ГЛАВА 3
Два дня спустя, мы с Максом снова блаженствовали у кондиционера в кабинете Юлии Малышевой.
- Юль, что нового? – спросил я, разливая кофе по чашкам.
- Об этом я хотела вас спросить, - ответил мне самый очаровательный следователь нашей прокуратуры.
- Бажова у тебя была?
- Она позвонила. Сказала, что сразу появится ко мне после похорон. Сейчас не в состоянии.
- А Муранов?
- У Бажовой я не спрашивала, а сам он не объявлялся. Думаю, они придут вместе.
- Я бы хотел на них взглянуть.
- Я тоже, - произнес Макс.
- Какие проблемы? - карие глаза Юли выражали бесконечную усталость.
Мне нравились ее огромные глаза. Их глубокий, коричневый цвет в сочетании с натуральными светлыми волосами был очень эффектен. Это периодически пробуждало во мне первобытные инстинкты.
- Что у тебя, театрал ты наш? – поинтересовалась Юля у Макса.
- Если честно, то ничего, - пробурчал Одинцов, - вот куча объяснений от людей, более или менее связанных с покойным. Можешь не читать – это макулатура. А если коротко, то замечательнее человека, чем Розанов, на свете не было. Гениален, велик, божественен и т.д. В один голос поют и режиссеры и актеры. В принципе, это понятно – о покойнике либо хорошо, либо ничего.
- А слухи? – спросил я.
- О смерти никаких. Все недоумевают и клянутся, что никаких видимых причин заканчивать жизнь самоубийством у Розанова не было. В профессиональной сфере, на первый взгляд, все чисто.
- А в личной? – поинтересовался я.
- Завербовал я, по ходу, одну пожилую билетершу из театра имени Маяковского. Там сейчас идет «Гамлет» в Розановской интерпретации. Кстати, главную роль играет Бажова. Как мне сказали корифеи театра, после Сары Бернар в этой роли никто так не блистал. Это единственный спектакль, который Бажова не отменила после самоубийства Розанова.
- А в скольких она еще занята? – спросила Малышева.
- Пять спектаклей в трех театрах. Отменены все. Через пять дней последний показ «Гамлета» перед отъездом театра на гастроли.
- Так что тебе поведала завербованная билетерша? - напомнил я.
- Поведала одну старую историю. В эпоху своей бурной молодости наш драматург на пару со своим приятелем – Михаилом Ивановичем Мещерским – воспылали любовью к одной женщине, - Макс многозначительно посмотрел на меня.
- Маргарите Бажовой, - сообщил я.
- Уже знаешь? – спросил Макс.
- Мой доклад позже, продолжай.
- Так вот, об этом любовном треугольнике судачила вся театральная Москва. Подробности мне неизвестны, но билетерша сказала, что Маргарита Бажова на какое-то время уехала в Саратовский драмтеатр, а вернувшись, явила театральному бомонду свою дочь – Арину. Богема гадала, чья это дочь – Розанова или Мещерского. Пикантности добавило то, что Розанов забыл свою старую любовь и втюрился по уши в Арину. В этом случае дело закончилось законным браком, но слухи вновь проносились по театрам, как только Арина беременела. Она родила двух сыновей, но оба не дожили и до года. Поговаривали, что другого и быть не могло. Что ж путного получится от инцеста?
- То есть, все уверены, что Розанов женился на своей дочери? – уточнила Юля.
- Не все, но многие, - ответил Макс.
- Федор, тебя эта информация не заинтересовала? – Юля посмотрела на меня.
- Юлечка, прошло два дня, а ты меня даже не спросила, где протокол допроса Мещерского.
- Забыла. А где он, кстати?
- Еще не готов.
- А чем же ты два дня занимался?
- Во-первых, Батискаф не снимал с нас прочих неотложных дел, а, во-вторых, все свободное время я посвятил чтению.
- Чего ж ты читал, образованный? – съехидничал Макс.
- Произведения Михаила Булгакова «Кабала Святош», «Жизнь господина де Мольера» и неоконченную пьесу Розанова «Мольер», врученную мне Мещерским.
Я в подробностях пересказал весь наш разговор с Михаилом Ивановичем. Юля и Макс слушали не перебивая. В конце я произнес:
- Все эти произведения объединят одна тема – кровосмешение. Но самое интересное, что предсмертная записка есть ни что иное, как фрагмент рукописи «Мольера». У меня пьеса в печатном варианте, но не исключено, что есть рукописный. Листок из рукописи и фигурирует в нашем деле, как предсмертная записка Розанова. Вот это место в пьесе.
Я раскрыл перед коллегами серую папку и продекламировал:
Я всю жизнь находил компромисс,
Думал – цель моя гордости выше,
Пьяным запахом старых кулис
Одурманенный, зала не слышал.
Как умел, сочинял я и жил,
Но закрылись из золота дверцы.
Так на чей я алтарь положил
Шутовское, разбитое сердце?
- Что это нам дает? – спросила Юля.
- Ничего, - буркнул Макс.
- Он прав, - сказал я, - но есть еще одно обстоятельство. Мещерский не верит в самоубийство, поскольку Розанов был скрытый левша. Он только ел и писал правой. Так приучили родители еще со школы.
- А выстрелил он себе в правый висок, - задумчиво произнесла Юля.
- Левой рукой этого сделать невозможно, - заметил Одинцов.
- Инсценировка? – спросила Малышева, - но у нас нет никаких следов. Дверь не взломана. На пистолете только Розановские пальцы. Из квартиры вроде ничего не пропало… Хотя, это надо выяснить у Бажовой. То, что Розанов был левша, еще не повод для возбуждения дела.
- А почему Мещерский подсунул нам эту пьесу? Намекает на что? – спросил Макс.
- Не знаю, - ответил я, - я не готов был задавать ему вопросы дальше, пока все не прочел. Теперь я готов кое-что выяснить.
- Выясни и сегодня же, - сказала мне Юля, - кто это может быть по мнению Мещерского. Служанка, Бажова, Муранов? Кто еще мог беспрепятственно войти в квартиру? Бажова отомстила за инцест? Муранов убил человека, приютившего его и являющегося мужем женщины, с которой у него роман? Иванова расстроилась из-за маленькой зарплаты? Ничего не понимаю!
- Это может быть кто угодно. Розанов мог сам впустить убийцу, - заметил Макс.
- Доказательств убийства у нас, по-прежнему, нет, - сказала Малышева, - но есть еще шесть дней. Я пока ничего не буду говорить прокурору, поскольку предполагаю его реакцию. Он все равно заставит писать отказной, слишком уж личность известная.
- Но покопаться-то стоит? – произнес я.
- Стоит, - ответила Юля, - дуй сейчас к Мещерскому. Вдруг он что-то недоговаривает. Макс, я тебя попрошу выяснить все про Муранова, Иванову, Бажову и Мещерского. Где женились, где крестились, в какой детский сад ходили. И кто еще знал о пистолете?
- Юля, Мещерский наполовину парализован, - заметил я.
- Значит, у меня в деле должна быть выписка из медицинской карты, где указано, что у него парализована правая сторона тела. Впрочем, в чужой правый висок выстрелить, держа пистолет в своей левой руке, вполне возможно. Не находишь?
***
Поднимаясь в уже знакомую мне квартиру Мещерского, я думал о том, что Юлия Борисовна Малышева совсем недавно пришла в нашу прокуратуру, однако, правильно оценивать обстановку, самостоятельно мыслить и, что немаловажно, умело руководить операми научилась довольно быстро. Лишь бы «верхи» ее не сожрали. Личность в Системе, что прыщ на интимном месте. Хотя, в оценке личности Юльки я, наверное, субъективен.
Увидев перед собой цифры «325», я нажал кнопку звонка. В проеме двери образовались очки и косички.
- Здравствуйте, - молвил я, - это санэпидемстанция. Тараканы не беспокоят?
- Вы же говорили «из милиции».
- Я врал. У меня работа секретная. Если тараканы услышат, что я пришел их травить, они испугаются и спрячутся. А если услышат, что это милиция, успокоятся. Милиция охотится на людей, которые похуже тараканов будут.
После сказанного мне очень захотелось попросить Машеньку захлопнуть ротик, но из глубины квартиры раздался голос Мещерского:
- Машенька, кто там?
- Это я, Михаил Иванович, - ответил я и, минуя очки, косички и открытый рот, прошел в кабинет.
- Я ждал Вас, Федор Андреевич.
Мещерский сидел в той же позе и на том же месте, что и в прошлый раз. Я обратил внимание на то, что выглядит он неважно. Инсульт – дело нешуточное.
- Михаил Иванович, у меня столько вопросов, что голова идет кругом.
- Присаживайтесь, - произнес Мещерский, ставя передо мной пепельницу, - Машенька, организуй нам чайку. А, может, чего-нибудь покрепче?
- Если не возражаете, позже.
- Не стесняйтесь, скажите.
Я закурил и достал из папки протокол допроса свидетеля.
- В прошлый раз Вы не стали ничего записывать, - заметил Мещерский, - что-то изменилось?
- Я прочел пьесу Розанова.
- Ну и как?
- Как – это дело критиков. Я пытался читать между строк, но в голове произошел ядерный взрыв.
- Тогда задавайте вопросы.
- Михаил Иванович, я признаю, что в нашем мире есть необъяснимые вещи. Это пища мистиков и религиозных служителей. Сотрудников уголовного розыска учат оценивать факты и доказательства. Я понимаю, почему Розанов взялся за подобную работу. Слишком много личного. Спустя несколько веков, наш драматург повторил судьбу другого драматурга – Мольера. Но одна вещь меня просто шокировала. Имена героев пьесы придумал не Розанов, а Булгаков. Мадлена Бежар – Маргарита Бажова. Арманда Бежар – Арина Бажова. Захария Муаррон – Александр Муранов. Имена созвучны. Такого нарочно не придумаешь.
Мещерский посмотрел на меня:
- Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам.
- Вы хотите все списать на мистику?
- Я не хочу ничего списать. Я хочу убедить вас, что все не просто. Все не просто и не п р о с т о т а к. Когда мне открылось то, что вы сказали, я был в шоке. Как будто, приоткрылся занавес времени и период царствования Людовика Четырнадцатого ворвался в наше время. Я не знаю, как объяснить все эти совпадения. Они есть и все.
- Но за занавесом времени не было убийства. Была травля со стороны церкви и короля, был «Тартюф», намозоливший всем глаза, была дочь или жена, сбежавшая из дома, и был приемный сын, актер-любовник, доигравшийся до любовной связи с женой человека, вытащившего его из грязи. Почти все совпадает с нашим случаем, за исключением травли со стороны властей. Конфликта с сильными мира сего у Розанова, как я понимаю, не было?
- Миша не разыгрывал трагедию «Художник и Власть», но кто сказал, что эта трагедия самая сильная? Личное бьет больнее, потому что бьет с близкого расстояния.
- Но причиной смерти Мольера «явилась судьба», как значится в пьесе, а не пуля из пистолета Макарова.
Мещерский как-то странно осунулся.
- Дайте и мне сигарету, Федор Андреевич.
- Вам же, наверное, нельзя.
- Кто знает, что нам можно, а что нельзя?
Я дал Мещерскому прикурить.
- Михаил Иванович, давайте допустим, что мне понятны все метафоры и аллегории. Ответьте мне на один вопрос – вы имеете представление, в чьих руках был в ту ночь пистолет?
- Федор Андреевич, мои предположения ничто без доказательств, а вам нужны именно они. Я могу сказать только одно – посторонних в этом действии не было. Даже домработница не в счет. О том, где лежит пистолет, знали только Миша, Арина, Муранов и я. Надеюсь, мне алиби придумывать не надо?
- Это решать не мне.
- Федор Андреевич, конечно, все было бы гораздо проще, если бы наш разговор не состоялся. Но, поверьте, я не в состоянии держать это в себе. Тем более что после случившегося ко мне ни разу не заходила Арина. Даже не звонила.
- Михаил Иванович, а вы сами верите в то, что Арина Бажова – дочь Розанова?
- Теперь уже нет, хоть она и законченная левша.
- Она л е в ш а ?!
- Да, она все делает левой рукой.
- А смерть ее двух сыновей не убеждает Вас в обратном?
- Это, опять же, цепь необъяснимых случайностей, - вздохнул он.
- Но согласитесь, что в наше время вопрос установления отцовства решается легко и просто. Неужели сама Арина, узнав о подозрениях окружающих, не захотела сделать экспертизу ДНК?
Мещерский грустно усмехнулся.
- А вы не допускаете, что результаты этого исследования могли бы окончательно разрушить жизни двух близких людей? Близких, не смотря ни на что.
- В моей профессии, Михаил Иванович, любая правда лучше неведения. Хотя, в личной жизни я, скорее, приму вашу точку зрения.
Мещерский как-то странно посмотрел на меня и загасил сигарету в пепельнице.
- Мне немного осталось, - произнес он, - скоро год, как у меня случился инсульт. Ходит поверие, что через год удар повторяется. Второго я не переживу. Я не знаю, чем закончится официальное следствие, но поверьте мне, Федор Андреевич, самоубийства не было, и быть не могло. Уясните себе это. Приподнимите занавес времени и вы поймете, что для таких людей, как Мольер и Розанов, самоубийство – проявление слабости. Этих же двух драматургов можно назвать как угодно, но слабыми назвать их язык не повернется ни у кого.
***
Из квартиры Мещерского я вышел с заполненным протоколом допроса. Я указал почти все, за исключением «занавеса времени» конечно.
Занавес времени…
Раскрытие любого преступления начинается с попытки его поднять. В основной массе криминала достаточно отмотать пленку назад на несколько часов или дней. И, поверьте, никто из сыщиков не хочет заглядывать назад на годы, десятилетия и века. Занавес времени тяжел и вряд ли кому-то понравится держать его на своих плечах слишком долго.
Если ты оказываешься в квартире-бомжатнике, где бегают тараканы вперемежку с немытыми детьми и на полу кухни лежит грязная женщина с кухонным ножом в груди, а в углу той же кухни сидит посиневший от паленой водки и совершенно невменяемый мужик, занавес времени даже поднимать не надо. Достаточно его слегка отодвинуть, заглянуть на час назад и посмотреть на стандартный, российский, кухонный, пьяный скандал. Все становится слишком ясно и ты плюешь за этот занавес, проклиная миг, когда заставил себя его приоткрыть.
Обойдя Высотку, я хотел уже было направиться в отделение, но остановился прикурить и взглянул на окна квартиры Розанова.
В одном из них горел свет.
Странно. Квартира-то опечатана…
Поднявшись на лифте, я увидел, что дверь в квартиру 251 приоткрыта, печати сорваны. Я пожалел, что при мне нет оружия. Что ж, придется совершать подвиг.
Одиннадцать лет назад, когда пришел работать в милицию, я в шутку сказал, что пределом моих мечтаний является звание майора и медалька. Маленькая такая, за какой-нибудь подвиг. Майором я уже стал, но медалька пока не светила. Может, настал мой час?
Я тихонько вошел в квартиру. Свет горел в кабинете. Заглянув внутрь, я увидел полнейший беспорядок. Книги и бумаги были разбросаны по всему полу. У одного из шкафов я увидел согнувшуюся женщину, рывшуюся в одном из ящиков. Жаль, подвига не получится. Хотя, единственную за свою жизнь пулю в грудь я получил именно от женщины. Но это все лирика…
- Нехорошо, - произнес я громко.
Женщина вздрогнула и обернулась. На экране она выглядела значительно лучше. Вот уж не думал, что именно при таких обстоятельствах я познакомлюсь с известной актрисой Ариной Бажовой.
- Нехорошо, Арина Михайловна, нарушать обстановку на месте происшествия и заходить в квартиру без разрешения следователя прокуратуры.
- Вы кто? – спросила она.
Голос у нее был достаточно хрипловат. Может, от волнения?
- Старший оперуполномоченный уголовного розыска Кузьминский, - я показал удостоверение, - можно просто Федор Андреевич. Вы можете не представляться. Я вас узнал.
- Как вы меня напугали!
- Что вам здесь нужно?
- Я… Я ищу кое-какие бумаги… Они мне срочно понадобились… Я не знала, что не имею права заходить в собственную квартиру. К следователю я собиралась завтра. Сейчас уже вечер и я подумала, что в прокуратуре никого нет, а мне надо срочно…
Бажова выглядела смущенной.
- Нашли то, что искали?
- Нет. Я все перерыла, - Бажова оглянулась.
- Возможно, то, что Вы ищете, находится у Юлии Борисовны Малышевой. С места происшествия изъято достаточное количество бумаг и личных записей Розанова. Зря Вы занялись поисками до визита в прокуратуру.
- Да-да… Наверное, вы правы. Я сейчас все приберу и уйду, мне все равно на дачу…
- Нет уж, оставьте все, как есть, а дверь я снова опечатаю.
- Хорошо, - произнесла она и, еще раз оглянувшись, вышла из комнаты.
Не красит человека горе. В кино она была совсем другой.
У дверей лифта я произнес:
- Я не буду вас мучить вопросами именно сейчас, но настоятельно рекомендую не затягивать с визитом к следователю.
- Хорошо, хотя, я не понимаю, причем здесь следователь?
- Даже если это простое самоубийство, покончил с собой очень известный человек. Прокуратура обязана провести проверку.
- «Даже если»? А что, есть основания думать, что это не самоубийство? – спросила Бажова испуганно.
- На все вопросы Вам ответит следователь.
В лифте она не произнесла ни слова…