Одна не вполне юная, но уже окончившая филологический факультет леди решила научить меня писать стихи. Может быть, она еще не разуверилась в том, что красота спасет, а, может быть, из тех, кого она считала приемлемыми объектами приложения своих профессиональных знаний и умений, в этот момент я оказался к ней ближе других. Не буду толковать филологически подготовленную женскую душу…
- Во-первых, обрати внимание на рифмы. Хорошо, когда рифмуются разные части речи, например, дети – на эти или лето – прилелето. Это всегда лучше, чем рифма глаголов, например пил – бил, или вульгарное бочком – пучком...
- Ну да, и палка – селедка, поддакнул я, зачем-то вспомнив Незнайку из страны советов своего детства.
- Во-вторых, всегда ищи синонимы, с нажимом и слегка нахмурившись продолжала она. Словари – лучшие друзья поэта. Особенно орфографический и словарь словосочетаний русского языка.
У меня возникло намерение попросить ее напомнить, что такое орфография, но я правильно оценил бесперспективность демонстрации своей призабытой школьной неуспеваемости на фоне ее высшего образования и слегка нахмуренных бровей.
- Также читай современную поэзию. Например, прочти поэму Дерека Волкотта «Омерос» в переводе Аллы Шараповой. Тогда ты почувствуешь, в чем состоит неповторимый аромат авторского языка…
Я всегда считал удовольствие от вдыхания аромата розы через респиратор весьма сомнительным, но обычно молча.
- И вообще, читай советы других писателей, например, Маяковского, как правильно писать стихи – с искренним почтением к поэту победившего пролетариата, застрелившемуся после победы, закончила она.
Видимо, подразумевалось то искусство Маяковского, которое с присущим настоящим любовницам знанием вопроса выразила Лиля Брик: «Какая разница между Володей и извозчиком? Один управляет лошадью, другой – рифмой».
И тут я проявил прискорбное непонимание силы профессионализма, произнеся пришедшую откуда-то мысль, что хорошие стихи не пишут. Их слышат и по возможности грамотно записывают, когда они выныривают из глубинных впадин человеческой души – подобно тем не предвиденным наукою монстрам громадных размеров, один из которых недавно напал на подводный аппарат российских ученых у побережья Арктики на глубине более полутора тысяч метров. Но эта метафора ее ничуть даже не тронула. Реакция была мгновенной, поверенной алгеброй женской гармонии и поэтому вполне сравнимой со смертельным ударом кинжала окончательно разлюбленной наложницы крымского хана Казы-Гирея: «Да неужели?!». И еще: «А этот их аппарат не на водке ли работал? Ну, согласно особенностям национальной рыбалки?!». Здесь крыть было совершенно нечем. Поступок капитан-лейтенанта с подлодки «Малютка», по своей самоубийственности немного уступающий опыту пролетарского поэта, по трагической широте влияния на массы современников даже превосходит его. Подводный монстр, перед нападением предположительно выныривающий из своей бездонной норы в Арктике, не имеет реальных шансов у настоящих филологинь.
Никоим образом не желал бы, чтобы сказанное дало даже наималейший повод считать меня сексистом. Вполне допускаю, что, будучи юной леди, мог бы услышать подобные наставления от не вполне ответственного, но уже начинающего лысеть джентльмена с высшим филологическим образованием.