2 авг.
Сегодня я перебирал старые книги, оставшиеся от отца. Мать не смогла - она не может даже снять занавесы с зеркал, слишком сильна ее боль. Делать все пришлось мне, сжав зубы и твердя про себя, что дарить книги - это хорошая память об усопшем.
В одной из книг я нашел странные записи. Я переписал их сюда, чтобы не забыть ни строчки.
***
Это было давно. Смешно сказать, но это было почти целый век назад. Он появился в нашем городе сначала ветром слухов, а потом вполне зримой, хоть и нетелесной оболочкой.
Я не была ведьмой, о нет, я не практиковала некромантию, даже травы использовала только с разрешения Целительницы. Но демон пришел именно ко мне. Пришел и очаровал меня, как и следовало ожидать.
Впрочем, все по порядку.
Странно даже называть мой город городом. Большая деревня, где дома каменные, но лбы у людей все равно дубовые. Свой приход, свои игры на свадьбе и в общем никаких хлопот для порядочной девушки. А я была порядочной, о да. В мои двадцать я была глубоко безнадежной. Не плясала без юбки в кабаках, ни разу не носила младенца под сердцем, да что там – я и мужчины не знала. Наслушалась от бабки, что нужно ждать, пока то самое. Как сейчас помню – век люби.
Вот и ждала я своего счастья. Работала, куда без этого, сплетничала с подружками, но не умела подобострастно хихикать холостым мужчинам, а потому мучалась от страшного одиночества. Оно действительно травило: оставаясь одна, я не могла больше думать ни о чем, кроме того, что я безумно одинока, что нет в мире никого, кого можно было бы век любить.
Потом мне объяснили, что именно мое отчаянное одиночество призвало Его. Его – демона, который исполнял желания.
День, вопреки традициям хорошего сказа, был совершенно обычным. Солнце как солнце, небо как небо, тучи ничуть не зловещие. Я вернулась домой с поля так же, как и обычно. Поев, села на сундуки, думая, что надо бы взяться за сукно. Пальцы отозвались болью – тоже вполне привычной.
Именно поэтому, когда вкрадчивый, словно котовы мурлыканья, голос окликнул меня по имени, я испугалась.
- Диана, - позвал голос еще раз. Я потерла глаза кулаками, пытаясь промограться. У окна, подергиваясь, словно паутинка, стоял полупрозрачный силуэт, похожий по очертаниям на толстого бородатого мужичка с добротным пузом. Я обмерла, а мой «гость» продолжил, все так же мягко мурлыкая: – Диана, чего ты хочешь?
- Я? Н-ни…- я осеклась. Резкое, жгучее, пылкое желание и надежда вдруг вспыхнули во мне, всколыхнулись грузом одиночества и боли. Я подалась всем телом к своему гостю, шепча одними губами слова бабушки, так запавшие мне в душу.
- Говори, ну же. Говори, Диана, громче, - приободрил мой гость, и я просипела, дрожа от сладкого девичьего предвкушения:
- Я хочу век любить.
Много историй про то, как демоны совращают слабых людей. Извращают, переворачивают их желания, да и подсовывают им. Хочешь, чтобы все любили – пожалуйста, ты мертв. Хочешь, чтобы у тебя была самая длинная на селе коса – тоже нет проблем, облысеет вся деревня, а тебя потом за порчу на костре сожгут, только вот договор демоном выполнен, и пожалует твоя душонка в рабство.
Но Он был не такой. Его звали Азраэль – я не знала, что это за имя, да и все чаще мне кажется, что он взял не свое, но сейчас уже нет разницы. Он не стал обманывать меня. Он просто исполнил моё желание. Дважды.
- Диана, ты сама выбрала свою судьбу. Я исполню твое желание, но прежде ты исполнишь его сама. Тебе нужно будет любить всех, любить каждое утро и каждый день, любить калек и богачей, умных и дураков, мужчин и женщин. Любить и завоевывать этим их любовь. И тогда ты получишь свою, о которой просила.
- И сколько мне нужно любить? Скажи!
- Век. Век любить.
Так я и стала тем, кто я есть сейчас. Я любила свою деревню – и тех, кто сжег ее. Я любила тех, кто лишил меня детства, тех, кто потом убил их, как бродячих псов, которых я тоже любила. Сложно сказать, что я была благостной, была мученицей – нет. Любить порой приходилось очень сложно, я была готова ненавидеть, но слова Азраэла, что я буду вечной заложницей желания, пока не пройдет ровно век от моей любви – тормозили меня. Я научилась любить, летя, словно камень с откоса, сначала сложно, а потом все быстрее, увлекая за собой и чужую любовь – к себе и ко всему окружающему.
Порой я молилась. Все мы молимся, когда больше нет сил, когда отчаяние берет за горло. И я вставала перед идолами и иконами, крестами, полумесяцами, истуканами из дерева и камня – все они были равны для меня, я любила всех Богов – и просила у них сил. Сил полюбить свое отчаяние. Сил, чтобы полюбить бессилие.
Если это послание когда-нибудь дойдет до людей, я хочу попросить – не думайте обо мне дурного. Я не возвышаю себя, порой моя любовь бывала слепой, порой – слишком слабой, но я старалась, я любила живущих и умерших… Я люблю и вас, тех, кто прочтет это, тех, кто не прочтет, тех, кто услышит обо мне потом, и всех ваших близких.
В самом начале я думала, что век – это очень долго. Сотня лет прошла, почти прошла, мне осталось всего несколько часов, и мне кажется, что они будут гораздо большим испытанием, чем прошедшие тридцать шесть тысяч дней. Я сижу на стуле в пабе, где бармен, которого я люблю за его усталую улыбку, протирает стаканы, которые я люблю за тусклый блеск, а толпа мужчин, объединенных общим экстазом, кричит что-то, не замечая меня. Я люблю даже их - за сплоченность, за этот энтузиазм. Любить снова становилось сложно – словно в самом начале, когда один за другим начали предавать меня любимые, кто умирая, кто уходя, а кто просто отрекаясь от меня. Я через силу любила часы, которые никак не хотели шевелить стрелками. Любила за их точность и честность, неподкупность перед моим буравящим взглядом. Мои мысли то уходили куда-то вдаль, мчась стремглав по целой сотне лет, то сжимались в совсем узкий отрезок жизни, в который я успевала только вздохнуть да моргнуть пару раз. У меня кончалось терпение, наверное, об этом стоит сказать так: если терпение вообще уместно, когда любишь весь мир в течение века. Я улыбнулась, вспомнив, как сложно было полюбить бабушку и память о ней, когда я поняла, что скажи она мне не «век», а «год» - я бы была свободна и счастлива. Но я научилась любить и ее, и деда, который ушел из семьи, не выдержав и пяти лет из долгого бабушкиного века.
За век я постарела всего на десять лет или около того – мой организм работал нормально, без лишних возрастных прений разбираясь, кому переваривать пищу, а кому гонять кровь. Интересно, когда этот век закончится – я останусь такой же молодой? Не хотелось бы получить свою «любовь» дряхлой старухой. Хотя я люблю и старость тоже. Как можно состариться с такими медленными часами? Да если бы время ориентировалось на эти часы, определяя свой темп, люди уподобились бы бабочкам-однодневкам. Потому что даже день по этим часам длится, наверное, вечность.
Да, век… Я не могла точно сказать, откуда я знаю, что век стукнет именно сегодня и именно в пять часов вечера. Откуда птицы знают, что надо лететь на юг? Меня гораздо больше занимал другой вопрос: а стану ли я продолжать любить, когда это будет уже не так необходимо? Азраэл обещал, что спустя век моей любви я получу век любви с мужчиной, взаимной, горячей и истинной. Но ведь я по-прежнему буду жить в мире… да и любить его. Потому что слишком жесткой и противной корыстью окажется моя любовь, если выяснится, даже внутри меня, что она надумана ради счастья. В конце концов, мы сами себе самые жесткие цензоры.
За мыслями я не заметила, как век перевалил за границу. Внутри меня ровно в пять часов будто взорвалось что-то и снова опало, как надутая случайным сквозняком занавеска. Гром не послышался, молния не ударила, все так же лениво тер стаканы бармен, все так же кричали мужчины.
Азраэл опаздывал. Сильно опаздывал, мне стало казаться, что часы пошли в другую сторону и время вместе с ними. Сердце пропускало удары, стоило мне лишь мимолетно коснуться мыслей о том, что демон мог обмануть меня…
Руководствуясь чем-то странным, будто рефлексом, я заставила себя глубоко вздохнуть, будто сглатывая вместе с воздухом весь негатив. Азраэл – тоже мир, и я люблю его. Слышишь, демон, я люблю тебя и буду все равно ждать.
Он появился вскоре, может, услышав, а может, просто время пошло быстрее, когда я отпустила его. Он сел напротив меня – все такой же полупрозрачный, отблескивающий на солнце и от этого еще более прекрасный. Я улыбнулась своему палачу, сначала заставив себя, а потом и искренне.
- Диана, - он мягко повел рукой, будто возвращая мне мою теплую улыбку, но не губами, а телом, - как ты? Как тебе далось это время?
Я знала, что он спросит это, и думала, что буду рассказывать взахлеб о том, как сложно было и как счастливо воспринимался каждый новый полюбленный человек, как я начала любить и уважать себя просто за свою любовь, как часто я желала людям счастья – от души, всем сердцем – и становилась сама счастлива от этого. О том, как тяжело было любить тех, кто меня ненавидел, и что еще сложнее – тех, кто даже не давал себе труда ненавидеть. Я набрала в легкие побольше воздуха…
- Хорошо. Это было сложно, но это был целый век любви. Я благодарна тебе за него, Азраэл, – я говорила шепотом, но все равно бармен покосился на меня. Я виновато покрутила пальцем у своего виска – этот жест был в ходу весь мой век – и мужчина отвернулся, улыбаясь. Азраэл посмотрел на меня, лукаво, будто ждал, пока я скажу ему что-то, а я молчала, понимая, что не соврала ни капли и действительно не жалею сейчас.
- Ну, раз так, - он поднялся, блеснув собой, и собрался было уходить, но я мягко остановила его взглядом.
- Азраэл, договор был не только на этот век. Исполниться должны два желания, разве нет?
- Диана, но ты ведь была счастлива? – демон снова опустился на стул, показывая мне взглядом, чтобы я сделала то же самое. Я аккуратно села.
- Я была, да. Но ты клялся! Ты обманул меня, как и все прочие демоны? – я собралась было закричать на него, думая, что если бы могла – я бы голыми руками исполосовала эту призрачную человекообразную паутину, но тут Азраэл покачал головой, и часы, отсчитывающие век внутри меня, дрогнули.
Я не испугалась, нет. И подумала вовсе не о том, что мой век сейчас пойдет снова… Просто внезапно мне стало очень жалко его. Меня захлестнула непередаваемая нежность и благодарность, какую иные испытывают к матери. Азраэл и был моей матерью в каком-то смысле – он дал мне жизнь, дал способность видеть ее в совсем ином разрезе. Берег меня от самого страшного зла – зла во мне самой. Он сделал для меня больше, чем кто-либо, и совершенно не важно, что он мне даст сейчас, и даст ли что-то – я получила один из самых важных уроков, которые можно придумать. Я сделала глубокий вдох и полюбила и Азраэла. Я люблю весь мир, весь век. Я люблю и его – искренне и чисто.
Призрачный силуэт вдруг стал четким и осязаемым, проявившись, и вот уже будто человек сидел со мной рядом. Я изумленно посмотрела не него – он уже не казался мне полным мужичком с бородой. Мужчина, который крутил в пальцах салфетку, взятую со стола, мог бы поспорить в настоящем мужественном изяществе и красоте с любым, казалось, человеком в мире.
- Ты удивляешь меня, Диана. Я не ожидал.
- Почему ты так выглядишь?
- Я отражаю твое ко мне отношение, - он удивленно посмотрел на свои руки, но всего на мгновение, после чего продолжил крутить из салфетки что-то, - раньше ты считала, что я – словно торгаш на рынке – и я и был чем-то на него похожим. Сейчас тебе хочется, чтобы я был красивым. Почему?
- Я люблю тебя, - чуть дрогнув голосом, произнесла я, с удивлением думая, что он первый мужчина, которому я говорю это.
- Хорошо. Ты любила весь век, и я действительно обещал тебе подарок. Во-первых, ты свободна. Ты можешь любить кого вздумается, можешь вообще возненавидеть всех. Твоё право. Во-вторых…
- Не нужно, Азраэл, - оборвала его я. Не выдержав, я порывисто коснулась его руки, желая то ли привлечь его внимание, то ли убедиться, что он настоящий. Рука была замерзшей, но вполне живой. Я торопливо отдернула пальцы и повторила: – Не нужно, Азраэл. Я сама могу найти себе того, кого смогу научить любить весь мир. Я люблю себя, и я люблю каждого человека из живущих. Среди них всяко есть один, с которым я смогу дожить свой век.
- Это твоё право, - мне показалось, Азраэл был мне благодарен. Я хотела спросить еще что-то, но он уже исчез, не успела я и набрать воздуха для вопроса.
Но это было уже не важно. Я встала, оглядывая паб, в котором сидела, по-прежнему любящим взглядом.
За дверями меня ждал целый мир, в котором Любовь не была обязанностью, но была самим моим Смыслом.
Смыслом моего существования.
И я пишу это послание с одной только целью, чтобы люди, которые найдут его и прочитают, подумали, что же они хотели бы сделать своим смыслом, если к ним вдруг придет мой Азраэл.
4 авг.
Я все думаю, что же является моим смыслом. Конечно, демоны – это глупости, бабушкины сказки, но я взрослый мужчина, и мне стыдно не знать своей конечной цели в жизни. Раздумия отвлекают меня от скорби по отцу.
8 авг.
Сегодня ночью я проснулся от мысли. Со мной впервые такое. Я понял, в чем мой Смысл. В Счастье. А счастье в Любви. Я понял, чего хочу. Мне нужно Счастье.
9 авг.
Сегодня к матери приехал какой-то друг отца. Я подарил ему часть книг и, кажется, ту, в которой лежало послание Дианы. Хорошо, что я догадался переписать его. Надеюсь, он поймет, что это просто старая сказка, и лишних вопросов не будет. Только этого матери не хватало.
13 авг.
Я не сошел с ума. Я не сошел с ума. Сегодня ночью ко мне приходил он. Приходил Азраэл! Он такой, как она его описывала. Его голос до сих пор у меня в ушах. Его грусть в глазах, когда я сказал о Диане, я не забуду ее никогда. Он приходил ко мне и спросил. Спросил, какое у меня желание.
Я не знаю, что произошло со мной, что произошло в моей голове, но вся любовь Дианы вдруг всколыхнулась во мне, будто застилая глаза пеленой слез. Я сделал шаг к Азраэлу и взял его руку, которая тут же стала материальной – и действительно очень замерзшей.
«Я хочу Счастья, Азраэл, - прошептали мои губы – Я хочу, чтобы ты был счастлив».
Он вздрогнул и сжал мои пальцы, совсем как ребенок. Он смотрел на меня, и я чувствовал все его эмоции.
«Ты… Мне можно стать счастливым?» - клянусь, его голос дрожал! Он вдруг прижал меня к себе – я до сих пор чувствую его замерзшие ладони на коже.
Он не мог просто исполнить мое желание. Счастливым его должен был сделать именно я.
Скорее всего, это последняя моя запись.
Теперь я – новый Азраэл. Я исполнил его желание, я отпустил его к Диане.
И если вы читаете мой дневник – значит, скоро я приду к вам. И я прошу вас, заклинаю – подумайте, что же станет вашим смыслом.
Ради чего вы живете?