Рассуждать о честности – хорошее дело, когда на сберегательной книжке у тебя лежат тысяч десять. Когда обстоятельства против тебя, ты и глазом не моргнёшь, совершая какую-нибудь подлость. Впрочем, ты до подлости можешь и не опуститься, мы все в детстве читали «Что такое хорошо, а что такое плохо», но совершить сделку с совестью способен. Тебе уже не придёт в голову через редакцию местной газеты разыскивать владельца кошелька, обнаруженного тобою в телефонной будке...
Эти ослы с кошельками постоянно прут в телефоны-автоматы, а как уходят, так и оставляют своё добро на полочке. Может быть, у них денег – куры не клюют?.. Я не знаю. Только выхожу недавно из магазина с сумкой в руках, чем-то озадаченный, уж, верно, мои приобретения не отличались большим весом, сумка и вовсе могла быть пустой, да и кто видел эту сумку, могут выразить догадку, что обретена она хозяином, то есть мной, не в самом лучшем месте – такой у неё затрапезный вид, – в общем, выхожу из дверей и вместо того, чтобы скорым шагом направиться к дому, как это обычно принято у довольных жизнью местных обывателей, чего-то стою на ступеньках и озираюсь по сторонам, как будто что-то высматриваю, но между тем дело сделано, в магазине мне больше делать нечего, и ноги сами собою тащат меня, как магнитом, к моей штаб-квартире, а она тут, совсем не далеко, если бы не двухэтажный восьмиквартирный дом, стоящий прямо передо мной, я бы увидел родимое крыльцо и даже помахал бы рукой какому-нибудь приятелю, если бы тому вздумалось стоять на этом крыльце лицом к магазину. И вот я схожу на тротуар, верчу напоследок головой ради физзарядки и тут в сферу моего внимания попадает что-то из ряда вон выходящее. Показалось, будто в телефонной будке, что рядом с дверями магазина, на полочке, что-то мелькнуло, что-то блеснуло...
Останавливаюсь, подхожу к будке и заглядываю. Так и есть, кошелёк, лежит аккуратненько на полочке, как тюлень на пляже, позагорать собрался. А солнышко уже припекает сверху, да и в воздухе – душновато. Оборачиваюсь, сзади стоит легковой автомобиль, не помню какого цвета, но что-то светлое, и за стеклом маячит чей-то бюст, какой-то гражданин отдыхает в тенёчке, по-моему, даже очки тёмные на нос нацепил. В общем, такое ощущение, словно сюрприз с кошельком специально для меня подстроили, чтобы посмотреть, что я с ним делать буду. Вспомнил я тут и эти дешёвые статейки-заметки в газете: «Такая-то гражданка (имя рек) вошла в телефонную будку и обнаружила в ней кошелёк с крупной суммой денег. Гражданка обратилась в редакцию газеты с просьбой – разыскать владельца кошелька и вручить ему его утраченное имущество... И т.д. и т.п...» Дешёвая слава мне не нужна, и я, конечно, намерен прибрать денежки к рукам. В кошелёчке что-то есть, иначе бы его с собой не захватили из дому и не оставили здесь. Он такой тёмненький, продолговатый, матерчатый, обсыпанный горошинками разного цвета – голубенькими, красненькими, беленькими, и закрывается на замочек-молнию... Мне уже чудится, что там покоится «крупная сумма», хотя по его виду не скажешь...
Открываю дверь телефонной будки и вхожу, чтобы остаться с кошельком один на один, хотя можно было бы прямо сбоку, в окошко засунуть руку – благо, в автомате стёкол нет и половины из того, что было когда-то, – но это был бы уже слишком вероломный грабёж средь бела дня. Кто-нибудь увидел бы эту картину, хотя бы тот же самый гражданин с занавесочками, и подумал бы: «Эге, тут дело нечисто!..»
В таком предприятии главное – не дать маху, чтобы, когда ты уже завладел вещью, никто бы не оказался лицом заинтересованным в истории, – завистников кругом хватает, ты копейку поднял в автобусе, а тебя обвинят в воровстве государственного денежного знака...
Сзади – гражданин в тёмных очках, который может видеть мою спину, но не заветный кошелёк, – я заслонил его своим телом, а что касается моей души – она вся любопытство, ей хочется знать, что там, ВНУТРИ?.. Из магазина меня никто не видит, рядом с будкой глухая кирпичная стена. Вот разве что справа, с пригорка, прямо в мою сторону смотрит, сидя на крылечке дома, какой-то гомосапиенс, но он слишком далеко, у него не должно возникнуть в голове ни одной злой мысли, ни одного нехорошего чувства, если я сейчас... очень тактично сделаю своё чёрное дело. Как говорится, раб сделал своё дело, раб ушёл...
И это я, уважающий себя, так сказать, субъект, философски мыслящий и во всякой вещи или явлении старающийся докопаться до первопричины, увидеть суть, познать, так сказать, истину в её чистом, свободном от примесей, виде!.. Вместо того, чтобы приступить к новому капитальному труду, озаглавленному, например, так: «Хроника первобытного общества», я приступаю к операции под кодовым названием «Кошелёк»!.. К чему буду взывать я отныне со страниц своих произведений, несчастный, покусившийся на не принадлежавшее мне добро, оставленное каким-то горемыкой, в эту самую минуту плачущим о своей утрате и думающим о том, какой мерзавец завладел им, его кошельком!?.
Единственное мне оправдание – то, что я краду не из кармана и не из-под носа несчастной жертвы, а как бы беру, просто беру то, что уже никому в частности не принадлежит. Это меня как-то успокаивает, утишает укоры совести...
Я ещё тогда подумал вот что: этот забывчивый человек, сыгравший со мной такую шутку, находится сейчас в магазине, и не успею я с кошельком благополучно выбраться из телефонной будки, как он меня накроет с поличным, вот будет тогда конфуз!.. Я ему, конечно, отдам его достояние, его сокровище, не настолько я подл и потерян для справедливости, чтобы перед лицом истины кривить душой... Но сам факт того, что операция «Кошелёк» не состоится, приводит меня в отчаяние. Дело в том, что эти деньги, сколько бы их там ни было в кошельке, мне нужны, необходимы, как воздух, это для меня не просто деньги, это, можно сказать без преувеличения, средства к существованию. У меня в кармане последняя мелочь, самый минимум, ОДНА КОПЕЙКА, я извлекаю её на свет, держу на ладони, соображаю... Если бы это была двухкопеечная монета, я позвонил бы куда-нибудь и затем, сделав вид, что мне надо уходить, повесил бы трубку и вышел на улицу, разумеется, не забыв при этом прихватить с собой и кошелёк. Но у меня только одна копейка, я, конечно, пытаюсь создать впечатление, будто я хочу позвонить, я даже снимаю трубку и прикладываю её к уху, словно надеясь что-то услышать. Вот было бы чудо, если бы вдруг оттуда раздалось: «Раб греха, падший, заблудшая душа!.. Одумайся, пока не поздно!..»
Что без толку тискать в руке телефонную трубку. Вешаю её на место, а до этого я уже второй рукой взял кошелёк, потянул за «молнию» и... увидел, что там лежат хрустящие бумажки разного достоинства, не так много, но для меня в том кризисном положении, в котором я очутился, немалая сумма... Недавно ещё, возможно, каких-нибудь пять или семь минут назад он принадлежал какому-то человеку, по видимости, женщине, его держала чья-то рука... хотя, навряд ли, разговор по телефону был слишком волнующим для этой неизвестной особы, вот почему она так стремительно покинула телефон-автомат, даже не вспомнив про кошелёк и деньги, хранящиеся в нём, – может быть, последние деньги, на которые ещё надо было жить целую неделю... Может быть, это была молодая женщина, мать-одиночка, собиравшаяся часом позже купить своему ребёнку молоко?.. Но какое это имело теперь значение?.. Если не я возьму эти деньги, кто-нибудь другой войдёт сюда, увидит кошелёк – и вспыхнет алчностью его взгляд... Едва ли следующий, прибегнувший к услугам городской телефонной сети, будет столь же беден в настоящий момент, как я, вряд ли он будет испытывать столь же острую потребность в деньгах...
ДА... ЭТА РУКА ОТВЫКЛА ОТ НЕГО... ВОТ ПОЧЕМУ ОН ОКАЗАЛСЯ ЗАБЫТЫМ НА ПОЛОЧКЕ В ТЕЛЕФОННОЙ БУДКЕ... Я ТОЖЕ БОЮСЬ ОТ ЧЕГО-НИБУДЬ НАСУЩНОГО, СТОЛЬ ЖЕ НЕОБХОДИМОГО, КАК ХЛЕБ, ОТВЫКНУТЬ, ИБО И Я ВЕДЬ МОГУ ТОГДА ЗАБЫТЬ, И У ЭТОЙ ЗАБЫТОЙ ВЕЩИ ОЧЕНЬ БЫСТРО ОТЫЩЕТСЯ НОВЫЙ ХОЗЯИН...
Я опускаю кошелёк в сумку, поворачиваюсь и выхожу. За мною хлопает дверь будки, и в этом скрежещущем звуке металла – приговор. Мораль общества достала меня, я не свободен от неё, я не могу отгородиться от неё стеною всевозможных домыслов и рассуждений. Сначала я иду, быстро, стараясь, как можно скорее уйти подальше от места преступления, от телефонной будки, от дверей магазина, из которых в любую секунду может показаться человек, который бросится в будку, чтобы искать в ней то, что уже лежит в моей сумке, от гражданина в тёмных очках, сидящего в машине, от праздного любопытства или молчаливого укора другого субъекта, расположившегося на скамейке, на крыльце дома, быть может, догадавшегося об истинном смысле моих манипуляций, развернувшихся на его глазах. Напускного спокойствия хватает ненадолго. Не успеваю я выйти на дорогу, откуда до моего дома совсем рядом, рукой подать, как ноги мои прибавляют темп – и вот я уже бегу, на ходу оборачиваясь и бросая на стёкла магазина и на дверь, в которой по-прежнему никого нет, беглый взгляд, я бегу, как школьник, или алкоголик, спешащий в магазин, чтобы купить себе бутылку вина до его закрытия. Не проходит и минуты, как я открываю калитку и вбегаю на крыльцо, толкаю рукою дверь. Оборачиваюсь – никто за мной не гонится, мир не тронулся с места, всё осталось, как было и, по-видимому, никто не собирается требовать от меня злосчастный кошелёк, никто не лишит меня права распоряжаться его содержимым по моему собственному усмотрению...
Порывшись в сумке, отыскиваю ключи и отпираю дверь. Сначала первую, затем вто-рую, третью – и вот я в своих апартаментах. Кладу сумку на круглый стол, извлекаю из неё кошелёк, расстёгиваю молнию и вытряхиваю содержимое прямо перед собой: падают бумажки – красненькая, синенькая, зелёненькая, высыпается мелочь, среди неё железный рубль с отчеканенным профилем революционного вождя. Пересчитываю моё богатство, получается что-то около девятнадцати рублей с мелочью, и ещё два автобусных талона, стоимостью по пять копеек каждый... Думаю о том – куда я их потрачу, все эти деньги?.. Только что был бедняком, вдруг – стал богач!.. Может быть, действительно, снести кошелёчек в редакцию газеты, покозырять, так сказать, честностью, принципиальностью, неподкупностью?.. Дешёвый номер, глупо, хотя самореклама никогда не повредит, ещё и в газете на последней странице – имя и фамилию мои отпечатают и тогда все увидят, какой я благородный, какой хороший, можно сказать, замечательный, человек!..
Замечательный человек, в кармане которого свистит ветер, который пишет книги вот уже много лет и не имеет от этого ничего, потому что книги не печатают, а не печатают потому, что писателей развелось тьма-тьмущая и каждый мечтает о гонорарах! Как конкурента, меня удалось вытеснить, хотя я дам десять очков вперёд любому из них. Если бы не мой дом, где я живу, не картофельный огород, не пенсия инвалида 2-й группы, не моя терпеливость и расчётливость, я бы уже или тронулся умом, или умер бы с голоду, или устроился бы работать куда-нибудь (всё равно куда), а писать и помышлять о каком-либо успехе бросил бы...
Я вспоминаю, что сегодня утром мне пришла бумага из госстраха, по которой выходило, что я должен заплатить десять рублей за обязательное страхование дома. Если я не заплачу, у меня всё равно вычтут через суд эти деньги... А я ещё не хотел платить, вернее, не мог, не знал, чем платить!.. Теперь мне стало ясно, что кошелёк подвернулся мне под руки весьма вовремя...
Вечером, когда я вернулся из города домой, у меня уже не было денег. Десять рублей я кинул Госстраху (если сгорит мой дом – мне выплатят тысячу рублей, что я тогда буду делать с такой крупной суммой?!. Впрочем, можно будет дать какому-нибудь чиновнику взятку, чтобы пристроили то, что не успело сгореть в огне пожара...), рубль истратил на кино, затем поел в столовой и купил несколько пирожков, чтобы было что дома к чаю. На остальные четыре или пять рублей я купил несколько книжек стихотворений иностранных авторов, в том числе «Избранное» перуанца Сесора Вальехо. Книжка начинается со слов: В ЖИЗНИ БЫВАЮТ ТАКИЕ УДАРЫ, ТАКИЕ... КАК ГНЕВ ГОСПОДЕНЬ...
26 августа 1984 г.