Когда мне было лет пять, к нам в гости приехал мой дядя – мамин брат Саша. Он тогда был совсем молодой, учился в Москве в военной академии иностранных языков и всегда на каникулы приезжал к нам. Дядя он был чудный, мы с братом его очень любили и всегда ждали его приезда. Во-первых, он всегда привозил московские подарки, гостинцы, сладости. А во-вторых, делал нам всякие забавные игрушки, придумывал разные смешные и страшные истории. За право спать с ним мы с братом всегда даже спорили. Он ведь перед сном обязательно рассказывал что-нибудь безумно интересное.
Итак во время его очередных каникул мы как-то остались с ним дома одни. Наши родители ушли на работу и поручили Саше развлечь меня, накормить и уложить спать.
Мы с ним чем-то позанимались, порисовали и он решил, что уже достаточно меня развлек - пора укладывать спать. Предстоял обед и послеобеденный сон. Спать с дядюшкой я была согласна с удовольствием, но есть – ни за что.
Ела я всегда очень плохо, вечно капризничала, вредничала. В общем, накормить меня была целая проблема. Если мама предлагала мне суп, я просила только борщ. И хитренькая мама мне тут же выставляла борщ. Она знала мой противный характер и предусмотрительно оставляла от прежнего обеда борщ. И мне деваться некуда было, надо было есть. Но не сразу. Я демонстративно, с кислой тоскливой физиономией начинала разбирать этот борщ на составляющие и раскладывать по ободку тарелки. И со словами – Мамочка, я лук не люблю. Мамочка, я капустку не люблю. Мамочка, я свеколку не люблю. И так все остальное я тоже не любила. Зрелище это было просто ужасное. Мама не могла это видеть и выходила из комнаты. Терпения хватало только у папы. Как только мама выходила, папа быстро ложкой сгребал все - и капустку, и свеколку , и лучок в тарелку и быстро начинал меня кормить. А я только успевала рот открывать. И когда мама возвращалась, я все уже съедала. В общем была очень непростая девочка.
И вот с таким ребенком дядя остался за няню.
Он как и мама, предложил мне на обед одно, другое, но я естественно от всего отказалась. Тогда он намазал кусок хлеба маслом, положил на него холодную котлету и со словами – «Ешь», вышел во двор закрыть ставни, чтобы свет не мешал мне спать.
Только он вышел за дверь, я начала лихорадочно соображать, куда мне деть эту ненавистную котлету. Сначала я попыталась запихнуть бутерброд за тарелки на столе. Но его было видно. Попробовала засунуть на полку с книжками, но он почему-то упал. И вдруг мне на глаза попалась печка, а точнее поддувало. В открытую его дверцу была видна просыпавшаяся из топки зола.
Не раздумывая, в одну секунду я разгребла золу и закопала в нее этот противный бутерброд. И только я захлопнула дверцу, вошел дядюшка. Тихонько вытирая об себя руки, с милой улыбочкой, очень вежливо я сказала – «Спасибо, дядя Сашенька, было очень вкусно». Он ответил мне –«На здоровье». Но видимо не поверил в мой неожиданно развившийся аппетит и стал озираться и что-то искать. Он пошарился за тарелками на столе, на полке с книгами. И вдруг, ему тоже на глаза попалась печка, а точнее поддувало. Открыв дверцу, он быстро откопал бутерброд, слегка отряхнул его и с рыком –«Ешь». снова сунул мне его в руки. Я, конечно, не ожидала такого поворота дела, тем более, на меня никто никогда не повышал голос. А тут, мало того, что на меня кричат, да еще заставляют есть грязную котлету. Можно представить, какой это был бутерброд. Ведь к маслу и котлете прилипла вся зола. Я попыталась возразить, но мой любимый дядя еще страшнее рявкнул – «Ешь, идиотка, в другой раз не будешь врать».
Это была по-моему самая тяжелая минута в моей жизни. Захлебываясь слезами, я ела эту злополучную котлету, перемешанную со слезами и золой и думала, что больше никогда не буду врать. А главное – никогда больше не буду есть котлеты, а уж дядюшке этого я никогда не прощу.
Но все проходит. И котлеты я потом ела и сейчас ем. И врать мне приходилось, да и сейчас случается. Да и дядюшке я все простила. Но не забыла…. И он тоже не забыл. Правда, говорит, что потом очень жалел, что так строго повоспитывал племянницу.
Июнь 2010г. г.Москва
А.Вершкова
Ъ