АРЕСТ ОТАМАНА
(Глава из исторической повести Аркадия Польшакова "Кошевой атаман")
Рис. Атаман Петр Калнышевский с булавой.
«Не судите его люди строго,
Что служил Краине, он как мог,
Жизнь была, словно в тундре дорога,
Где конь бы, не выдержал, сдох.
Все ж он, выдюжил, выдержал, выжил,
Видно стержень был непростой,
Говорили, он стоячее пожил,
Как утес на Днепре был крутой.
Не боялся сказать правду-матку
Сильным мира - от мира сего,
И имел молодецкую хватку,
И не бил, исподтишка, никого!.. »
(Из сборника Аркадия Польшакова «Гражданская лирика»)
А сейчас мы с вами, друзья, отдадим должное последнему атаману свободной Запорожской Сечи Петру Ивановичу Калнышевскому.
После ликвидации Сечи сначала Петра Калнышевского отправили доживать свой век в родное село Пустовойтовку в сопровождении (точнее под конвоем) эскадрона гусар генерала Текеллия.
Там он некоторое время жил среди родных и друзей. Москали пока его не трогали, очевидно, ожидали приказа сверху, что с ним дальше делать.
Однажды к нему неожиданно нагрянули с визитом дорогие гости, которых он не мог не принять в своей усадьбе.
За накрытым столом атамана с хорошей горилкой и знатной закуской сидели его брат Афанасий, гонцы от куренных атаманов, которые обманув генерала Текеллия, отправились за границу на Дунай образовывать новую Сечь.
Среди них: Панас Калнышевский, Нечипор Ющенко, Трофим Помело, Самойло Калниболоцкий, Закусило Полторяцкий, Рогозяный Дед и другие.
Брат атамана Панас Калнышевский, старшина в Смелянского казацкой сотни, после того как они пропустили по рюмке горилки за встречу, начал разговор по важным вопросам, с которыми казаки приехали к атаману.
Между ними состоялся такой разговор.
Панас: - Петр, брат мой! Атамания передает тебе свое уважение, просит чтобы ты перебрался к ним за Дунай и там возглавил новую Задунайскую Сечь.
Ющенко поддержал его сказав: - Брат, перебирайся за Дунай, здесь тебя москали закатуют (замордуют).
Сказав это, казаки замолчали, напряженно ожидая ответ атамана.
Атаман, немного подумав, ответил ходокам:
- Спасибо казаки за такое хорошее для меня приглашение! Я бы с удовольствием согласился с вами.
Ющенко: - Ну, так что, брат, тогда соглашайся!
Атаман: - Казаки, братья! Здесь есть одно важное обстоятельство и не одно, а несколько!
Помело: - Какие обстоятельства, атаман?
Атаман: - Дело в том, что если я сейчас пойду с вами за Дунай создавать новую Сечь, то холуи Екатерины начнут зверствовать здесь.
Погибнут или будут репрессированы многие казаки, их семьи, которые остались и живут здесь. А это десятки тысяч человек, наших сестер и братьев.
Вспомните, как много нашей крови пролил безумной царь Петр, когда захватил столицу гетмана Мазепы. Его солдата вырезали тогда всех, не жалея ни стариков, ни женщин, ни детей. Этого вы хотите, братья мои, казаки?
За столом образовалась гнетущая тишина, все понимали, что так и будет, эта овца в волчьей шкуре - Екатерина, так и сделает с казаками и их семьями, среди которых есть их родные и близкие.
Атаман продолжал: - Наверное, друзья, братья мои, я должен остаться и нести свой тяжкий крест, как наш Иисус нес его всех нас. Такой будет мой вам ответ, передайте это казакам!
Калниболоцкий (грустно): - Передадим, батько, не сомневайся! Но как ты, отец наш, будешь жить здесь, без нас.
Атаман: - Ничего, Самойло, как у нас говорят: «Бог не выдаст, свинья не съест»
Ющенко: - Все же, брат мой, ты побереги себя, от москалей всего можно ожидать!
Атаман: - Я уже достаточно старый, и это вторая причина моего отказа не ехать с вами, брат. Императрица, как я надеюсь, в этой связи тоже не будет против меня старого атамана различные козни делать.
Панас: - Не очень ты и старый, Петр, еще есть порох в пороховницах, сто лет проживешь!
Атаман: - Спасибо на добром слове! Еще увидим, проживу я или нет сто лет, но есть еще одна важная причина, почему я остаюсь.
Дед: - Какая?
Атамана: - Это та, что меня замучает совесть, когда я пойду под турка, и буду помогать басурманам. С ними, как известно, я всю свою жизнь воевал, поэтому не могу воевать против своих братьев христиан.
Дед: - Москали, разве нам братья? Они хуже турка нам, так подло с нами обошлись после войны с Турцией.
Атаман: - Видите что, братьев мы не выбираем, они нам еще со времен Киевской Руси братья, а вот врагов, мы с вами сами выбираем.
Дед: - И это, правда!
Атаман: - Но, казаки, я вас не брошу, мы здесь с казаками будем помогать вам, выжить в этом "бурхвилом мире".
В меру сил и своих возможностей будем помогать вам, чем сможем.
Дед: - Это уже хорошо атаман, ваша подмога нам очень нужна.
Атаман: - Наладим тайно проходы, переправы в обход москалей и дай Бог там за Дунаем возродится новая Сечь.
Я считаю, что москали опомнятся, и будут вас еще не раз просить вернуться назад. (И здесь он был прав, императрица не раз в своих «Манифестах» предлагала вернуться казакам Задунайской Сечи на родину).
Так закончил этот разговор с казаками атаман Коша.
***
На второй день в доме полковника Павла Савицкого тоже собралась "теплая" компания.
За столом сидели и выпивали сам полковник Павел Савицкий, есаул Никита Перебейнос и подхорунжий Иван Пидколода.
Между ними состоялся такой разговор.
Пидколода шпионивший за атаманом, обращаясь к Савицкому, сказал:
- Пан полковник, поздно вечером к атаману приезжали гости, среди них я узнал братьев атамана Панаса Калнышевского и Нечипора Ющенко. Меня к атаману не пустили, и о чем они там говорили, я не знаю.
Савицкий: - Это хорошая весть! Братья атамана по слухам сбежали за Дунай. Поэтому мы должны немедленно донести на них князю, что у атамана готовится предательство.
Перебейнос, собирайся в дорогу, передай от меня Его Светлости письмо.
Перебейнос: - Хорошо! Пишите, я его передам письмо!
Так ушёл в столицу очередной донос на атамана.
***
Однако атаман ошибся, полагая, что его в таком преклонном возрасте не закуют в кандалы.
Он и в 86 лет был опасен трону императрицы, прежде всего тем, что был выборной атаман всего народа Запорожского Коша, и значительная часть казаков (с полсотни тысяч сабель) пошла бы за ним и в огонь, и в воду. Не было всеобщей Рады, которая бы лишила его этого высокого звания на Сечи, де-факто и де-юре он был атаманом Запорожского Коша.
По приказу императрицы эскадрон гусар во главе с царским следователем секунд - майором Иваном Базылев окружили имение атамана.
Сам майор с помощниками вошел в имение и начинает делать детальный обыск всего имения.
Увидев москалей, атаман сказал жене:
- Какая птица, такая и песня! Что еще можно ожидать вид повии? Только подлости!
- Что будет с нами, с тобой? - Забеспокоилась жена.
- За меня не беспокойся. Береги себя, дочерей и внуков, наших наследников!
* * *
Через несколько лет путь жены Петра Калнышевского на этой скорбной земле кончился...
Знало тогда бедное сердце жены, детей и внуков, они как в тот момент будто чувствовали, что атамана видят в последний раз на этой грешной земле.
А как они его хотели еще увидеть! Сколько слез было ими пролито и сколько молитв прочитано, они хотели дождаться атамана, но не дождались...
В имении атамана москалями был проведен тщательный обыск.
Москали взламывали двери топорами и ломами, все перевернули вверх ногами, искали компромат на Петра Калнышевского.
Все тщательно переписывали, и многое изымали: записи, бумаги, письма, деньги, книги и даже Библию.
* * *
Справка.
На момент избрания его кошевым атаманом, Петр Калнышевский был достаточно состоятельным человеком. При аресте у его зимовках и хуторах было описано 639 лошадей, 1076 голов крупного рогатого скота, 14045 овец, 2175 пудов зерна.
Такому же аресту и изъятию материальных ценностей подверглись всё окружение атамана. На хуторе у писаря Ивана Глобы, царская охранка действовала таким же образом. Он тоже в своё время был награжден за участие в русско-турецкой войне 1768-1774 годов Екатериной золотой медалью с ее изображением.
В 1975 году на хуторе у Ивана Глобы изъяли в царскую казну табун в 400 лошадей, 900 единиц крупного рогатого скота, 13 тысяч овец, 100 свиней.
Некоторые из пишущей братии недоброжелателей всего украинского ставят в вину атаману и его окружению, что они были далеко не бедные люди. Да не бедные, но не сравнить их богатство, с богатством того же князя Потемкина и царских генералов. При этом нельзя забывать, что у атамана и его подвижников силой изъяли все материальные ценности, которые растащили те же «лыцари» в царских мундирах.
Ниже, для сравнения, мы приведем цифры – во что обошлась русской казне, русскому народу содержание многочисленных фаворитов Екатерины.
При этом надо учитывать, что при атамане Калнышевском, каждый казак Сечи был богаче любого зажиточного крестьянина в России.
* * *
Особый интерес для следователей Екатерины составляли письма атамана, переписки и архив Сечи.
Аналогично - письма писаря Ивана Глобы, который вовремя спрятал настоящий архив Сечи, оставив для царской охранки письма с такими лестными для слуха императрицы эпитетами типа: Всепресветлейшая наша..., Всепресвятейшая..., Благочестивая..., Великая государыня императрица и самодержица Всероссийская и т. п..)
Обыск у атамана длился очень долго, эта унизительное дело шло до позднего вечера.
Когда обыск был закончен, царский прислужник секунд майор Иван Базылев сказал:
- Атаман можете сделать приказ по имению, не скоро вы вернетесь сюда, а может и никогда!
Майор дал еще им время всем вместе помолиться.
Жена атамана в слезах спросила:
- Пене майоре! За что, за что вы его арестовываете?
- Петра Ивановича обвиняют в измене!
- Не слушай ты его, никого я не предавал, а меня предали свои же. Скорее всего, донос написал Павел Савицкий.
- Что будет с тобой, Петр?
- Дорогая, милая моя женушка! За меня не беспокойся! Береги себя, дочерей и внуков!
Базылев: - Пора атаман!
- Хорошо, майор, пошли!..
Атаман взял на руки малого внука, донес до ворот, поцеловал и отдал жене ...
***
Как понял атаман, его предал кто-то из ближайшего окружения. Подозрение падало на подхорунжого, хоть он и был казацкого христианского исповедания, но очевидно казака подвела нужда, и он стал следить за атаманом, и обо всем доносить полковнику Савицкому, давнему его недругу.
Калнышевскому было больно за него. Полгода до этого у него умерла от коликов в животе дочь. Печальная судьба, может эта беда, и сломала человека.
- Бог ему судья! - Подумал атаман.
***
Под усиленным конвоем атамана Коша Петра Калнышевского москали сопроводили в кузницу.
Там атамана заковали в кандалы, а утром посадили в крытый возок с небольшим завешенным занавеской окошком, чтобы не видно было, кого везут, и повезли под усиленным конвоем на север.
Повезли его мимо разоренной Сечи. Ее обгоревшие головешки куреней, дома и церкви производили мрачное впечатление.
- Боже, что натворили эти неразумные холуи Екатерины, чтобы их черти на том свете также хорошо поджарили! - Подумал атаман.
Выехали в широкую степь, они поплелись проселками на Север, в Московию. В щель в дверях и в неплотно завешенное окно была видна полоска света - полоска свободного мира: мимо плыли степные поля, перелески, единичные села и люди.
Никто не оглядывался, и трудно было догадаться, что в таком внешне безобидном тарантасе внутри тоскует сердце кошевого атамана Запорожской Сечи.
В тарантасе было душно, он трясся на кочках. В своих мыслях атаман прощался со всем этим и вдыхал, наслаждаясь запахами родины, - когда он увидит ещё все это, скорее всего никогда.
Так тайно, как и многих свободолюбивых казаков, атаманов и гетманов Украины, в закрытой повозке, под усиленной охраной, москали переправили атамана Петра Калнышевского в распоряжение Военной коллегии.
Кошевой атаман Пётр Калнышевский вместе с Иваном Глобой и Павлом Головатым почти год находился в московской конторе Военной коллегии, под присмотром её вице-президента Григория Потёмкина. Всевластный екатерининский фаворит в то время вынашивал планы дальнейшего расширения возглавляемой им Новороссийской губернии за счёт запорожских земель и ханских владений в Причерноморье.
Калнышевский ему мешал, прежде всего, тем, что был законным руководителем самостоятельного автономного образования, находящегося в составе Российской империи, - Войска Запорожского Низового.
Потому Потёмкин и форсировал вопрос об уничтожении Сечи.
За черными, железными дверями подземелья Военной коллегии для атамана, начинался другой мир:
- Мир тьмы, неизвестности и клопов.
- Мир холода, грязи и вшей.
- Мир страданий и унижений.
- Мир бесконечных ожиданий, что принесет следующий час, следующий день, и так год за годом.
Кормили атамана один раз в день, гречневой или овсяной кашей и водой с хлебом. Самое трудное для атамана в этой школе тюремного выживания, было, начало начал.
И это понятно почему, поскольку такое начало если не пугает, то настораживает любого человека. Подобно тому, как сначала надо быстро окунуться в холодную воду реки, чтобы потом стало немного теплее (тело адаптируется к воде), тогда и страх перед холодом (неизвестностью) проходит.
По прибытию в Тайную коллегию атамана еще раз обыскали, отобрали все, что могло привести на взгляд тюремщиков к самоубийству.
- Смешные люди, - подумал атаман, - он всегда хотел жить, и будет жить долго, насколько это возможно, а эти палачи думают иначе.
Атаман почувствовал себя не в своей тарелке, когда старшему конвоя сказали:
- Смотрите, он особенно опасен!..
В камере, в которую его сначала привели, никого не было, он был один. Атаман вначале немного беспокоился по поводу того, что арестованным с ним писарю Ивану Глобе и судье Павлу Головатому, дознавателями (следователями) будет специально сказанная ложь относительно того, что он якобы раскололся и продался. Они могут поверить этой лжи, и начнут говорить все, что надо и не надо.
Однако затем атаман подумал, что его товарищи тёртые калачи и их на мякине не проведешь.
В камере атаман молился и переживал за семью и товарищей по Сечи. После затишья дома, ласки детей, улыбки жены, после дорогого общения с казаков, после хорошего духовного и физического стола, надо сказать, стены камеры давили на него, и довольно сильно.
В камере было тесно, не развернешься. Два - три шага вперед и стена, поворот, столько же обратно и снова стена.
От лежания у атамана начинали болеть кости, потому что в камере нет ничего, даже охапки соломы, а на нем надето лишь то, что было на момент ареста. А арест был в сравнительно приемлемую погоду, зимнюю одежду тогда он не носил.
Начались допросы.
Надо сказать, что своеобразной личностью был при царском дворе Степан Иванович Шешковский. Нет, он не занимался, как императрица изучением трудов Монтескье и Дидро, у него были другие заботы. Он проводил допросы и, жуя любимую свою просфорку, со своими подельниками палачами Могучем и Глазовым выбивал показания у попадавшим в немилость императрицы людей. Шешковский хотел, как и многие из палачей тоже подняться по карьерной лестнице и стать статским советником.
Поэтому, он, жуя просфорку и листая дело, заведенное им на атамана, с улыбкой сказал ему:
- О, пан атаман! Доброй ночи!
Садитесь на этот стульчик, разговор длинный, а может, будет и коротким, все зависит от вас. Как вам у нас спалось?
Атаман ответил: - Спалось хорошо, как в раю, только блохи кусают!
- Что поделаешь, блохи, как люди, их трави не трави, а они все равно укусить кого-то хотят. В этом плане и вы для нас не подарок, вон, сколько жалоб на вас накатали (показывает на бумаги).
- Ну и кто, и что обо мне вам пишет?
Шешковский берет первое попавшееся письмо и читает:
- Вот письмо известного вам полковника Савицкого. Он пишет, что вы, кошевой атаман вместе с военным писарем и войсковым есаулом, готовите в ближайшие месяцы изменить императрицы. Уже договорились выбрать в войске двадцать человек добрых казаков и послать их к турецкому султану с просьбой принять под турецкую протекцию.
- Чушь это собачья! Какая тут может быть измена в интересах турок! Я всю свою сознательную жизнь боролся с османами! Сама императрица за это не раз и не два награждала, благодарила меня за помощь в русско-турецкой войне.
Шешковский с улыбкой:
- Так-то оно, так! Однако все это было в прошлом, сейчас у нас другие времена. И ваши заслуги не в счет! Мы здесь думали, думали с Его Превосходительством, какое преступление вам приписать, и решили прилепить вам измену в пользу Турции, а еще и то, что вы с давних времен является злостным противником императрицы и России!
Атаман про себя подумал: - Лучше видно придумать ничего следователи не могли и решили предъявить обычное избитое обвинение - в измене.
Кому я изменял? Никому, даже жене! Теперь, видимо, Дьявол порадуется за это.
Шешковский с насмешкой продолжал: - Ну, что молчим, атаман! Согласны ли вы с нашим заключением, или нет? Я даю вам время на размышление! В противном случае поведем допросы с пристрастием! У нас здесь есть хорошие специалисты по этому делу!
Он пальцем подозвал к себе двух своих подручных палачей Могучего и Глазова с угрюмыми рожами мясников на скотобойне, и сказал:
- Вот полюбуйся атаман на этих молодцов с клещами, они живо заставят любого заговорить. Так, что посиди, подумай!
Атамана увели обратно в одиночку.
Ночью он спал урывками. Клопы заползали под одежду и кусали.
Оценивая сделанное, атаман Коша, конечно, не жалел ни о чем, осознавая, что в стане врагов, будет сделано все, чтобы наказать его как можно строже: казнить - не миловать.
Атаман верил и чувствовал, что многие братья казаки, молятся, сочувствуют ему. Хотя при этом он осознавал и переживал, что не все казаки поняли и приняли его решение оставить без боя их Запорожскую вольницу.
Главное чтобы сечевики и разношерстный народ Коша не осуждали его. Это для него много значило.
Втайне, будучи здесь в подвалах Военной коллегии он ждал какой-то весточки привета с воли. Но прорваться такой весточки через запоры Военной коллегии было невозможно.
- Как парадоксально построена жизнь, - думал, сидя в одиночке, атаман, - преступница Екатерина убив своего мужа царя Петра III, теперь правит бал, а он своим умом и трудом добившись признания его атаманом на всеобщей Сечевой Раде, должен быть казнен. Это она императрица должна быть казнена, а не он...
Подписать признание престарелого атамана в Военной коллегии заставили изощренные пытки, унижения и бессонные ночи.
Рис. Пыточная камера для заключенных.
Почти каждую ночь его водили на допрос, а на рассвете, обессиленного, волокли назад и бросали прямо у порога камеры. После этих новейших по тем временам допросов, во время которых дознаватели – истязатели, всячески унижали и оскорбляли атамана, его святыню - Запорожскую Сечь, он практически не разговаривал со своими мучителям – палачами. Атаман замкнулся в себе.
Его душевное состояние можно описать такими, немного видоизмененными, словами известной украинской поэтессы Леси Украинский:
«Его душа постреляна, порубана словами,
Душа его от ран изнемогала,
Будто стрелами и острыми мечами,
Десница издалека его здесь достала... »
Петру Калнышевскому было ясно, что-то доказывать, сопротивляться и опровергать клевету совершенно бесполезное занятие. Зачем на это бесполезное занятие тратить свои силы и энергию, сопротивляться системе бессмысленно.
Полностью опровергал он лишь обвинения в измене, и кому он изменял или изменил?
Его выбрала на атаманство всеобщая Запорожская Рада, и он клялся ей в верности, а не императрице! Какое же тут предательство, да еще в пользу Турции, с которой он всю свою сознательную жизнь воевал?
В словах, поступках, мыслях у него всю жизнь царила забота о Сечи, горел согревающий жар к родине, где же здесь предательство?
В его измену, как, впрочем, и во многое другое не верили и сами палачи, им нужно было лишь признание.
После того как атаман «признал» себя «противником императрицы и России», то его больше не стали вызывать на допросы, и, сидя в одиночной камере, он мог отдаться своим мыслям.
Так было состряпано в 1776 году так называемое «Дело государственной военной коллегии об измене кошевого Петра Калнышевского в пользу Турции».
Перед, так называемым судом Военной коллегии, атаману зачитали доносы явных врагов и личных противников атамана. Здесь учли все доносы, которые писались на атамана в Петербург, начиная с первого года его атаманства в Сечи.
Как мы уже указывали, начиная с января 1767 года, полковой старшина Павел Савицкий собственноручным письмом ставил в известность Петербург, что кошевой атаман вместе с военным писарем и войсковым есаулом готовятся в ближайшие месяцы изменить императрицы.
Таких доносов и кляуз поступило от него много. Видно из давних времен он люто ненавидел атамана и желал его смерти.
В так называемый «просвещенный» век Екатерины, когда доносы поощрялись правительством, и общество было заражено ими, никто не мог быть застрахован от обвинений в государственной измене или иного государственного преступления.
Забегая вперед скажем, что после ареста атамана, казаки во главе с братом атамана поймали кляузника Павла Савицкого и утопили его на базаре в общественном нужнике. Как говорят собаке - собачья смерть.
На закрытом заседании коллегии, которая длилась несколько минут, Петру Калнышевскому вынесли приговор - смертная казнь, «за великоважную вину», которой не было.
До Екатерины попали и более свежие доносы от сторонников Лантуха о том, что якобы старый атаман Коша Петр Калнышевский тайно пытается наладить контакты с той частью сечевиков, которая после разгрома Сечи не сдалась и образовала за рубежом Задунайскую Сечь.
Подвергши старого атамана допросам «с пристрастием», как это делалось всегда в Военной имперской тайной коллегии и, не добившись ничего существенного в признании своей вины, «коллегисты – чекисты» на основании доносов на атамана сфабриковал вердикт, который отправили на утверждение императрицы.
* * *
Надо отметить, что Екатерина II в России ввела так называемую "фаворитскую" систему правления, при которой многие государственные вопросы решались под влиянием часто меняющихся едритов - фаворитов. Это была отличительная черта правления Екатерины II от других монархов.
Но если ранее в лице Григория Орлова и его братьев императрица имела опору трона в военной силе русской лейбл - гвардии, то следующий ее фаворит, подпоручик - кавалергард Александр Васильчиков, был не более чем забава и её утешение.
Васильчиков появился через десять лет после переворота, тогда Екатерина была уже полновластной "самодержицей", и не нуждалась более в офицерах, которые защищали бы ее и престол, и теперь она могла позволить себе роскошь приблизить к своей особе молодого красавца, в чьи функции входили лишь заботы о любовных утехах с ней.
Интересно вспомнить, как на «пробу» избирались фавориты в царствование Екатерины, которую за ее сексуальные домогательства запорожские казака прозвали Екабелиною.
Процесс выбора кандидата в едриты - фавориты был следующий.
Сначала кандидата в "едриты" осматривал лейбл - медик императрицы Роджерсон, и когда он находил, что едрит пригоден в фавориты, и у него нет триппера или сифилиса, то дальше завербованного приводили к Анне Степановне Протасовой на тройное ночное испытание - стоит или не стоит у него это самое мужское достоинство...
Когда он удовлетворял требования Протасовой, она доносила Всемилостивый государыни о благонадежности испытуемого, и тогда первое свидание проводилось по заведенному этикету.
Перекусихина Марья Саввишна и камердинер Захар Константинович были обязаны в тот день обедать вместе с избранным.
Затем в 10 часов вечера, когда императрица была уже в постели, Перекусихина вводила в опочивальню благочестивого едрита, одетого в китайский халат с книгой в руках, и оставляла его для «чтения» в кресле у ложа «помазанницы божьей»...
Так официально при Екатерине была признана проституция в верхних эшелонах власти России.
После Васильчикова пост едрита - фаворита занял известный нам князь Григорий Потемкин, который тоже прошел эту унизительную для мужчины проверку на «профпригодность».
После князя у любвеобильной старушки Екатерины была еще куча мала едритов - фаворитов. Среди них были Зорич и двадцатичетырехлетний кирасирский капитан Иван Николаевич Римский- Корсаков и пр..
Рис. Екатерина Вторая
Последний (Корсаков) оказался первым в конкурсе претендентов на должность фаворита, победив еще двух офицеров - немца Бергмана и побочного сына графа Воронцова – Ронцова.
Тогда у русских аристократов существовал обычай давать своим внебрачным, но признанным ими сыновьям так называемые «усеченные» фамилии, в которых отсутствовал первый слог родовой фамилии.
Поэтому внебрачный сын князя Воронцова имел глупую для русского понимания фамилию - Ронцов. Как шутили в свете, лучше бы звучала у него фамилия - Ранцев.
В России на этот счет родился анекдот, про барона с фамилией Зас и российского вельможи Ранцева. Они решили поженить своих детей и дать им объединенную фамилию (получилась уж очень смешная фамилия - ЗасРанцев).
В Сибири, в Тоболе, где кроме европейцев жили и степняки, был распространен другой смешной анекдот. Немец Раз женился на дочери местного богатого бая по прозвищу Ибаев, при слиянии их фамилий молодожены носили тоже смешную фамилию...
Но сейчас нас интересует не первые два фаворита, а третий по счету едрит - фаворит Григорий Потемкин. Поскольку именно с его подачи решалась судьба Петра Калнышевского.
Накануне Екатерина прислала записку князю Потемкину, своему новому фавориту.
В ней она писала в свойственной ей женской, лисьей обольстительной манере общения с фаворитами, следующее:
- Здравствуй Гришенька! Приезжай завтра с утра пораньше. Приму тебя в будуаре, посажу тебя на диване у стола, здесь нам будет теплее. Затем станем почту смотреть, читать ...
Отпущу тебя, Судариков мой, в половине двенадцатого час.
Пока, миленький!
Вчера поздно встала. Люблю тебя премного...
Утром, когда императрица еще спала, к ней в будуар ввалился Григорий Потемкин. Там они занялись сначала приятным, а затем некоторым делами, как говорится: совмещая приятное, с полезным.
Среди бумаг императрица нашла вердикт Военной коллегии на Петра Калнышевского. Она спросила своего миленького едрита - фаворита:
- Гришенька! Что ты думаешь на счет этого престарелого кошевого атамана Калнышевского, который сидит сейчас вместе со старшинами в подземелье Военной коллегии?
- Что пишут из коллегии?
- Вердикт их, что он тайно переписывался с казаками, бежали за границу.
- Что есть доказательства, перехваченные письма? - Вопросительно спросил императрицу князь.
- Нет, писем нет, есть только доносы.
- Бесценная моя Като, доносы и жалобы и на меня тебе пишут. Но ты, ведь, не веришь этой писанине. Или веришь? - С улыбкой спросил князь.
- Что ты, миленький! Я тебя так люблю и как себе верю. Но как с этими казаками поступить? Ты у меня, ведь, ягяур, москов, казак. Еще о-го - го какой казак, - шутя, заметила императрица фавориту .
- Давай я съезжу на юг, посмотрю, что и как, позабочусь там об устройстве бывших запорожцев во вверенных мне губерниях, переговорю с казаками на счет атамана Коша и пришлю тебе письмо по этому поводу. Хорошо!
- Так моя юла! Приезжай скорее! Буду ждать тебя с нетерпением...
Потемкин, съездив на юг страны, посмотрел и переговорил с казацкой старшиной о настроениях казаков.
Решил, чтобы не допустить бунта их, надо убедить Екатерину о необходимости создания Донского и Астраханского казачьего войска, а также о строительстве флотилии транспортных судов для обеспечения коммуникаций на Азовском море.
Старшины казаков посоветовали ему не применять смертную казнь к атаману Коша Петру Калнышевскому, это могло вызвать возмущение в казацкой среде.
Поразмыслив над этим, Потемкин, как и обещал, написал по этому поводу Екатерине письмо от 8 июня 1776 года. Он подал на рассмотрение Екатерины предложение о пожизненном заточении запорожского кошевого атамана в Соловецком монастыре, а писаря и судью Коша сослать в Сибирские тюрьмы - монастыри, что и было утверждено императрицей.
Святейший Синод получил предписание дать распоряжения соответствующим монастырям.
Приведем это письмо:
"Всемилостивейшая государыня!
Вашему императорскому величеству известны все дерзновенные поступки бывшего Сечи Запорожской кошевого Петра Кальнишевского и его сообщников судьи Павла Головатого и писаря Ивана Глобы, коих вероломное буйство столь велико, что не дерзаю уже я, всемилостивейшая государыня, исчислением оного трогать нежное и человеколюбивое ваше сердце, а при том и не нахожу ни малой надобности приступать к каковым-либо исследованиям, имея явственным доводом оригинальные к старшинам ордера, изъявляющие великость преступления их перед освященным вашего императорского величества престолом, которою, по всем гражданским и политическим законам заслужили, по всей справедливости, смертную казнь. Но как всегдашняя блистательной души вашей спутница добродетель побеждает суровость злобы кротким и матерним исправлением, то и осмеливаюсь я всеподданнейше представить: не соизволите ли высочайшим указом помянутым преданным праведному суду вашему узникам, почувствовать тягость своего преступления, объявить милосердное избавление их от заслуживаемого ими наказания, а вместо того, по изведанной уже опасности от ближнего пребывания их к запорожским местам, повелеть отправить на вечное содержание в монастыри, из коих кошевого - в Соловецкий, а прочих - в состоящие в Сибири монастыри, с произвождением из вступившего в секвестр бывшего запорожского имения: кошевому по рублю, а прочим по полуполтине на день.
Остающееся же затем обратить, по всей справедливости, на удовлетворение разоренных ими верноподданных ваших рабов, кои, повинуясь божественному вашему предписанию, сносили буйство бывших запорожцев без наималейшего сопротивления, ожидая избавления своего от десницы вашей и претерпев убытков более нежели на 200 000 рублей, коим и не оставлю я соразмерное делать удовлетворение, всемилостивейшая государыня.
Вашего императорского величества
Верно всеподданнейший раб князь Потемкин.
----------------------------------------------------------
Резолюция императрицы была такой:
Подписано собственной е.и.в. рукою: "Быть по сему". 14.05.1776 года Царское Село".
***
10 июня на основе конфирмованного доклада был издан указ Екатерины II, и в тот же день Синод, руководствуясь решением Сената, постановил "Калнишевскаго в Соловецкой монастырь принять, а для содержания Головатого и Глобы монастыри в Сибири назначить преосвященному Варлааму, епископу тобольскому, по сношению с тамошним господином губернатором; и в содержании оных узников безъвыпускно из монастырей, и о удалении их не толко от переписок но и всякаго с посторонними людьми обращения и о имении в том настоятелям прилежнаго надсмотрения, и о доставлении им к пропитанию получаемаго из Новороссийской губернии жалованья и о поступании с ними во всем том, как в ведении Правительствующаго Сената предписано". Отдельно оговаривалось, чтобы "в Соловецком монастыре посылаемаго туда узника содержать за неослабным караулом обретающимся в том монастыре салдат".
В Соловецком монастыре в течение нескольких веков существовало и скрытое от глаз благочестивых паломников пространство - тюрьма, в которой содержались узники, обвинённые в тяжких преступлениях против монархов и церкви.
Размещение узников на Соловках обусловливалось нахождением там труднодоступной крепости, связь с которой по морю поддерживалась всего несколько месяцев в году; даже в начале июня кораблям приходилось пробираться сквозь плавающий лёд. Тюремные функции монастыря усилились во времена правления Екатерины II, что стало прямым следствием проводимой ею секуляризационной реформы.
Императрица Екатерина, немка по натуре, будучи сторонницей немецких камералистских идей, полагала, что церковь должна быть послушной тоже ей, как и всё остальное.
В распоряжении Соловецкого архимандрита находилась воинская команда в составе около 100 человек, обеспечивавших боеспособность Соловецкого кремля (как пограничной крепости) и осуществляющих охрану содержащихся в нём заключенных.
При архимандрите Иерониме (1777-1793) соловецкий гарнизон перевели в подчинение ярославского и вологодского генерал-губернатора Мельгунова; ограничение компетенции настоятеля монастыря правительство компенсировало предоставлением некоторых субсидий и льгот, в частности отпуском 500 руб. на год на развитие монастырского мореходства. Это решение вызвало негласное неудовольствие у архимандрита и его монастырского окружения, так как императрица лишала, шаг за шагом церковное руководство прибыльных ресурсов, отбирая у их привилегии, вотчины и угодья.
* * *
Если бы казаками был основан «Орден Иуды», то он бы был вручен под № 1 казаку Грицку Нечесе (Григорию Потемкину) за предательство интересов казачества, уничтожение Запорожской Сечи усиление имперского колониализма и геноцида местного населения.
Рис. Орден Иуды
Куда делась его хвала, букеты дифирамбов, стремление записаться в казаки, ближе познакомиться с запорожцами, предоставить им услуги, втереться в друзья, в «сечевые товарищи»?
Вот так, по «милости» двух бесчестных людей, так жестоко решилась судьба целого казацкого народа и их кошевого атамана.
Потемкин не хотел принародно судить последних представителей свободной Запорожской Сечи. Их просто не за что судить, они воевали на стороне России.
Поэтому он предложил императрице расправиться с неугодными запорожцами «без пыли и шума», как принято сейчас говорить - административным путем.
Такие методы расправы с опасными «врагами» вполне устраивали императрицу. Беззаконие не смущало ни Екатерину, ни её фаворита Потемкина.
Все в её империи делалось скрытно и быстро.
==========================================
Остросюжетные и юмористические книги, сборники стихов АркПоля можно заказать в Канаде - Welcome to Lulu ! https://www.lulu.com/ Questions About Placing a Bulk Order?
Call 919-447-3244 через Интернет:
1.Сборник любовной лирики -
2.Поэзия космоса -
3.Роман "Кошевой атаман" -
4.Роман "Воскрешение" -
5.Повесть "Исполины" -
6.Сборник юмористических рассказов -
7.Новейший Завет -
8.Книга стихов "СТРАНА ПОЭТОВ":
9.Повесть "ПАДЕНИЕ БЕЛОГО ДОМА":