13. Стогоряне

Леонид Платонов
- Ты здесь, Кроманьонец? – голос, принадлежащий Кальяну, вытащил меня из вязкого забытья.

Я хотел отозваться, но горло перехватило; пришлось стучать подвернувшейся под руку кружкой об лёд, чтобы мой товарищ не уходил далеко. Это подействовало: спасатель громко повторил свой вопрос.

- Здесь! Здесь!! – наконец-то смог я ответить.

Дальнейшее помню урывками: хруст ледяной перемычки между солнечной, ослепительно солнечной волей и моим холодным забоем, спуск на верёвках, носилки, лицо Лены Бэмс…

Многократно выныривал из беспамятства в стерильно чистой палате. Потом увидел настоящий дождь за окном, а затем и статичные окружающие предметы.

Я, оказывается, лишился нескольких пальцев на ногах, что, в общем, ещё пустяк для пережитой мной ситуации. Потерял также треть массы тела; впрочем, как мне говорят, при отличном моём аппетите она не замедлит вернуться… и как бы ещё не быстрее, чем нужно. В частности, для защиты от ураганной прожорливости меня продержат в клинике целый месяц.

Мою персональную палату оплачивает Лена Бэмс, она же часто меня навещает. Товарищ по восхождению на стену Веснянки теперь подробно рассказывает о службе ИКС, и я пропитываюсь уважением к их деятельности. Даже хочу сотрудничать с ними. Особенно после того, как выяснилось, что их лидер, Владилен Артемьевич, проявляет к Танюше Коврижкиной не какие-нибудь… а здоровые отцовские чувства.

Что касается самой Тани, её местонахождения - я не получил сколько-нибудь внятного ответа ни от Бэмс, ни от Пал Палыча, который, оказывается, какое-то время выполнял обязанности телохранителя летимской принцессы. Оба говорили одно и то же: скоро приедет Владилен Артемьевич и лично передаст мне от дочери что-то особенно важное.

По всему я понял, что моя любовь принимает участие в экспедиции, лишённой нормальной связи с миром по требованиям конспирации. Весьма расплывчатыми объяснениями на на этот счёт и пришлось пока удовольствоваться.

Больше других со мной просиживал и беседовал Пал Палыч. Я по-настоящему сдружился с этим не банальным человеком, обладателем охапки лично им заслуженных цветных поясов по экзотическим единоборствам. Сильней прочего меня привлекало в нём несокрушимо твёрдое намерение – предотвратить промышленное надругательство над Небочерпалкой. В чём бы другом, а в этом я солидарен с ним на сто два процента.

Разумеется, моя практика Рейтинг-йоги продолжилась. Я завёл добротный блокнот с бумагой в клеточку и приятным для глаз флористическим дизайном обложки. Его мне выбрала Лена в книжном отделе ближайшего маркета. В дневник я аккуратно вношу свои рейтинг-баллы. Перво-наперво записал в него те условные "годы... сотни и тысячи лет сбережённого общего будущего" - которые я заслужил на Небочерпалке и после, в ледовом плену. Разумеется только те, что тогда себе начислял и о которых смог теперь вспомнить. Потом пошли ежедневные записи, здесь в больнице. Тут у меня появились малые формы: сутки, двое, трое... сто пятьдесят... двести... и до трехсот шестидесяти пяти, но не включительно, а исключительно, потому что дальше следует год. А год и любое целое число лет в Рейтинг-йоге Этического дальнодействия относятся к большим формам и отмечаются уже не арабскими, а римскими цифрами.

Благодаря целительству мудрой практики Рейтинг-йоги и мыслям о скорой встрече с Танюшей, я как на крыльях летел к своему скорейшему выздоровлению и через неделю уже способен был заниматься гимнастикой за пределами койки.

Всё это время Пал Палыч делился со мной новостями о Небочерпалке - как ободряющими, так и очень тревожными. Ещё в июне прошли два митинга и сотни пикетов. В первый раз пять тысяч стогорских граждан вышли на площадь, чтобы выразить несогласие с действиями властей, корпорированных в новый прибыльный бизнес. Во второй раз «рассерженных горожан» собралось уже десять тысяч.

- Ведь что придумали, упыри! – говорил мой новый товарищ. – Хотят Пула-люкс оформить в госкорпорацию. Известное дело - на государственные структуры нам труднее воздействовать, чем на частные. Подписанных бумаг ещё нет, а эти… вовсю готовятся бить дорогу через тополиный заповедник и дальше, через хребет. Для чего? Чтобы алмазоносную горную массу по-быстрому отгружать за рубеж… Ну, понятно кому. А уже дело тех: получить двести-триста процентов прибыли с каждой тонны или три миллиона – это будут их риски. Нашим проглотам что? Да лишь бы по-шустрому, пока при власти!

Я спросил: откуда известно, что под Небочерпалкой вообще есть алмазы?

- Тут, на нашу беду, появился один хитроумный приборчик, - без утайки рассказывал мне иксчертянин. – В какой-то частной фирмочке изобрели. Он может «видеть» кристаллы, особенно крупные, даже на глубине в сотни метров. И вот, слушай дальше: все права на прибор и его комплектующие купил мафиозный босс из… как его раньше-то называли?.. Теперь – суверенное государство Летим. Этот дон, дон Гарсиа по прозвищу Ласковый – правообладатель и лицензиар, его права на приборчик защищены частоколом патентов. Теперь он устраивает экспедиции, по преимуществу к своим друзьям и знакомым, которых у него по всему миру уйма. И Вольдемар, наш милейший губер, по самой свежей инсайдерской информации – в дружках у этого мафиози.

Что ещё рассказать? Полетели их подручные на Веснянку, стали обследовать Небочерпалку и получили там результат - завораживающий, вообще какой-то невообразимый! Так что - по головам пойдут, чтобы до больших алмазов добраться…

 Координационный совет защиты Веснянки на конец июля запланировал митинг и шествие. По замыслу активистов, намеченное мероприятие заставит бизнес и  власть задуматься, как им прожить без стогорских алмазов.

Но краевые власти готовились тоже. Площадь Студенческую – самую большую в городе – оперативно сделали непригодной для многотысячных акций. За поводом далеко ходить не пришлось.

Хотя предыдущий митинг был в целом мирным, однако, когда начальник отряда полиции особого назначения решил разбить собрание стогорян на две части и авангард бойцов со щитами стал теснить митингующих и разбрасывать в стороны, кто-то всё-таки попытался не уступить силам "правопорядка". Среди бунтарей оказалась бабулька - маленькая, но шустрая. Двое молодцев ухватили её за руки и поволокли по асфальту. Кто ж мог подумать, что эта ветхость, по профессии - пугало огородное, кикимора эта болотная – ещё извернётся да и откусит сержанту ухо?!

А она это сделала… Ей, вероятно, пропишут теперь по суду принудительную психиатрию. Но ухо-то, ухо у парня пропало! Едва преступница выплюнула чужую плоть, по уху протопало всё опоновское каре, так что и собирать те ошмётки никто не пытался.

Зато пострадавшего повысили в звании и срочно крестили (хотя он прежде всегда тяготел к вульгарному атеизму и богохульству); а в память о беззаветно потерянном на государственной службе опоновском ухе воздвигли часовню православного образца. К ней с двух сторон провели протяжённые и высокие сходни… так что площадь Студенческая, как единое пространство, перестала существовать.

Согласовывать в мэрии митинг и шествие сделалось изнурительно сложно. Вторая, расположенная в центре города площадь оказалась вдруг занята. На ней, как сказали переговорщикам, ещё задолго до нужного воскресного дня спланировали детский праздник «Весёлый пингвин». Активистам-экологам объяснили, что названное мероприятие предполагает практически безграничную заасфальтированную поверхность, которую дети по ходу праздника разрисуют цветными мелками, ничуть пространственно не стесняя юное творческое воображение. И несущественно, что год назад по асфальту мелом пингвинили только пять ребятишек, вполне обойдясь пятачком при районном Доме культуры.

Таким образом, центральные площади, рядом с которыми размещены Стогорская мэрия и Краевая администрация, а также здание краевого и городского Двудумья не были согласованы. Но и оставшаяся - площадь Космонавтов – совсем не плоха! Там Координационный совет полагал завершить многолюдное шествие и митинговать.

Место сбора в колонны тоже давалось непросто. Центр города и даже парковочная площадка под Матрёниным Дозором были в мэрии категорически отклонены. Согласовали, в конце концов, Аиров пустырь за Дозором, ближе к берегу Белой Дилинды. Оттуда теперь планировали подняться по улице Парковой, протиснуться по Театральной, зато потом уже широко прошествовать двумя бульварами мимо зданий НПО «Хай-тек» и стадиона «Дюза» – до самой площади Космонавтов.

Многотрудное согласование с мэрией находилось ещё в процессе, когда я, наконец-то, выписался из больницы.

Дел было много, на выбор. И многое привлекало. Пробудилась жажда полезной для общего будущего деятельности. Вместе с Пал Палычем клеил листовки на стены домов и на двери подъездов. Все тексты были нацелены на пробуждение (зарождение-возрождение, прибавление-умножение, поддержание-укрепление-усиление и окультуривание) гражданских чувств стогорян и приезжих. Но не на закипание-выкипание или – не к ночи упомяну здесь – какой-то взрыв вышеназванных чувств. Координационный совет коллегиально принял решение – действовать стратегически, не откликаясь на скоропортящиеся инициативы любителей воплей и взбрыков. А то ведь, как рассказал мне студент нашего факультета, на прошлом митинге активисты с трудом отобрали у двух балбесов плакат с физиономией губернатора в виде мишени. Под портретом шла крупная надпись:

Гробит родную природу, скотина.
Брось помидор ему в пятачину!

Рядом металась всклокоченная краснощёкая тётка с корзиной зелёных томатов. Кто-то и позабавил себя помидорометанием в губернаторскую мордальность.

Такой перформанс вредит и только: отталкивает людей деликатных и представляет удобный повод прокуратуре докапываться до организаторов мероприятия. Гиперактивные наши коллеги по защите Веснянки, обуреваемые жаждой подвига – плохие товарищи. Договариваться они не умеют, хотя обычно не могут и пяти минут помолчать.

Между тем, событийно и примечательно, что на митинге часть отряда полиции особого назначения не выполнила приказ своего полковника – не пошла с дубьём на народ. Лейтенант, взявший на себя такую ответственность и первым затормозивший лихую полковничью дичь, лишился, правда, работы и даже попал под следствие по какому-то несуразному обвинению.

И ещё - в раздел, так сказать, светской хроники. Поросёнок поцапался с папочкой – губернатором края. Тот собирался отправить сына подальше от политических сквозняков - поучиться в Бельгии, в Антверпенском университете; а строптивое чадо не согласилось уехать, прямёхонько заявив, что сочувствует защитникам Небочерпалки и намерено впредь украшать своей личностью все протестные акции.

Папочка выгнал сына под дождь, обозвал недоумком и пригрозил навсегда оставить без средств. Вот теперь губернаторский отпрыск скитается по общежитиям, зарабатывает разгрузкой вагонов и донорством… так как свои призовые, очень таки немалые деньги, привезённые из Летима, он потратил на нужды экологического сопротивления.