Она тогда напилась, но это не главное. Выпила бутылку водки, одна, на работе. Дальше все как-то смутно, очнулась на диване, одетая, в незнакомой комнате. За вычетом адского похмелья, почти живая. Еще раз огляделась, бесполезно, не знает она это помещение. Кое-как встала, выползла в коридор, минуя дверь в еще одну комнату, прошла на кухню. На кухне за столом, накрытым как бы к чаепитию – сидит мужик. Ой, сказала она. Ага, подтвердил мужик. Он ее подобрал на улице, в буквальном смысле слова, ехал с работы на машине, а она лежит на дороге. Не посередине, ближе к обочине, той, что ему по ходу движения, видать упала, как только ступила. В пуховике, сапогах и вязаной шапке. Пьяная вусмерть, на улице минус шестнадцать, остановился, вышел, поднял, затащил в салон, довез до дома и уложил на диване.
Плохо? спрашивает. Покивала головой, замутило, рванула, мыча в знак извинения и просьбы воспользоваться, в туалет. Там ее вырвало. Когда вернулась, мужик уже достал бутылку коньяка. Опять подкатило, но она удержала волну в себе, села за стол. Обманула, всадила в организм рюмку, запила чаем, поплыла. Мужик оказался легким, смешливым. Рассказала про свою несчастную жизнь. Обычная история: муж-алкоголик нигде не работает, дерется и орет, сын целыми днями пропадает неизвестно с кем, а когда приходит, требует жратвы и дышит перегаром. Понимаешь? уточняет. Конечно, тебе когда в следующий раз совсем хреново станет, ты приходи, посидим, поговорим, чаю попьем. Да мне уже. Что? Хреново. А-а, тогда не уходи. Посмеялись.
В следующий раз она появилась у него через две недели. Пришла, смущенно спросила, можно? Пожалуйста. Сидели, пили чай, болтали, у нее создавалось впечатление, что это правильно, нормально, соизмеримо с идеалом, скорректированным временем. Под конец, прощаясь, спросила, а как тебя зовут-то? Он по своему обыкновению засмеялся, Иван. А меня Лиза. Вот и познакомились. Да. О сексе ни то, что ни слова не было сказано, а даже флюда малого не проскочило в воздухе кухни. Шла домой, размышляла, как все это странно, благородно, романтично, очень подозрительно. Пришла домой, окунулась в привычную атмосферу вязкого скандала пополам с устоявшейся ненавистью ко всему. К обоям в коридоре, к голосу его поганому, к занавескам прокуренным, к запаху в туалете. Спасибо, мыло недавно купил жидкое, пахнет резедой – утешение.
Пришла спустя четыре дня – так тянуло. Иван предложил переехать совсем. Чего, сказал, ты мучаешься, бродишь туда-сюда, собирай вещи, переселяйся, я помогу. Да? Да. Тогда я побежала, пока этого дома нет, соберу сумку и позвоню, хорошо? А Санька пусть с отцом живет – двадцать лет, не маленький. Правда? Правда… давай я тебя у подъезда подожду в машине, звякнешь и я сразу поднимусь, встречу. Так и сделали, вышли, сели в машину, доехали до ее дома, благо здесь не далеко – один микрорайон-то. Она побежала, а он остался в автомобиле, включил радио, откинул голову, чуть ли не задремал. Он так там и сидит до сих пор, пока она на шестом этаже панельной девятиэтажки, в обшарпанной двухкомнатной квартирке, рыдает у двери. И пытается разорвать не виноватые ни в чем трусы. Достает из пакета и рвет. Уже третьи, а у нее их всего-то приличных штук шесть осталось.
А он сидит.