- Яремчук, ко мне! – скомандовал Нетаев.
Фельдфебель Яремчук, находившийся в пределах командирского крика, перепрыгнул лужи. Глядя на него в упор, поручик сказал:
- Сейчас поднимем людей в атаку и закончим бой.
Яремчук помолчал и ответил нехотя:
- Вашбродие, есть опасение, что могут не встать…
Война давно всем осточертела. Полевые офицеры не доверяли штабным и, особенно, тыловым. На известных участках фронта русская армия откатывалась. Счёт павших шёл на миллионы. Генералы совершали ошибки, но это им, обычно, стоило перевода на другую должность, а солдаты и боевые офицеры расплачивались своими жизнями. Патриотизм и воодушевление первых лет мирового безумия испарились.
Николай знал, что весь личный состав уже поражён пятнами разложения: по обрывкам стихающих при офицере разговоров, по падению дисциплины и рассказам о невероятных случаях в других полках, по новоприбывшему пополнению со взглядами исподлобья и по похабным частушкам про Распутина, которые были популярны у солдат даже после смерти главного героя. Были и у Николая сомнения в тех, кто командовал армией в разные годы. Но политику и военное дело поручик Нетаев всегда разделял, потому что ещё в семье впитал убеждения, что Россию Нетаевы должны защищать во что бы то ни стало.
- А они у тебя должны встать, - сказал поручик с нажимом. – Потому что военный трибунал ещё никто не отменял. Выполнять!
- Слушаю, вашбродие! – ответил фельдфебель и, повернувшись, запрыгал через лужи обратно. Спина Яремчука в добротной шинели была знаком сомнения и для обладателя и для командира, но оба знали, что обратной дороги приказу нет.
- Рота, к бою! – крикнул Нетаев во всю силу лёгких, и, словно круги от брошенного в воду камешка, побежали по траншее ответные команды унтеров.
- С Богом! – внезапно обернулся Николай к Трофимычу
- С Богом, ваше благородие, – откликнулся тот, и оба одновременно перекрестились.
Природа будто ждала этого: тихим снежинкам вдруг стало просторно, и в воздухе откуда-то справа просветлело.
- Хороший знак! – мелькнуло у Николая в мыслях и улетело вслед за опавшим снегом.
- В атаку – марш! – выпалил он. Выскочил наверх, встал на бруствере, на свободном от германских тел месте, и оглянулся: кто за ним?..
Первым подле, конечно, встал Трофимыч, за что Николай был ему благодарен. Траншея имела «выходы» на бруствер, и возле них теснилась очередь из солдат.
Снизу, выставив на очередь штык, зычно кричал Яремчук. За ним подхватили и унтеры, у других «выходов». Солдаты, отчаянно матерясь, выпрыгивали на кромку траншеи, оскальзываясь и щёлкая затворами, потрясённые количеством лежащих перед ними трупов и умирающих. Для некоторых это был первый в их жизни бой.
Трофимыч боялся этого момента не из-за шальной пули, а потому, что ему снова предстояло встретиться глазами с подстреленным бритым немцем. Он его сразу заметил и не мог отвести взгляд. Немец уже умер от потери крови. Выстрелом его развернуло, и он лежал с запрокинутой головой к траншее. Каска слетела, усы обвиняюще смотрели на Трофимыча, а простреленная нога была подогнута. Из неё, окрасив снег, натекла кровь и краснела около вскинутого вверх носка сапога. Голова мёртвого была обрита только с боков. На макушке торчали короткие рыжеватые волосы, припорошенные усталым от жизни снегом.
Николая интересовали только живые немцы. Значительная группа продолжала бежать к нетаевским окопам, видимо, надеясь, что их оставшиеся на поле боя товарищи успели нанести серьёзный урон противнику. Выпрыгивавшие из траншеи русские ещё больше напугали несущихся впереди, потому что никто не видел, сколько бойцов скрывает земля. Послышались крики, грубые немецкие команды, брань, и потомки доблестных псов-рыцарей, натыкаясь друг на друга, бросились к своим позициям, даже не пытаясь отстреливаться. Некоторые, будто выполняя команду на учениях, со всего размаху падали в грязь, вскакивали, снова бежали…Страх смерти и страх плена торопил загнанных немцев, и они прыгали прямо по трупам своих бывших соотечественников, потому что в грязи было легче упасть.
Николай должен был сейчас же решаться, пока не видно, сколько у него осталось людей. Его рать не могла похвастаться решимостью, опытом и, самое главное – количеством. Но немцы – бежали, и их надо было прогнать окончательно. Поручик обернулся к нестройным рядам и, не дожидаясь, когда все очутятся наверху, скомандовал:
- Рота, за мной бегом – марш!
И тут само собой вырвалось:
- Солдаты, гоните фрицев! Огонь!..
Он выбросил вверх руку с револьвером, чтобы погасить испуганный мат над полем мертвецов, а, закончив речь, выстрелил в спину убегавшим и побежал сам: не спеша и не оглядываясь. «Всё решится само» - думал поручик Нетаев и слышал рядом знакомое дыхание верного Трофимыча.