Убийство разрешается

Шахриза Богатырёва
Эдмундо Валадес, Мексика (EDMUNDO VALADES, MEXICO)


На помосте инженеры переговариваются, смеются, хлопают друг друга по плечу и обмениваются колкими шутками. Остроты корявые, с грубым финалом. Понемногу их внимание сосредотачивается на аудитории, и они начинают вспоминать последнюю попойку, интимности девушки, только что попавшей в публичный дом, завсегдатаями которой являются собравшиеся. Предмет разговора - эхидатариос (1), собравшиеся на ассамблею и теперь сидящие внизу у помоста.

-  Да, нам надо спасать их. Вовлечь их в нашу цивилизацию, отмыв снаружи и научив быть грязными внутри.

- Однако вы скептик, дорогой. Кроме того, вы ставите под сомнение наши революционные усилия.

- Полно! Всё это бесполезно. Эти землекопы неисправимы. Они погрязли в невежестве и пьянстве. То, что им выделили землю, не сыграло никакой роли.

- Поверхностные рассуждения, коллега. Вы просто пессимист. Это наша вина. Мы им дали землю – и что? Вроде пока мы довольны. А кредит, удобрения, новая сельхозтехника,  – будут изобретать они всё это?

Президент с удовольствием подкручивает свои торчащие усы, поглядывая через очки, неуязвимый к болтовне инженеров.

Когда едкий запах скотины и земли, запах, которым пропитаны сидящие на скамейках, щекочет ему ноздри, он достает большой яркий носовой платок и трубно сморкается в него. Он тоже когда-то был сельским жителем. Давно. Теперь из прошлого в его нынешней городской жизни и положении в обществе остались только этот цветастый платок и корявость рук.

Земледельцы сидят чинно, с сосредоточенностью деревенского жителя, который попал в крытое помещение, будь то ассамблея или храм. Они сдержанно беседуют, и скупые слова, которыми они обмениваются, всё об урожае, дожде, скоте, кредитах. Многие принесли дорожную провизию – кто на плече, кто в подсумках, на случай, если проголодаются. Некоторые спокойно, неторопливо дымят папиросами, как будто табак вырастили собственноручно. Некоторые стоят, подпирают стены, скрестив руки на , похожие на молчаливую гвардию.

Президент звонит в колокольчик, и гул голосов затихает. Первыми начинают инженеры. Они говорят о земледельческих проблемах, о необходимости повышения урожая, об улучшения продукции, обещают помощь землевладельцам, призывают их заявлять о своих нуждах.

- Мы вам поможем, можете нам довериться.

Теперь наступает очередь тех, кто внизу. Президент приглашает желающих выступить. Тянется первая робкая рука. За ней тянутся  другие. Говорят о своих проблемах: о воде, о старосте, о кредитах, о школе. Одни высказываются прямо, конкретно, другие путаются, не могут выразить мысли, чешут затылки, смотрят по сторонам, будто ища то, что они хотят сказать, будто мысль спрятана где-то в углу, в глазах соседа или выше, где висит люстра.

Какая-то группа людей тихо перешёптывается. Все они из одного села. Их волнует что-то серьёзное. Они советуются, кто будет говорить .

- Лучше Филипп: он больше знает…

- Скажи ты, Хуан, ты тогда говорил…

Единодушия нет. Те, кого назвали,  ожидают, что вытолкнут их. Один старик патриархального вида, решает:

- Это больше всех  касается Сакраменто… Сакраменто ждёт.

- Ладно, поднимай руку.

Рука тянется, но президент её не видит за лесом других рук, опережающих  одна другую. Сакраменто впивается взглядом в старика. Какой-то юноша высоко тянет свою руку. И тогда над лесом лохматых голов поднимаются пять тёмных землистых пальцев. И президент видит  руку и кивает:

- Ну давай, говори.

Рука опускается, когда встаёт Сакраменто. Он пытается пристроить куда-нибудь своё сомбреро. Сомбреро вдруг ужасно мешает, но его некуда деть. Сакраменто оставляет его в руках. За президентским столом начинают подавать признаки нетерпения. Раздаётся голос президента, властный, нетерпеливый, с лёгкой угрозой:

- Ну-ка, этот, кто просил слово, мы ждём.

Сакраменто останавливает свой взгляд на инженере, который сидит на  одном конце стола. Кажется, что он собирается обращаться только к нему, что никого, кроме них двоих, в помещении нет.

- Я говорю от имени всех живущих в Сан-Хуан де лас Мансанас(2). У нас жалоба на мэра, который причиняет нам много зла, и мы больше не можем это терпеть. Сначала он захватил участки земли у Филиппа Переса и Хуана Эрнандеса, поскольку они граничат с его землями. Мы сообщили об этом в столицу, а нам даже не ответили. Тогда мы на сходе общины решили, что нужно поехать в Министерство сельского хозяйства, чтобы вернуть земли. Но ни наши слова, ни документы о том, что земли присвоил мэр, не помогли.

Сакраменто говорит, не меняя выражения лица. Кажется, что он поторяет старую молитву, начало и конец которой знает очень хорошо.

- Когда мы вернулись, он встретил нас с гневом, назвал бунтарями. Как будто мы забрали его землю. Затем он пришел к нам с какими-то расчётами, что-то насчёт кредитов, что якобы мы неплательщики. И агент его неприятный заявил,  что мы должны платить большой процент. Кресенсио, который живёт на холме, там, где водопой, и который очень хорошо разбирается во всех этих цифрах, проверил все счета, и оказалось, что они лживые, просто с нас захотели содрать лишние деньги. Но мэр привёз каких-то сеньоров из Мехико, имеющих большую власть, и сказал, что если мы не заплатим, у нас отнимут землю. Как все говорили, он насильно  взял с нас то, что мы не были должны…

Сакраменто говорит невыразительно, не подбирая слов, без каких-то умышленных пауз. Говорит так же, как пашет землю. Его слова падают, как зерна для посева.

-  Теперь о моем сыне, сеньор. Мальчик тогда был вне себя. Он пошёл к мэру, чтобы потребовать наши деньги обратно. Я не одобрил его и пытался остановить. Но он вбил себе это в голову так, что никого не хотел слушать. Его подло убили - за то, что он якобы украл корову мэра. Мне вернули его труп с раздробленной головой.

Кадык Сакраменто дёргается. Но только. Он продолжает стоять, как дерево, пустившее корни. И ничего больше. И всё так же смотрел на того самого инженера, что сидел на том конце стола.

- Теперь о воде. Воды нет, потому что дождей не было, а мэр перекрыл нам воду из канала. И поскольку засуха все сильнее иссушала кукурузные поля, и  для общины наступило плохое время, мы пошли к нему, сеньор, чтобы он пустил хоть немножко воды на наши посевы. Он ответил нам какими-то отговорками, что, не видит никаких причин для гнева. Даже не слез со своего мула, чтобы п. казать своё пренебрежение.

Кто-то тянет Сакраменто за руку. Один из товарищей что-то втолковывает ему. В помещении слышен только голос Сакраменто.

- Если всего этого недостаточно, так что касается воды, то слава Пречистой Деве, пошли дожди в субботу, и мы наполовину спасли урожай. Тем временем мэр со своими людьми – а это очень плохие люди – похитили двух девушек: Люпиту, которая собиралась выйти замуж за Эрминио, и дочку Кресенсио. Они застали их врасплох, потому что мы все были на поле и ничем не могли помочь им. Они насильно отвезли их в лес и там бросили. Девушки еле вернулись в ужасном состоянии, и были в таком шоке, что мы даже не знали, что спросить. И этот случай не на шутку взбудоражил людей, сеньор, потому что мы устали ждать милости от такой поганой власти.

Голос Сакраменто впервые срывается. В нём звучат угроза, ненависть, роковой приговор.

- Никто не обращает на нас внимания, хотя мы обращались во все органы власти. Мы не знаем, где искать её, справедливость, поэтому хотим добиться правосудия здесь. У вас, – Сакраменто окинул взглядом  каждого инженера и остановился на председательствующем, - кто только что обещал помочь нам, мы просим только одного: наказать мэра посёлка Сан Хуан де Мансанас  Мы просим вашего разрешения собственноручно совершить  правосудие…

Все глаза впиваются в сидящих на помосте. Президент и инженеры, онемевшие, молча переглядываются. Наконец, один говорит:

- Это абсурд, мы не можем выполнить эту немыслимую просьбу.

- Нет, коллега, это не абсурд. Абсурдом будет доверить это дело тем, кто ничего не делает, кто оставляет без внимания эту мольбу о помощи. Ждать, что наше правосудие совершит правосудие, было бы с нашей стороны малодушием. Эти люди ведь больше нам никогда не поверят. Я предпочитаю быть солидарным с этими людьми, с их примитивным правосудием, но всё же  правосудием. Взять на себя вместе с ними ответственность, которая касается и меня. По мне – мы должны дать им то, чего они хотят.

- Но ведь мы же культурные люди с высшим образованием, мы же не можем сбросить это со счетов.

- Надо бы доказать все эти факты бесчеловечности и нарушения закона.

- Что может быть хуже того, чем факты, которые только что нам изложили? Если бы нам причинили столько зла, как им, если бы мы вынесли столько страданий, даже меньше, что им пришлось вынести  - мы тоже могли бы убить, мы бы тоже забыли о правосудии, которое не защищает нас.

- Согласен с вами, коллега.

- Да ведь эти весьма хитрые проныры, нужно выяснить правду. Кроме того,  у нас нет никаких полномочий удовлетворять просьбы вроде этой.

Тогда вмешивается президент. В нём просыпается сельский житель. Его мнение не подлежит обжалованию.

- Скоро ассамблея, которая и вынесет решение. Я беру на себя ответственность.

Он обращается к аудитории. Его голос – это голос крестьянина, тот же голос, один из тех, что говорили в тот день на горе, смешиваясь с землей, с земляками.

Он ставит на голосование  ходатайство общины из Сан Хуан де Мансанас.

-  Те, кто согласен, чтобы им дали разрешение на убийство мэра, поднимите руки.

Все руки вздымаются вверх. Инженерские тоже. И только одна рука не поднята в безапелляционном утверждении, где каждый палец приговаривает к  смерти – немедленной, неизбежной.

- Ассамблея удовлетворяет иск общины из Сан Хуан де Мансанас.
И тогда Сакраменто, который все еще стоит, неторопливо заканчивает свою речь. В его словах нет ни радости, ни боли. Выражение его лица просто и безыскусно.

- Это… спасибо большое за разрешение. Поскольку никто никогда нас не слышал, мэр Сан Хуан де Мансанас со вчерашнего дня мёртв.



1. землевладелец, член эхидо – особой формы общинного землевладения
2. населённая местность в Мексике


EDMUNDO VALADES, MEXICO, 1955

Перевод с испанского и пояснения Шахризы Богатырёвой