был недолгим.
«Кто ты такая?» - без обиняков спросил гость.
«Человек». – ответила я.
«Зачем тебя привели в тот дом?» - перефразировал он вопрос.
«Я умею читать чувства». – пояснила я.
Мы помолчали.
«Забавно. – заговорил мужчина снова. – И как тебе мои?»
«Ваши я прочесть не могу. Вы для меня, будто пустая оболочка. – и тут мое любопытство взяло верх над всеми моими страхами. – Но ведь такого не бывает. – затараторила я. – Все люди что-то чувствуют. Значит, я просто Ваших чувств не ощущаю. Такое со мной впервые».
«Это тебя пугает?» - усмехнулся гость.
«Очень. – согласилась я. – Мне так интересно: почему я не умею Вас прочесть».
«Не могу ответить тебе на этот вопрос». – пожал он плечами.
«А кто Вы?» - я склонила голову и заглянула во мрак его глаз.
«Человек. – хмыкнул он и, не дав мне ничего пояснить, спросил. – А тебе не сказали?»
Мне сказали. Мне сказали, что он убийца. Убийца, у которого нет границ и пределов, нет критериев отбора. Мне сказали, что этот человек – личная тень какого-то мощного бандюгана. Он его глаза и уши, его внутренний голос, его охрана в одном лице. Но мама учила меня быть вежливой и я не знала, что отвечать.
«Значит сказали. – ласково улыбнулся гость. – Мне и чувства твои читать не нужно. У тебя в глазах прям кино можно посмотреть со всеми подробностями. – хмыкнул он. – Как и в прошлый раз, в твоем взгляде столько всего прорисовалось. Я такого человека, с настолько искренним взором впервые вижу. И не смотри на меня с такой мольбой. Правду тебе рассказывали. Даже думаю, что не всю правду. Можешь со мной мнением своим по этому поводу поделиться. И не бойся. Мне любопытно».
Мужчина замолчал и дал мне время поразмыслить. Я колебалась недолго. Не знаю почему, но никакой абсолютно угрозы я не ощущала. И чтение чувств тут было ни при чем.
«Я вообще не понимаю политиков, крупных бизнесменов, бандитов, революционеров». – начала я.
- Смотрю, как всегда начала с самой сути вопроса. – я не смог сдержаться и громко заржал.
- Ну… - покраснела Саша. – Я не умею иначе.
- Я понял. – все еще смеясь, выдавил я. – Прости. Продолжай.
- Я говорила о том, что я, конечно, понимаю, что за всем этим деньги стоят и не малые, но неужели вся эта грязь, вся эта жестокость, все эти войнушки, такое количество человеческих жизней стоит сотен пачек хрустящих купюр или даже пусть и сотен килограмм золота. «Не важно деньги, золото, машины, виллы, черная икра, в конце концов. Не важно что именно получают люди взамен. Неужели за что-то можно заплатить такими кровопролитиями?»
Мой гость немного помолчал, глядя в пол. А потом негромко и не спеша заговорил:
«Я знаком со своим шефом с первого класса. Мы вместе еще с раннего детства. Еще со школы мы – не разлей вода. Он достаточно специфический человек. И некоторые его мотивы мне не понятны, но для меня не в этом суть нашей дружбы. «Мы с тобой одной крови» - как верно заметил автор Маугли. Мы с ним не просто похожи. Мы из одной стаи, из одного теста. Мы видим мир иначе, чем многие. Наши ценности, наши принципы – они отличны от ценностей и принципов большинства. Я не надеюсь, что ты поймешь. Но расскажу тебе, потому что думаю, что тебе нужно знать правду. А то ты спать спокойно не сможешь. – хмыкнул мужчина. – Я – зверь. Я живу по закону: если не я, то меня. Я должен быть сильным, самым сильным. И иначе никак. Ты говорила о деньгах… для меня они не имеют ровным счетом никакой ценности. Для моего друга они – часть его силы. Они – его превосходство над другими. Это его право. И не мне судить прав он или нет. Чтобы быть самым сильным, я обязан быть беспощадным. Все вокруг должны бояться меня. И не просто бояться, а трястись от страха. И тогда я буду царем зверей. И тогда я буду жить, а не влачить существование перепуганного барашка. Все и всё должны быть у меня здесь. – он с силой сжал кулак. – Тебе не понять причин. А я не сумею их объяснить». – гость замолчал.
«Отчего же. – чуть погодя, задумчиво проговорила я. – Мне вполне понятны причины Вашего стремления быть сильнее всех. Мне самой совершенно не чуждо желание все контролировать в жизни. И даже при том, что я уверенна, что это не возможно, во мне живет необходимость тотального контроля над всем, что происходит вокруг. Есть такое ощущение, что если я не сумею все и всех проконтролировать, то мир разрушится и я погибну. Только я так же знаю, что это ощущение очень обманчиво и возникло оно из-за страха перед неизвестностью, из-за недоверия к жизни, к самой себе, своим инстинктам, своим предчувствиям. Это страх заставляет меня искать точку опоры, это он толкает меня контролировать происходящее. А значит и Ваши поступки, действия, образ жизни вызваны страхом».
На несколько минут воцарилось молчание. Человек без чувств сидел, прикрыв глаза, и не двигался. Мне казалось, что он даже не дышит.
«Пусть так. – наконец промолвил он. – Это в конечном счете не имеет никакого значения. Даже, если страх заставляет людей быть такими, как я, этого не изменить одним внезапным пониманием. По моему глубокому убеждению люди делятся на три категории: хищники, жертвы и отшельники. Хищники охотятся на жертв. Отшельники за всем этим наблюдают, делая вид, что ни при делах. Я хищник. И таких, как я где-то процентов двадцать-двадцать пять. Большинство людей – жертвы. При чем, это не я их выбираю, не я их делаю таковыми, а они сами выбирают такое существование. Заметь, именно существование: не может тот, кто все время дрожит, жить полной жизнью. Такие мне противны. Но еще более противны мне отшельники, которые делают вид, что им не страшно и делают вид, что им есть дело до жизней жертв. На самом же деле им вообще ни до кого нет дела. И на самом деле они тоже боятся. Но еще страшнее им признаться в собственных страхах. А если разобраться еще тщательнее, то таких, как я – истинных хищников единицы, а все остальные жертвы. Потому как многие из хищников, скорее падальщики и, когда на их пути появляюсь я, им становится страшнее, чем кому либо. Они мгновенно превращаются в трепещущих жертв. Отшельники же в лицемерии своем не знают границ, а отбери у них это лицемерие и они сразу же превратятся в тех же жертв. Хотя, пожалуй, часть из них станут все же хищниками пострашней многих. – мужчина помолчал. – Я пришел к тебе. – продолжил гость с легкой улыбкой. – Потому что мне стало интересно: кто же ты. Так кто ты?»
Я накрутила на палец волосы и задумчиво посмотрела сквозь него.
«Не знаю. – тихо проговорила я. – Мне бывает очень страшно, а значит я жертва. Но бывает я могу стоять на своем, невзирая на последствия. Тогда мой страх испаряется под чистую. Мне не безразлично то, что творится вокруг, но я склонна наблюдать, а не принимать участие в баталиях. Получается, что я отшельник. Только вот… - я помолчала. – Нет, пожалуй, я частенько лицемерю. Мой самый большой талант: ложь самой себе. В этом-то я точно преуспела. И эта ложь является следствием страхов, коих у меня не счесть. В итоге выходит, что я все же жертва. И я полностью согласна с таким разделением человечества на жертв и хищников. И с тем, что хищников единицы, а жертвами являются почти все, я тоже согласна. Только мое мировоззрение совершенно иное. Мне хочется верить, что все люди вокруг всего на всего люди. И нет среди них ни плохих, ни хороших, ни хищников, ни жертв. Есть только люди, у которых есть страхи. И эти страхи толкают их на действия, которые принято делить на плохие и хорошие, на действия хищников и действия жертв. Все мы в итоге движимы страхами. Все мы им подчинились и живем… нет, существуем под их влиянием. И никто из нас собственно не живет. Потому что не умеет».
Снова повисла тишина. И первой прервала ее я:
«Может быть еще кофе или чаю?» – жизнерадостно поинтересовалась я. Мою задумчивость, мое напряжение, как ветром сдуло. Мне отчего-то было рядом с этим человеком легко и спокойно, как ни с кем наверное не было.
«Кофе. И я хотел бы закурить. – широко улыбнулся гость. Я кивнула. – Ты знаешь. – продолжил он, когда я подала ему небольшую чашечку на крохотном блюдце. – Пока ты варила кофе я обдумывал услышанное. Я ошибся на счет тебя. И в критериях разделения человечества не упомянул одну категорию. Слишком уж мала эта категория. Есть люди, которые, как маленькие дети, живут словно в другой реальности. Они может быть и хотели бы понять окружающих и может быть даже думают, что это понимание им под силу, но понять они никогда не смогут, потому что живут совершенно в другом мире. Их мир так же прост, как рисунок ребенка: солнышко, тучки, деревья, грибочки, цветочки, ежик. Они там. И смотрят оттуда в мир, где вечная война и причины войны им кажутся столь нелепыми, что они уверены: это ошибка. Но никакой ошибки нет. Война настоящая. Она безжалостна и жестока. И никому ее не остановить. Ты и я – мы из разных реальностей, из разных миров. Я уважаю тебя и твою точку зрения, но ты к счастью не сумеешь понять насколько для меня важно быть зверем. Отринь я эту свою сущность и меня не станет. Я не стану хорошим человеком. Я исчезну вовсе. Я – зверь. Я жесток и беспощаден и я счастлив этим. Можешь осудить меня – твое право, но переубедить меня ты не сможешь».
«А я и не стремлюсь. – с улыбкой проговорила я. – Вы прекрасны такой, какой есть. Да мне страшны Ваши поступки, Ваша жестокость, но это не мешает мне испытывать к Вам уважение. И я уважаю Вашу точку зрения. Вы, пожалуй, правы: мы из разных миров. И мой мир не похож на Ваш». – мы еще немного поговорили, но дальнейший наш разговор уже был на слишком отвлеченные темы.
Саша замолчала. Я размышлял о том, что есть мой мир, моя реальность и совсем забыл, что на мой вопрос девушка так и не ответила.
***
- А сколько тебе было лет, когда ты впервые убил? – словно думая о чем-то совершенно тривиальном, спросила меня Саша вечером, когда мы сидели у костра.
- Восемь. – негромко ответил я и взял в руки валявшуюся неподалеку ветку, чтобы хоть как-то скрыть тот факт, что мне стало не по себе.
- Кого? И почему? – все тем же тоном поинтересовалась девушка.
- Потому что стало интересно. – буркнул я. – Не хочу об этом говорить. Кстати, ты мне не ответила на вопрос.
- На какой? – она небрежно скосила глаза в мою сторону.
- О чем вы говорили с человеком без чувств те последние две минуты?
Девушка повернула ко мне лицо полное грусти, а на глазах ее заиграли звездочки, колыхающиеся в накатившейся внезапно влаге.
- Я не могла не попрощаться. – заговорила Саша и опустила взгляд. – Скорее всего мне нужно было получить его прощение. Я чувствовала себя… - она прервалась. – И чувствую себя виноватой перед ним. Не желала бы я повторить произошедшее той ночью. Не нам решать кому жить, а кому умирать. Не нам делать выводы кто заслуживает смерти, а кто достоин жизни. Но это был не мой выбор. Хотя… - девушка провела рукой по глазам. – Мой конечно. И от этого еще тяжелей. Я могла отказаться. Могла послать Виктора к черту. Но я… Я наверное испугалась… Я не смогла отступить… Это был мой выбор. – сказала она четко и уверенно. – Я открыла дверь и вошла в кабинет. Было очень тихо. Так тихо, что казалось ни звука, ни шороха не было в этой тишине. Он стоял у окна и почему-то не повернулся. Я так и не узнала почему он не повернулся. Может быть его звериное чутье уже все ему подсказало. Я подошла к нему и коснулась легонько спины. Человек без чувств медленно повернулся и посмотрел мне в глаза. Как всегда спокойно. Он даже не удивился, увидев меня. «Я пришла затем, чтобы сказать Вам, что Вас сейчас убьют». – негромко пролепетала я. Мои глаза наполнились слезами. Руки подрагивали. «Не бойся. – ответил он. – У каждого свой час смерти». Я заплакала и закрыла глаза. Его теплая большая ладонь легла мне на щеку. Не я успокаивала его в последний миг перед смертью, а он успокаивал меня. Этот сильный, смелый человек, убивший сотни мужчин, женщин и детей… этот зверь… был в тот момент лучше всех людей на планете. Он не был монстром. Я могу поклясться, что не был. Я открыла глаза. Мужчина смотрел на меня нежно и ласково и в его глазах мерцала улыбка. «Не бойся. – повторил он. – Все хорошо. Правда. Ты ни в чем не виновата. Это жизнь. Это мой мир. Помнишь наш разговор про хищников. Сейчас за этой дверью тоже хищники. И на этот раз они сильнее. – он прижал меня к себе и поцеловал в затылок. – Тихо. – прошептал мужчина и я впервые словно почувствовала его. Хотя скорее это подсознательно прочиталось в его голосе. Он не был напуган. Я не знаю определения этого чувства. Может быть что-то сродни печали. – Как тихо. – повторил он. – А значит мой враг очень силен. Умереть от руки такого врага – честь для меня. Вот видишь… - он отстранил меня, взяв за плечи двумя руками. – Это совсем не страшно. – человек без чувств внимательно посмотрел мне в глаза. – Спасибо, что ты пришла. – несколько секунд помолчал и ласково добавил – Закрой глаза». – я покачала головой и горячо прошептала: «Мне страшно. Очень страшно». «Не бойся. – его ладонь снова легла на мою щеку. – Закрой глаза. Все хорошо». Я повиновалась и прикрыла веки. Еще секунд пятнадцать его теплая рука касалась моей кожи. Потом едва слышно открылась дверь, прозвучал хлопок и пальцы мужчины, слегка скользнув по щеке, отстранились. Я с трудом заставила себя открыть глаза. Обмякшее тело, нелепо прогнувшись в спине, было подхвачено умелой рукой военного, который бережно опускал убитого им человека на ковер. Мир преломился хлынувшими из моих глаз слезами. Мой мозг отказывался принимать действительность. Я что-то беззвучно шептала сухими, внезапно потрескавшимися губами и ничего не понимала, не принимала, не осознавала. Потом пришел Виктор и Дмитрий вывел меня на улицу.
Саша замолчала. По ее щекам катились слезы. Руки бессмысленно мяли край сарафана. А я тогда впервые подумал, что мир, в котором я живу, не имеет никаких категорий, никаких рамок, никаких границ и законов. Он столь многогранен и непредсказуем, что даже, если потратить всю свою жизнь на то, чтобы разобраться во всем этом, все будет всуе. А значит это попросту бессмысленная трата времени. Гораздо проще принять его таким, какой он есть. Со всеми его плюсами и минусами, со всеми плохо и хорошо, со всеми оттенками и тенями. И я порадовался, что мне это вполне удается.
***
На третий день нашего знакомства с Сашей она еще с утра заявила, что хочет попросить меня о некоем одолжении, но о каком наотрез отказалась говорить, объяснив это тем, что еще не решила. Весь день мы провели гуляя по лесу и разговаривая то о природе, то о людях, то о каких-то мелочах. Уже после трех часов девушка наконец серьезно посмотрела на меня и попросила:
- Я хочу, чтобы ты рассказал мне о том, что делал с людьми. Для меня это очень важно. Я хочу, чтобы ты не просто рассказывал, а вспоминал со всеми подробностями. Я хочу почувствовать все то, что ты делал. Я хочу представить себе это. Моя просьба – не каприз, а осмысленное решение. Я уже говорила, как сильно боюсь маньяков. Я уже рассказывала, что этот страх сводит меня с ума. Пришло время взглянуть ему в глаза. И ты можешь мне в этом помочь. И я прошу тебя об этом одолжении.
- Не думаю, что это хорошая идея. И не уверен, что Виктор одобрит это. – возразил я, надеясь, что она передумает и одновременно зная, что этого не случится.
Я очень боялся, что когда она увидит меня во всех красках, то станет относиться ко мне так же, как все вокруг. С отвращением и даже ненавистью. Я боялся этого и одновременно очень хотел все ей рассказать, чтобы быть с ней честным, чтобы видеть ее реальные чувства по отношению ко мне, а не то, что она испытывала сейчас, не представляя до конца, кто перед ней и с кем она имеет дело.
- С Виктором я говорила с утра. Он охренел, но возражать не стал. Так что теперь все зависит только от тебя.
- Ну что ж. – пожал я плечами. Мы помолчали. – Идем. – я взял ее за руку.
- Куда? – поинтересовалась она.
- Ты хочешь, чтобы все было ярким. И у меня есть идея, как сделать это еще ярче.
Мы пришли к Виктору. Он сидел, опершись спиной о ствол дерева, и жевал травинку.
- Саша хочет узнать обо мне больше. – обратился я к боссу. – Мне кажется, что наиболее объективно она сможет взглянуть на эту сторону моей жизни, если мы будем с ней в лесном домике.
Виктор присвистнул.
- Угробить девицу решил? – ухмыльнулся он, но его взгляд стал серьезным.
- Нет. Просто показать все в красках. – я тоже был серьезен.
- Ты все же не передумала? – мужчина покачал головой. Девушка не ответила. – Ну, дело ваше. – пожал он плечами. – Эй, Стасик, отвезешь ребят, куда попросят… - Виктор пожевал губами. – И вернешься, а то ночь скоро. До утра справитесь? – взглянул он на нас. Я кивнул. – А утром тогда заберешь. – босс посверлил меня взглядом. – Обидишь девочку – беды не оберешься, понял? – грубо поинтересовался он.
- Я не буду никого обижать. – удивился я. – Мне этого совсем не хочется. Я бы с удовольствием вообще от поездки отказался, но раз она так просит...
- Смотри мне. – еще с минуту помолчали. – Зря ты все же. – проговорил Виктор и добавил. – Езжайте.
***
Мы приехали, когда солнце уже клонилось к горизонту. В лесу было сумрачно, но на поляне перед домом все еще было светло. Саша вышла из машины и во все глаза глядела на полуразрушенный двухэтажный дом.
- Интересно чей он? – полюбопытствовала она.
- Понятия не имею. – пожал я плечами.
- Миленько. – хмыкнула девушка. – Даже не знала, что в наших широтах строят такие домишки. И ведь ему не один десяток лет. А вид, словно дом сошел с экранов американского ужастика. Точь в точь. И кстати очень в тему. – она поежилась.
- Замерзла? – непонятно зачем ляпнул я, заранее зная ответ.
- Жуть. – то ли ответила, то ли о чем-то своем поведала Саша. – Что это за дом? И почему ты меня сюда привез?
- В этом доме я последнее время мучил и убивал своих жертв. – пояснил я.
- Ясненько. – кивнула девушка. – Пойдем внутрь или снаружи есть что показать?
- Пойдем внутрь. – я зашагал к крыльцу.
- Вау. – воскликнула Сашка, переступив порог. – Да, внутри он еще сильнее похож на классический дом ужасов. Веселая будет ночка. А свет тут есть?
- Нет тут света. Но небо ясное и сегодня почти полная луна, так что не потеряемся. – усмехнулся я.
Мне было не совсем понятно зачем ей все это понадобилось. И я был не рад, что согласился, а потом еще и привез ее сюда. Не место ей было здесь. Совсем не место. А еще я кожей ощутил страх, который не на шутку разыгрался в Саше. Я чувствовал его, как чувствовал его всегда.
- Ну, давай начнем. – предложила девушка. – А дом по ходу осмотрим. Так, наверное, будет более поэтично.
- Давай. – согласился я нехотя. – С чего начать?
- Тебе, пожалуй, видней.
И я начал. Совсем не с того, с чего собирался, обдумывая свои действия все время, пока мы ехали в машине.
- В этом доме мы с Виктором впервые познакомились. Я как раз закончил с очередными своими жертвами: заблукавшей парочкой грибников-ягодников. Мужчина валялся внизу, а я весь в крови склонился над только что почившей барышней. В дверях возник неслышно мой нынешний босс. Я еще находился в азарте своего любимого занятия и потому никаких молниеносных решений попросту не мог принять. Я почувствовал себя волчонком, который только что загрыз беспомощного медвежонка, а тут его застукала медведица. И вот стоит этот волчонок с окровавленной пастью и перепуганными глазенками и понимает, что убежать не удастся и помирать не хочется. Виктор спокойно и не спеша подошел вплотную, даже не взглянув на женщину, взял меня за шкирку и выволок на улицу. И на той симпатичной песчаной полянке отделал меня до полусмерти, все время негромко повторяя: «Запомни, гаденышь, теперь ты у меня убивать будешь только, когда я скажу». Потом меня уже в бессознательном состоянии куда-то увезли. И Витя еще три дня меня избивал нещадно. А я висел, привязанный за руки к деревянной балке, хотел пить и думал только об одном: зачем он меня бьет, если я уже все понял и на все согласен. Через три дня избиение прекратилось. Мне дали воды и хлеба. Еще через пол дня меня отвели в баню и Виктор лично меня отхлестал веником. Потом мне выдали одежду и увезли в лес. Туда, где мы с тобой встретились. И вот я занимаюсь любимым делом строго по указке свыше. И жить или умереть моим жертвам решаю уже не я. Пару раз я правда вырывался на волю и играл в свои жестокие игры с незапланированными беднягами. И каждый раз Виктор методично и молча меня за это избивал. А потому я с каждым разом становился все послушнее. И теперь я уже почти хороший мальчик. Честно говоря, меня такое положение вещей не особо угнетает: свои эксперименты я провожу, кушать есть что, одет, обут, а больше мне от жизни ничего и не нужно. Теперь вот еще ты появилась. Это вообще бонус, какой не всем смертным выпадает.
Я замолчал. И ожидал упреков, удивлений, колких вопросов, но ее вопрос лишил меня дара речи.
- А сексом ты часто занимаешься? – в ее внимательном взгляде не было и намека на сарказм или издевку.
- Ну… - ответил я спустя секунд тридцать. – Когда как. В среднем где-то раз в месяц-полтора.
- А где женщин берешь?
- Меня в разные города вывозят.
- Проститутки?
- Почему? Нет. Я брожу по улице, присматриваюсь к девушкам, как и раньше всегда делал. Нахожу подходящую. Знакомлюсь. Мы идем к ней. Трахаемся и я ухожу.
- И как часто тебе отказывают?
- Никогда. – изумился я. – Я же тебе говорю, что я ищу подходящую.
- Все мужчины ищут подходящую. И даже самым крутым ловеласам четыре из пяти отказывают. Это получается, ты умеешь уговаривать?
- Да, нет. – вспылил я. – Ты не понимаешь. Я же нахожу ту, которая сама хочет именно так… Погоди… не знаю как объяснить.
- Какие девушки в твоем вкусе? – Саша присела на пол.
- Слабые морально. Согласные на все. Те, которые тени своей бояться. Их в толпе видно за километр. Их не возможно не увидеть. И такая одна на тридцать-пятьдесят обязательно есть. А потому я поброжу по городу часа четыре максимум и сто пудей встречу нужную. И такая, как мне нравится, в жизни никому о нашей связи не расскажет. Ей стыдно самой себя.
- Так. То есть ты их насилуешь?
- Да, ну мать твою. – я взмахнул руками. Я был зол. – Я нахожу таких женщин, которые в восторге от этого грубого, даже жестокого секса. Они получают не меньше удовольствия, чем я. Но они серенькие мышки, которые сами себе стесняются признаться, что их возбуждает страх и боль. И потому они молчат и забыть стремятся.
Девушка посидела в задумчивости. Потом негромко произнесла.
- Ясно. – еще чуть помолчала и спросила. – А до встречи с Витей ты их убивал после секса?
Я рассмеялся. Гнев как рукой сняло. На меня снизу смотрела наивная детская мордаха.
- Зачем мне их убивать? Я же тебе говорил, что убийство для меня не суть. И вообще секс сексом, а эксперименты мои над людьми другое совсем. Мы расстаемся удовлетворенные произошедшим. Просто я выкидываю это из головы, так как вообще стараюсь лишнего ничего не держать в памяти. А они стараются забыть от стыда. Все.
Саша сидела на грязном полу и смотрела перед собой невидящим взором. Я решил дать ей время на раздумья и вышел на крыльцо покурить. Вечер был великолепен. Ясное небо наполнилось еще тусклыми крохотными звездочками. Слева по небу разлился молочный туман лунного света, но самой красавицы луны видно не было – она стыдливо пряталась от меня за деревьями. Воздух был прохладным и свежим, наполненным запахом багульника и влагой недалекого ручья. Я глубоко вдохнул и, раскинув руки, закрыл глаза. Мне по вкусу эти тихие спокойные летние вечера, когда никого вокруг на мили и жизнь всего человечества кажется чьей-то нелепой шуткой, выдуманной страшилкой, не имеющей к реальности никакого отношения.
- Мы можем продолжать. – услышал я приглушенный голос из дома. Усмехнувшись, я еще раз глубоко вдохнул и пошел пугать эту странную девушку.
***
- Так, ну, начнем, пожалуй, уже о главном. – сказал я, переступив порог. – Предлагаю начать со спектакля. Это конечно более, чем глупо, и не менее комично, но все же… Вставай, представляй себе самое страшное, что ты можешь обо мне подумать и беги прячься. Дом не большой, но для нашей игры вполне хватит. – Саша поднялась с пола. – Закрывай глаза и думай обо мне ни как о своем знакомом. Вот я с огромным ножом. – Я достал из вшитого в брючину кожаного кармана свой любимый нож, длина лезвия которого была никак не меньше двадцати пяти сантиметров. – И ты такая испуганная, потерянная, одинокая и беспомощная. – девушка стояла с закрытыми глазами и в ней все ярче разгорался страх. – Беги. – устрашающе шепнул я. – Даю тебе фору в минуту. Время пошло.
Она распахнула ресницы и растерянно поглядела по сторонам. Потом сделала пару нерешительных шагов по направлению к кухне. Остановилась и, развернувшись на девяносто градусов, побежала по лестнице на второй этаж. Я еле сдержал смешок. Он был совсем ни к месту. Отсчитав восемьдесят пять секунд, я не спеша стал подниматься по ступеням. Они едва слышно поскрипывали под моими ногами. Дерево за годы поизносилось крепко.
Хотя я намеренно не смотрел куда именно Саша свернула на втором этаже, мое чутье однозначно подсказывало, что побежала она на право. И пройдя метров пять, я разглядел ее в щель между дверью и притолокой. «Прячешься ты отвратно плохо». – хмыкнул я про себя. И чтобы пощекотать ей нервы, прошел мимо двери, заглянул под трухлявый от времени полог скатерти на круглом столе в центре комнаты, бесцельно и не спеша покрутил головой, а потом развернувшись вышел. Я слышал, как она медленно дышит, стараясь не выдать себя. Я ощущал, как колотится ее сердце. Но самое главное, что не умеют скрывать люди, я явственно чувствовал запах страха. Тело девушки источало такой аромат, который невозможно было ни с чем спутать. Страх выкинул в ее кровь адреналин, а тот в свою очередь заставил ее кожу испарять этот яркий запах. Ох, как же она сладко пахла. И может быть потому, что у меня не было ни малейшего желания убивать Сашку, во мне взыграла страсть. Я медленно выдохнул, стоя за стеной и взял себя в руки. Сейчас мое возбуждение было совсем некстати. А вот пугать девицу был самый подходящий момент. Она уже задышала более спокойно и я услышал негромкий шелест: это руки коснулись ткани сарафана. Стало быть, Саша перестала прижимать их к груди и опустила. Она успокаивается. Я сделал два больших неслышных шага и, распахнув дверь, проговорил: «Попалась». Девушка пронзительно взвизгнула и даже слегка подпрыгнула от неожиданности.
- Кто так прячется? – рассмеялся я.
- Ты сразу меня нашел? Да? – заглянула она мне в глаза.
- Конечно. Остальное было фарсом.
- Но как?
- Дыхание, запах тела, но главное… - я подмигнул и поднял вверх указательный палец. – Главное… тебя было видно в щель. Вот и скажи мне: кто так прячется?
Саша растерянно оглянулась на дверь.
- А в кино всегда показывают… - неуверенно начала девушка.
- Мало ли, что там в кино показывают. – пожал я плечами. – То кино, а это жизнь. Беспощадная реальность. Хотя знаешь, никто из тех, кто в этом доме от меня пытался убегать, за дверь не прятался. Ты меня удивила. – я улыбнулся и, склонив голову, посмотрел на нее.
- Расскажи что-нибудь. – негромко попросила она.
- Идем. – я взял Сашу за руку. – Начну с самого сложного для себя. – я повел ее мимо лестницы в комнату с единственным в доме стулом. – Садись. Я буду рассказывать и, чтобы было более наглядно и страшно, буду все это показывать на тебе, но без причинения телесных повреждений. – Только постарайся не перебивать. Хотя бы сейчас. Мне будет трудно об этом говорить. – Я постоял молча с минуту, глядя в пыльное, заросшее паутиной, окно. То, что я собирался рассказать, и на меня навевало ужас и тоску. – Мне было восемь. – начал я свой рассказ. – Мы жили в обычной двухкомнатной квартире, в обычной пятиэтажке, в обычном маленьком городке. Все эти страхи, которые рассказывают о детстве маньяков, меня никоим образом не коснулись. У нас была хоть и не полная (мама, я и сестренка), но хорошая семья. Мама заботилась о нас и любила нас совершенно одинаково. Вниманием меня никогда не обходила. Никто и никогда меня не обижал. Я даже в школе ни с кем не дрался. И никто не был виноват в том, что у меня появился очень неординарный интерес. Интерес к человеческой анатомии и к человеческим страхам, которые рождены физической болью. Я учился тогда только в третьем классе. Самое начало учебы. Ранняя осень. Начало октября. Сломанный пупс, разбитая статуэтка, раздавленный автомобиль – все эти вещи наталкивали меня на мысль, что внутри человека все еще интереснее. Там должно быть целый мир, непонятый и не изученный мной. Обычно в кино показывают, что в детстве маньяки мучают животных. Мол, это самый верный признак социопата. Но меня животные совершенно не интересовали. Я их попросту не замечал. Где-то за год до этого дня я впервые почувствовал запах крови. Ярко так почувствовал. И испытал при этом какие-то непередаваемые чувства. До сих пор не могу найти им названия. И весь этот год я думал о внутреннем строении человека. Я спрашивал маму, но она не могла мне толком ничего объяснить. А так, как я не переставал задавать вопросы и в моих глазах читалось яркое возбужденное любопытство, то со временем мать стали пугать эти разговоры и она начала ругаться на меня. Сначала вяло, но с каждым разом все более жестко. И я замкнулся. Я замолчал. Я остался наедине со своим неуемным любопытством и своими мыслями. И вот как-то днем, в выходной, когда мама ушла по своим делам, я вошел в комнату, где играла моя сестра и сказал, что придумал игру получше. Прости, Саша, но я не в силах рассказывать подробности. – я судорожно сглотнул. – Кухонным ножом я убил свою сестру. Я не хотел этого. Я не понимал, что делаю. Я просто вспорол ее и посмотрел, что внутри. Я видел, как билось ее сердце и как оно остановилось. Я старался ее оживить. Я плакал и сжимал руками ее сердечко, пытаясь заставить его снова стучать. Но естественно все это было напрасно. У меня даже не возникло мысли скрыть следы своего проступка. Когда пришла мать, я сидел на полу, обхватив свою голову окровавленными руками, и шатаясь, что-то ныл. Моя мать повела себя очень странно. Она несколько минут таращилась на труп сестры, а потом, не обратив на меня, казалось, ни малейшего внимания, завернула ее тельце в покрывало и ушла. Вернувшись (уже с пустыми руками), мать вымыла пол несколько раз, раздела меня и искупала и, сложив вещи в пакет, снова ушла. Ее не было около часа. Придя домой, она быстренько приняла душ, высушила волосы, оделась по-домашнему и опять ушла. Следующий раз мама вернулась под утро. Вся заплаканная и постаревшая лет на десять. После похорон, на которые меня не взяли, мама отвезла меня в интернат и навещала крайне редко. За все время, начиная со смерти сестры и заканчивая нашей последней с ней встречей, мать не сказала мне ни слова. Хотя, собственно я ей тоже. Все. Теперь ты знаешь, кого и когда я убил впервые. Сразу скажу, что это единственный человек, о смерти которого я жалею и в смерти которого себя виню. Я пойду покурю. Не ходи за мной.
Я вышел. Спускаясь по лестнице, я думал, что все это фуфло: мол, расскажи кому-нибудь и камень с души упадет. Вот. Рассказал. Ничуть не полегчало. Наоборот. Вспомнилось все так ярко, будто только что было. И опять накатило отчаяние и боль потери захлестнула с новой силой. И эта боль за годы меньше не стала. Так в груди щемит. Так сдавливает сердце. Если бы я умел не только забирать жизни, но и давать их, то вернул бы жизнь сестренке. Она заслуживала жить и быть счастливой. Она была самой наивной и самой смешливой из всех, кого я встречал. Она была удивительной. И я прервал это чудо. Я поломал самую дорогую, даже бесценную игрушку этого мира. На глаза набежали слезы. Я вышел на крыльцо и расплакался. Расплакался как ребенок: горячо и взахлеб.
***
Спустя целых полчаса я вернулся в дом. Луна уже выглянула из-за деревьев и величественно глазела сверху на лес, на дом. Величественно и безразлично. В доме было тихо. Я поднялся на второй этаж и зашел в комнату со стулом. Саша стояла у окна.
- Продолжим? – негромко поинтересовался я. Она вздрогнула и, повернувшись, неуверенно кивнула. – Сразу расскажу о том, что было дальше, чтобы у тебя не возникло ощущения, что я нуждаюсь в твоей жалости. – предупредил я. – Садись. – девушка послушно присела на стул. – Долгих три года я чалился в интернате для детей с психическими отклонениями. Я ни с кем не общался. Воспитателям и учителям всегда отвечал коротко и односложно. Психотерапевта игнорировал. Мне было там не плохо, но скучно. Все свары, все перипетии этого заведения наводили на меня тоску. Мне нравилось читать и гулять в саду. Читал я в основном стихи. Учился средне. Даже скорее ниже среднего. Потом мне все это осточертело и я сбежал. Это оказалось совсем легко. Просто встал ночью, тихонько прошелся по первому этажу, нашел открытое окно, пробежал через парк, залез на дерево, перелез через забор и все. Свобода подействовала на меня одурманивающе. Я был словно пьяный. Шатался по окрестностям несколько часов бесцельно. Я даже не понимал куда иду. Потом в голове стало проясняться. Я остановился и несколько минут прислушивался к себе, чтобы понять чего же я хочу. И понял. Изучив местность, я определился в какой стороне находится мой родной маленький городок. К утру я был там. Я видел, как мать вышла из подъезда, как она прошла по улице до работы. Я видел, как она выходила на обед в соседний магазин купить что-то из продуктов. День прошел быстро, даже стремительно. Вокруг было столько интересного: ветер, небо, деревья, птицы, машины, пешеходы, пару раз мимо проходили милиционеры. Мне было интересно увидеть жизнь (такую жизнь – без ограды) спустя столько странных дней и ночей, проведенных в интернате. Уже позже, вспоминая тот первый день на воле, я подумал, что скорее всего перестали действовать какие-то препараты, которыми меня пичкали и именно поэтому мир казался не серым, а столь радужным. После работы мать зашла к подруге и пробыла у нее часа три. И вот, когда она уже почти подошла к дому, я вышел ей на встречу. Что я собирался сделать? Что собирался сказать? Зачем вообще пришел? У меня было много ответов на эти вопросы. Но решение я принял молниеносно. Сразу после того, как удивление на ее лице сменилось отвращением и горечью. Передо мной стояла не моя мать, а незнакомый и чужой мне человек. Кукла с лицом матери и с душой чудовища. Разом вспыхнули все обиды, разочарования, вся ненависть, копившиеся во мне с того самого мига, когда эта женщина, не взглянув на меня, завернула тельце сестры в покрывало. Да, именно тогда моя мать перестала быть мне матерью. Внутренне я громко по звериному взревел. Но только внутренне. На моем лице расползлась косая ухмылка. Я чувствовал это, словно мое лицо было резиновым. Эта ухмылка растягивала мою кожу. Мне было неприятно, но я не сумел ее сдержать. Мать сделала шаг в сторону, намереваясь меня обойти. Я тоже шагнул. Она повернулась и побежала. Странно. Я потом прокручивал это в голове и так и не смог понять, почему она выбрала такой странный путь отступления. Скорее всего, страх лишает людей рассудка подчистую. Моя мама бежала в незаселенный район. Она бежала в сторону заброшенной стройки. Зачем? Ведь до дома, до соседей оставалось метров двадцать максимум. Правда мне приходила в голову мысль, что она, как и в случае с убийством сестры, пыталась таким неординарным способом защитить меня… но… я этого теперь не узнаю… - я прервался и, подойдя к Саше ближе, присел на корточки. – Теперь я тебе покажу. – в моих руках слабо блеснул нож. – Я догнал ее. У самой стройки. Она споткнулась и упала. Я подождал пока она встанет. Мама поднялась и, повернувшись ко мне лицом, попятилась. Снова споткнулась и упала. Снова встала. Я медленно шел. Молча, спокойно. А она продолжала пятиться. Уже среди стен остановилась и, будто осознав что-то, негромко вскрикнула. В интернате уже около года назад я спер с кухни нож и с тех пор с ним не расставался. Не знаю по чьей халатности за все это время меня ни разу не обыскали. Я достал из-за пояса нож. Мать застонала и тихо заплакала. Может быть, если бы она все же что-то сказала или хотя бы посмотрела на меня как-то по-особенному, все было бы иначе, но она молчала и не смотрела мне в глаза. Это меня разозлило. Сильно. Скрежетнув зубами, я зарычал и воткнул нож ей в бок. Вот сюда. – я легонько ткнул ножом девушке в правый бок. Сарафан разошелся. Она ойкнула. И светлая ткань немедленно стала темнеть. – Мать очень медленно опустилась на битые плиты. Растерянно потрогала бочину и все же не подняла глаз. Тогда я озверел окончательно. Схватив ее за подбородок, я рывком запрокинул ей голову. Мать скользнула взглядом по моему лицу и скосила глаза. В этот самый миг мне вдруг стало как-то намного легче. Голова прояснилась, жестокая злоба откатилась в глубины сознания. Я держал за подбородок куклу с чуждыми мне чувствами, куклу, не способную взглянуть в глаза действительности, не способную говорить и принимать правду такой, каковой она является. И эта кукла учила меня всегда говорить правду. И эта кукла учила меня быть человеком. Как? Как она могла научить меня этому, если сама не была человеком, если сама не была готова к правде? Я легко и широко улыбнулся. А потом нежно и аккуратно сделал надрез на ее лице. Вот так. – я, едва касаясь лезвием девичьей кожи, провел от подбородка по скуле верх рядом с самым ухом, потом по линии волос до другого уха. – И зацепив пальцами кожу у самого подбородка содрал с лица этой куклы личину моей матери. – Саша всхлипнула, судорожно вздохнула и, пошатнувшись, застонала. А потом так трогательно по-детски стала щупать рукой воздух, словно стараясь нащупать спасительную руку. Я подставил свою. Она уцепилась маленькими пальчиками (пальчики сильно дрожали). Уцепилась крепко и зажмурилась. – Тебе страшно. Давай прервемся. – постарался я сказать как можно более ласково. Она вызывала в моей душе столько тепла и нежности.
- Нет. – распахнулись ее голубые глазищи. – Не нужно. Рассказывай.
- Как хочешь. Правда уже больше и нечего почти. Мама кричала. Сильно кричала. И этот крик был мне приятен. Я кромсал ножом ее грудь, руки, ноги. Не глубоко, чтоб не убить сразу. Впервые тогда я сделал это из мести. Первый и последний раз. Теперь, когда меня обижают (а случается это крайне редко), я могу покалечить, могу убить, но не мучаю. Мне это не интересно. И тогда было не интересно. Тогда я испытывал жажду мести. Мне нравилось, как она кричит. Я упивался ее болью. Знаешь, скажу тебе, это было приятно только в процессе. Потом, когда я ушел, меня вырвало. Потом меня это злило. Потом все это казалось мне скорее слабостью, идиотизмом, нежели важным поступком в моей жизни. Нужно было просто убить ее. Тихо. Без излишеств. Тратить на нее время, делать из нее жертву – было слишком большой честью для нее. Она этого не стоила. Единственное, что до сих пор меня радует, - это то, что я снял кожу с ее лица. Содрал эту маску лицемерия с некогда дорогого мне человека. И единственное, за что я ей благодарен, что этим своим лицемерием она навсегда убедила меня говорить только правду, какой бы эта правда не была и никогда не стыдиться этого. – я замолчал и робко взглянул на Сашу.
Она прижалась носом к моему плечу и обхватила меня за шею обеими руками.
- Мне страшно. – прошептала девушка.
- Закончим? – с надеждой спросил я.
Саша отрицательно покачала головой.
***
- Все остальное в моей бурной и весьма интересной деятельности было уже совсем не так трагично. – поведал я выждав пару минут. – Если ты на самом деле хочешь заглянуть вглубь моего «я», то лучше всего будет провести тебе экскурсию по дому. Но для начала снова сыграем в прятки. Опыт у тебя уже есть. И нервы твои сейчас на пределе. Самое оно. Я ухожу вниз, а ты прячься. Вернусь поищу.
Я поднялся и не спеша направился к лестнице. Спустившись, вышел на улицу и пошел вокруг дома в поисках подходящей для инсценировки сухой ветки. План последующих действий вырисовывался у меня в голове очень ярко. За время моей недолгой прогулки я внимательно прислушивался не скрипнет ли входная дверь, но она так и не скрипнула. Вывернув из-за угла, я поднялся на крыльцо и вошел. Снова было тихо. Только какой-то одинокий сверчок слабо и редко посвистывал где-то на кухне. Туда я и заглянул в первую очередь, но пыль на полу была не тронутой и я, мысленно присвистнув, направился к лестнице. На втором этаже было четыре комнаты. В той, в которой Саша пряталась за дверью, кроме стола и двери ничего не было. Рядом с ней находилась совершенно пустая комната, к тому же без двери. В следующей комнате сиротливо посредине стоял стул. Методом исключения я уже высчитал комнату, в которой притаилась девушка. Но это снова было вовсе не интересно и просто, а потому я делая по возможности более гулкие шаги, прошествовал направо и вновь заглянул под скатерть, естественно не ожидая там никого увидеть. Потом нарочито медленно я прогулялся по комнате, заглянул в две пустые, постояв в каждой словно в раздумье и, надев на лицо гримасу небрежной скуки, которая почему-то всегда приводила беглецов в ужас, направился в четвертую комнату, где безликой коробкой стоял несуразный шкаф с единственной тумбой пригодной для игры в прятки. К слову сказать, в этой тумбе время от времени пытались спрятаться мои жертвы. Естественно безрезультатно и очень, очень необдуманно. Быстро вылезти из нее можно было только при помощи моей неслабой руки, а потому вариант был заранее проигрышным. Зайдя в комнату я прошелся по кругу нагоняя паники и страха. Это мне удалось весьма успешно. Я чувствовал все более усиливающийся аромат тела, я снова ощутил бешеное биение сердца и, подойдя к шкафу, расслышал сдавленное дыхание.
- Опаньки! – воскликнул я, распахнув дверцу. – Снова здрасьте. И снова глупо. – я постоял, глядя сверху вниз на забившуюся в тумбу девушку. – Что ж так слабенько-то, а? Ну совсем никакого воображения нет. Представь себе… - я выдернул Сашку за руку и придержал, так как ее нехило качнуло. – Ты только представь себе: мы здесь не по твоей воле, а по моей. Ты от меня сбежала пока я отвлекся. Куда ты сбежала, дурочка? Ну куда?
- А где здесь спрячешься? – пискнул девичий голосок неожиданно тонко. На глазах блеснули слезы.
- Горе ты мое луковое. – усмехнулся я. – Здесь действительно прятаться негде. – она всхлипнула. – Но спустись ты на первый этаж и там дверь. Видела? Такая крепкая. Входная. А там лес. – я помолчал, наблюдая, как ее длинные реснички растерянно порхают вверх-вниз. – Не, ну, конечно, я бы тебя скорее всего услышал и скорее всего нашел и догнал, но возможностей, согласись, больше. Вообще никакого инстинкта самосохранения. – вынес я вердикт. Она забавно дернула плечиком и шмыгнула носом. – Пойдем на экскурсию?
- Пойдем. – понуро кивнула Саша.
- Может все же передумала?
- Нет. – буркнула девушка.
Мы спустились вниз.
- Я не буду повествовать в хронологическом порядке, описывая каждую отдельно взятую историю. Я только расскажу моменты, которые, по моему мнению, тебя наиболее интересуют. Меня, правда, эти моменты не особо впечатлили, но зато они впечатлили моих жертв, а ты хочешь побыть на их месте. Изволь. – я поднял, найденную мной, ветку и, взяв Сашку за руку, направился в кухню. – Вот здесь незаметненько так у самого порога под грудой мягкого кухонного тряпья у меня припрятан миленький сюрприз. – я ткнул в тряпки палкой. Она с жутким (как я и рассчитывал) хрустом переломилась. – Замечательный капкан. Не правда ли?
Девушка подпрыгнула и прикрыла рот рукой.
- Ужас. И сколько так?.. – она помялась. – Попадалось…
- Не считал. Но главное не это. Ты хотела представить. Представляй: ты в ночи в страшном старом доме. За тобой вразвалочку идет ужасный монстр. Ты стараешься хоть куда-нибудь убежать. Переступаешь порог. Темно. На тряпки ты не обращаешь внимания. И тут сначала хруст. Такой, который до мозга костей прошибает. И этот хруст переходит в нечеловеческую боль. Ты взвываешь. Поверь, так больно тебе не было ни разу в жизни. Я наблюдал не раз. Эта неожиданная боль – самая чудовищная. Ты естественно падаешь. Монстр не спеша подходит и освобождает твою ногу из капкана. – я наклонился и разжал тиски. – Кто-то сражен одним этим до глубины души и уже жаждет смерти. С такими скучно. Но кто-то… и это вызывает во мне глубокое уважение… продолжает искать спасения. Будем считать, что ты такая.
- Вряд ли. – покачала Саша головой. – Мне и сейчас так страшно, что дышать нечем.
- А я иногда заставлял вставать и идти. Пусть будет по твоему. Я заставил тебя подняться. Силой поставил на ноги и, подталкивая в спину, принудил идти к лестнице. Ну, к двери-то я все равно никого не пускаю, так что все идут к лестнице. Идем. – я повернул девушку за плечи и легонько подтолкнул. – Они мучительно, медленно, с подвыванием поднимаются ступенька за ступенькой наверх. Иногда падают. Иногда ползут. Иногда плачут и мне приходится их тащить. Но будем считать, что ты сама хромаешь. Давай. Только не спеши. Хотела прочувствовать – так чувствуй. – мы очень медленно поднялись на второй этаж. – А тут собственно тупик. С поломанной ногой не убежишь. Они это понимают и не пытаются особо. Я всегда даю право выбрать комнату самостоятельно. В той, например, - я кивнул на вторую справа. – Часто в полнолунье ослепительно красивые лунные дорожки. Идем по порядку. Ты в первый раз комнату со столом выбрала. С нее и начнем. О, сегодня видишь, луна в это окошко светит. Красотища. – искренне восхитился я. – Но Саша вяло обвела комнату взглядом и не отреагировала. – Вот знаешь, если честно, меня это удивляет. – высказал я набежавшую мысль. – Человеку жить остается, может, несколько минут всего, а он напоследок ничего не замечает. Вообще чистейший вакуум в головах. Ни луны, ни звезд, ни солнца, ни леса, ни пенья птиц. И в этом вакууме мечется паскудное чувство ужаса. Ты себе представь: умереть с единственным чувством в душе. Гнусь. Я не хвастаюсь, но меня когда Виктор избивал здесь на поляне перед домом, ежик в кустах копошился и совы почему-то надрывно кричали, и тучи по небу ходили такие хмурые-хмурые, и ветерок так мелодично листву шевелил. Я жил, понимаешь? Последние возможно моменты… Я же не знал, что жив останусь. Хотелось еще нестерпимо надышаться, но вздохнуть глубоко не получалось. – я помолчал. Она посмотрела на меня долгим любопытным взглядом. В нем мне даже легкое восхищение почудилось. – Ладно. Продолжим. Хватит демагогии. Кстати, что такое демагогия?
- Не знаю. – пожала Саша плечами.
- И я не знаю. Итак, одно из самых страшных для людей – это, когда я вообще неопасные вещи делаю. Например, было очень любопытно поглядеть что к чему в поломанной ноге. Не смертельно – явно. Но жуть, как пугает. Или руку разрезать до кости, чтобы посмотреть. Тоже визгу не оберешься. А вот, когда живот вскрываешь, почти молча лежат. Так постанывают маленько. Там, наверное, в животе нет таких болезненных участков. Ну, вот тут, не далеко от двери это обычно и происходит. Я ткнул пальцем ей под ноги. Редко, но временами до окна добегают.
- А как ты справляешься с людьми? – задумчиво спросила девушка. – Ведь среди них были мужчины?
- Были. – кивнул я.
- И вообще страх силы придает.
- Не путай, радость моя, страх с ужасом. – возразил я. – Меня не просто боятся, а боятся до жути. Руки ноги трясутся. Мозг отказывает. Это всегда было легко и просто. Даже, когда мне всего двенадцать было.
- А трупы ты закапывал?
- Нет. Оно мне надо? От дома подальше оттащил и выбросил. Вообще, наверное так меня Виктор и нашел. – я почесал в затылке.
- А ты что его не спрашивал? – удивилась Саша.
- Неа. – усмехнулся я. – Как-то до сегодняшнего вечера даже в голове не всплывало. Так, ну идем. – я завел девушку в соседнюю комнату. – Здеся я обычно гадостью одной занимался. Так вот знаешь, цепляешь поглубже крючочки и за них конечность поднимаешь вот на этих веревочках. – я наклонился и поднял одну. Девушку крепко передернуло. Я открыл было рот, но она помотала головой. – Пошли дальше. – предложил я. – Саша выставила перед собой руку. Мы помолчали.
- Я подумала… - очень тихо и неуверенно заговорила девушка. – Что это следов на коже сильных не оставляет.
- Пожалуй. – пожал я плечами.
- Давай ты на мне покажешь… - еще тише промямлила она.
- С ума сошла? – негромко воскликнул я. – Я не хочу тебе больно делать. Категорически.
- Пожалуйста. – умоляюще воззрилась она на меня. – Мне это нужно, понимаешь.
Я плюнул и зло сказал:
- Дело твое. Давай, если хочешь.
- Что делать нужно?
- На пол сядь. – рыкнул я и кивнул на середину комнаты. Саша повиновалась.
- Я просто в кино видела и жутко этого боюсь. А значит тем более нужно попробовать на себе.
- Дура ты. Вот что. – недовольно пробурчал я.
Она сидела молча и со страхом, но больше с любопытством наблюдала, как я собираю и протираю крючки. Когда я взял ее руку, она вся была в мурашках.
- Ты замерзла? – спросил я, прикидывая холодно ли в доме. Но девушка отрицательно покачала головой. – Страшно? – она кивнула. – Так может не будем? – взмолился я.
- Будем. – твердо ответила Саша.
Я сжав зубы вставил в ее руку крючок поглубже в слабой надежде, что она таки откажется. Она ойкнула, но не отказалась. И тут я разозлился. «Ах, тебе захотелось боли и страха. – думал я. – Ну, держи фашист гранату. Будет тебе и боль и страх». Методично втыкая в ее плоть острые и крайне болезненные крючки, я не обращал никакого внимания на ее все увеличивающиеся возгласы. Закончил с руками и приступил к ногам. Там в некоторых местах было особенно больно и я их не посчитал нужным обойти вниманием. Когда с этой нудной процедурой было закончено, я собрал все нити с пола и стал играть в кукольный жутко-зловещий театр. Я знал, что ей будет очень больно и подготовился к этому морально. Потому, когда раздался первый ее протяжный крик, я не отреагировал. Почти. Мое сердце все же слегка екнуло. А потому я попытался не смотреть Сашке в лицо. Руки и ноги девушки неестественно поднимались и опускались в сопровождении неровного дыхания, срывающегося то на крик, то на стон, то на вой. Минут через десять мне это надоело окончательно.
- Я наигрался. – оповестил я. – Пока еще очень больно, повыдергиваю крючки. По опыту могу сказать, что тогда процедура менее болезненна.
Еще минут пять-семь я выдирал метал из ее тела. И каждый ее вскрик, всхлип отдавался в моем мозгу ударом в виски. Так я давно не нервничал. Меня это бесило. А потому, закончив, я не сказал ни слова и вылетел на улицу покурить и успокоиться.
***
Я курил уже третью сигарету. Руки перестали подрагивать, дыхание пришло в норму, сердце прекратило заходиться в отчаянном беге. Но мне было противно. Я делал не только то, чего мне совершенно не хотелось делать. Я впервые делал больно дорогому мне человеку. «Отчего я к ней так быстро прикипел? – в который раз задал я себе вопрос. И наконец, у меня получилось здраво поразмыслить. – Она первый человек за всю мою недолгую жизнь, который считает меня равным, который слушает, что я говорю. Саша не смотрит сквозь меня, а смотрит вовнутрь. При этом она еще ни разу не взглянула с отвращением, с призрением. Но самое главное то, что эта девушка так же искренна со мной, как и я со всеми. В этом вся соль».
Я последний раз затянулся и, потушив сигарету, потянулся и зевнул. Пора было возвращаться. Я поднялся и открыл дверь. Где-то в глубине меня ехидный голосок заметил, что дело-то не совсем в ее искренности и доброжелательности, но я переступил порог и все мои мысли переключились на то, насколько же Саше, наверное, сейчас больно.
Наверху было тихо. Слишком уж тихо. Я пожал плечами и направился в комнату пыток. Комната была пуста. Я бестолково оглянулся по сторонам. Постоял и прислушался, но все равно не услышал ни звука. Тогда я зашел в комнату по соседству. Стол, накрытый пыльной скатертью, одиноко стоял по центру. Девушки тут не было. Я планомерно обошел две другие комнаты, даже заглянул в шкаф, но нигде Сашки не нашел. Выйдя к лестнице, я закрыл глаза и прислушался к своему чутью. Открыв глаза, спустился вниз и заглянул на кухню. «Что за черт?» - вспыхнуло в мозгу, когда и там никого не оказалось. Пройдясь по первому этажу, я вспомнил про грязный чулан под лестницей. «Ты в прятки играешь что ли?» - подумалось мне. И я медленно направился к чулану. Девушка стояла, слегка нагнувшись, в проеме невысокой двери. Хотя самой двери там отродясь не было.
- Сашка. – облегченно выдохнул я.
Раздался пронзительный визг. Девушка резко развернулась и с разворота вмазала мне кулаком в грудь. Я зарычал и с огромным трудом сумел сдержать себя от каких-либо действий.
- Никогда больше так не делай. – сквозь зубы сдавленно проговорил я.
- Ты меня так напугал. – похлопала она ресничками.
- Ясно. Но не смей причинять мне боль. Я тогда зверею и не всегда могу контролировать себя. В следующий раз не дай бог покалечу.
- Ого как. – хмыкнула Саша. – Сам значит любишь побольнее помучить, а тебя даже толкнуть нельзя?
- А вот да. – недобро зыркнул я на нее. – Вот именно так.
- Ну дела. – протянула она. – Эгоист.
На другого человека я немедленно бы обиделся и разозлился, но в ее тоне было что-то настолько безобидное, что я только рукой махнул.
- Идем? – поинтересовался я.
- Куда?
- Сказку дальше слушать будешь или уже наслушалась до отрыжки?
- А ты еще сказку и не начинал. – взглянула мне в глаза девушка. – Почти весь твой рассказ был историей твоего детства. Ну еще маленькое наглядное пособие. Сказка-то по-моему совсем о другом.
- Не совсем. – усмехнулся я. – Ты как?
- Руки и ноги огнем горят. Посидела-посидела и не вытерпела. Вот и пошла прогуляться, чтобы отвлечься.
- Ясно. А здесь нашла что интересное?
- Ничегошеньки. – Саша задумчиво поправила волосы. – Мы с тобой так сглупили… - проговорила она и замолчала.
- И… - уставился я на нее.
- Что «и»? – уставилась и она.
- Сглупили в чем?
- Аааа… - протянула девушка. – Попить не взяли. Кстати. – воскликнула она. – Я писать хочу.
- И то, и другое на улице. К тому же, если ноги печет, думаю неплохо их будет остудить.
- Там что похолодало? – удивилась Саша.
- Нет. Здесь недалеко ручей есть. Такой достаточно широкий. Можно попить и ополоснуться.
- Аааа… - девушка кивнула. – Ну тогда, веди. Только сначала я все же пописаю где-нибудь в кустиках.
- Лады. – улыбнулся я и, взяв ее за руку, направился к двери.
***
Плескалась Сашка не долго. Очень быстро она замерзла в холодной воде ручья. Зато отвлеклась от ноющей боли в конечностях. И сидя у меня на ступнях в моих объятьях казалось даже начала дремать. Я заслушался журчаньем воды и уханьем сов, а потому вскинул голову, когда она негромко заговорила:
- Я ведь не знаю как тебя зовут. – промурлыкала девушка.
Меня передернуло.
- Это имеет значение? – буркнул я.
- Тебе имя твое не нравится? – Саша повернула голову, но в глаза мне взглянуть не сумела.
- Не нравится.
- Почему?
- Потому что.
- Ну как тебя зовут? – по-детски настойчиво спросила девушка.
- Ну, Дима. – ляпнул я первое попавшееся имя.
Она развернулась. Долго глядела мне в лицо. Потом, хмыкнула:
- Врешь. Зачем врешь? – пожала Саша плечами. – Я не буду смеяться. У меня сейчас настроение не то.
Мы помолчали. От ручья тянуло прохладной сыростью. И я сам стал подмерзать.
- Идем. Холодно. – предложил я.
- Пошли. – кивнула она.
***
- Итак, - заговорила девушка, когда мы вновь оказались в доме. – Ты поставил капкан и наслаждаешься тем, что твои жертвы ходят с поломанной ногой и испытывают при этом жуткую боль и умопомрачительные муки. Еще ты играешь ими как куклами в кукольном театре, дергая их за конечности утыканные крючками. Какие еще интересности приходят в твою светлую голову?
- Да, собственно, больше и никаких особенных. Так, чтобы рассказать пострашнее, и не вспомню. Ты пойми, Саш, мне ведь не столь важно, чтобы меня боялись. Страх – это только инструмент для подчинения. Ну, чтоб не могли они мыслить здраво и убегать осмысленно. Я ведь тогда могу и не догнать и не справиться. Мне важнее их чувства во время разных моих экспериментов. Предположим, решил я узнать где у человека точки побольнее. – я изучающее взглянул на Сашу. – Все равно уже кожу твою красивую попортил. Могу наглядно показать что к чему.
Она поколебалась с минуту, но потом все же решительно кивнула:
- А давай. Раз уж начали, чего теперь сомневаться.
- Только пошли наверх – там светлее. – предложил я.
Мы прошли в комнату со стулом. Хотя светлее было в «кукольном театре», но девушка поежилась и с мольбой взглянула на меня. Мне было все равно.
- Вот смотри. – начал я демонстрацию. – Берем такой крохотный инструмент. – я достал стилет. – Им удобнее всего болевые точки искать. Я сразу предупреждаю, что мои действия для жизни не опасны. Экспериментально проверенно. – усмехнулся я.
- На шило похож. – заметила Саша, с любопытством взирая на поблескивающее лезвие.
- В принципе таковым это орудие изначально и являлось. – пояснил я. – Его в прошлые века использовали именно для колющих ударов. У стилета даже лезвий не было. А значит то же шило, но под другим углом. Так вот… я чаще всего в начале делаю несколько уколов в разные места тела. Ну к примеру. – я специально резко вставил оружие в наименее болезненную область. Девушка даже не ойкнула.
- А почему совсем не больно? – поинтересовалась она. – ты что только уколол?
- Нет. Он до сих пор в тебе.
Сашка оглянулась. Покосилась себе за спину.
- Феноминально! – воскликнула она и улыбнулась, а в глазах ее заблестели чертики. – И сколько у человека таких мест?
- Я только еще одно нашел пока. – пожал я плечами.
- С другой стороны?
- Нет. – серьезно ответил я. – с другой стороны отчего-то смертельно.
Девушка нахмурила лобик.
- Интересно. – хмыкнула она. – А ну ткни в меня пальцем спереди где это сзади. – Я улыбнулся такой шараде, но ткнул. – Аааа… Поняла. – просияла Саша. – Тут такое место специфическое. Не знаю, что там… может узел сосудов или нервный узел, или еще какая хрень, но я слышала, что там очень болезненно и смертельно. Если ранят человека туда, то уже не спасти. Десять минут и труп.
- Точно. – кивнул я. – Минут десять. И все эти десять минут громкие стоны.
- Вот же какая штучка внутри припрятана. – всплеснула девушка руками. – Еще хочу.
- Тыкаю я вот так в человеческую плоть. – я выбрал место побольнее. Саша что-то невнятно промычала. – А потом чем-нибудь не смертельным занимаюсь: суставы разглядываю или сухожилья. Ну может быть и в брюшную полость загляну… Когда как… главное, чтоб от причиненных им после укола стилетом ранений они не скончались сразу. И таким образом выясняю болезненная точка или не очень, или совсем не чувствительная к боли. А также убивает этот укол или нет. Но это скорее анатомические изучения. Меня гораздо больше интересует… - я обошел девушку и несколько секунд посмотрел ей в лицо. После чего вставил стилет в самое болезненное место из всех, что нашел. Она громко вскрикнула и схватилась обеими руками за мои предплечья. На глаза набежали слезы. Губу Сашка крепко закусила. Вместе с болью и влагой в глазах ненадолго колыхнулся страх, но исчез почти тут же, словно его вымыло крупными слезинками, которые покатились по девичьим щекам. Я дернул бровью. – Тебе не страшно?
- Немного… было… - сдавленно выдавила она.
- А как же ценность жизни? – полюбопытствовал я.
- Ты же меня не убьешь. – косо усмехнулась девушка и ее лицо тут же скривило гримасой боли.
- Не убью. – согласился я и выдернул стилет. – Сейчас попустит.
- Снова пить хочу. – прошуршали пересохшие губы Саши.
- Значит сходим прогуляемся. Тут где-то неподалеку морошка была. В это время года ей как раз пора сладкой быть. Поищем?
- Морошка? – моментально вспыхнули глаза девушки. – Вкусная. Я ее только один раз ела.
- Вкусная. – согласился я.
Саша радостно заулыбалась и даже беззвучно похлопала в ладоши. «Ну точно трехлетний ребенок. – подумал я. – Они так же беззвучно в ладоши хлопают». И я тоже широко улыбнулся.
***
Девушка сидела на траве и с явным удовольствием лакомилась слегка недоспевшими ягодами. На лице сияла улыбка. Глаза были полуприкрыты. Я еще немного полюбовался этой картиной и поднялся:
- Схожу листики пособираю. Надо все твои ранки подлечить. – Сашка взглянула на меня и кивнула. – Не забоишься одна? – спросил я.
- Нет тут зверя страшнее тебя. – хихикнула она.
- И то верно. – кивнул я.
- А как ты ночью видишь так хорошо? – поинтересовалась Саша.
- Как зверь. – улыбнулся я. И, помолчав, добавил. – Не знаю. Может, оттого, что долгое время здесь жил, может природа наградила. У меня все органы чувств обостренно работают: и слух, и зрение, и обоняние… Да еще и интуиция ни разу не подводила. Я многое попросту кожей чувствую. В прямом смысле. Объяснить не сумею.
- А как же ты Виктора не почувствовал?
- А вот так… - я рассмеялся. – Он тоже зверь… и таких мало, как он. Даже среди тех, кто меня сейчас окружает. Хотя у них тоже все чувства на уровне. Только он все равно особенный. И боюсь я только его. Даже… - я помолчал и, хмыкнув, добавил. – не столько боюсь, сколько уважаю, как силу, которой противостоять не умею.
Я ушел. Меня не было минут двадцать. Порыскав среди кустарника, я наткнулся таки на то, что искал. Не знаю, как зовется это растение по научному, но я знал его, как василисник. И листья его хорошо боль снимают. А так же ранки быстрей затягиваются. Нарвал я листочков побольше и пошел обратно. Санечка стояла ко мне спиной и обнимала себя за плечи.
- Замерзла? – негромко спросил я.
- Там кто-то смотрит. – шепнула она.
Я подошел и проследил за ее взглядом, но ничего не увидел.
- Нет там никого. – прошептал я.
- Был. Ты заговорил и глаза потухли.
- Какого цвета глаза? – поинтересовался я.
- Зеленовато-голубоватые огоньки.
- Где именно? – девушка ткнула пальчиком в кусты. – Большие. – задал я очередной вопрос.
- Такие… - она помолчала. – Как бусинки.
- Значит далеко. – улыбнулся я. – Я даже не чувствую его.
- Кого? – Саша обернулась.
- Волка, судя по твоим объяснениям.
- А если бы ты не вернулся?
- Съел бы он тебя и всего делов. – рассмеялся я.
- Не смешно.
- Ну, Саш. Лето же. К чему такому мощному и сильному зверю, как волк, бессмысленно на человека нападать?
- Не поняла.
- Это зимой им голодно бывает. – поведал я. – Тогда они и рискнуть могут на людей напасть. А летом что волки, что медведи опасность только идиотам представляют, которые специально за ними ходят и своей настойчивостью терпение их испытывают. Летом такие звери только защищаясь напасть могут.
- А зачем идиоты за ними ходят? – удивилась девушка.
- Потому что идиоты. – пожал я плечами. – Охотники гребанные. Что за охота на волка или медведя? Они их что есть будут? Конечно нет. Так… ради забавы. Мудачье. – Я сплюнул.
Мы помолчали. Саша задумчиво невидящими глазами смотрела перед собой.
- Странный ты… - словно обращаясь в пустоту, проговорила она. – Ты ведь тоже людей не ешь, а ради забавы охотишься и убиваешь. Но при этом горе-охотников не любишь. Странный… - помолчав, добавила девушка. – Пошли в дом. Мне что-то прохладно.
- Утро скоро. – сказал я тихо. – Идем. Только я сперва находку свою в ручье сполосну.
***
Саша лежала головой на моих коленях, по-детски прижав к себе руки, и тихо посапывала. Я сидел с закрытыми глазами и обдумывал ее реплику про охотников. Нет, вины за свои «злодеяния» я по-прежнему не чувствовал. Я просто пытался понять похож ли я в действительности на этих подонков. И тут меня осенило: да, я не мог сравнить себя с гордым и уважаемым мной волком, но и с этими охотниками у меня не было ничего общего. Мне вдруг вспомнился Сашкин рассказ о том мужчине, который так достойно принял пулю в лоб. Я скорее был таким же, как он. Я чувствовал слабых испуганных людей, которые собственно человеками были только гипотетически. «Человек – это звучит гордо». – всплыло в памяти какое-то грязное плакатное, виденное в подвале интерната. Но по-моему «человек» в действительности звучало гордо. Человеки должны были в моем понимании быть человеками, а не трясущимися гнусными людишками. Если бы хоть одна моя жертва хотя бы однажды взглянула мне в глаза ясно и с осознанием своей сути, я бы не смог поднять руку на ЧЕЛОВЕКА. Я охотился, загонял и мучил жертв, людишек. И жертвами, и людишками они стали еще до встречи со мной. Они уже давно перестали себя уважать, перестали смотреть на мир, как на колыбель человечества. Они превратились в жертв тогда, когда восприняли окружающее их великолепие, как нечто зловеще-опасное. И я был всего лишь подтверждением их опасений. Я, возможно, тоже не был человеком, но и жертвой я себя не видел. Я находился выше их в пищевой цепочке. Червями питались куры, курами питались людишки, а ими питался я. Нет… конечно же не ими самими, но их страхами, их болью, их бесконечной слабостью. Я не был каннибалом. Я был хищником иного рода. Да, собственно, человеки на моем пути появлялись крайне редко. К сожалению.
Вдалеке заурчал двигатель приближающегося автомобиля. Я взглянул на спящее у меня на коленях чудо природы. Улыбнулся. И легонько потрогал Сашу за плечо.
- Вставай, принцесса. Карета подана.
***
По возвращении домой Виктор наедине пообщался с Сашей, а после вызвал меня и очень строго журил минут тридцать, потрясая в воздухе кулаком и хмуря лоб. Но в глазах его читались мысли о чем-то совсем другом и, потому страшно мне не было нисколько. Выговор он явно делал так – для проформы.
- Нет, это все было интересно… - заговорила, долго молчавшая девушка, когда мы пили ароматный травяной чай. – Интересно и поучительно, но… - она замолчала, что-то прикидывая. – Но как-то пресно. Я чувствовала твои чувства. Они поразительны, неописуемо любопытны, но это не то, что было нужно мне. Конечно, свою гамму чувств я тоже отхватила, только мне этого слишком мало.
- Какая же ты ненасытная. – хмыкнул я. – И в сексе такая же?
Она не ответила. Просто секунд двадцать посидела молча, разглядывая чай.
- Я хочу увидеть все своими глазами. – четко проговорила Саша, уверенно посмотрев мне в лицо.
- Оооо… - выдохнул я. – Интересненько.
Больше я ничего не сказал. Девушка поглядела на меня с минуту и вернулась к молчаливому чаепитию.
***
На пару дней нас с Сашкой разлучили. Я не знал куда и зачем ее увез Виктор. Я вернулся к своей обычной жизни. Здоровый дневной сон часа полтора, утренние пробежки, созерцание окружающих и окружающего. Голова была светлой и ясной. Мир переливался сотнями и сотнями разных граней и оттенков. Дышалось легко.
Вернулись они под вечер. Виктор сосредоточенный и даже, пожалуй, злой. Саша, как всегда слегка растерянная и озадаченная. Девушка улыбнулась мне и скрылась в начальничьей палатке. А через несколько минут в эту палатку позвали меня.
Переступив порог, я оценил, что Виктор все же зол. Сашка беззаботно сидела прямо на земле и ковыряла палочкой камушки.
- Садись. – не поднимая головы, обратился ко мне босс. – Есть задание. Пойдете вдвоем. Страховать еще четверо будут.
- Почему так много? – удивился я. Обычно я ходил один и страховало меня максимум двое. А тут такое…
- Потому что вторым у тебя будет… - Виктор недобро скривился, словно его заставили жевать ядовитого жука. – Она. – проскрежетал мужчина.
Я вскинул брови:
- Значит, уговорила таки.
Босс еще сильней скривился. Теперь было похоже, будто у него нестерпимо болит зуб.
- Отвечаешь за нее головой. Будь предельно осторожен. И это… - Виктор поднял на меня уставший взгляд. – Ты там не распаляйся очень уж…
- Вить. – улыбнулся я. – Сильнее, чем самого себя, я все равно никого защищать не буду. А потому все будет чики-пики. – босс кивнул. – А на счет моего запала, так это смотря какова задача…
- Вот на счет задачи. – Виктор повернулся к Саше. – Выйди. – приказал он.
Девушка совсем не обиделась. Встала и, сверкнув улыбкой, вышла.
- Бестолочь окаянная. – с сердцем проговорил босс. – Значит, слушай сюда…
***
Задача была простая: придти, напугать пострашнее и привезти на базу. Последнее, к слову, было уже не моей проблемой. Четверо «страхователей» с этой задачей точно справятся. Что касается Сашки, которую вверили мне – так за эту сумасшедшую девчонку я совсем не беспокоился. Ехали мы достаточно долго. Почти всю дорогу молчали. Саня вообще спала, положив голову мне на плечо. Остановилась машина в темной подворотне, прежде проехав мимо объекта, так что дорогу искать нужды не было. Я растолкал девушку за несколько минут до этого.
- Слушай меня. – говорил я пока она потирала кулачками заспанные глаза. – Я заберусь в квартиру через окно. Ты войдешь в подъезд и поднимешься до квартиры по лестнице. Дверь я тебе открою. Иди молча, не шуми. Если кого встретишь, что вряд ли, будь приветлива, но молчалива. Дверь открою минут через пять, как в окно залезу. Так что постоишь поглазеешь, а потом уж пойдешь. В квартире вести себя будешь молча. Не лезь ни ко мне, ни к ним. И самое главное! – я замолчал и посмотрел ей прямо в глаза. – Самое главное: не смей меня останавливать, не смей их жалеть, не смей пытаться им помочь! Если это покажется тебе невыносимо чудовищным, просто развернись и уйди. Не становись между мной и ими ни физически, ни морально. У меня задание и я его выполню. А тебя в таком случае придется вырубить. Все уяснила?
Сашка послушно кивнула. В глазах ее читалось только неуемное любопытство. Мы вышли из машины и направились к объекту. У подъезда я несколько секунд оценивал варианты проникновения. Потом подмигнул Сане и, разбежавшись, запрыгнул на козырек. С него перепрыгнул на решетку балкона второго этажа. Стена была фигурная. Архитектор и строители постарались украсить здание. Такие вещи мне очень на руку. Я забрался на четвертый в считанные секунды. Прикинул, что за балконной дверью горит свет, а потому, зацепившись левой рукой за выступ, завис над темным окном. Еще три-четыре секунды и язычок оконной ручки плавно пошел в сторону. За ним и второй. Я нежно надавил на раму. Окно оказалось на редкость беззвучным. Спиной ко мне, наклонившись над тумбочкой стоял мужик. Я одним прыжком с подоконника оказался в метре от него. И дело было сделано. Можно было расслабиться и приступить собственно к развлечению.
Ошибка всех моих жертв в том, что увидев меня, они немедленно ассоциируют человека перед ними с его внешностью. Стереотип, непонятно кем и когда созданный, в людском сознании. Пушистые светло русые волосы над большими голубыми глазами, которые весело посмеиваются и азартно поблескивают. По-детски подергивающийся носик, доброжелательная искренняя улыбка слегка пухловатых губ. Моя юность в конце концов. Все это сразу же складывает в их голове портрет безобидного наивного существа, не способного на жестокость. В их понимании я должен быть слаб и наивен. Так им подсказывает что-то из глубин сознания. И когда их взгляд выхватывает из общей картины нож в моей руке, его нежно поблескивающее лезвие, случается уже привычный мне кризис восприятия. Это несоответствие внешности с надвигающейся опасностью, всегда вызывает внутреннюю панику, переходящую в ужас. В них происходит борьба между спокойствием и страхом. И пока они заняты своими сомнениями, которые по своей природе глупы, уходит время, драгоценные секунды, в которые еще можно было бы остановить ужас, в которые можно было бы еще принять здравое решение. Сомнения – непозволительная роскошь в такой момент. А не было бы у них этого стереотипа, не сравнивали бы они мою ангельскую внешность с моими действиями, не было бы ни паники, ни ужаса. Хотя, в том-то и дело, что даже слово, описывающее мою внешность такое ассоциативное: «ангельская». Не знаю, то ли мироздание так жестоко подшутило над человечеством, то ли все же мы так любим приписывать черты, единожды встреченного, всему остальному. Скорее второе. «И опыт – друг ошибок трудных» - вот кредо человечества. Каждый набирается опыта, собирает стереотип за стереотипом. Людей не устраивает бесконечность разнообразия. Бесконечность их пугает. Все стараются классифицировать, подытожить, разложить по полочкам. Трудом, потом, кровью стремятся получить опыт, запомнить его, чтобы потом этим пользоваться в жизни. Упал с табуретки в два года и до конца жизни будешь бояться упасть с нее. Хотя в двадцать это совсем не страшно и уже не больно. Порезался ножом и все ножи теперь острые. Встретил человека с ангельской внешностью и искренней улыбкой… Хотя, нет… Человечество продвинулось в вопросах опыта. Оно передает его человек человеку, поколение поколению. Увидел на иконе ангельский лик, нарисованный кем-то и поверил в непогрешимость людей с такой внешностью. Прочитал в книженции, что злыдни не умеют наивно улыбаться, что зло всегда с клыками и окровавленной пастью и поверил в это беспрекословно. И хотя, я злом себя не считаю, затуманенный стереотипами здравый смысл – это глупо и смешно. Мир тем и ценен, что в нем нет повторений, в нем не бывает стереотипов. Он удивительно нов в каждом своем оттенке и в каждой своей грани. Не бывает одинаковых рассветов и закатов, одинаковых зим и весен, не бывает одинаковых людей.
Мы стояли друг против друга. Спортивного сложения мужчина в белой рубашке и черных брюках и я с самой искренней улыбкой. А чего мне было не улыбаться? Мне предстояло играть в любимую игру. Мужчина дважды растерянно моргнул. Потом слегка шевельнулись губы, словно он собирался о чем-то спросить. Потом его взгляд выхватил нож. Он еще раз моргнул. Сглотнул. Это началась паника. Но я продолжал улыбаться. И улыбка моя не была ни злой, ни насмешливой. Мужчина вздрогнул и, сделав пол шага назад, уперся в тумбочку. И вот тут накатил ужас. Как всегда. Ничего необычного. «О, так я тоже уже стереотип выстроил. – мелькнула у меня мысль. – Нужно учесть. А то однажды можно неожиданно по башке схлопотать». Я улыбнулся еще шире. Мужчина глубоко вдохнул, явно собираясь закричать. Я приставил палец к его губам и покачал головой. Он снова судорожно сглотнул. Я кивнул на дверь. Мужчина боком попятился к двери. Я нагнулся взял с тумбочки пистолет и, направив оружие на сою жертву, зашагал за ним по коридору. Мы вошли в какое-то подобие гостиной. В широкой комнате стояла потрепанная мебель: тумба под телевизор с включенным телевизором на ней, журнальный столик заваленный журналами и газетами, замусоленное кресло какого-то рыжевато-коричневатого цвета, диван такого же цвета порядком помятый, шкаф у стены за телевизором. Информационное окно в мир подходяще верещало писклявым голосом какой-то взъерошенной девицы, убегавшей от мужика с топором.
- Эй. – окликнул я мужика в серой футболке и черных брюках, сидевшего на диване.
Он обернулся, взглянул на брата по несчастью, на меня. В глазах прочиталось сначала недоумение, потом решимость.
- Не стоит. – мягко посоветовал я. – Давай сюда пушку, что у тебя под ляжкой, а ты протяни-ка мне игрушку со стола. – обратился я уже к мужику в рубашке.
Первый засомневался. По его лицу плавало множество эмоций. Второй же послушно подал мне пистолет. Я вынул из него обойму и бросил в дальний угол комнаты. Пушку же выкинул в коридор.
- Не глупи. Давай его сюда. – ласково обратился я к мужику в футболке.
Ни паники, ни ужаса он еще не испытывал. Он все еще находился в растерянности. Я кожей ощущал сомнения разрывающие его мозг, надежды бороздящие его сознание.
- Будь няшкой, а. – попросил я и небрежно покачал свой огромный нож в руке.
Наконец мужик решился и, злобно глянув на меня, протянул пушку. С этим «орудием труда» я проделал тот же фокус, что и с первым.
- Садись. – обратился я к мужику в рубашке. – Садись-садись. – усмехнулся я, когда он нерешительно замялся на месте. Мужик медленно подошел к дивану и медленно присел. – Никуда не уходите. Я не надолго. – подмигнул я и вышел в коридор.
Саша стояла под дверью, разглядывая потолок и, когда я открыл дверь, даже не вздрогнула. Я мысленно приподнял в удивлении бровь.
- Заходи. – негромко пригласил я. – И дверь запри. А я на секундочку.
В длинном коридоре в левой стене был встроенный шкаф. Петли одной из его дверей видно от времени покосились и дверца была приоткрыта. Я вынул обойму из последнего пистолета и, швырнув пистолет в шкаф, подпрыгнул, закидывая обойму в высокую антресоль.
Девушка стояла в коридоре и поглядывала на мужичков в черных брюках. Я вернулся в гостиную. Мужики, удивленно глядевшие на Сашку, встрепенулись.
- Ну, привет, ребятки. – улыбнулся я. – На нее не обращайте внимания. Она здесь случайно. Здесь мы с вами главные действующие лица. Чтобы вы сразу поняли на сколько я серьезен и что вам не стоит со мной шутить... – я не спеша подошел и, резко развернув нож в руке, воткнул его по самую рукоятку в ляжку того, что был слева. В этот же момент другой рукой я вытащил стилет и засадил его в бок правому. Левый сдавленно вскрикнул, правый промычал.– Ну вот, основное выяснили. Перейдем собственно к самой игре. – еще шире улыбнулся я и вынул сначала нож, а потом стилет. – Ничего личного. Я вас не знаю и вы мне безразличны. Будете паиньками и обещаю, что не убью. Мне многого не нужно. Я люблю смотреть и слушать. Люблю узнавать новое. Например, больно ли так? – я снова воткнул стилет в правого. – он зарычал и скривился. – О, больно. – усмехнулся я. – И очень. Вот и выяснили. – я немного отступил и посмотрел на подопечных. Правый был покрупнее и посмелее. Он все еще не испытывал ужаса и явно подумывал над возможностями побега. Левый был в ужасе. Но в таком состоянии тоже частенько норовят убежать. Хотя… - Ты дверь закрыла? – повернулся я к Сашке. Она кивнула. На ее лице уже не было любопытства. На нем читалось что-то не совсем понятное мне. Но я решил осмыслить это позже. – Бежать все равно некуда. – сообщил я подопечным радостную новость. В телевизоре пронзительно завопила очередная барышня. – Классное звуковое сопровождение, не считаете? – подмигнул я несчастным. Правый скривился так, словно собирался сплюнуть. Я хорошо умею читать мимику, а потому, сделав шаг, в одно молниеносное движение вонзил нож в его правую стопу. Мужик взвыл. И вот тут на его лице, наконец, стал прорисовываться ужас. – Ты правильно меня понял, чувачок. Правильно. – проворковал я и ласково заглянул ему в глаза. В этот момент левый рывком слетел с дивана и даже сделал два почти ровных широких шага. Потом боль в бедре дала знать о себе и он быстро похромал, подволакивая ногу. – Никуда не уходи. – с нежностью проговорил я правому и, бережно взяв его за руку и положив ее на журнальный столик, пригвоздил руку стилетом. Мужик побледнел и отключился. – Вот так. – улыбнулся я. – Красавчик, далеко собрался? – радостно спросил я у беглеца, которого и след простыл в коридоре, и посмотрел на Сашу.
Она тоже была бледная, а по щекам расползались некрасивые красные пятна. Нет, ей было уже совсем не интересно. Но и страшно ей не было. Она испытывала какое-то другое чувство. И я не знал какое. Но у меня по коридору хромал засранец, которого стоило догнать. И все же страх явно выключает мозг. Ну скажите мне на милость: почему они всегда бегут от дверей? Чего они ожидают увидеть за дверью такого, что их от нее, как черта от ладана? Из пятидесяти убитых мною человек в лучшем случае восемь побежали к двери. А вот же она. В двух метрах. Нет. Он уже шесть отмахал. Хотя… Может у него там оружие? Я поспешил следом. Не хотелось рисковать. А тем более Виктор меня прибьет, случись что с Сашкой. Я-то может и пригнусь, а ее этому явно не учили. Кстати, на счет учили… Когда я попал к Виктору, меня хорошенько поднатаскали. И благодаря этим урокам самозащиты и выживания в любых условиях, сделали из меня совершенное орудие убийства. Я итак был ловок и силен – природа постаралась, а теперь… Ох, и спасибо родной милиции, что нас бережет… Я тихонько рассмеялся, как раз в тот момент, когда догнал беглеца и легонько тронул его за плечо.
- Ну, куда ты, дурашка? – он резко развернулся. Не удержал равновесия и стал заваливаться, но не упал – уперся спиной в стену и, съехав по ней вниз, заплакал. – Ты чего? – удивился я. – Мы еще только начали, а ты уже так расстроен. Ничего себе дела. Как же мы играть с тобой будем, если ты так расчувствовался? Давай, хватит плакать. – я присел на корточки и аккуратно вытер слезы. – Вставай. – ворковал я. – Потихоньку. Не спеши. Нам некуда спешить. – я закинул его руку себе на шею. – Пойдем-пойдем. Все хорошо. Ничего такого страшного еще не случилось. – мужик прерывисто вздохнул и послушно зашагал обратно в гостиную.
Когда мы вошли в комнату, второй как раз, задрожав ресницами, приоткрыл глаза. В них отразилась боль, ее всего на миг сменила усталость, а на смену ей поспешил ужас. И мужик, застонав и вздрогнув, выпрямил спину. Я посадил его друга обратно на диван и вынул стилет.
- Итак. – ласково заговорил я. – У меня в голове несколько интересненьких идей, но боюсь, они все со смертельным исходом. А вы мне нужны живенькие, здоровенькие и почти целенькие. Значит нужно поискать в моей светлой головушке кое-что попроще. – я улыбаясь, обвел их небрежным взглядом. – О! Придумал. Ты у нас самый целёхонький, а значит тебе и водить. Только… - я порылся в нагрудном кармане. – Тут уж никакой фильм не заглушит. – я достал кусок клейкой ленты и бережно запечатал рот левому. – Давай твою ручку. – мужик дернулся. – Ну, будь паинькой, а то проделаю в тебе дырочку. И не уверен, что она не начнет кровоточить внутрь. А это весьма опасно для жизни. – чувачок капризничал и отдергивал конечность. Я нахмурился и легонько ткнул ножичком в его брюхо. Рубашка заалела. Он всхлипнул и сдался. – Ну вот, молодец. – похвалил я. – Положим твою руку на стол. Пальчики раздвинем. Какой больше нравится? – мужик задрожал. А его сосед сжался, словно его ударили. – Мне вот нравится мизинчик. Он такой забавный. Я просто хочу посмотреть, как сложен и насколько прочен его суставчик. Это не долго, но боюсь очень неприятно. – надрезав кожу на суставе мизинца, которым он крепился к ладони, я легонько надавил. Слабо хрустнуло и по столу расплываясь все шире побежала кровь. – Уууу… - промычал я. – Все проще, чем казалось. – я кончиком ножа подвигал кожу. – Практически такой же, как и все суставы. Не очень интересно. Другие на месте оставлю. – я присел и еще недолго посмотрел на окровавленную кость. – Платок есть? – вскинул я взгляд на бледного беднягу. Он ошалелыми глазами покосился куда-то вниз влево. Я засунул пальцы в карман его брюк и достал белоснежный платок. – Ух! Какая красота. – восхитился я. – Не жалко? – мужик не ответил. Я поднял его истекающую кровью руку и крепко прижал свернутый платок к тому месту, где недавно был мизинец. – На. Держи сам. Только крепче. – я помог ему положить руку на колени и сорвал ленту со рта. По щекам мужчины потекли две слезинки. – Не печалься. Пальцы новые к сожалению не вырастают, но жить точно будешь. – успокоил я. Мне надоело. Перестало быть весело. А значит, можно было заканчивать. – Все ребят. Мне наскучило. – поведал я и мужики отреагировали кардинально по-разному: левый судорожно, но облегченно выдохнул, а правый испуганно вздрогнул. – Не сцы. – усмехнулся я. – Вы мне без надобности. Я вас сейчас к одному дяде хорошему свезу и всего делов. Но, чтобы дядя ни меня, ни вас не ругал, я хочу всю картину вам честно расписать. Будете дядю слушаться – останетесь живы, а нет – он меня прикажет кликнуть. И вот тогда… - я блаженно улыбнулся и развел руки в стороны. – Гуляй душа поэта. – я на мгновение прикрыл глаза и глубоко вздохнул. – Я вам уже говорил, что у меня пару идей в голове засело. – заговорил я, открыв глаза. – А сами, наверное, знаете каково нереализованные идеи в себе носить: так и просятся на перо. В моем случае на лезвие. – я хмыкнул. – Чтобы подстегнуть вас к искренней и плодотворной беседе, поделюсь этими идеями с вами. Так вот, хочется мне пенис изнутри рассмотреть. В разрезе, так сказать. Сами понимаете, что кровью мгновенно истечете. И лети душа в рай. А еще очень охота глянуть, как глаза с мозгом соединены. И неприятно и смертельно сто процентов. В общем это насущные. Но есть и второстепенные: сосуды в брюшине пересчитать, за кишки подергать и на реакцию полюбоваться, легкое поистыкивать и понаблюдать с какой скоростью и в каких муках человек задыхается и кровью захлебывается. Было бы, конечно, интересно узнать как и почему захлебывается, но я пробовал – ничего не сообразил. Может еще разок попробовать? – мужики сидели зеленые с мутными глазами. – По вашим лицам вижу, что слова мои вы услышали. Для пользы дела надеюсь, что и осознали. А значит, айда по коням. – я подмигнул и, достав телефон, нажал клавишу быстрого набора.
- Готово? – раздалось в трубке.
- Ага. – весело ответил я и нажал отбой.
Саша стояла, опершись спиной о косяк и смотрела в пол. Мне должно было стать ее жалко, но жалость я испытывал крайне редко. Мне стало как-то тоскливо и я перевел взгляд на горе-страдальцев.
***
- Что? – заговорил я с девушкой уже тогда, когда мы вернулись и сидели у костра, дожидаясь пока закипит чайник.
- Необузданная, бессмысленная жестокость. – промямлила она.
- Тебе их жаль?
Саша помолчала.
- Нет. – тихо ответила она. – Мне просто как-то противно все это. Их боль, которая через край всех моих ощущений, их страх, который граничит с помешательством. Все это как-то так… Я не могу объяснить… - девушка сдавлено вздохнула. – Нет, даже не объяснить… Я вообще не знаю, что чувствую. В голове винегрет, в душе смятение, а в чувствах полнейшая каша. – она еще немного помолчала. – Ты в такие моменты реально страшен. Чудовищно страшен. И страх этот так велик, потому что ты искренне весел, искренне добр, искренне наивен… - Сашка глубоко и долго посмотрела мне в глаза. – Как? Вот как так? – она поднялась и всплеснула руками.
Закипел чайник. Я, приподнявшись, снял его с огня и плеснул кипятку в кружки.
- Продолжай. – кивнул я замершей девушке.
И ее понесло…
- Если ты так искренен в проявлении своих чувств. – почти кричала она. – А я чувствую, что искренен. Если ты в действительности так наивен, так добр, почти нежен. Если ты не испытываешь к ним ни капли злости или отвращения. Если в твоей душе столько радости и… - Саша замолчала. – и света… - на ее глазах заблестели слезы. Голос дрогнул. – Именно света… Мать твою! Я чувствую этот свет всем своим существом! Более светлого человека я в жизни не встречала! Какого ж черта?! – она топнула ногой и, обессилено рухнув на траву, закрыла лицо руками и зарыдала.
Я сидел, смотрел в огонь. Я почти понимал ее возмущение, но слов объяснения найти не мог.
Мы молча попили чай. Пришел Виктор. Окинул нас изучающим взглядом.
- Пипец. – негромко заговорил он. – Я то боялся, дурак, что она тебя поломает своими нравоучениями о ценности человеческой жизни. А оказалось, что это ты ее поломал. – босс покачал головой. – Как же так? Ты зачем мне девочку поломал? – громко спросил он, но в его голосе угрозы я не почувствовал.
- Не ломал я ее. – пробубнил я. – Она сама поломалась.
Саша неожиданно прыснула. Мы удивленно покосились в ее сторону.
- Поломал. – сквозь смех выдавила девушка. – Поломал. Я что кукла?
- Кукла, не кукла, а в голову он тебе залез основательно. – пожал плечами Виктор.
- Ой, Витенька. – со странной интонацией в голосе заговорила Сашка. – На то мне и голова дана, чтобы ей мыслить. И коль уж он туда залез, значит появилась пища для размышлений. И знаешь, не самая паршивая пища, я тебе скажу.
- Вам видней. – босс снова пожал плечами. – Играйтесь детки, но не заигрывайтесь. Очень вас прошу. – он сделал несколько шагов к своей палатке. – Ты тут ночевать будешь. – кинул мужчина Саше через плечо.
- А где она спать будет? – удивился я.
- Твоя барышня – ты и придумай.
Я охренел. Не, ну конечно, приятно было осознавать, что это моя барышня, но… Я поднялся и поспешил за Виктором.
- Это… - неуверенно начал я. – Ты же знаешь, что у меня с коллегами отношения не очень. Палатку мне никто не одолжит. Да и спальником вряд ли делиться захотят.
- Твои проблемы. – ухмыльнулся босс и скрылся в палатке.
Я постоял с разинутым ртом и понурившись побрел обратно.
- Чего невесел? Чего голову повесил? – радостно поинтересовалась Саня.
- Ума не приложу, где ты спать будешь… - угрюмо пробубнил я.
- А ты где спишь?
- В спальном мешке.
- А вдвоем в нем никак?
Я окинул девушку взглядом.
- Можно и вдвоем. – повел я плечом.
- Ну вот.
- А ты захочешь?
- А тебя что-то смущает?
- Да, нет. Просто… - я помолчал. – Тогда допивай чай и пошли спать.
- Вот и ладненько. – кивнула Саша.
- Меня Зина зовут. – очень тихо проговорил я.
- Зина? – переспросила девушка. Задумчиво посмотрела куда-то в сторону. – Это полностью – Зиновий?
Я дернулся.
- Никогда не называй меня так. У меня по этому поводу не комплекс, а какой-то бздык подсознательный. Мать, когда ругалась, так меня называла. И я испытываю смешанное чувство лютой злости с неосмысленным страхом, когда меня кто-то так зовет. Не называй. – грозно взглянул я в голубые глаза.
- Ладно… - Саша растерянно похлопала ресницами. – Зря ты имени своего стесняешься. – заговорила она, помолчав. – Мне нравится. И совсем не смешно. Красивое такое имя: Зина.
- Бабье.
- Глупости. – пожала девушка плечами. – У меня имя мужское и что теперь?
- Так то многих девушек так называют, а мужиков ведь никто бабьими именами не зовет.
- Почему? Например, Валентин – Валя. Или вот, к примеру, Евгений – это женское изначально или мужское? Мне кажется, что ты просто близко к сердцу принимаешь. В детстве тебя, наверное, дразнили и комплекс развился.
Я помолчал.
- Дразнили. – вздохнул я. – И развился.
- Ну и зря. – Саша допила чай. – Можно я тебя Зиной буду звать? А то без имени как-то не очень…
Я еще помолчал.
- Только не часто. – кивнул я. – Идем спать.
Мы забрались в спальный мешок. Девушка немного поерзала. Потом провалилась таки между моих ног и успокоилась.
- А где ты зимой спишь? – промурлыкала она мне в грудь.
- В спальном мешке. – усмехнулся я.
- Как? – вскинула Сашка голову и округлила глаза.
- Вот так. – передразнил я ее выражение лица. Она рассмеялась.
- Холодно же. – замурлыкала девушка, снова уткнувшись носом в мою грудь.
- Да, нормально. – не согласился я.
Вернулась группа с какого-то задания. Двое, явно очень уставшие, рухнули под деревом недалеко от костра. А третий, которого прозвали Бурым, потому как он слишком напоминал медведя: такой же вроде бы неуклюжий, такой же здоровый, налил себе чая, взял свой спальный мешок и зачем-то пришел к нам.
- Не помешаю? – скорее уведомил, чем поинтересовался этот большой, сильный и всегда спокойный человек.
Я его уважал. Он мне импонировал. А вот он относился ко мне с холодком. Так чего ж ему сейчас понадобилось?
- Неа. – просияла Саша. – А вы кто?
Бурый усмехнулся:
- Я то… - отхлебнул чаю. – Я – человек. Не похож?
- Ой. – рассмеялась девушка. – Я про имя спрашивала.
Мужчина широко улыбнулся. Вот было что-то в этой девчонке такого, что рядом с ней люди улыбались. Даже те, которые, казалось, и не способны на искрение улыбки.
- Меня Михаилом зовут. – поведал Бурый.
А я между прочим и не знал. Никогда не слыхал, чтоб его по имени кто назвал.
- Вам очень подходит. – хихикнула Сашка.
- Ага. – усмехнулся мужчина. –У тебя, гляжу, девица-красавица появилась. – обратился он ко мне. – Где взял такую? Там еще таких нет?
- Я ее не брал нигде. – пробурчал я. – Она сама пришла. – я понял, что его привело к нам: простое любопытство.
- Во как? – искренне удивился Бурый. – Гляди-ка. Бывает же такое. – Он серьезным изучающим взглядом окинул Сашу и вернулся к чаепитию.
- Я остыла и теперь могу поговорить спокойно. – поведала девушка. – Значит, что у нас получается? Ты это делаешь потому что?..
- Мне интересно и любопытно. – пояснил я.
- И тебе все равно, что чувствуют люди?
- Все равно. Они для меня не люди. Они для меня игрушки. И все это для меня увлекательная игра.
Бурый нахмурился.
- Ты осознаешь, что играешь чужими жизнями, чужой смертью? – продолжила Саша.
- Осознаю. Но хочу прояснить одну вещь: если бы хоть кто-то из моих жертв оказался сильнее меня морально. Если бы кто-то в самый жуткий для него момент осознал всю суть происходящего трезво, а не истерически. Если бы хоть кто-то действительно ценил свою жизнь, а не бестолково держался за нее по привычке и в силу инстинкта самосохранения. Если бы на меня посмотрели хоть однажды человеческие глаза, а не глаза затравленной жертвы. Поверь мне, я бы ни мучить, ни тем более убивать не стал бы такого человека. Но мне такие ни разу не попадались. Ты пойми, подавляющее большинство людей не живут, а существуют по инерции. Они выполняют программу, заложенную в них звериными инстинктами и воспитанием. Это вульгарно и мерзко. Именно поэтому они для меня не люди. Что собственно я сегодня в самом начале такого сделал, что они стали жертвами и перестали быть людьми? Я пришел. Я показал свою силу. Да, я был непривычным, а оттого страшным. Но они же и не попытались даже осмыслить происходящее. А ведь время у них было. Уйма времени. Два здоровенных, сильных мужика оказались под влиянием собственных страхов. Страх подчинил их разум, их чувства и превратил в моих марионеток. Это ужасно. Именно это, а не то, что я попортил их плоть.
- Ты сам когда-нибудь боялся? – приподнялась на локте Саша.
- Конечно боялся. Но я не терял рассудка. Помнишь, я рассказывал тебе про встречу с Виктором? Он делал самое страшное, что могут сделать мне: он меня бил. Больше всего на свете я боюсь боли. Но все время избиения я мог ясно думать. Я обдумывал зачем он это делает. Я осознавал, что возможности убежать нет. Причем, я именно осознавал это, а не паниковал. Паники не было. Истерики не было. Я осознавал, что он сильней и сопротивление бесполезно. Но опять же: я это осознавал, а не истерил. Я пытался понять причины и следствия. Пытался заглянуть в его мысли. Мне даже интересно было. Хотя я жуть, как боялся каждого его последующего удара. Я даже такой послушный, потому как боюсь. И снова… При всех моих страхах. Я не подчиняюсь ему слепо. Я согласился работать на него, потому что он не отобрал у меня то, чем я больше всего дорожу: мою игру, мои забавы. Будь по-другому и я скорее умер бы, чем позволил себя поработить. И он об этом знает. Я в глазах его это вижу.
- Повезло. – задумчиво протянула девушка.
- Что? – изумился я.
- Повезло, что ты ни разу не испытал такого страха, когда мыслить попросту не получается. – я фыркнул и открыл рот, чтобы сказать, что в этом нет ничего сложного, но Саша не дала мне возможности. – Не фыркай. То, что ты от природы такой весь замечательный, может, и твоя заслуга, но явно родом она не из этой жизни. У меня, когда случается что-то из ряда вон выходящее, я знаешь как паникую? Волосы на себе рву. Так это из-за пустяка. Потом через несколько часов сижу, смотрю вокруг и офигеваю: чего это меня так поплющило? Так что я из-за этого не человек?
- Не знаю. – буркнул я. – Я про другую жизнь вообще ни хрена не понял.
- А что ту понимать? – сменила девушка гнев на милость и улыбнулась. – Я согласна со всеми твоими выводами. Я согласна, что это мерзко – бояться до одури, но ведь все мы люди, все мы несовершенны. Каждый из нас учится жить, ищет себя и свой путь. И каждый делает это по-своему. Понимаешь, я более, чем уверенна, что изначально мы были чисты, мы были бесстрашны. Мы были частью самого бога, а бог – есть любовь. Так вот, мы были бесконечной любовью. Но по пути насобирали кучу страхов и теперь мы отпускаем одни из них, и находим новые. Такая вот игра. И когда мы сумеем отпустить больше, чем набрать новых, неизвестно. И зависит это от нашей осознанности, от нашего самовосприятия. Вот ты такой весь молодец. И я за тебя искренне рада. Я даже тобой восхищаюсь. Но я, например, совсем не такая. Я не умею еще контролировать страх. – Саша помолчала. – Хотя, может, его как раз и не стоит контролировать? Может быть, стоит его отпустить, позволить ему заполнить все существо? Может быть, тогда как раз и получится осознать не происходящее вокруг, а сам этот страх и себя внутри этого страха? Как знать. Уверенна – ты мне на этот вопрос ответить не способен.
Я крепко задумался над ее словами. В них явно был смысл.
Бурый лежал на боку, оперев голову на согнутую в локте руку, и вглядывался в меня, как будто видел впервые. Я был растерян. Не люблю растерянность и, наверное поэтому, неожиданно вспыльчиво произнес:
- Че пялишься на меня? Я ж не педик.
Неизвестно чем бы закончился такой необдуманный мой выпад, если бы Сашка не отреагировала на эти слова так быстро. Она рывком села и, заглянув мне в глаза, весело поинтересовалась:
- Ты гомофоб? - я поморгал ресницами и приоткрыл рот. – Ты гомофоб. – рассмеялась девушка. – С чего вдруг? – полюбопытствовала она.
- Это противоестественно. – буркнул я. – Это противоестественно и гадко. – я поморщился. – Нигде в природе…
Саша не дала мне договорить:
- Вот здесь Вы совершенно не правы, молодой человек. Зоологами не раз доказано, что в природе гомосексуалыне связи у животных вполне естественны. Не будем сейчас обращать внимания на мелкотню. – девушка легла обратно. – Гомосексуальные связи существуют между самцами кошачьих и… - она помолчала. – собачьих. Они как-то по-другому называются, но я не зоолог. Кроме того, я сама лично однажды видела, как кобель совокуплялся с котом. Это-то вообще противоестественным должно казаться, но… - Саня взмахнула руками.
Я был поражен. Я о таком никогда не слышал и даже не помышлял. Природа казалась мне всегда девственно невинной. И это оказалось поражающим открытием.
- Не так давно. – продолжила девушка. – я наткнулась на статью, в которой описаны опыты зоологов над таким видом птиц, как амадины. Ученые заметили, что когда в природе численность самок уступает численности самцов, самцы создают однополые пары. Тогда ученым умам пришло в голову проверить это открытие уже в неволе. Они взяли пятнадцать пар самцов и поместили их без самок в одном вольере. Спустя время, шестнадцать птичек образовали однополые пары. После того, как ученые запустили к самцам самочек из восьми пар распались только три. Пять пар вполне удовлетворили гомосексуальные связи. Кстати, никогда не слышала о лесбийской любви в природе. – я неодобряюще хмыкнул. – Правда-правда. – пожала Сашка плечами. – Может быть, это потому, что мужское тело более приспособлено к однополому сексу. Знал ли ты, Зиночка… - она перевернулась на живот и уперлась локтями мне в грудь. – О том, что в мужском организме существует такая вещь, как простата?
- Знал. – кивнул я. – И между прочим, у меня уже появлялась мысль взглянуть на нее поближе.
- Это как же? – расширились голубые глаза. – Хотя нет, молчи. – тут же спохватилась девушка. – Поняла. Так вот. – она усмехнулась. – Так вот, для того, чтобы не было в старости простатита или хотя бы для того, чтобы отсрочить его появление, мужчинам советуют делать массаж простаты. Делается этот массаж, как ты понимаешь, через анальное отверстие. Во время массажа восемь мужчин из десяти получают удовольствие сексуального характера, а некоторые в таком масштабе, что это доводит их до оргазма. Ты говорил о природе гомосексуализма. Вот и подумай, зачем природой в мужчине заложена простата, которую, если не массажировать к старости вызывает болезнь. Как знать, может быть, гомосексуализм у мужчин так же естественен, как и секс с женщиной.
- Точно кому-нибудь задницу вскрою. – решил я.
Саша звонко рассмеялась.
- Ты неисправим.
- А что? – удивился я. – Теперь это не просто интересно. Это невообразимо интересно. Вот как все устроено? Неужели тебе не любопытно?
- Есть книги по анатомии. – подмигнула девушка.
- И что я там увижу? Неа. Это бред.
- Тебе нужно было идти работать патологоанатомом. – заключила Саня.
- Ага. Все равно, что кукол разделывать. Нет боли – нет ответов на мои вопросы. Не интересно.
- Тогда хирургом.
Я громко рассмеялся.
- Ох, Санечка, ты только представь себе: идет операция, я вскрываю человека и вдруг меня заинтересовывает что-то никак не имеющее отношения к больному органу. Там же внутри целый мир. Это ж какое количество трупов на операционном столе от моих рук? Нет, Саша, я тот, кто я есть и там, где должен быть. Меня все устраивает. А зад я кому-то обязательно вскрою. Это ж надо какая штуковина интересная в моем теле припрятана.
- Да, и вот еще что о гомосексуализме. – девушка опять перевернулась на спину. – Гомосексуализм существует с незапамятных времен. Я склонна думать, что еще с каменного века. Мужчины оставляли женщин в пещерах поддерживать домашний очаг и ухаживать за детьми, а сами отправлялись на несколько недель на охоту. Без женской ласки бывает ох как худо. Про каменный век подтверждений не сохранилось, а вот про времена попозже сколько хочешь. В истории одна война сменяет другую. Воины уходили из дома надолго. И в своих военных походах с удовольствием помогали друг другу в преодолении проблем сексуального характера. Об этом исторических фактов уйма. Это сейчас в тюрьмах хрен знает что устраивают. Хочется моральным уродам непременно свою типа силу показать и изнасиловать именно того, кто никакого желания не имеет. У них там у всех почти мозг набекрень, а потому они такое поведение доминированием считают. А вот по мне, так это как раз подтверждает их слабость и неуверенность в себе. Почему-то считается, что насильник на свободе – это гнилой человек, слюнтяй. Но тот же насильник в тюрьме – герой, доказавший свою силу. Абсурд. Потому тюрьмы сегодняшние я не беру во внимание. Там все по-другому. Но в войсках… а история показывает, что вплоть до революции семнадцатого года… гомосексуальная практика не была нонсенсом и чем-то очень уж постыдным. Правда еще хрен знает в каком году в мировую практику вошли жестокие наказания за гомосексуализм среди мирного населения. Уж не знаю, может о демографии беспокоились власти. О, и еще! – воскликнула Саня. – Не думаю, что в семнадцатом году так уж все и закончилось. Просто при коммунизме герои никак не могли быть педарастами. Хотя в моем понимании слово «педик» подразумевает скорее моральные качества, а не сексуальную ориентацию.
Девушка вздохнула и замолчала. Я широко улыбался, а Бурый вообще свернулся калачиком и давился от смеха.
- А лесбиянки, значит, природой не предусмотрены? – я все же рассмеялся.
- Что мне может сделать женщина, чего не сумеет мужчина? – Сашка рывком перевернулась на бок и уставилась на меня.
- Да уж. – я продолжил посмеиваться, но ее слова меня заинтриговали. Еще с минуту я задумчиво рассматривал лицо девушки, совершенно его не видя. – То есть, по-твоему природой на самом деле гомосексуализм задумывался изначально? – уже почти серьезно поинтересовался я.
- Не знаю. – пожала она плечами. – Похоже на то. Очень похоже. – Саша помолчала. – Но что я могу тебе по этому поводу сказать? Я ведь сама еще какая гомофобка. – хмыкнула она и мы с Бурым разразились уже не смехом, а гоготом.
***
Несколько последующих дней я снова был один. Сашку куда-то увезли. Или она сама куда-то уехала. Я не знал. Пока случайно не услышал разговор одного из своих «коллег» с Виктором. Было часов одиннадцать. Я вернулся с пробежки и собирался уже свернуть за угол, когда услышал быструю возбужденную речь:
- Ты даже представить себе не можешь насколько она неуправляема. – возмущенно говорил знакомый мне голос. Это был мужчина тридцати двух-тридцати пяти лет по имени Алексей.
- Докладывай по возможности без эмоций. – спокойно проговорил Виктор.
- Без эмоций? – воскликнул Леша. – Не получится. – Вот тут я и решил послушать. Этот мужчина производил на меня впечатление очень уравновешенного, даже достаточно циничного человека. Всплеск таких бурных эмоций был для него нонсенсом. Мое любопытство зашкалило, поскольку я совершенно точно понял кто так вывел его из равновесия. – Когда ты давал задание, то ни словом не упомянул о том, что меня ждет. – продолжал запальчиво Алексей. – Эта сумасбродка совершенно не способна выполнять приказы.
- Все закончилось благополучно, насколько мне известно. – спокойно отвечал Витя.
- Благополучно. – огрызнулся подчиненный. – Не имеет значения, как все закончилось. Я сейчас говорю о том, что произошло.
- И что же произошло?
- Все должно было идти по плану. По ранее оговоренному плану. Мы высадились. Мало мне того, что ты не удосужился предупредить ее о парашюте и она устроила бурную сцену по этому поводу.
- Подробности.
- Какие на хрен подробности? Она заявила, что боится высоты и прыгать не намерена.
- Но все же прыгнула?
- У меня дар убеждения. – буркнул Леша.
- Дальше.
- Еле напялил на нее балаклаву. Твоя мадам заявила, что в этой штуке душно и неудобно. Пришлось объяснять, что в ночи ее мордашка светит ярче, чем полная луна. – в голосе послышался смешок.
- Вот видишь, все не так плохо. Она способна внять логическим убеждениям.
- Способна? – снова взорвался мужчина.
- Мы благополучно подобрались к объекту. Она почти молчала. Шла вполне удовлетворительно. И казалась уже почти послушной. Но что началось у объекта?
- И что же там началось? – в тоне босса прозвучала насмешка. Я подумал, что версию девушки (и скорее всего очень красочную – Сашка по-другому не умеет) Виктор уже слышал.
- Клоуны на арене цирка более сдержаны, чем твоя малышка. – зло буркнул Алексей. – После нескольких минут наблюдения объекта, Александра… не знаю как ее по батюшке… заявила, что ничего не выйдет. Нет, ты подумай: мы за тридевять земель от базы, мы готовились к заданию, все продумано и просчитано, а какая-то пигалица заявляет, что все в пустую. Твои предположительные действия в данной ситуации?
- В данном конкретном случае я бы все же рискнул.
- О, Витя, как ты прав. – ехидно заметил мужчина. – Именно… рискнул. Потому как возвращаться далеко, а сделать нужно в течении двух дней. Повторить уже не выйдет. Значит просто необходимо выполнить задание. Иначе никак. Но ты упускаешь из виду самое главное: девица с норовом и чхать ей на твое задание и сроки.
- И снова можно все объяснить. Она понятливая. – заметил Виктор.
- Во-во. Взяв всю свою волю в кулак, я проглотил негодование и, как маленькому ребенку, начал втолковывать истину. Мать ее! – я услышал звук шлепка. Видимо Леха хлопнул себя с досады по ляшкам. – Куда там?! Эта сучка, как заведенная: не выйдет ничего, старик интуицией обладает завышенной. И что мне теперь?! Назад топать?! Задание сорвать из-за его интуиции?! А она: вы все завалите, он вас уже почуял. Я еле сдержался, чтобы ее не придушить.
- Девушка дала тебе информацию, которую ты обязан был использовать в своих интересах.
- Если бы. – Алексей вдруг устало вздохнул. – Эту информацию, как оказалось, в своих интересах не возможно было использовать. Не ошиблась девушка. Мы дислокацию сменили и старик на улицу вышел из избушки. Темень: хоть глаз выколи, а он безошибочно в сторону ребят пялится. Расстояние до десяти метров доходит и он глаз с них не сводит. По лицу видно, что не знает старик, что есть там кто-то. Тишина стоит, аж воздух звенит, а он прислушивается, присматривается. Жесть. Ну и куда идти? В доме-то еще трое. А мы даже для прямого удара приблизится не в состоянии. И приказ у нас совершенно однозначный: не выдавать себя. Я принял решение зайти сзади и через окно проникнуть в дом. Решил приблизится еще дабы привлечь внимание старика именно к нам. Отдал приказ. Ребята приступили к выполнению. И тут эта дура давай мне в ухо шептать отчаянно, что ничего не удастся, что старикан просто обязан среагировать на ближнюю опасность, а таковой будут ребята в доме. И вот ситуация моя: шуметь нельзя, открывать свое присутствие нельзя и эта муха в ухо ошалело жужжит, дяденьки мол нехорошие и если стрелять не начнут, то ножами тоже неплохо управляться умеют. А старик еще несколько шагов от дома к лесу сделал и лоб хмурит и усами шевелит, мать его. А мы-то уже в шести метрах от него сидим. И дамочка эта несдержанная. Того и гляди сейчас веточкой хрустнет или шепнет погромче. Впервые за мою практику у меня ладони вспотели и зад иголками пошел от напряжения. Если бы все это хотя бы метрах в двадцати от дома было, ей богу, я бы ее придушил, не взирая на то, что ты мне после мозг бы за нее вынес. И только я чуть расслабился, когда ребята сообщили, что задание выполнено и они возвращаются, как эта чертовка, шепнув мне в ухо что-то бессвязное, шмыгнула за спиной в их сторону. Она ж у тебя не обремененная подготовкой. Кустики-то и зашуршали. Дедок заинтересованно головой повел. Одно спасло – мелкая девчушка больно. Я отступать стал, раздумывая как ее ребятам забрать: притаилась она в зарослях метрах в пяти от того места, где была. И в этот миг … ох, Витенька, не было тебя там, а словами не передать… cтарик неожиданно гриву нахлобучил и взглядом своим острым, как бритва, по кустикам прошелся, где ребята предположительно возвращались. Я покосился: ни шороха, ни движения не было – это точно. А дедок напрягся весь. Я приказал срочно замереть. Минут семь-восемь никто не двигался и почти не дышали: я в эфире только легкое девичье посапывание слышал. Старик потоптался, носом воздух понюхал, бороду почесал и, когда уже, покачав головой, спиной к ребятам поворачиваться стал… - Алексей глубоко прерывисто вздохнул. – Это даже по моим изъезженным нервам так резануло, что еле дыхание сдержал. Почти одновременно две вещи произошло: сначала прямо с места рывком Сашка кинулась сквозь кусты, но не успел я мысленно перематериться, как в воздухе свистнул металл и прямо над головой Андрея в дерево глубоко вошел охотничий нож. Если бы девица его за рукав не дернула, то попал бы ножичек прямехонько Андрюхе в кадык. Веришь или нет, но дед не на шорох среагировал. Его рука нож уже вытаскивала, когда Саша рванулась к ребятам. Невероятно…
- На то я ее и привлек, чтобы… - в голосе Виктора слышалось неодобрение. – Дальше.
- А дальше нам просто невероятно повезло. Еще все, не дыша, следили за стариком, который просто не мог на шорох кустов не отреагировать, как в эфире послышался очень тихий всхлип. Я решил, что у девчонки нервы сдали, но когда обернулся в ее сторону, метрах в трех от них, как ни в чем не бывало, стоял здоровенный волк. Знаешь, Вить, я тогда подумал, что задание видно изначально было невыполнимо: сначала дед, потом волк. Бывает же такая засада, хоть и редко. Но твоя красавица с волком поговорила и он мелькнув перед стариком в кустах, умчался в лес. Дедок ругнулся и поплелся за ножом. Ребята конечно к тому времени уже и кустики под деревом примятые поправили и Саню по тихому сквозь кусты протиснули. Мы только в километре от объекта остановились передохнуть. Так всем по нервам эти события проехались. А дамочка твоя, когда я присел, ножкой своей очень болезненно мне в бедренную мышцу съездила и мудаком обозвала. – к концу рассказа в голосе Алексея читалось уже не раздражение, а скорее даже легкое восхищение.
- Все ясно. – бесцветным голосом проронил босс. – Все?
- Она что с волками разговаривать умеет? – поинтересовался Леша.
- Нет. Еще вопросы по существу?
- Нету. – вздохнул Алексей. – Но работать я с ней…
- У тебя нет полномочий отказываться. – хмыкнул Виктор и зашагал к своей палатке. Я глянул в его широкую спину и поспешил испариться.
Умывшись, пошел к костру хлебнуть чайку. У костра ко мне сзади подбежала Саня и громко прямо в спину радостно сообщила:
- А я с парашютом прыгала!
Я обернулся и посмотрел в ее сияющие голубые глаза. Нет, она все же была не менее сумасшедшей, чем я сам.
***
Утром я проснулся рано. Сашка еще спала. Сосредоточенно посапывала, а ее красивые волосы рассыпались по траве и в них запуталась пара веточек. Вынимать я не стал. Они очень хорошо смотрелись в ее русых прядях. Я несколько раз глубоко вдохнул, напялил штаны и побежал. Утро было хмурым. Небо серо мелькало между ветвей. С реки тянуло загустевшей влагой. Бежать было как всегда легко и приятно. Набегавшись вдосталь, я поплескался в реке и вернулся в лагерь.
Девушка уже не спала. Она сидела, нахмурившись, на спальнике.
- К чему печаль, когда приходит утро? – весело поинтересовался я.
Саша подняла на меня тяжелый взгляд.
- Это ж только ты у нас всегда и всему рад. – пробурчала она.
- А что гнетет тебя? – я подмигнул.
- Быт и повседневность.
Я присел рядом.
- Санечка, а что такое повседневность?
- Это, когда что бы ты не делал, ничего не меняется. – огрызнулась девушка.
- А что ты делаешь и что должно поменяться? – не унимался я.
- Отстань. – зло проворчала она и, поднявшись, пошла к костру.
Отставать мне не хотелось.
- Все меняется каждую минуту, нужно просто разглядеть перемены.
- Не сейчас. – негромко прорычала Саша. – Не до твоей философии.
- А когда же? Моя философия, как раз и нужна заплутавшим в серости дня.
- Слышь. – возмутилась она.
- Ну, ладно тебе. Че за беда хоть? – добавив нотки примирения в голос, полюбопытствовал я.
- Ничего не случилось. – буркнула девушка. Налила почти остывшего чая в кружку и присела на пенек. – Проснулась и накатило чего-то. Я ведь не ты. Я не умею жить тем, что есть. Вот и вспомнилось отчего-то, что у меня ничего нет.
- Это тайга колдует. У многих в тайге в пасмурную погоду меланхолия начинается.
- Не знаю. – Саня пожала плечами. – У меня меланхолия может и в городе в солнечную погоду начаться. – она помолчала. – Понимаешь, чтобы я не делала, как бы не старалась, а ощутимых результатов в моей жизни не получаю. Блин. – девушка взмахнула рукой и легонько хлопнула себя по колену. – Вот, даже тебя встретила, чтобы страхи свои разогнать и жизнерадостности у тебя поучиться.
- Разогнала? – улыбнулся я.
- Похоже на то. По крайней мере, по ночам теперь спокойно в темноте хожу и бабайки не пугаюсь. – Саша допила чай и поставила кружку на землю.
- А говоришь, что нет ощутимых результатов.
- Ты не понимаешь. – девушка всплеснула руками. – В жизни должно что-то происходить. В жизни просто обязано что-то зримо меняться…
- Прости. – перебил я. – У тебя есть какой-то план, который ты не можешь воплотить в жизнь? Ты об этом говоришь?
- Можно и так сказать.
- А на основании чего ты этот план построила? И вообще зачем? – искренне изумился я.
- Как зачем? – удивилась и она. – Мне тридцать три. Я не замужем. Работы толком нет. У меня ничего нет! – воскликнула Сашка.
- А какую ты хочешь работу?
- Любимую.
- Это уже не план. – я покачал головой. – План – это, когда точно знаешь, чего хочешь.
- Я точно знаю. – она снова всплеснула руками.
- Ты хочешь любимую работу. Что ты хочешь на ней делать? Что ты любишь делать вообще такого, что могло бы быть работой? – уточнил я.
- Не знаю. – всхлипнула девушка и снова села.
- Это не план. Это мечта. Знаешь, чем план от мечты отличается?
- Чем? – на меня посмотрел обиженный трехлетний ребенок.
- План – это цель, к которой нужно идти. Для осуществления плана можно придумать конкретные шаги. Например, ты хочешь конкретную работу. Пусть что-то попроще… - я пожевал нижнюю губу. – Ммм… Переводчик. Да. Самое простое. Для того, чтобы получить работу переводчика, тебе всего-то нужно закончить школу, в которой с упоением учить язык, поступить в ВУЗ и там посвятить свое время изучению языка. Окончить ВУЗ, взять в руки диплом и пойти на работу. Может быть не везде нужны переводчики, но если ты хорошо учила язык, то сумеешь без труда найти работу. Ты можешь даже стать лучшей в своей области. Это, Санечка, план. – я внимательно посмотрел в голубые глазищи. – А мечта – это совсем другое. Ты не хочешь работу, на которой сможешь просто зарабатывать себе на хлеб насущный. Ты не имеешь ни малейшего понятия, чем именно хочешь заняться. Но ты уверенна в том, что тебе нужна работа, которую ты будешь любить. Ни шагов, ни путей для достижения этой эфемерной цели не существует. Нельзя сказать тебе: делай то и то и все получится. Чтобы осуществилась мечта, а не план, можно сделать только одно – расслабиться. – Сашка скрестила руки на груди и надула губки. – Да-да, моя хорошая. – усмехнулся я. – Приведу тебе другой пример. И это тоже среди твоих мечтаний, но на нем виднее все это, чем на работе. Ты хочешь замуж. И совершенно очевидно по любви. Та же любимая работа, но совершенно в другом ракурсе. Замужество по расчету может быть планом. Но замужество по любви – это уже мечта. Ты не можешь просчитать ни своих действий, ни времени. Ты можешь только ждать. Но… - я присел, подогнув под себя по-турецки ноги. – Ждать – значит бояться, значит сомневаться. Ожидание приводит к поиску. А поиск в таких делах ни к чему не приводит.
- Ты мне рассказываешь? – горько усмехнулась Саша.
- А значит ждать и искать бессмысленно. Остается только расслабиться, отпустить свои страхи и сомнения, отпустить свои переживания и жить насущным. Ты хочешь любимую работу и любимого мужа. Ты мечтаешь об этом возможно с самого детства, но твой мозг приучен все планировать и контролировать. И даже в тот момент, когда контроль не возможен, а планирование бессмысленно, мозг упрямо ищет алгоритм. Это очередной человеческий стереотип. Это привычка. Это приобретенный инстинкт. И это величайшая глупость. Когда не можешь контролировать, нужно просто положиться на матушку природу. Или Бога. Или вселенную. Или свое нутро. Называй, как хочешь. Все равно. Просто доверься себе и окружающему. Просто будь. Все, что связано с любовью, нельзя спланировать и проконтролировать. Все это приходит само по себе без всяких усилий с нашей стороны.
- Легко тебе сказать: доверься. – тяжело вздохнула девушка. – Думаешь, я об этом не размышляла? Думаешь, я не пыталась поверить в силу вселенной? Думаешь, я не старалась просто жить?
- Сашка. – я наклонился и потрепал бедолагу по волосам. – Размышляла, пыталась, старалась – это все действия по достижению плана. Но у тебя на самом деле нет плана. Нужно просто быть. Раскинуть руки, подставить лицо ветру, улыбнуться и шагнуть с закрытыми глазами. Там не страшно. А даже, когда что-то пугает, то это что-то само и уходит. Перестань думать. Живи.
Она хмыкнула и еле слышно повторила:
- Живи.
- Кстати, Сань. – воскликнул я. – А ты что с волками разговаривать умеешь?
- Чего? – приоткрыла девушка рот.
- Вчера случаем слышал, что ты с волком в лесу разговаривала. Я не знал об этой твоей способности.
- Я сама не знала. – улыбнулась Сашка. – Прикинь: темно, жопа еще та и тут огромный серый волк. Я ведь их только по телеку видела. Не знаю, как все получилось. Я просто голову повернула и в глаза его светящиеся уставилась. Собиралась уже испугаться… ну вот-вот уже должна была… и тут… - девушка задорно хмыкнула. – Не поверишь. Вспомнила тебя. Разговор наш вспомнила. Ну, тот… про то, что страшнее тебя зверя в лесу нет. Страх так и не пришел. Я о тебе думала, а с ним разговаривала. Шептала ему, что он красивый… а он и в самом деле обалденный. Шептала, что он прекрасен. Шептала, что мы ему не враги, что мы его уважаем. И ведь я не просто так это все нашептывала. Я искренне так считаю. Ну, что нам с ним делить? Он силен, он смел, он свободен. И он словно понял… а может быть, подумал, что идиоты не в его вкусе. Только постоял, посмотрел на меня, хвостом слегка махнул и ушел. Да еще, прикинь, не просто так, а словно нас защищая. Обошел нас стороной, прикрывая от старикана. Меня почти на руках оттуда вынесли. Я потеряла способность нормально двигаться. И еще долго под впечатлением была. Приятная в общем встреча.
Саша замолчала. По ее губам плавала блуждающая улыбка. Глаза невидяще глядели в пустоту. Я не стал прерывать ее воспоминания. Я тоже улыбнулся.
***
День прошел нудно. Так нудно у меня не проходил ни один из дней. Сашка депрессовала и нагоняла на меня тоску. Я старался с ней разговаривать, но все разговоры приходили к одному и тому же: к безвыходности, которая засела в ее мозгу. Наконец, я не выдержал.
- Достала. – зло проронил я. – Ты зациклилась на плохом. Ты вообще не хочешь видеть ничего, кроме своей боли. Захотелось пострадать – страдай. Мне надоело. Я с тобой впервые пережил умирание. Нет. Мне, конечно, понятны твои сомнения и твоя печаль, но… я устал от этого. Целый день мусолить одно и то же… Нудно и глупо.
- Глупо. – бессмысленно повторила девушка.
- Эй, философы. – неслышно подошел Виктор.
- Ой. – вздрогнула Саша. – Вы все так тихо ходите. Я никогда не ощущаю вашего приближения. Как вам это удается? – вяло поинтересовалась она, явно не нуждаясь ни в каких объяснениях.
- У меня для вас новость. – безучастно поведал босс. – Завтра раненько с утра мы отправимся в Москву. Вернее в Подмосковье. Не засиживайтесь допоздна.
Он ушел. На меня внезапно накатила радость.
- Мой отец живет в Москве. – тихо сообщил я.
- Ты знаешь своего отца? – изумилась Сашка.
- Ну… - я помедлил. – Не то, чтобы знаю. Я просто однажды был в областном центре. Давно это было. Мне тогда только пятнадцать стукнуло. По улице шел и вдруг увидел мужчину поразительно похожего на меня. Проследил за ним. Потом с племянницей его поболтал о том, о сем. Небрежно тему перевел на интересующий меня объект. И оказалось, что у этого мужчины в этом городе сестра живет. Ну, мать этой девочки. В гости мужик приехал из Москвы. Я еще порасспрашивал. В девяностом году этот тип как раз из Москвы с учебы ненадолго возвращался. А мама моя в этом городе именно в это время училась в институте. Попросил девчонку, чтобы она побольше информации узнала. На следующий день с ней встретились и оказалось, что приезжал мужик ровнехонько за девять месяцев до моего появления и у него действительно роман короткий был с девушкой по имени Катя. Уехал он, конечно, еще до того, как узнал, что она беременна. Так что о моем существовании скорее всего и не догадывается. Я к нему тогда не подошел. То ли побоялся, то ли не хотелось. А потом вспоминал и немного жалел. Неплохо было бы узнать об отце хоть что-то. Мама, кстати, отчество мне все же его дала.
- И какое? – усмехнулась Саня.
- Андреевич.
- Нужно с Витей поговорить. – уверенно проговорила девушка. – Он хороший. Он поймет.
- Ага. И позволит своему подопечному маньяку по Москве разгуливать и с папой знакомиться. – я нахмурился.
- Мы все объясним и он согласится. – настаивала она.
- С чем согласится? – негромко спросил знакомый голос.
Мы вздрогнули и испуганно переглянулись.
- У Зины папа в Москве живет. – пояснила негромко Саша.
- Во как. – Виктор присвистнул. – Неожиданно. А вы знакомы? – я покачал головой. – Ты мне о нем никогда не говорил. А я даже не сумел его вычислить. Как же тебе удалось-то?
- Случайно встретил. – пожал я плечами.
- И он тебя не узнал, а ты его сразу? – босс саркастично усмехнулся.
- Он меня не видел. – буркнул я и поведал историю заново.
- Пожалуйста, пусть они встретятся. – протянула девушка, когда я закончил.
- Исключено. – негромко проговорил Витя. – Во-первых, у него скорее всего семья. Вы себе представьте этот снег на голову. Во-вторых, какой смысл в этой встрече? Ну придешь, ну не прогонит он тебя, ну познакомитесь… Дальше что? Семейных посиделок раз в полгода я тебе не позволю. Хрен тебя знает, чем это все завершится может. Посмотрит на тебя мужчинка косо и грохнешь ты его, как когда-то мать. Нет. – Виктор почесал в затылке. – Нет. – повторил он, поворачиваясь. – Исключено.
Мы посидели молча. Мне стало грустно. Паршивый какой-то выдался день. На редкость паршивый.
***
В тихий, почти сказочный лагерь нас привезли часам к четырем вечера. Полет был быстрым. Мы с Сашкой всю дорогу читали какую-то беспредельно глупую книжонку, которая оказалось покорила весь мир. Написано было не плохо. Даже интересно. Но еще с самого начала я понял то, что девушке мне пришлось позже растолковывать.
- Он – сильный, волевой мужчина. – возразила Саня вот уже в который раз. – А она все портит, дура.
- О чем речь? – поинтересовался Виктор, помогая девчонке перелезть через борт. – Не натрясло?
- Нет. – усмехнулась она. – Ни разу до этого в такой машине не ездила. Было очень интересно.
Я спрыгнул на землю. За мной последовали остальные.
- Книжку мы читали. – я косо улыбнулся. – «Пятьдесят оттенков серого» называется.
- Слышал. – кивнул босс. – Ну и как?
- Да так себе. – пожал я плечами.
- Написано классно. – кивнула Сашка. – А главная героиня дибилка.
- Да ни хрена она не дибилка. – уже завелся я. – Ты главного не понимаешь: встретились два очень несчастных человека. Оба перепуганы жизнью насмерть и творят поэтому глупости, и в нерешительности потому замирают, и правду оттого сказать не в состоянии друг другу. – я забрал свой рюкзак и спальный мешок. – Написано действительно хорошо. Читается легко и интересно, но суть настолько обыденна. Антураж навели, а смысл так и остался оттенком серого. И ты этих оттенков хоть пятьдесят придумай, хоть сто пятьдесят, серость разноцветной не станет.
- Знаете ребят, книжки – это, конечно, прекрасно. – прервал нас босс. – Но литературой сыт не будешь. Кончайте свою демагогию и вперед шагом марш. Там уже каша стынет.
За обедом, который собственно был одновременно и ужином, мы продолжили обсуждать это странное произведение.
- Ну и хрень же вы читаете. – хмыкнул Рома, который очень любил почитать на досуге.
- Че й то, хрень? – поинтересовался я.
- Лучше бы классиков читали. Полезнее. – веско заявил он.
- Каких это классиков? – заинтересовалась Саша.
- Толстого, Достоевского…
- Солженицына. – брезгливо продолжила девушка.
- Солженицына. – согласился парень.
- И что ж это у классиков такого важного есть, чего у непризнанных недостает? – с сарказмом в голосе полюбопытствовала Саня.
- Мудрости, красоты слога. – спокойно поведал Роман.
- У кого это мудрость? У Солженицына? – язвительно спросила девушка.
- У него тоже.
- Чувак, который пишет о любви к Родине, сбежав за кордон, мудр? – Сашка даже ложку отложила. Все с интересом навострили уши.
- При чем здесь? – брови парня рванулись вверх. – Он писал историю, как она есть. Правду, которую все старались умолчать.
- Кому нужна эта правда? – взорвалась отчего-то девушка.
- Как кому? Людям. Целому поколению испуганных людей.
- Не согласен. – вписался я в разговор. – К чему итак напуганным до смерти страшилки и нытье о дрянной жизни?
- А что ж их снова кормить хренью о светлом будущем?
- Зачем? Есть множество тем, которые задевают настоящие проблемы, созревшие в обществе. Ты прости, не хочу спорить с твоими убеждениями, но Солженицын просто ноет в своих рассказах о том, как все плохо. Ни намека на решение данной проблемы. Ни мысли о том, как сделать свой мир лучше. Ничего духовного. Одни сопли и слюни, которые конечно же по окровавленным ранам народа жгучей одурманивающей болью. Народ любит поболеть и поплакать. Только это сделало его классиком, а не мудрость. Вообще, ответь мне, что такое классика? – воспользовался я его замешательством.
- Это признанные в обществе произведения. И когда у одного человека таких произведений уйма, он становится классиком.
- Признанные в обществе? – я улыбнулся. – Другими словами – мода. Но тебе же известно, что моду выбирают элитные единицы. Остальные, как бараны поддакивают и поддерживают. В большинстве своем люди предпочитают поменьше думать, побольше кушать. Голод должно быть сказался. Оно и не удивительно: несколько войн подряд. Изголодался народ не на шутку.
- Может быть, ты посоветуешь, что людям почитать, чтобы мудрости поднабраться? – ехидно поинтересовался Рома. Щеки его налились багряным.
- Какое отношение к мудрости имеет чтение? – удивился я и спокойно отпил компота.
Парень растерянно захлопал ресницами. Кулаки его сжались, а значит аргументов найти он не мог.
- Книги передают опыт от одного человека другому. – не громко заметил Максим, сидевший почти в конце длинного стола.
- Опыт? – хмыкнула Саша. – То, что люди считают опытом, переходящим из поколения в поколение, из книги в книгу, из уст в уста – это чаще всего заблуждения, которые мы считаем важной частью наших жизней.
- Совершенно верно. – поддержал я. – Что такое опыт? Это то, что один сделал и у него получилось или не получилось и он запомнил данный алгоритм, и он пользуется им впредь по жизни. А в нашем случае еще и передает его другим. Но ведь у другого могло бы и по-другому все получиться. Да и у этого, кто опытом делится, при других обстоятельствах тоже мог другой сюжет нарисоваться. Нет ничего ужаснее опыта. Он рождает мораль, он рождает осуждение. Опыт – зло. А им еще и в книжках делятся. И культы из этого создают, записывая делящихся в классиков.
- То есть читать не нужно? – как-то очень уж пискляво поинтересовался Роман.
- Отчего же? – пожал я плечами. – Если не за мудростью в книги лезть, а за впечатлениями, за чужой наблюдательностью. Вот я, к примеру, за границу никогда не попаду, а почитать что-то весьма интересно. Или взглянуть на вещи под совершенно незнакомым тебе углом. Мой любимый писатель – Эдгар Алан По. Мне его взгляд на вещи очень любопытен. Я во всем вижу свет, а он во всем видел тьму. Меня все радует, а его все пугало. Для меня его проза и поэзия, как головой в сугроб из бани. А вот мудрости у По в произведениях никакой. Там страх сплошь и рядом. В страхе мудрости не найти.
- Я не согласна. – вдруг подала голос Сашка. – У По есть мудрость в произведениях. Не в самой сути сюжета, конечно, но… ведь все дело в том, кто читает и зачем.
- Да-да. Верно. – улыбнулся я.
- А значит и Солженицына можно читать с интересом. – громко обрадовался Рома.
- Можно. – кивнул я. – Но грустно на мир смотреть, в котором классик – такой зануда.
Повисла тишина. И мы с Саней поспешили улизнуть.
***
Еще с вечера я узнал у местных, есть ли по близости река. И с утра, побегав по лагерю, который был какой-то военной базой отдыха, попрыгав по деревьям и крышам одноэтажных небольших домиков, под изумленные взгляды тамошних коллег, без труда перепрыгнул через забор и убежал купаться. Вернулся все так же через забор.
- Где был? – бесцветным голосом спросил Виктор, когда я довольный подошел к его палатке.
- Купаться бегал. – усмехнулся я.
- До реки же не меньше двух километров. – босс взглянул с интересом мне в лицо.
- Ага. – кивнул я.
- Ну-ну. – хмыкнул он.
- Вернулся! – раздалось за спиной. – А я видела сегодня, как ты по деревьям бегаешь. Нехило так – по сосне перпендикулярно стволу. Может, ты еще и по воде ходить умеешь, и летать научился?
Я повернулся. Сашка широко улыбалась.
- Понравилось? – просиял я.
- А то.
- У меня от природы прыгучесть и гибкость повышенная.
- Хвастун. – рассмеялась девушка.
- А летать я не умею. – склонил я голову на бок. – Но по воде пробежаться – запросто.
- Это как? – открыла Саша ротик.
- Метров пять-семь отступаешь от берега. Разбегаешься и бежишь по воде, как по суше. Меня научили. Это не сложно. Совсем.
- Ого. – выдохнула девушка.
- Покажу при случае. – пообещал я.
- Это при случае. – вмешался Виктор. – С минуты на минуту тебе работку подкинут. Плацдарм подготовь.
- Че надо? – без интереса спросил я.
- Информацию важную получить.
- Ясно.
Я пошел к столу, за которым мы вчера ели и сорвал с навеса брезент. По пути обратно прихватил старый, выброшенный кем-то не слишком далеко стул с облущенным сиденьем и тонкими металлическими ножками. Выбрал место пошире. Расстелил брезент. И, размахнувшись, всадил сквозь него ножки стула в землю сантиметров на десять. Только закончил, подъехала бортовая машина. Из кузова выскочили двое в балаклавах. Третий выкинул им бедолагу с мешком на голове. Ребята парой слов перекинулись с Витей и подвели мужика в синих джинсах и светлой футболке ко мне. Я кивнул. Его усадили на стул.
- Спасибо. Дальше я сам. – вздохнул я.
Мне сегодня совершенно не хотелось этого делать. Мне было не просто скучно, а как-то даже противно. Саша стояла метрах в десяти в стороне и растерянно хлопала своими длинными ресницами. На лице явственно читалось: уйти или остаться? «Тебе решать» - хмыкнул я мысленно. Она потопталась и осталась. Виктор окинул ее взглядом и как-то странно ухмыльнулся. Я вернулся к своему подопечному.
- Ну, привет. – небрежно бросил я и сдернул с головы мешок. Под ним на глазах оказалась повязка. – Перестраховались ребята. – хмыкнул я и оглянулся на босса. Он уже сидел к плацдарму спиной. Вокруг не было видно ни души. Одна Сашка продолжала бессмысленно сомневаться. Мне подумалось, что сомнения – ее второе я. И я решил, что не самое легкое, точно. – Давай-ка снимем это. – уже более ласково заговорил я. – Нам нужно, чтобы ты лицо мое видел. Так всегда эффектнее. – Мужчина поморщился и заморгал. – Мы лучше этим ручки тебе свяжем, чтобы ты ничего не удумал. – улыбнулся я и зашел бедняге за спину. – У меня к тебе деловое предложение. – продолжил я монолог, с полминуты спустя. – У меня сегодня совершенно не то настроение, чтобы тебя калечить. Мне не охота сегодня этим заниматься. Мне неинтересно. Я даже злюсь. Давай ты по-хорошему дяденькам все расскажешь и разойдемся, как в море корабли. Раз глазенки тебе так тщательно упаковали, значит жизнь решили сохранить. Давай, а? – мужик насупился и почти с вызовом глянул на меня. – Вот же ж, дурашка. – устало проговорил я. – Совершенный идиот. Ладно. – я вздохнул. – Ты, как помереть от боли захочешь, помни, что я тебе о повязке на глаза сказал. Чем быстрее образумишься, тем мне будет лучше. Начнем?
Я достал стилет и с яростью всадил его в плечо придурку. Я действительно был зол. И наверное потому мне пришла в голову эта забава.
- Солнце. – обратился я к Сашке. – Будь так любезна сбегай к тому домику. – я махнул рукой. – Я там сегодня видел шампура сушились. Принеси, пожалуйста.
Глаза у девушки вспыхнули. Она дважды приоткрыла и закрыла рот. Но все же просьбу выполнила. Ей, наверное, казалось, что из-за этой мелочи она стала причастна некоторым образом к мучениям бедняги. Хотя… Она считала себя причастной даже потому, что стояла рядом. Я ей не мог позавидовать. С таким восприятием жизни, быть моим другом, действительно, было очень сложно. А она умудрилась стать мне другом. Я это чувствовал. Саша могла возмущаться себе, своей якобы безжалостности, своему безумию, своей жестокости, но к этим же моим качествам относилась спокойно и без осуждения. Она действительно стала моим другом. Единственным. И вполне осознанным.
Уже четвертый шампур проткнул тело мужчины. Я аккуратно продел его сквозь кожу на правой руке и баловался, дергая за конец. Кожа поднималась, отрываясь от плоти и опускалась назад. Это было забавно. Мужик вопил.
- Ты уже готов к исповеди перед ребятами? – поинтересовался я, когда он в очередной раз перешел на стон. И уродец промолчал. А сколько я еще мог играть в эту игру? Мне изначально было скучно. Потом я все же придумал развлеченье. Но… Я взял очередной шампур, задрал забрызганную кровью футболку и проделал то же самое на животе. Бедолага заорал и заплакал. И я видел, что наконец он созрел. – Все? – спросил я грубо. – Наигрался? Готов говорить? – мужик криво кивнул головой. – Можете записывать послание с первоисточника. – не особо громко крикнул я.
Парни в балаклавах вывернули из-за машины и подойдя к бедолаге стали задавать ему какие-то вопросы, тыкая в бумаги. Это было мне совершенно не важно. Я взглянул на Сашу. Она стояла отвернувшись. Руки были опущены и напряжены, маленькие кулачки крепко сжаты. Уродец за моей спиной что-то лепетал, всхлипывая и шмыгая носом. Один из ребят задал новый вопрос. Мужик чуть задержался с ответом, а когда заговорил, в его голосе на мгновение мелькнула пара ноток, отличных от всей композиции его лепета. Саня мгновенно повернулась и посмотрела мне в глаза. Я мысленно улыбнулся тому чувству, которое пробежало во мне от вида ее красивых глаз и пухленьких губок. Потом я повернулся к своей жертве.
- Слышь, мужчина, ты че тут со мной в прятки решил поиграть? Не наигрался еще? – устало поинтересовался я. Чувачок испуганно заморгал. – Три аккорда назад и повторите Вашу песню заново, а то вернемся к празднику, от которого отказались. – пригрозил я.
Бедняга покривился и вернулся ровно на три предложения. Вся его последующая речь была однообразно тоскливой и слуха моего больше не задела.
Когда ребята закончили, я покосился на измученного и подавленного субъекта, а потом негромко и вопросительно позвал:
- Босс?
Виктор небрежно махнул рукой, что означало: пусть живет. Внутренне я облегченно вздохнул. Ну, не хотелось мне сегодня никаких игр и никакой мороки. Я резкими рывками выдернул почти все шампура и стилет. Кинул их на брезент. Потом аккуратно достал шампур из раны на руке. Я точно знал: так менее болезненно. Развязал дурачку руки и завязал глаза.
- Свободен. – вздохнул я. – Забирайте. – кивнул я ребятам.
Мужика увели. Я осмотрел свои руки и стилет. Все было в крови. И это впервые мне было настолько противно. Удивило ли меня такое мое отношение? Нет. Нисколько. Просто моя голова была занята совсем другим. В ней боролось со здравым смыслом желание согласиться на то, что мне предложила Саня. И я знал, что внутренне я был согласен с этим предложением с самого начала.
***
Мы сбежали вечером. Сразу после ужина. Сначала шли по лесу. Потом вышли к дороге и поймали попутку. С водителем нам повезло. Он был разговорчив, весел и беспечен. Подвез нас до метро и даже платы не взял, усмехнувшись, что мол хорошая беседа дороже денег. Сашка привезла меня к себе домой. Мы, конечно понимали, что нас могут искать и это первое место, с которого начнут. Но нам было все равно. Нам было весело.
Кваритрка у Саши была уютной. Мы послушали музыку. Она ставила то то, то это. Ей было любопытно, что именно мне нравится. Половину, а то и больше я слышал впервые. Девушка смеялась, прыгала под любимую музыку, как ребенок, размахивая над головой руками. Мы даже немного потанцевали вместе. Это был восторг. В моей жизни ничего подобного никогда не случалось. Я был пьян. Пьян от избытка чувств и от шампанского. Самый вкусный напиток, который мне доводилось попробовать. Потом мы смотрели какую-то глупую киношку. И уже часам к трем утра добрались до кровати.
- Спать будем вместе? – зачем-то спросила Саня. Я кивнул.
И только, когда она вернулась из ванной и забралась в постель, я понял, что вопрос на самом-то деле не был таким уж глупым. Ее тело пахло мылом. Оно было таким родным, таким теплым и нежным. Ее волосы щекотали мне щеки, а их аромат затуманивал и без того хмельной рассудок. Мне захотелось ее до судороги, но я совсем не желал причинить этой девушке даже мизерную боль.
- Ого! – воскликнула Сашка и тут же повернулась ко мне лицом. – Что это такое? – ее маленькие пальчики ухватились за мою внезапно взбухшую плоть.
Блин, ее губы были так близко. И эта ее совсем неуместная манипуляция рукой. Я не сумел сдержаться. Я жадно обхватил ее тельце, прижимая к себе, и впился в губы. Между нами не было банального секса. Между нами была трехчасовая игра, прерываемая бессмысленной болтовней и ребяческим дурачеством. А то, что принято называть половым актом, было похоже на бурю, на шквал, на сумасшествие. Бедные-бедные соседи. Не сладко им спалось этой ночью.
***
Я проснулся раньше Саши. Я лежал и рассматривал ее реснички, ее растрепанные кудри, родинку на ее крохотной сисичке. Мне хотелось потрогать ее носик, ее красивую верхнюю губу, хотелось провести ладонью по ее животу, по попке. Но я не стал будить эту чудачку. Хм, мне всегда казалось, что слово чудаки произошло от «чудо». И зря так грязно испохабили это слово.
Проснулась Сашка как-то сразу. Распахнула ресницы и уставилась на меня.
- Ты как? – спросил я чуть слышно.
- В смысле? – заморгала она.
- Ничего не болит?
Мы умудрились несколько часов назад истерзать ее тело. Моя жесткость, иногда даже жестокость в движениях ее ничуть не напугала. Ей было хорошо со мной. Но я не мог считать, что наш секс не оставил последствий. Даже на простыни кое-где остались следы крови. Странно, но никогда раньше меня это не беспокоило. А вот сейчас было страшно, словно болело у самого.
- Да так. – улыбнулась девушка хитрой улыбкой. – Ноет чуть-чуть. Но как сладко, Зинка. – она потянулась. – Зря ты отказался, чтоб я тебя покусала.
Я поежился и помотал головой.
- А это? – я аккуратно провел пальцами по ранке, которая осталась от моей игры с ножом.
- А это вообще не болит. – хмыкнула Саня. – Тебе бы можно было это как раз попробовать. Совсем не больно. Металл такой холодный и это очень приятно. Потом только немного саднит, но… Мне понравилось.
- Ты же раньше ничего подобного ни с кем не делала?
- Ой, с кем там было делать? – девушка слегка нахмурилась. – Сама закомплексованая и парней себе таких же выбирала. Что-то они там старались, но толку-то…
- А почему со мной по-другому? – я знал ответ. Просто мне никогда не приходилось с кем-то говорить после секса. А услышать что-то приятное очень хотелось. Хотя… а что я мог приятного услышать от других? У меня, как и у Сашки, такое было впервые.
- Потому что! – рассмеялась она. – Потому что с тобой по-другому. Потому что с тобой от души и без мозгов. – девушка снова рассмеялась. – Миленько прозвучало: без мозгов. Я улыбался. – О! – она рывком села. – Слушай. А ведь ты меня на целых одиннадцать лет младше. Хм… - Саша помолчала. – А у меня был мужчина на одиннадцать лет старше. – она откинулась на кровать. – Я запросто могла бы спать с твоим отцом.
- Идиотка. – ласково проговорил я. – Фу, выдумала тоже. Не говори со мной больше на такие темы. Это отврат.
- Ну, не одновременно же. – подмигнула девушка.
- Еще чего не хватало. – я сел. – Идем что-нибудь поесть придумаем. Я такой голодный.
- Угу. Я тоже. – кивнула она и, слетев с кровати, умчалась в ванную.
***
Перед тем, как пойти в гости к отцу, мы сходили в магазин и Санечка раскошелилась мне на новую одежду. Прилично так раскошелилась. А я ведь знал, что денег у нее пшик, но отговорить от покупок не сумел. Отчасти, наверное, потому, что мне не хотелось придти к отцу в замусоленных армейских штанах цвета хаки и полинялой болотного цвета майке.
В магазине было пусто. Покупателей не наблюдалось. Наверное дело было в том, что попали мы в него вечером в субботу. Все нормальные люди в это время бороздили улицы, обсиживали лавочки в парках или просиживали штаны у телевизоров.
- Иди и выбирай. – приказала Сашка.
- Что? – растерялся я. Я никогда в жизни не покупал себе одежду.
- Штаны, футболку, кофту какую-нибудь и обувь. – улыбнулась девушка.
Я растерянно огляделся. Штаны висели прямо перед глазами. Разные. Огромное количество.
- Я даже не знаю. – замялся я.
- Выбирай фасон, потом цвет, а потом тебе девушка с размером поможет. – объяснила Саня и уселась на пуфик.
Это объяснение почему-то многое изменило. Я уверено прошелся вдоль ряда брюк и джинсов и выбрал те, что понравились. Сотрудница магазина, на лице которой красовалась дежурная улыбка (была у меня однажды такая жертва), сняла с вешалки нужный размер. Потом я без труда выбрал футболку и легкую кофту с капюшоном. Продавец-консультант, как гордо было напечатано на бейдже улыбающейся брюнетки, сняла с вешалок и эти вещи и преданно заглянула мне в глаза.
- А где у вас что-то среднее между кедами и кроссовками? – поинтересовался я.
- Пройдемте. – прощебетала продавец и повела меня между рядов.
- Санечка. – проныл я и поднял две пары над головой. – Какие лучше?
Девушка помолчала.
- Выбирай сам. – приказала она. – Мне пофиг. Они мне не нравятся.
- Да? – засомневался я.
- Тебе-то нравятся. А это главное. – оборвала Сашка мои сомнения.
Я выбрал черные и вернулся к Сане.
- Че пришел? – поинтересовалась она. – Меряй иди.
Я усмехнулся, но еще не успел сделать и шагу, как девушка разразилась по-детски заразительным смехом.
- Вот умора. – еле сумела выдавить она. – Женщина в преклонных годах нашла себе молодого любовника и платит ему за секс. – и Саша согнулась пополам.
Наверное эти слова сами по себе были унизительны и для нее и для меня, но ее тон и ее смех… Я тоже сложился пополам.
- Значит ты теперь официально моя любовница? – спросил я.
- Временно. – простонала она.
Все еще посмеиваясь я пошел к кабинке, которую мне указала консультант. Недалеко от кабинки стояла скучая, подравнивая холеные ноготки крохотными ножничками, жеманная девица – коллега брюнетки с фальшивой улыбкой. Я вложил ей в руки футболку и ласково попросил:
- Не могли бы Вы отпороть вот этот идиотский воротничок-резинку вашими чудесными ножничками?
Девица моргнула пару раз, а я скрылся в кабинке.
***
Уже у подъезда в дом моего отца меня внезапно охватила несвойственная мне паника.
- А если он больше здесь не живет? – спросил я пересохшими губами. – Столько лет прошло.
- И что? – удивилась девушка. – Даже не сходим узнать живет или нет?
«Глупо. Действительно глупо». – я сглотнул и мы вошли. А в лифте неожиданно на меня вытаращилась Сашка:
- Слушай, Зинка, мы с тобой одну важную вещь упустили совсем. – она схватила меня за рукав. – Все беседы с родственниками, которых давно не видел, сводятся к одному и тому же: где учился, где работаешь, где живешь.
- Блииин. – я растерялся до такой степени, что защипало в носу.
- Погоди. Все хорошо. – зашептала Саня. – Будешь говорить самое надежное: полуправду. Нигде не учился. Ушел в армию. Потом пошел служить по контракту. Сейчас контракт закончился и ты решил приехать, но следующий уже подписал. А значит жить есть где. Все просто. И в некоторой степени правда.
Лифт открылся. Мы вышли. Я чувствовал себя непривычно скованно. Как-то не было у меня ни в чем уверенности. Я уже и не сомневался, а просто был сам не свой.
Саша нажала на кнопку звонка, но никто не открыл. И вот тут я испугался. «Неужели никого нет дома. Сбежать от Вити. Приехать сюда. Потратить итак скудные сбережения этой замечательной девушки. И все это впустую?» Санечка сглотнула и упрямо нажала на кнопочку еще раз. И дверь отворилась. На пороге появилась очень милая женщина лет сорока.
- Слушаю. – проговорила она, вытирая руки полотенцем.
- А мы могли бы поговорить с Андреем? – спросила девушка.
- Проходите. – кивнула хозяйка.
Я обрадовался, как ребенок.
- Ой, нет. – неожиданно возразила Саша. Я недоуменно покосился на нее. – Нам нужно, чтобы он вышел. Пожалуйста.
- Но он немного занят. – пожала женщина плечами.
- Пожалуйста. – попросила девушка.
- Ну ладно. Андрей, к тебе пришли. – прокричала хозяйка, повернувшись от двери.
- Пусть заходят. – пробубнили в квартире.
- Не хотят они. – пояснила жена.
Секунд через тридцать отец появился на пороге.
- Можно Вас. – заговорила Сашка и отступила назад.
Мужчина вышел, прикрыл дверь и оглядев девушку с ног до головы, спросил:
- В чем дело?
- Ваша сестра живет не в Москве?
- Нет. – отец удивленно поднял бровь.
- Вы ездили к ней в девяностом году?
Он нахмурился.
- Ездил.
- Вы встречались там какое-то время с девушкой по имени Катя.
Мужчина перестал хмурится и задумчиво почесал подбородок.
- Совершенно верно – встречался.
- У Вас же с ней была интимная связь?
- Была, но к чему эти вопросы? Это было слишком давно.
- Да. Двадцать три года назад. Вы уехали, а она узнала, что забеременела. Не стала никому об этом сообщать. Видимо понимала, что связь-то у вас была мимолетной и ни к чему не обязывающей.
Отец снова нахмурился.
- И что?
- Это Ваш сын. – Саня легонько ткнула в меня пальцем.
Мужчина поглядел на меня, а я кажется глупо улыбнулся.
Мне не приходилось испытывать чувства неловкости. Я всегда точно знал что и зачем делаю. Я всегда был уверен и в себе, и в своих поступках. Но теперь… Я как-то слишком сильно растерялся и не мог собрать себя в кучу. И я все еще не понимал зачем мы стоим здесь. Мне казалось это унизительным, а нас ведь приглашали в дом.
- Чего вы хотите? – достаточно грубо произнес отец и мое сердце екнуло. – Вернее сказать… - он замялся. – У этой истории два варианта развития. И они зависят от того, чего именно вы хотите.
- Познакомиться. – ответила девушка с задержкой. Она явно ждала, что на этот вопрос отвечу я. Но у меня язык присох к небу.
- А потом?
- А что должно быть потом?
- Денег у меня не особо много. – слегка оправдываясь, заговорил мужчина. – У меня семья: жена, дочь, сын. Если вы хотите претендовать на содержание, я вряд ли сумею помочь и тогда эта встреча достаточно бессмысленна и одновременно очень болезненна.
- Я просто хочу узнать, кто мой отец. – наконец получилось выговорить. И я внезапно понял почему Сашка не зашла внутрь. Она знала, что разворот сюжета непредсказуем. И я ее от души мысленно поблагодарил за предусмотрительность.
- Если ты на самом деле хочешь просто познакомиться, то я буду очень рад знакомству. – с осторожностью проговорил отец.
- Мне не нужны ни деньги, ни жилплощадь. Я вообще не претендую даже на признание тобой отцовства. Мне просто необходимо с тобой поговорить. Узнать тебя. И все.
- В таком случае… - мужчина открыл дверь. – Как тебя зовут?
Я снова онемел. Саня хмыкнула.
- Его зовут Зиновий. – меня передернуло. – Видите, что с ним случается при упоминании имени? – девушка снова хмыкнула. – Я зову его Зина, но это тоже не вариант. Он никому не позволяет себя так называть.
- А как же его называть? – растерялся отец.
- Зови меня Максим. – пролепетал я. – Мне нравится это имя.
- Оригинально. – усмехнулся мужчина и вошел в квартиру. – Проходите.
Мы зашли и разулись. Отец повел рукой, приглашая нас в комнату.
Гостиная была небольшой. Диван, два кресла, компьютерный стол. В одном из кресел сидел мальчишка лет двенадцати. На полу были разложены деревянные детали модели самолета.
- Это мое хобби. – пояснил отец. – Катя, Вика, идите пожалуйста сюда. – позвал он. В комнату зашла сначала женщина, а потом присоединилась и дочь. – Это очень странно и очень неожиданно, но у меня внезапно появилась очень важная новость. – заговорил мужчина. – После института я ездил к сестре в гости. У меня был роман с одной девушкой. В результате этого та девушка родила ребенка, о котором я ничего не знал. Это мой сын. – отец замолчал, давая родным переварить информацию. – Вы присаживайтесь. – предложил он нам.
- Все же тот мальчик, который расспрашивал Надю о тебе, оказался твоим сыном? – спросила женщина и взглянула на меня.
- Похоже на то. – пожал отец плечами. – Это же ты с моей племянницей разговаривал лет шесть назад.
- Я. – кивнул я. – Но семь лет назад.
- У меня лично сомнений нет. – покачала хозяйка головой. – Вылитый ты, но двадцать лет назад.
- Как ты обо мне узнал? – спросил мужчина.
- Увидел на улице. И у меня тоже не возникло сомнений. – я говорил медленно, тихо, заикаясь.
- Извините. – обратилась к хозяевам Саша. – Ты че? – посмотрела она на меня. – Че ты так сжался? Зачем стараешься быть лучше, чем есть? Кто меня вечно учит быть собой? А ну быстренько выковыривайся из скорлупы. Ты лучший и ты это знаешь.
- Да? – зачем-то спросил я.
- Да. – усмехнулась девушка.
- Ну да. – согласился я и мне мгновенно полегчало. Я глубоко вдохнул и мир заблестел множеством красок, как и всегда.
- Очень содержательный разговор. – рассмеялась Саня. – Продолжайте. – кивнула она мужчине.
- А как твоя мать? – задал он вопрос.
- Она давно умерла. – пожал я плечами.
- А где же ты жил? У тебя еще родственники есть? – встрепенулась женщина.
- Нет. Я жил в детдоме. – соврал я. Мне это было неприятно и я решил покончить со всем и сразу. – А потом пошел в армию. Отслужил и пошел по контракту. Сейчас как раз контракт закончился и я решил приехать познакомиться с отцом. Но я уже подписал новый контракт, так что в Москве не на долго. Жильем я обеспечен – казарма вполне неплохой дом. И с деньгами тоже проблем нет. – легенда кончилась и я мысленно попросил вселенную, чтобы у них не возникло вопросов.
- А это твоя девушка? – спросила жена отца. Я выдохнул.
- Это мой друг. – улыбнулся я. – И временно моя любовница. – я улыбнулся шире.
- Как это временно? – удивился мужчина.
- Ну… - я помолчал и посмотрел на Сашу. – Так барышне захотелось.
- Секс сексом. – пояснила она. – Он однажды может приестся. Не хотелось бы вместе с ним терять и дружбу.
- Логично. – усмехнулся отец.
Разговаривать особо оказалось не о чем. Моя вновь приобретенная сестра глядела на меня во все глаза. И в них читалось не только любопытство, но и доля вожделения. Я сперва хотел на нее разозлиться, но потом понял, что в шестнадцать лет все красивые парни кажутся очень сексуальными и, еще не оформившаяся в голове, мысль о родстве тут не помеха. Мой брат скорее всего был очень умным, но молчаливым мальчиком. Он за весь вечер не сказал ни слова, но с интересом слушал нас и разглядывал меня. И пусть ничего важного мы не могли сообщить друг другу, но общение было легким, непринужденным. И я был счастлив. Действительно счастлив. Уже далеко за полночь мы наконец распрощались и ушли. Напоследок отец спросил меня:
- Когда мы снова увидимся?
- Скорее всего никогда. – ответил я.
- Почему? – удивился он и искренне огорчился.
- Все, что я хотел получить от нашей встречи, я получил. – пожал я плечами. – Мне от тебя ничего не нужно. Ты прекрасный человек и семья у тебя замечательная. – «Я здесь ни к месту». – додумал я, но вслух произнес другое. – Было приятно тебя узнать.
- Мне тоже было очень приятно. – растерянно проговорил он. – Если передумаешь, я буду всегда тебе рад.
- Спасибо. – улыбнулся я и мы ушли.
- Почему ты не хочешь больше с ним видеться? – изумленно поинтересовалась Саша, когда мы покинули подъезд.
- Солнышко, я не умею лгать, а общение с ним – это вечная ложь. Я так не смогу и однажды скажу ему правду… - я помолчал, кусая губу. – И мне придется его убить… как и маму. – добавил я и зашагал быстрее.
Остаток выходных, то есть все воскресенье, мы провалялись в кровати, познавая прелести плотских утех и киноискусства. Это были два самых волшебных дня моей жизни. Я был совершенно счастлив. Совершенно.
***
Мы вернулись, когда уже стемнело. Я был уверен, что нас непременно накажут. Я ожидал всего, чего угодно. Мне было совсем не страшно. «Ну, подумаешь, изобьет меня Виктор до полу смерти. Первый раз что ли? – думал я. – Главное, чтоб Сашку не слишком. Она конечно смелая, но мне не хотелось бы, чтобы ее из за меня колотили». Я был доволен поездкой. Очень доволен. Нас встретил всегда хмурной чувак и сказал, чтоб мы немедля явились к боссу. Саня хмыкнула и, взяв меня за руку, потащила в знакомую уже палатку. Вити там не оказалось. Ждали мы его появления минут пятнадцать. Он зашел, окинул нас как всегда спокойным взглядом.
- Надеюсь, мы не слишком сильно заставили тебя волноваться? – подмигнула ему девушка.
- Не особо. – пожал босс плечами.
Что-то в его голосе меня насторожило. Я даже не успел над этим задуматься, а Саша резко посерьезнела и внимательно посмотрела Виктору в лицо.
- Что случилось? – растерянно спросила она.
- Пока вас не было, мы тут посовещались и вынесли решение… - босс как-то невесело усмехнулся. – Поигрались вы на славу, но пора и честь знать. – Я еще не понял смысла его слов, а сердце мое отчего-то замедлилось и словно потяжелело. – Мы все согласны с мнением, что ваше общение приведет к нежелательным последствиям. – продолжил Витя помолчав. – Решено, что Зина возвращается в тайгу, а ты – в Москву. Тебе, Санечка, там самое место. Ваше мнение никого не интересует. Люди вы подневольные. Решение окончательное.
Саша сильно побледнела и пустым взглядом глядела в землю. Я растерянно посмотрел вокруг, словно ища объяснения совершенно пустым и непонятным мне словам. Мое сознание отказывалось принимать услышанное. Звуки голосов, шагов, окружающего исчезли. Их заменила звенящая зудящая боль. И сквозь нее я глухо услышал слова девушки:
- Мы можем поговорить наедине? – голос ее дрожал, будто собирался сорваться на плач.
Виктор молча поднялся и вышел. Я видел его спину в двух шагах от палатки.
- Нет. – прошептал хрипло я и сильно сжал предплечье Саши.
- Зина. – она явно сумела взять себя в руки. – Мы с тобой вчера говорили о том, что привязанность сильно портит жизнь. Мы как раз обсуждали, что нужно наслаждаться мгновеньем, ценить его и отпускать. Только тогда оно будет поистине счастливым. – я испуганно смотрел Саше в глаза и видел, что она не верит в то, что говорит. Хочет, чтоб я поверил, хочет сама поверить, но не верит. – Мы с тобой можем попытаться изменить эту ситуацию. Мы можем усиленно бороться с этим решением. Но, Зина, что, если Виктор прав… а он несомненно прав… и мы, наигравшись друг с другом сами захотим однажды расстаться. И расставание это будет уже с другим подтекстом. Уже не будет того ощущения счастья, которое есть сейчас. Может быть всему свое время? И сейчас время отпустить друг друга?
- Я не хочу. – почти простонал я.
Она помолчала.
- Но у нас видимо нет выбора. – еле сдержав дрожь в голосе, выдавила девушка.
Я до боли в собственных пальцах сдавил ее руку.
- Он не понимает, что делает. Они все не понимают. – горько прошептал я.
- Я знаю. – кивнула она и с ресниц все же соскользнула слезинка.
- Как же я? – судорожно вздохнул я. – Как же теперь? Почему? – прошелестел я одними губами.
В этот миг на самом деле я еще так ничего и не понял. Было как-то слишком тяжело, словно на плечи навалилась каменная глыба. Впервые я смутно ощущал свое тело. Во мне будто было только сердце и ничего кроме него. Хотя нет… была еще пустая малюсенькая голова, холодные занемевшие пальцы руки, сжимавшей Сашкино предплечье. И огромное тяжелое сердце, которое почему-то отказывалось биться.
- Ты сможешь. Ты сильный. – снова заговорила девушка и ее голубые глаза ласково заглянули в мои. – Ты же такой молодец. У тебя все так замечательно. Ты сумеешь. Вот увидишь. Только дай себе время. Ты снова станешь таким, как был, как есть. Ты же умеешь видеть мир, как никто другой.
Я где-то далеко-далеко, но отчетливо и ясно понимал, что мы ничего не изменим, что все уже решили за нас и ее уговоры на самом деле бессмысленны. Я понимал, что нужно прощаться, вставать и уходить. Я понимал это, но осознать не мог. И я не мог прощаться. Я не осознавал, что это конец. Хотя, наверное, если бы даже осознал, слов бы все равно не нашел.
- Улыбнись мне пожалуйста. – тихо попросил я, отпуская ее руку и поднимаясь.
Саша слегка вздрогнула. Дважды широко моргнула. Потом прикрыла ненадолго глаза и повернула лицо ко мне. Когда ее ресницы распахнулись, в глазах сияли солнечные лучики. Не знаю о чем она сумела подумать, но ее прекрасная улыбка была не просто искренней. Она была лучисто светлой. Я аккуратно взял ее мордашку в свои руки и погрузился в этот свет. Потом закрыл глаза и повернувшись сделал шаг. Открыл глаза и вышел из палатки.
Виктор стоял все там же. Я обошел его, собираясь уйти, но тут на меня нахлынула волна злости и я резко развернулся к нему лицом.
- Ты знаешь, я почти поверил, что ты относишься к нам, как к людям. Я почти поверил, что мы для тебя не орудие в твоей этой священной битве. Я даже уважал тебя, потому что думал, что ты ко мне относишься, как к человеку. Но ты такая же мразь, как и остальные. Нет… Ты даже хуже их. Ты – мудак. – проорал я на одном дыхании. – Где моя одежда? – гаркнул я, судорожно вздохнув. Он спокойно кивнул на пень.
Я стаскивал с себя, купленную мне Сашей, одежду и швырял ему в лицо. Босс не шевелился. Обувь в лицо я не кинул, а швырнул с силой ему в живот. Он все равно не отреагировал. Дрожащими руками я напялил на себя штаны с футболкой. Сунул ноги в берцы и, не завязав шнурков, поплелся к костру.
- Где мой мешок? – грубо поинтересовался я у угрюмых коллег. Бурый кивнул под дерево. Я поднял скрученный спальник и направился было куда подальше, но внезапно остановился и выпалил то, что даже не успело зацепиться в мозгу. – Эй вы! Ответьте мне честно. Хоть один раз ответьте честно. Хоть кто-то из вас относится ко мне, как к человеку или для всех вас я только монстр? – мой голос звенел от слез, застилавших глаза. Ответа не последовало. – Я так и думал. – буркнул я и направился вон.
Но пройдя всего несколько шагов, рухнул на землю, обняв спальный мешок и разревелся. Я не рыдал, не истерил. Я горько плакал. В этот момент я все еще не осознавал произошедшего. Все было так странно. Словно я разделился на две независящие друг от друга части. Одна из них все понимала, все знала и ей было нестерпимо больно. Она сейчас и плакала. Так горько и безудержно. А вторая часть стояла в сторонке в оцепенении и ничего не ощущала. Она была беспомощной и потерянной. Она вообще ничего не понимала. Для нее все было таким нереальным и чужим. Все: и этот идиотский лагерь, и Виктор со своим долбанным решением, и весь этот мир, казавшийся теперь таким враждебным.
- Слышь. – почти ласково заговорил за моей спиной Бурый.
- Чего тебе? – озверело развернулся я.
- Чайку выпей и успокойся. – дружелюбно протянул он кружку. Я остервенело взмахнул рукой, но Михаил сумел аккуратно убрать руку с кружкой из под удара. Даже чай не расплескал. – Ты сейчас расстроен и глупости говоришь. – добродушно проговорил он, снова протягивая кружку.
- Я расстроен? – взревел я, вскакивая на ноги. – Расстроен? Да ты вообще что-нибудь можешь понять? Кто-нибудь из вас может понять? Я монстр для вас. Я людей убиваю. Вы же все меня боитесь.
- Конечно. – кивнул Бурый. – Мы здесь привыкли доверять друг другу. Знаем, что если что, спину есть кому прикрыть. А от тебя неизвестно чего ожидать. Ты же непредсказуем. – все с той же легкой дружелюбной улыбкой проговорил он.
- Да на хрена вы мне сдались? – я косо усмехнулся. – Вы ж ни хрена не понимаете. Вы мне все до фени. Я вас и пальцем не тронул бы никогда. Зачем вы мне? Идиоты. Вы мне все абсолютно не интересны. Мать вашу. Именно поэтому… потому что вы меня все до единого понять не способны… - и в этот миг две мои части соединились воедино. До меня ясно и остро дошло все, что случилось. Я осознал масштаб этого долбанного решения, принятого горсткой черствых расчетливых умов. Я осознал и слезы закапали из моих глаз, как осенний дождь. – Мне было восемь лет. Восемь. – то ли громко простонал, то ли невнятно проорал я. – Я убил свою сестру. Я любил ее. Я не хотел ее убивать. Я убил ее случайно. Я бы хотел вернуть ей жизнь. Я пытался ее оживить. В тот самый день… моя мать перестала считать меня своим сыном. Именно в тот день она увидела во мне только монстра. Я убил ее за это. – я громко шмыгнул носом. – Я познакомился с девушкой. Ей было восемнадцать. Мы подружились. Мы какое-то время общались. Она была хорошей. Она была замечательной. Я не умею врать. Я не считаю, что ложь может быть во спасение. Я рассказал ей о сестре и о маме… - я закрыл лицо руками и вытер слезы. – Она испугалась. Уже через несколько секунд она смотрела на меня, как и мать… она видела во мне монстра. Я. ЕЁ. УБИЛ. – проговорил я разделяя слова. – Никто никогда не смотрел на меня, как на человека. Все до единого видели во мне чудовище. И всегда будут видеть во мне только монстра. Она… – я ткнул пальцем в сторону палатки. – Она единственная увидела во мне человека. Более того, она разглядела во мне больше, чем я сам мог увидеть. И ее у меня забрали. – я горько ухмыльнулся и обвел взглядом своих типа коллег. Все сидели молча. На меня никто не смотрел. Только Михаил бродил расслабленным и печальным взором по моему лицу. – И ее у меня забрали. – медленно повторил я. – Забрали для того, чтобы я оставался монстром. Потому что я нужен им таким. Потому что они испугались, что она сумеет сделать из меня человека. Я всего лишь орудие в их умелых руках. Я и не был никогда чем-то большим. Мне никогда не позволят быть человеком. Мне не позволят встретить кого-то, кто станет мне близок и кому я буду нужен такой, какой есть. Только я уже и не встречу… Второй такой на свете не существует.
Осознание закончило свою работу. Оно вспышкой осветило мозг, заставило остервенело биться сердце, пролило дождь слез и на последок принесло успокоение. Моя речь иссякла и боль иссякла вместе с ней.
Я постоял покачиваясь, как пьяный. Тупо посмотрел перед собой. И устало поплелся в палатку к Вите. Знал ли я что собираюсь делать? Нет. Не знал. Я просто шел туда, медленно и бессмысленно отсчитывая шаги. Насчитал двенадцать. Почему-то вспомнилось, как Сашка делала свои детские пружинящие шажочки ко мне на третий день нашего знакомства. И я усмехнулся. И переступил порог палатки.
Девушка сидела очень печальная там же, где я ее оставил. Словно и не шевелилась с моего ухода. Она подняла на меня свой глубокий голубой взгляд. В глазах что-то колыхнулось, но я не понял что именно. Я присел на корточки и поцеловал ее руки.
- Я попрошу тебя об одной вещи. – проговорил я. Но будто это и не я был вовсе. – Ты не грусти. Пожалуйста. Не грусти.
Я поднялся и подошел к столу, за которым, как и всегда совершенно спокойный, сидел Виктор.
- Ты все у меня забрал. Единственное, чего я не умел найти в этой жизни, это человек, способный меня полюбить, это человек, которого я способен полюбить. Я всегда был счастлив тем, что у меня было. А ведь у меня ничего не было с точки зрения средне статистического человека. У меня не было ни дома, ни одежды, ни личных вещей. У меня был только нож и мои жертвы. Потом ты отобрал у меня право их выбирать. Но у меня оставалось мое странное, пугающее всех, увлечение. Ты думал, я могу быть этим счастлив. Я думал, что могу быть этим счастлив. Но… Я так отчетливо представил: я орудие пыток и убийств в ваших умелых руках. У меня нет ничего кроме этого. И вот мне пятьдесят. И вот я уже не нужен. И вот меня уже нет. Вы мной попользуетесь и потом утилизируете. Красивый расчет. Мудрый. Прости, но я не доставлю тебе такого удовольствия. – я достал свой любимый нож. Витя дернул руку к пистолету. – Глупенький, не дергайся. – ласково проговорил я и улыбнулся. – Я согласен, что моя связь с Сашей может круто попортить ваши планы на меня. Я понимаю, что допустить вы этого никак не можете. Но я всегда оставлял право выбора в своей собственной жизни только за собой. – я сделал два шага назад. Виктор удивленно приподнял бровь. Мне отчего-то стало так легко и спокойно. Потом вспомнилось, что за спиной эта наивная девочка, которая старше меня на одиннадцать лет и запросто могла бы спать с моим отцом, когда я был еще карапузом. Я пожалел, что ей придется все это увидеть. Но я был уверен, что Сашка-то точно меня сумеет понять. – Мне ни разу в жизни не было страшно на столько, чтобы я не умел здраво мыслить. Санечка говорит, что мне с этим очень повезло. Мне действительно повезло. Я всегда сам принимаю решения. Меня невозможно заставить сделать что-то, если я этого очень не хочу. А я не хочу быть твоей игрушкой. И не буду. – усмехнулся я и резко поднял нож перед собой. – Бывай. – я подмигнул и с силой вогнал острое лезвие в левую нижнюю часть грудной клетки.
«Как же ж на хер больно!» - была последняя моя мысль.
***
- Бывай. – негромко, и словно улыбаясь, проговорил Зина и воткнул нож себе в грудь.
Мне показалось, что это какая-то нелепая шутка. Потом мне пришла в голову дикая мысль, что я сплю. Я собралась уже ущипнуть себя за предплечье, но вдруг почувствовала его пальцы на своей руке. Он так сильно сжимал ее перед тем, как… и предплечье все еще помнило его холодные пальцы. Я понимала, что должна взглянуть на землю под ноги, но заставить себя посмотреть не могла.
- Не может быть. – как-то глухо, сдавленно прозвучал голос Виктора. – Это абсурд.
Кажется, кто-то заглянул в палатку и так и остался молчаливо созерцать… Я почувствовала слабый, но ощутимый запах крови. Такой сладковато-терпковатый. Не сравнимый ни с чем. Ком больно подкатил к горлу. Я сглотнула, но он подкатил снова. Я должна была повернуть голову. Должна была. И я все же повернула. Мне хотелось увидеть его смеющиеся глаза… ох как хотелось… Но… Боже… Но там на земле не было человека, который так страстно, так небрежно, так порывисто ворвался в мою жизнь. Там не было этого веселого, счастливого ребенка. Там был мертвый парень… уже совсем не похожий на Зинку. Я отвернулась и что-то болезненно, бессмысленно зашептала. Потом я плакала… Потом зачем-то твердила: «О боже, о боже». Я заламывала руки. Я уже не боялась смотреть на это мертвое тело. Там не было ЕГО! ТАМ ЕГО НЕ БЫЛО! Все, что осталось от такого дорогого, такого любимого человека – это копна светлых пушистых волос, разбрызганная одуванчиком по черной земле.
Мне хотелось проклинать Виктора и всю его братию. Мне хотелось что-то кричать им ужасное. Но я не произнесла им ни слова. Я знала, что это не совсем их вина.
Потом в палатку вошел Бурый. Я посмотрела на него, словно он мог что-то изменить. Он присел на корточки у входа и ничего не сказал. Я молила его о чем-то своим горящим заплаканным взором.
- Такая работа. – прошептали его губы.
Я знала, что такая у них работа. Я знала, что это кому-то и зачем-то действительно нужно. Я уже не винила ни Виктора, ни его начальство. У них на руках было целое государство.
А передо мной лежал труп мальчика, который при жизни был для всех не более, чем монстром, маньяком, убивающим людей.
И впервые мне тогда подумалось, что каждый из нас где-то глубоко в душе монстр, у каждого есть внутри чудовище, которое мы упорно прячем ото всех. Но вот такой яркий свет, такая любовь к жизни, такой ясный взгляд, такая искренность и открытость… У кого из нас есть внутри хоть часть такого чуда?
Я с трудом встала на ноги и шатаясь пошла к выходу. Я уже знала, что ни за что не стану больше помогать этим людям. Это не будет местью, это не будет обидой, это будет памятью… он это заслужил.
- А вы знаете. – остановилась я на пороге. – У вас было чудо. Настоящее чудо. – я усмехнулась. – А вы его даже не заметили.
Сентябрь 2013г.