Время -- тяжелые маслянистые капли. падают вниз, в бесконечную пропасть исчезающих во тьме этажей, и разбиваются где-то там гулким хлюпающим звуком, размазываются по земле...
Тяжело. Словно кто-то положил на плечи руки и не дает распрямиться. Свои красивые нежные ладони с большим перстнем белого металла на безымянном пальце левой руки. Положил и ласково водит по плечам, напряженным и уставшим от непосильной ноши. От невыносимой тяжести этих прекрасных рук, созданных для меча, для дрожащего в их объятьях пламени. Но совсем не для того, чтобы лежать на чьих-то плечах.
-- Ты хочешь, чтобы я ушел? -- тихий, мелодичный голос. Совсем не тот, которым отдаются приказы, и именно поэтому сопротивляться ему нельзя. Невозможно.
-- Нет, -- равнодушно, лишь слегка удивленно, словно приговор самой себе. Едва дёрнула бровью, чтобы сдержать слёзы: путь он не увидит, не нужно.
Мир вернется к тебе
гулким градом камней,
пустотою отравленных душ.
А в преддверьи темно
от безликих теней
и с пути уже не свернуть.
Это будет потом
в серебристой росе
и в беспечном мерцании звезд --
отраженье небес
в неподвижной воде,
безмятежных до смеха, до слез.
Мир вернется к тебе
в ликовании птиц,
в аромате сосновых крон.
Пусть никто никогда
никого не простит,
если б дело-то было в том...
А на душе легко. Потому что нет больше недосказанности. Потому что сказанного не воротишь, а не сказанного -- тем более.
Так к чему же эти слезы, любимая? К чему жалеть о том, чего не было; о том, что лишь казалось правдой? О том, чего никогда не узнаешь?
Твои ладони тяжелы. Они тянут меня вниз, к земле. Пригибают словно сухой стебель. И сейчас я прошу тебя лишь об одном: не убирай ладони, потому что без них, мне кажется, я улечу словно пустой воздушный шарик стремящийся в небо, куда-то вверх, туда откуда падают тягучие, маслянистые капли времени.