Посвящается тем, кто уже потеряли надежду или же пострадали от неё…
Она проснулась в привычном ожидании чего-то светлого. Всё в её кудрявой голове смешалось, когда она снова увидела этот мир, в который она снова окунулась, едва только проснувшись. Всё вокруг неё было столь грязно и некрасиво, что она невольно вспомнила то, что когда-то было её идеалами. Они были такими светлыми и внушающими доверие и желание проснуться от этого кошмара, что она снова вздрогнула, как и в тот момент, когда ещё только открыла глаза. Снова в её мыслях промелькнула какая-то надежда на просвет, но тут же и погасла, но не от того, что так хотела она, а от того, что снова начинался привычный день её. Проснулись остальные жители публичного дома. Было обычное утро после ночи распута и пьянства. Снова открывали глаза вчерашние красавицы, те самые, что грязно выражались и танцевали непристойные танцы на столах и кроватях, те, что творили разврат, не сходя с места, насиженного ими за долгие годы. Ещё вчера они не сожалели о содеянном, но с утра их обычно волновали думы о будущем. Хотя, впрочем, так было далеко не со всеми. Некоторые из них были уже настолько зачерствевшими в этом отношении, что уже даже не думали о том, как их звали раньше и как зовут теперь. Это были вконец спившиеся распутные красавицы, раньше бывшие самыми перспективными на рынке жизни. Теперь же они просто жили дальше так, как жилось…
Она спустила ноги с кровати. На соседних кроватях, за ширмами, отделявшими одно ложе разврата от другого, слышались чьи-то притворно-сонные вздохи. Это были её соседки по такому же грязному дому, что в обществе звали жёлтым домом.
Всё в её жизни уже было иным, не таким, как много лет назад. Даже её красивые кудрявые волосы, единственное, что она сохранила от прежней жизни, в последнее время были уже не по настоящему кудрявыми, она завивала теперь их допотопными металлическими щипцами, невесть откуда и из каких времён взявшимися в публичном доме.
Дом этот скрывали. О нём не говорили громко в приличном обществе. Жительниц этого дома не трогали не перемены власти, так часто случавшиеся в это время. Ничего не нужно было им. Всё было забыто ими с непонятной тщательностью... Не было ничего для них: ни счастья, ни любви, ни прошлого, ни мечты, ни воспоминания… Их немногими гранями были лишь просыпание по утрам да засыпание вечером, после очередного пьяного кутежа.
Она смотрела на себя в зеркало, как всегда, и не узнавала – раньше эти щёки были не такими, на их пухлых округлостях играл жизненный румянец, а не тот чахоточный непонятный остаток румян. Что с ней стало? Когда-то эти губы верили в любовь... А ещё когда-то её любили…
Она когда-то была самой умной и красивой в семье одного из высокопоставленных чиновников, всё в её жизни было так, как хотела этого она. Малейший её каприз был достижим одним лишь взглядом. Отец и мать любили её, как никого. Сначала она училась в лучших учреждениях, потом и личную её жизнь заняли те, кого мать частенько приглашала на обеды, или же представляла дочери, как своих знакомых, которые зашли «на пять минут». Но эти пять минут продолжались. И нередко знакомые её матери смотрели на неё, как на самый дорогой подарок себе. В восемнадцать неполных лет её трижды предлагали выйти замуж высокопоставленные особы. Но – она не желала того. Что-то ей очень уж хотелось другого – романтики, звёзд, неба, полётов... Да, полетала она достаточно. Мир для неё приобрёл чётко обозначенные черты тогда, когда она встретила его. А было это в один дождливый осенний день. И завертелось… Она и он встречались тайком ото всех. Но почему? А ответ был прост – он был беден, как церковная мышь. Для девушки из высшего общества не пристало встречаться с теми, кто считался в высшей сфере плебеем.
И всё бы было у них замечательно, но вот только слишком уж она его идеализировала. Она верила, что из этой непроглядной бедноты он поднимется вверх, станет знаменитым учёным или врачом, или … хоть кем-нибудь, за кого можно выйти замуж с достоинством. Но... Шли месяцы, а он всё не становился ни знаменитым академиком, ни изобретателем, а всё представлял собой образ, далёкий от совершенства. Вдобавок ко всему, он стал пить. Не просто так, как пьют те, кто не может достигнуть чего-то определённого, а как будто с цепи сорвался. Он пил, словно с какой-то странной целью перестать быть человеком. Она была с ним рядом – везде, повсюду. На одной из хмельных вечеринок, когда он заставил её влезть на стол и сплясать канкан для гостей, она словно протрезвела перед этой пьяной компанией. Мужики ревели от восторга, видя её стройные, холёные ноги, а она, словно проснувшись, думала: что же я творю? То ли я делаю? Она попыталась в тот момент слезть со стола, но её любимый с каким-то странным смехом подхватил её на руки и сказал: « Куда ж это ты? Мы ещё не повеселились!». И в тот вечер она перестала быть самой собой, в первый раз утратив всё, что имела.
Она взглянула в зеркало снова. Кто-то за дверью крохотной ванной комнаты уже ругался с кем-то с утра. Чёрный мир… Он наступал на неё во всём своём грязном величии. И она уже не сопротивлялась ему.
Она вышла из ванны. Те же самые хмурые лица, что и вчера, окружали её. Да она и сама знала, что никогда уже не вернёт то, что было утеряно навсегда…
Пришёл первый клиент. Некрасивый мужик словно с отвращением коснулся её руки, протянул хозяйке, вычурно одетой толстой даме, условленную плату…
После той пьяной вечеринки, она шла домой сама не своя. Подола платья просто не было – его оторвал её любимый, когда она отчаянно сопротивлялась, а он смеялся и говорил остальным: « Врёшь, не уйдёшь! Сама пришла!» Естественно, ей не следовало появляться дома. Дома не было никого. Она в спешке срочно взяла документы и ушла, переодев и бросив на кровати платье. В карманах у неё были всё отцовские деньги, что нашла она в сейфе.
Сколько было ещё тех, кто над ней издевался? Сколько вытерпела она? Что она помнила?
Деньги разошлись быстро. Да и снова она встретилась со своим любимым. Он извинялся перед ней. И она поверила.… Когда, через некоторое время, они сидели и думали, где же достать денег, он сказал ей: «А иди-ка ты в публичный дом!», она просто рассмеялась. «Я на самом деле тебе говорю», - сказал он. «Шутишь!» - отвечала она. «Кто же ещё тебя возьмёт?!» - расхохотался он.
Выхода не было. И так она оказалась тут.
Сначала этот дом показался ей спокойным. Но потом… Пьяные кутежи, драки, споры.… Это ей быстро надоело. Она хотела уйти, но было уже слишком поздно…
Вскоре умер он. Она думала, что всё это – к лучшему, оказалось, что нет. На самом деле, он только был некоей целью для неё. А теперь – она существовала, не жила, а просто существовала. С каждым днём ей в голову приходила мысль – бросить всё, взять, да и умереть. Самоубийство. Она слышала, здесь часто такое происходило. Да и видела тоже – её соседка по комнате повесилась. А кто-то говорил, что здесь когда-то умерла девушка, перерезав себе вены.
Лёжа на кровати, она курила. Мужик всё ещё не уходил. Он стоял и смотрел на неё пристально.
- Слышь, девка, а тебя как звать? – спросил он.
- Лола, - ответила она.
- А по нормальному? – спросил он.
- Тебе-то на что? – сказала она.
- Ничего, просто больно уж ты похожа на одну... Была у меня у хозяйки дочь, барышня... Да уж лет сколько, как пропала, - сказал тот.
- Нет, не я, - рассмеялась она хрипло. – Я и барышней-то не была никогда!
- Обознался… - пожал плечами мужик и ушёл.
А мысли у неё остались. Да, её тогда искали, но не нашли. Неужто это был какой-то дворовый её семьи?
«А, всё равно», - подумала она. Снова к ней возвращались мысли о суициде. «Уж не попробовать ли?» - подумала она. – «Всё осточертело – и жизнь, и люди, и этот разврат…».
Она вылезла из кровати, одела халат и пошла в ванную. Там всегда валялись разные вещи, забытые клиентами. Среди них она отлично помнила бритву – острую, так и просящую ей что-нибудь перерезать.
Закрыв двери, она наполнила ванну. Потом легла в неё, как была, в халате, словно чего-то постеснявшись. Бритва на самом деле была качественной. И боли она не почувствовала…
Нашли её уже тогда, когда было слишком поздно. Холодное тело достали из красной воды и завернули в мешковину. Хозяйка переживала: опять к ней клиенты перестанут ходить, опять убытки... А ведь девка-то ничего была, самый цвет, а так погибла... Вот и все её мысли на этот счёт были.
Похоронили её на кладбище для бедных. И на могилу её никто не приходит...
17.11.2006