Началась эта история в деревеньке Давыдово, что в Долматовской округе, в 1786 году, а закончилась в Екатеринбурге,1791-м.
В Давыдово, как можно предположить, на протяжении многих лет разыгрывалась любовная драма. Анисья, Кириллова дочь, выданная замуж за крестьянина Петра Ромашова, категорически отказывалась быть ему верной женой. Потому что крестьянин Прокоп Филенков был для неё куда привлекательнее, чем родной муж. Затеялась у них с Прокопом любодейная блудная связь, которая происходила недостаточно тайно, в следствии чего начались драки законного мужа Петра и полюбовника Прокопа. Иногда вся деревня вставала стенка на стенку. При этом сторонники Петра Ромашова оказывались биты товарищами Прокопа Филенкова.
А это уже подрывало устои, да и вообще начинало напоминать, как сейчас бы сказали, массовые беспорядки.
На общем сходе Давыдовская деревенская община решила обоих мужчин отдать в рекруты, чтоб восстановить в селении мир и покой, и чтоб никому из сторонников не было обидно.
Надо заметить, в рекруты тогда набирали парней в возрасте от 20 до 35 лет, здоровых, ростом не менее 155 сантиметров. То есть 25-летние конкуренты вполне под эти условия подходили. Соответствующая грамота была составлена от имени общины местным дьячком и передана помещику. Он не возражал. И забрили в пехоту Ромашова, а Филенкова забрили в драгуны.
Чтоб рекруты не разбегались, им делали приметные прически – выбривали со лба половину головы. Да следили, чтоб выбритость не зарастала, чтоб легко было найти их в любой толпе. Срок службы для всех рекрутов был одинаковым – пожизненнным.
Следы законного мужа Анисьи, Петра Ромашова тогда и затерялись, а вот про драгуна Филенкова ничего не было слышно только четыре года.
Неверная жена Ромашова, женщина красивая и бездетная, в результате разлуки с близкими людьми бедствовать не стала. Занялась она выращиванием конопли. И прибыльное оказалось дело. О наркотических свойствах этого растения тогда не задумывались, использовали коноплю при производстве веревок, тканей, бумаги. Семена конопли и масло охотно скупали фармацевты и доктора. И вот в январе месяце 1786 года, какого числа не упомнить, собралась Аксинья Ромашова в Екатеринбург, семя конопляное продавать. Остановилась в доме у городового Водонаева, потому как его дворовая девка Сосипатра приходилась Ромашовой дальней родственницей.
На утро, едва вышла Анисья на базар, как увидела бывшего своего полюбовника Филенкова собственной персоной. Он продавал двух меринов. Одет Прокоп был по-городскому, и голова его не была выбрита. Тут-же подошел к Анисье и за разговором сообщил ей, что отныне она будет жить только вместе с ним, с Прокопом. Бедная баба растерялась от такой новости, даже не сразу и поняла, что Филенков – сбежавший из своей команды рекрут, и что наверняка его ищут.
Нелегко было решиться скрываться вместе с Прокопом. Было ведь Анисье, что терять. Ценой невероятных усилий удалось ей в своё время избежать суда Пермской Духовной консистории за блудодейство. Сколько одного только конопляного семени раздала-раздарила давыдовским бабам, чтоб перестали на неё косо поглядывать!
– Буду женой называть, – ластился Прокоп, – Жить вместе станем. Никто тебя не найдет!
Пообещала Анисья, что завтра ответ даст, а сама даже Водонаеву ничего не сказав, сбежала обратно в свою деревню и думала, глупая, что на том её беды и закончатся.
Однако уж на следующий день на рассвете в её дом уверенною рукой стучал беглый драгун Прокоп Филенков, доселе клявшийся, что ноги его в проклятом Давыдове не будет… Чтоб не разбудить соседей, Анисья вынуждена была пустить промерзшего драгуна, всю ночь скакавшего к ней по морозу.
Каким образом удалось Прокопу сманить Анисью разделить с ним тяжелую долю беглеца, нам не ведомо. Да только собралась она быстро. Запрягли мерина в телегу и уж вместе поехали в Екатеринбург.
В Екатеринбурге у Прокопа был знакомец Пантелей Заонегин. Он потом сообщил суду, что поверил на слово Филенкову про жену Анисью, даже и не засомневался ни в чем, а уж про то, что сам Филенков беглый рекрут, и вовсе не догадывался. Разрешил им пожить у него в доме один только день. Потом ушел в работу на строящийся тогда монетный двор, а как вернулся, гостей уж не застал. Поверил суд Заонегину, хоть и рекомендовал оставить его «в подозрении», что разных непонятных людей ночевать пускает.
На следующий день влюбленных приютил случайный знакомый Прокопа мещанин Ковригин. Прокоп ему продал одного мерина, потом за него сходил в лавку, еще какие-то поручения выполнил, и Ковригин согласился, чтоб Филенков с «женой» у него остановился.
Допроса Ковригина в уголовном деле нет. Можно только догадываться о том, что он говорил в суде, по протоколам бесед с Филенковым и Ромашовой.
Любопытный оказался мещанин. Быстро смекнул, что дело нечистое и стал Прокопу и Анисье втолковывать, что надо им ехать в губернский город Пермь. Там не медля явиться в команду, из которой бежал Филенков, покаяться в побеге, и ждать суда. Иначе, сколько веревочке не виться, а все равно конец будет.
В начале они его и слушать не хотели. Но он их долго уговаривал, почти месяц, наверное, пока деньги от продажи мерина не закончились. Все реже Анисья и Прокоп выходили из дома, боялись кого-нибудь из своих знакомых встретить, везде мерещились доносчики. Работником Прокопа никто не брал, потому, как документов у него никаких не было. Если бы подтвердилось, что он беглый рекрут, не миновать тогда суда любому, кто бы его нанял. Анисья тоже маялась от безделья и тоски по спокойной жизни.
Уж вовсе небо с овчинку стало казаться Прокопу и Анисье. Дал тогда мещанин Ковригин беглецам денег 1 рубль 60 копеек и напутствовал в Пермь. Хорошо умел убеждать Ковригин, можно только удивляться.
Анисья и Прокоп вскоре добрались до губернского центра и явились в благочиние с повинной. Обоих сразу же взяли под стражу. Потом отправили в уездный суд Екатеринбурга.
Прокопа по решению суда вернули в рекруты. Анисью, по рекомендации Пермской духовной консистории, как изобличенную в блудодейной связи, отправили в Покровский Верхотурский женский монастырь для исполнения наложенной на неё епитимьи. И, судя по всему, больше Прокоп и Анисья не свиделись.
Через год, в 1793 году, разрешили рекрутам не пожизненно служить, а всего-то 25 лет. Должен был Филенков как раз в 1813 году вернуться к мирной жизни. Если война с Наполеоном ему не помешала.