Есть несомненные преимущества в ночевках под открытым небом. Лёжа на спине, можно считать галактики и если посчастливится, загадать желание под падающую звезду. Можно смотреть на огонь, слушать ночные шорохи. Можно, набравшись храбрости, отойти от костра и убедиться, что это шевелится на ветру глупый куст, а не чудище притаилось во тьме. Можно полной грудью вдыхать сладкий воздух, наполненный испарениями матери-земли. Можно дико крикнуть, не страшась неудовольствия соседей, можно... Много чего можно, всего не перечесть.
Гришаев этой ночью был лишен всех преимуществ. Он спал в своей кровати, на дружественном для позвоночника матрасе, в стерильной атмосфере без запахов и звуков. Несмотря на это, выспался он хорошо и проснулся в чудесном настроении.
Гришаев был также лишен удовольствия вскочить с холодной земли, отлить у скирды, умыться в ручье и, дрожа от холода, бодро встретить новый день. Вместо этого он нежился в постели, перебирая в памяти драгоценные бусинки вчерашнего вечера.
Таня. Какая удивительная девушка. Умная и красивая, нежная и страстная. Как она понимает его. «Женюсь», – вдруг решил Гришаев, и от этого стало легко и весело на душе. В его воображении возникла картина весеннего сада. Стол под цветущей яблоней. За столом сидит жена. Двое детишек. Старший мальчик. На стуле появился мальчик лет восьми, точная копия Гришаева. И младшая девочка. Нет... Старшая – девочка. Восьмилетний Гришаев превратился в восьмилетнюю Таню. И младший сын. На втором стуле возник мальчик в возрасте – Гришаев на секунду задумался – трех лет в матросском костюмчике.
«Женюсь, – улыбался Гришаев идиллии семейного счастья в саду, вот покончу с сегодняшними проблемами и женюсь». От последней мысли картина в голове поблекла, а сегодняшние проблемы вплотную подобрались к кровати.
Гришаев рывком сел. «Что-то давно никто не звонил». Он взял лежащий на прикроватной тумбочке телефон. Тот был мёртв. Мёртв, как прошлогодняя муха. Он сам его отключил вечером в парке и потом забыл включить. Гришаев включил телефон, вернул его на тумбочку и направился умываться. Однако не успел. Телефон властно зазвонил. Номер высветился тот же, значит менты их ещё не нашли.
– Алло.
– Гришаев, ты козел.
Голос был женский, но не тот, что первые два раза. Николаю показался «козел» чрезвычайно обидным. Так смела к нему обращаться только шальная Светка Зозуля, первый прототип первой матрицы. Так нет её уже давно в живых. Он ответил, как отвечал Светке.
– От козлихи слышу.
Женщина довольно рассмеялась, словно услышала утонченный комплемент.
– Слушай сюда. В полдень он будет на вокзале в Лозовой. И ради бога, не упусти его хоть на этот раз.
Гришаев растерялся.
– Зачем... Почему... Кто говорит.
Женщина снова рассмеялась
– Конь в пальто.
И короткие гудки прерванной связи.
Умывание пришлось отложить. Макс откликнулся на втором звонке.
– Доброе утро, шеф, – Макс волновался, – я вам звоню, а телефон не отвечает.
– Доброе утро. Как дела?
– Перерыли весь город. Опросили всех таксистов, проверили все маршрутки и рейсовые автобусы. Никто его не видел. Как в воду канул.
– Всплывет в Лозовой. Звонили наши тайные друзья. Не знаю, какие цели они преследуют, во что играют. Не нравится мне эта игра в жмурки...
Макс терпеливо ждал, пока шеф выплеснет накопившееся раздражение.
– Короче, – наконец Гришаев перешел к делу, – Запруда в полдень будет на вокзале в Лозовой. Успеете?
– Легко, шеф, даже учитывая, что область не наша и ГАИ тоже не наше.
– Об этом не беспокойся. Жми на газ. Я обеспечу зеленую улицу.
– В таком случае мы будем на месте около одиннадцати.
– Расставь людей вокруг вокзала на случай если он опять побежит. На вокзал возьми два-три человека посмышлёней. Бери его тихо и аккуратно.
– Не беспокойтесь, шеф. Всё будет сделано в лучшем виде.
– Надеюсь. Жду вас не позже четырёх. Отбой.