Жил-был кот. А жил он на внешней стене дома… И вообще – дом этот был очень странный. Для нас – странный. Как будто бы однажды ночью, когда всем жителям его снились сны, он тоже прикорнул ненадолго – а домам, наверное, делать этого не нужно ни в коем случае. Сон их затягивает. И вот, когда он проснулся, и когда все проснулись, вдруг обнаружилось, что сон больше не может уйти из стен дома. Дом стал немного похож на сон. Все то, что должно бы было находится у него внутри, скрытно за стенами – всякие столы, полки, вешалки, люстры – были застигнуты пробуждением снаружи, на внешней стороне дома… А дом, кстати говоря, был очень большой, почти в пять этажей. Почему почти? Да просто так. Вот смотришь на него – и кажется , что он действительно «почти в пять этажей», хоть считай их, хоть нет. Не все всегда можно посчитать. Наверное, дом этот с самого своего рождения был в чем-то не таким, как все.
Так вот. Теперь, уже долгие-долгие годы, проходя по улочке под сенью лиственных деревьев мимо, можно увидеть, как взбираются, карабкаются до самой крыши книжные полки, усеянные книгами; уютно стоят столы, вытянув под собою наружу кусочек пола; люстры вот только торчат, а не висят. Тут уж, наверное, ничего не поделаешь… Интересное, что же такое домику этому снилось когда-то? Должно быть, сон был тревожным. Теперь жильцов здесь нет – они оставили дом один на один с собою: когда в ком-то задерживается сон, его иногда лучше не дергать по пустякам, пусть он разберется со всем, с чем нужно, потому что просто так сон никогда не выбирается под наше солнце, этому всегда есть очень уважительная причина… А живут здесь, в основном, коты. А точнее, сейчас здесь жил только один – самый-самый главный кот. Наверное, главный. Или наоборот – просто кот, такой же странный, как и этот дом. И кот действительно был не совсем обычный. Обычно на котика смотришь – и видно, что вот он просто совершенно точно смотрит на все вокруг только каждую… например, пятую секунду, потому что есть у него и так много всего, куда сунуть глаза. И ступает он по земле тоже только несколько раз в минуту, хоть и может сначала показаться, что живет он безвылазно именно здесь. В общем, по каждому коту всегда видно, что у него своя собственная дорога, и в наш мир она заходит периодически, а точнее даже редко.
Этот же кот, как можно было совершенно точно почувствовать, жил полностью здесь, у нас, под нашим небом и под нашим же дождем. И потому он казался немного плотнее, чем все остальные коты. Плотнее, как одно привидение может быть плотнее другого – не таким прозрачным. А еще он иногда спотыкался. Как будто бы немного от удивления. Или от того, что еще не привык ступать лапами два раза подряд в одном и том же мире. И он смотрел на все очень удивленными глазами. И даже более того – он именно смотрел, а не поглядывал искоса. Это очень трудно объяснить человеку, который всю жизнь видел только обыкновенных кошек. У обычных такого взгляда просто не бывает.
Может быть, потому он и жил здесь сейчас совсем один – все коты прекрасно чувствовали, что, как и дом, его тоже нужно оставить наедине с самим собою, насколько это в их силах. Пусть разбирается с тем, что у него натворилось. А может быть, у котов просто есть правило – не гулять вместе с домом во сне. А этот его почему-то нарушил – и когда дом проснулся не полностью, с котом случилось абсолютно то же самое… Оказывается, если кот немного сонный, то он весь и целиком находится в нашем мире – «бодрствует» так, как никому из нас просто не суждено. Бодрствует настолько, что каждый цветок, каждая деревяшка вокруг него кажутся полупрозрачными, а точнее – иногда просто остаются незамеченными, если рядом стоит данный кот, и мы смотрим на него. Он совсем как маленькая черная дыра – в нем тонет все внимание, какое только есть у окружающих, и ничего не замечает никто – заметен только кот… Кота, оказывается, на самом деле, очень много. Может быть, кто-то это и понимает, а кто-нибудь еще всегда догадывался, но человек, не знакомый с кошачьими, может увидеть это только если повстречается ему вот такой вот сонный кот… Тогда давешняя сказка о говорящем коте, который бесслазно живет на огромном дубе и тысячелетиями рассказывает преходящим поколениям сказки, одну за другой, кажется правдой.
Темной ночью ли, или в ветреный, дождливый день, или в обещающее ясное небо утро – всегда Кот либо сидит где-нибудь на полочке рядом со стопкой книг, или рядом с цветочной вазочкой, из которой торчат карандаши и ручки, либо расхаживает туда-сюда, карабкается вверх и вниз по стене дома, перебирается с полки на полку, отдувается от пыли, громко чихает и ежеминутно отряхивает лапой усы от пылевых катушек и всякой прочей квартирной трухи. Получается это все у него немножко неуклюже, будто бы спотыкается он при каждом движении, даже просто поднимая лапу к мордочке. На землю же он спускается достаточно редко. А если спускается, то, например, отдыхает на небольшой травяной полянке во дворике дома, где в тени пары деревьев притаилась лавочка, и, развалясь, закинув одну заднюю лапу за другую заднюю лапу, мурлыкает и наслаждается ароматом цветов. А в одном из соседних домов (все-таки это город, и домов тут достаточно много) живет очень старый художник. И он немного похож на кота тем, что тоже делает все вещи вокруг невидимыми – у него невероятная, совершенно сказочная борода. Она не очень большая, всего лишь до пояса, но… вот смотришь на нее, и кажется, что именно эту бороду тщетно пытаются изобразить все, кто рисует просоленных, измочаленных штормами пиратов, или древних волшебников, которые настолько стары, что бороды у них похожи на облака, а глаза – на безоблачное небо… Так вот. Этот художник, подкравшись к полянке и укрывшись за лавочкой, в такие минуты тихо и настойчиво рисует кота. Иногда кот прямо тут и засыпает, положив мордочку на лапы и закусив цветок, и тогда художник тихо млеет от счастья, и забывает совсем обо всем. И рисует, рисует, рисует… А потом, немного устав, опускается на самый тенистый угол лавочки, и немного неумело пытается притвориться кустом – долго скрываться за чем-либо ему просто не позволяет здоровье, да и очень хочется, чтобы однажды кот, пробудившись, все-таки заметил его, и, наверняка не желая удостоить чужака словом, хотя бы пожал руку. Кот его, конечно же, замечает. Но почему-то руки не пожимает, а вновь взбирается на свою стену и скрывается среди полок, шкафов и слепых дверных проемов.
Иногда кот тихо прокрадывается на чердак. Там темно, и только из небольшого окошка, пробитого в прадавние времена в стене чьей-то треугольной (совершенно явно - пиратской) шляпой - из этого окошка проникает под самую крышу Дома воздух, сдобренный светом и росой. И если кот укладывается отдыхать здесь, то цветочки с полянки, будто бы услыхав его зов (или, быть может, зов тихого, неторопливого времени на чердаке), чередой поднимаются по воздуху вверх, ловко проныривают сквозь треугольный след от сонного облачка, которое когда-то, совсем похожее на шляпу, прободало здесь стену, и рассаживаются вокруг кота, как будто бы выросли они все здесь как минимум вчера.
И тогда кот тихо мурлычет, будто бы он счастлив. Или безмерно удивлен. Или просто жалуясь кому-то, что вот, совсем не помещается он в этом странном мире, где цветы почти никогда не залетают на чердак, а старые художники неуверенны в себе, и вынуждены присаживаться на лавки, чтобы отдохнуть и перевести дух. Чердачные пылинки о чем-то думают и серебрятся, как пенные брызги на море.
На улице гуляет ветер.