Ночь
К наступлению ночи дьякон Игумений был готов еще с полудня. Окна закрыл и проверил собственноручно, матушка обошла все комнаты и лично проверила, не включены ли в розетку какие электроприборы. Такие, как телевизор, пылесос, чайник или стиральный короб, включали только по необходимости, и тут же вынимали вилку из розетки, как только прекращали с ними любые действия. Магнитофона в доме дьякона не было и быть не могло – все это дьявольская забава, а к тому же, как поговаривали, и чему охотно верила матушка, к тем, кто слушает музыку, ночами в трубу может влиться чертенок с копытцами, да так и останется в доме жить.
- В шахту! – крикнула Николаевна из подсобки, когда в окне увидела приближение воды. Все поспешно встали из-за стола, побросали недопитый чай в чашках и огрызки баранок, и стали толпиться у входа в особую дверь. Дьякон пропустил Наталью первой в темный узкий коридор, затем детей, гостей, и после шагнул сам, оставляя дверь открытой для Николаевны и поварихи. В руках матушки была одна-единственная свеча, и ее пламя порхало тусклым, плавающим светом. Все дети шли молча, лишь один маленький Игорек, который видел все происходящее в первый раз, испуганно спрашивал:
- Мама, а куда мы? Мама, а почему здесь так темно? Мама, я боюсь.
Он, может, и начал бы плакать, но Оксана Федоровна взяла его на ручки и приговаривала, успокаивая, ласковые слова. Где они, куда идут, зачем они здесь, все это казалось настолько невероятно ей самой, что для того, чтобы дать внятное объяснение детям, ей нужно было самой переварить все это.
Надюша понимала, что вроде бы все в порядке. Раз мама и Игорек рядом, то не надо волноваться, тем более, кто-то сказал, что «все всегда к лучшему», правда, она не могла вспомнить, кто сказал, а главное, кому сказал. Но еще вчера они были дома. В своей квартире, в пятиэтажке на Западном, в уютном районе города Ростова, мама собиралась варить борщ, а они с Игорьком — смотреть мультики, а потом им срочно позвонили из больницы, и сказали, что дедушка просит всех приехать. Тогда мама выключила газ, где недоварился борщ, а Надюша захлопнула компьютер, так и не успев поставить мультики, они тепло оделись и вышли на заснеженную улицу… Надюша помнила, как у подъезда наблюдала за тающими сосульками, пока мама спускала Игорька с пятого этажа. Одет он был, как обычно зимой, в зеленый комбинезончик «космонавта», а это не так-то быстро. Она представляла, что сосульки, свисающие с крыши — это мороженое, только не такое, как в магазине, что его можно есть, но только потом заболеешь. Поэтому Надюша его даже не пробовала, хотя хотелось. Она не знала, как они оказались в доме этого странного дяди, но понимала, что впереди их что-то еще ждет.
- Скорее, в лифт! – Удерживая двери кабинки ногой, скомандовала матушка. Но, не рассчитав сил, зашлась в жутком кашле, прикрывая рот платком. Она зашла последней, и тусклый, потрескивающий оранжеватый огонек сопровождал лязг кабинки о железные балки. Лифт неспешно приехал на четвертый этаж этого совсем необычного дома, и Надюша, вместе со всеми, вышла в темноту. Там матушка с огнем прошлась вдоль стены и зажгла новые и новые свечи, и комната перестала быть совсем уж мрачной, и тогда Надюша с удивлением обнаружила, что это не коридор и не зал вовсе, а огромная терраса. Застекленный балкон покрывала неровная, как в сказочном домике, крыша, и оттуда открывался вид на темный ночной город. Домов в городе было немного, но еще меньше - четырех-, и пятиэтажных. Дьякон пригласил жестом всех к окну, и сам, облокотившись о колонну, соединяющую крышу и бетонный пол, затянул песню. Мотив Надюша слышала много раз, когда мама готовила, то на кухне всегда играло «Радио России». Дьякон Игумений в полголоса запел:
Yalla Habibi, yalla yalla habibi, nechun bugun kozlaring zabunli?
So'nma jonim men bormanku, bolma azal tunlarga asiri
Yalla Habibi, yalla yalla habibi, nechun bugun hayoling hazonli
TOnma jonim, men bormanku, bolma azal tunlarga asiri…
Слова стали тише и тише от шума приближающейся воды, которая прибывала все выше и выше. Черная, мутная, как бесконечность, проникающая во все переулки и дома, беспощадная, ледяная, поглощающая все на своем пути. Надюша, Оксана Федоровна и Игорек смотрели сквозь стекло на панораму города, которая менялась каждую секунду. За минуты не стало видно несколько самых маленьких домиков. Жидкое черное нечто клокотало и взбиралось ввысь, и по исчезнувшим в воде огням становилось понятно, что дома, один за одним, скрываются под водой. Надюша сначала не боялась, или просто думала, что совсем не надо бояться, потому что рядом была мама. Игорек заплакал и вцепился крепкими ручонками за Надин свитер.
Надя помнила, как обнимала братика и чмокала в кудрявую макушку, и потом сама тихо заплакала… Вода накрыла полностью весь город, и остались гореть огнями лишь несколько домов, таких же высоких, как у дьякона, и телевышка. Красный огонек телевышки помигивал издалека, как будто посылая сигнал: «Все в норме, все по плану».
Игорек уснул у мамы на руках, детей и взрослых разместили по кроватям, но гостям в эту ночь не спалось. Надюша сидела все время рядом с мамой, у ее кресла, и лишь когда за окном прорезались лучи света, спросила:
-Мама, можно я подойду, посмотрю?
- Иди, смотри, - отозвалась Оксана Федоровна, кутая Игорька в платок. Надюша на цыпочках подобралась к окну и осторожно оперлась на подоконник. Петли свитера цеплялись за непокрытое краской дерево.
Вода начала сходить ближе к утру: над городом, в слое черной жидкости, показалось отражение розового, нежного солнца. И редкие дома, один за одним, стали вырисовываться, оголяя сначала крыши, окна мансард «зажиточных» двух- и трех- этажных домов. Встрепенувшись, как ото сна, обнажались верхушки деревьев, елок, вечнозеленых и начисто лишенных снега, который присыпал к вечеру, неожиданно для всех. Открывались взору жалкие хижины, кое-где с распахнутыми дверями, забытые, заброшенные, с вывороченными наизнанку внутренностями – диванами, шкафами, табуретками, которые теперь бесстыдно плыли по улицам, забирай, кто хочет. Надюша подошла к маме и тихо спросила:
- Мама, а куда мы теперь?
- Днем в город. А вечером в новый дом, дожить до утра. Но сперва, конечно, на станцию. Там для таких, как мы, есть своя книга адресов, где записаны все-все адреса, где нам можно остаться переночевать.
- А потом что? – еще тише спросила Надюша.
Оксана Федоровна сжала губы и криво улыбнулась краем рта.
- Надо узнать эту жизнь, посмотреть, как тут люди живут, чем живут, чем занимаются. Куда нам всем можно устроиться, пока…
- А потом, потом что? – Нетерпеливо шепнула Надюша.
- Ах, это… - Горестно вздохнула она. – Нам нужно ждать. Они это называют «новый переход». Ну, это они-то… Они тут и так всегда были и будут. А мы? Мы вообще тут случайно оказались. Такси наше, видимо, доченька, до больницы так и не доехало. Скажи, - чуть тише добавила она, глядя на сына, - ты же тоже ничего не помнишь после того, как мы сели в такси?
- Угу…
- И значит, все возможно.
- Что мы вернемся, да?
Оксана Федоровна погладила Игорька по волосам и прошептала с горечью:
- Нет ничего более бессмысленного, чем ждать неизвестно сколько. И главное, не привыкнем ли мы тут жить так, что нам не захочется обратно? Но я знаю точно, что нам придется научиться так жить. Придумать себе занятия, найти тебе школу, а Игорьку садик. Мне — работу. Как все, в общем.
- А если никогда… - Сорвалось у Надюши.
- Может, и так. Но лучше действовать и ждать, чем бездействовать и страдать.
Надюша на мгновение прикрыла глаза и поймала ассоциацию из давнего прошлого, как будто этот же человек ей когда – то говорил о том, что «все всегда к лучшему», но кто, она вспомнить не могла, как и не пыталась.
- Это ты сама.
Надя безмолвно уставилась на маму.
- Здесь мы учимся чему-то новому. Например, я теперь могу читать мысли. Ты тоже скоро поймешь, что сможешь делать что-то новое, что не могла ТАМ. Только не пугайся, это так надо…
- Это я сама? Это как? – Не поняла Надюша.
- Ты растешь, сначала ты маленькая, как Игорек, потом вот как сейчас, потом как я… А потом происходит переход. Дети становятся родителями. А родители детьми. Только вы взрослеете дальше, а мы снова становимся меньше. Ты не обратила внимание, какими глазами Арина смотрит на всех, а Снежана? Ничего, подрастешь, станешь многое замечать. Так вот, они уже все знают, и я даже почти уверена, что Арина знает. А Снежана – это, скорее всего, и есть матушка Наталья, только помолодевшая.
Надюша почти расплакалась.
- То есть как? Мы с Игорьком будем водить тебя в школу, когда вырастем, и потом играть в погремушки?
- Разу уж так вышло, то лучше тебе знать все сейчас. Да, это для тебя странно, но только пока. И ведь нам, родителям, тоже немного обидно. Растешь-растешь, великих дел сделать не успеваешь, а тут бац – переход, и опять в пеленки. Как-то так.
- Мерзость какая.
- Надюша, не говори так.
- Так ведь разницы нет, - заметила Надюша, - я буду думать или говорить, ты все равно узнаешь. Так а почему я постоянно получаю какие-то подсказки, как будто кто-то это говорил мне, но кто, и когда, я не могу вспомнить?
- Ты, наверно это ты и была, в прошлой какой-то жизни.
- А она что, есть? Эта прошлая жизнь?
- Ну, как тебе сказать… Древние поговаривают, что да, а там, как оно есть?
Внизу послышался шум чьих-то шагов, поспешно поднимающихся вверх по лестнице, без лифта. Раздался приступ кашля, сухого и полного отчаяния. Вскоре в лучах свечи показалось лицо матушки, которая махала тряпкой из стороны в сторону и приговаривала:
- Прочь, поди прочь! – кашляя, повторяла она. – Прочь, зараза!
Оксана Федоровна и Надюша уставились на нее с непониманием. Матушка обвела комнату быстрым взглядом, хмыкнула и тряхнула пару раз тряпкой для порядка.
- Спим, значит, так кто-то стучит копытцем тихо. Я батюшке говорю, погляди, мол, под кровать! А там бесенок сидит, мордочка свиная, рожки, мохнатый весь, копытцем постукивает. Ну так налили мы воды свяченой, и за ним. А он, хитрец, по лестнице, скок да скок. До рассвету так и не выгнала его, теперь аж завтра придется.
- Матушка, да утро уже, мы, пожалуй, пойдем… - Отозвалась Оксана Федоровна.
- Не-не, не боись. Он днем тихо’й будет. Ничего вам не сделает. А коли идти желаете, так испейте чаю, пока улицы подсыхают. По мокрому я вас никуда не пущу. Там заразы столько! И болячки, и вирусы, и клопы. Пока солнце все не выжжет, ни ногой, тем более, с детьми.
- Так что это у вас, днем, значит, рай? – Надюша робко покосилась на матушку.
- Рай, милая. Конечно, рай. Нечисть сидит тихо, не пакостит; солнце всю заразу высушивает; деревья зеленые растут, цветы цветут. Красота! – Ответила матушка и, напевая, направилась вниз.
Вслед за ней последовали Оксана Федоровна, которая уже немного осмелела и перестала бояться сбежавшего чертика, Надюша, ошалевшая от такого количества информации и слегка шатающаяся после бессонной ночи, и Игорек, пухлым кулачком потиравший глазки.