ГЛАВА 2
Шэрон Стоун в эту ночь мне не снилась. В эту ночь я и не спал-то толком.
Утро я посвятил борьбе со сном и разбору накопившихся бумаг. Они почему-то имеют тенденцию накапливаться, когда начинаешь заниматься вплотную каким-то одним преступлением. Когда таковое случается, хочется повесить табличку на двери нашей канцелярии: «Прием заявлений временно прекращен». Плохо, что данный поступок будет неверно понят заявителями. Они пойдут в вышестоящие инстанции и уже не с заявлениями, а жалобами.
Разбирая бумаги, я чувствовал некую неудовлетворенность. Почему-то никто не написал о последних заказных убийствах в Москве, о лидерах организованных преступных группировок, о способах отмывания незаконно нажитых средств и о новых каналах поступления наркотиков в Москву.
Один из жителей района жаловался, что его соседи по коммунальной квартире воруют его полотенца. Какая-то дама заявляла о краже ее любимого пса по кличке Бартоломео. Сотрудники небольшого банка заявляли о самоуправстве конкурсного управляющего. Была еще пара заявлений о цыганах, применяющих гипноз при отъеме честно заработанных денег у граждан. В общем-то, ничего особенного.
Макс, разодетый в пух и прах, с утра носился по театрам. Я не стал дожидаться его возвращения и позвонил Мещерскому, договорившись о встрече после 19-00.
Ближе к вечеру в мой кабинет заглянул начальник нашего отделения – Семен Михайлович Безроднов.
- Здорово, Кузьминский! – приветствовал он меня.
- Здравия желаю!
- Как там с Розановым, на…?
- Работаем. Прокуратура решила десять дней потянуть.
- Ну, отказной-то будет, на…?
- Скорее всего, Михалыч. Все говорит о том, что он сам себя.
- Давайте, на…, работайте. А то не хватает нам еще тяжкого висяка, на…
- Постараемся. А ты чего такой замученный?
- Проверяющих проводил, на…
- А-а-а…
- Легкое правое мне удалять придется, на…
- Не понял.
- Чтобы печень поместилась после их визитов, на…
- Теперь понял.
- Я вас вечером собирать не буду, вздремну, на…
- Я сейчас пойду знакомого Розанова опрашивать.
- Ну, с Богом, на… Да, кстати, ты нашего замполита сегодня видел, на…?
Заместитель начальника отделения по работе с личным составом, по старинке называемый замполитом, был фигурой, необходимой всем, а потому – неуловимой.
- Сегодня не видел, Михалыч.
- Увидишь, передай, что я его до пенсии инвалидом сделаю, на…
- А что случилось?
- Что случилось! У меня дома опять развод, на… Вчера я из кабинета вышел, а замполит в нем остался, на…, звонит жена моя, на… Он, свинья, знает ведь ее голос, но спрашивает: «Это кто?». Она сказала, на… А он в ответ: «Как жена? Он только что цветы купил и сказал, что с женой в Большой театр пошел!» Как тебе такие шутки, на…?
- Он к тому времени много выпил?
- Литр, как обычно, на…
- Неужели твоя Нина ему поверила?
- Поверила, на… Орет, на… «Мне-то ты цветы забыл, когда последний раз покупал!» Долбаный случай, на…!
- Как же ты отмазался?
- Она утихла только после жесткого аргумента, на… «Нина, где я и где Большой театр, на…?» Вроде, остыла…
- Замполита за такие шутки надо кастрировать!
- Согласен, на… Отловлю, посажу в обезьянник, а исполнение приговора поручу тебе, на…
- Рад стараться, товарищ подполковник!
Утомленный проверяющими, замполитом и женой, начальник ушел. Я закрыл кабинет, написав Максу записку, и вышел на улицу.
Москва изнывала от жары. Прохожие напоминали вареных раков или бледных зомби. Дойдя до Высотки, я понял, что квартира 325 расположена в подъезде с противоположной стороны здания.
Предъявив удостоверение дремавшей консьержке, я вошел в лифт.
Дверь мне открыло угловато-неоформившееся создание с косичками и очками-велосипедами.
- Вы к Михаилу Ивановичу?
- Да, я из милиции.
- Ой!
- Что такое?
- Нет, просто я не ожидала. Вы не похожи на милиционера.
- Я даже страшнее. Я – сыщик! – сказал я и сделал страшные глаза.
- Ой! – опять произнесло создание.
- Как вас зовут, милая барышня?
- Машенька… Ой, Мария… Сергеевна… Мещерская.
- Вы родственница Михаила Ивановича?
- Да, я его внучатая племянница.
- Я договорился о встрече по телефону. Можно пройти?
- Да-да, проходите, пожалуйста, в кабинет, а я Вам пока чайку сделаю.
Квартира Мещерского была поменьше, чем у Розанова и обставлена чуть скромнее. Я постучал в дверь кабинета и вошел:
- Здравствуйте, Михаил Иванович!
- Здравствуйте!
- Кузьминский Федор Андреевич. Старший оперуполномоченный Уголовного розыска.
- Очень приятно, очень…
Мещерский выглядел старше Розанова, хотя я уже знал, что они одногодки. Говорил он невнятно – давали знать о себе последствия инсульта. Правая половина его лица была практически парализована. Он сидел на инвалидной коляске, укрытый пледом. Правые рука и нога, видимо, совсем не действовали.
- Извините, что не подаю Вам руки, - произнес он, - правая почти не работает. Прошу вас, присаживайтесь. Машенька сейчас принесет чай.
Я сел на предложенный стул и огляделся. Как и в квартире Розанова, поражало обилие книг. Мой взгляд остановился на одном из шкафов, в котором почти все книги имели на корешке одну и ту же фамилию: «М.А.Булгаков». Мещерский перехватил мой взгляд и произнес:
- Здесь есть даже прижизненные издания. Вы любите Булгакова, Федор Андреевич?
- Очень.
- И мы с Мишей Розановым всегда его любили. Он даже гордился, что является его двойным тезкой – Михаилом Афанасьевичем.
В комнате возникли очки и косички. На стол был накрыт чайный сервиз.
- Вам крепкий? – спросила меня Машенька.
- Да, если можно, одной заварки, - ответил я, - застарелая наркомания.
Мещерский улыбнулся, если это можно было назвать улыбкой.
Очки и косички выпорхнули из комнаты.
- Вы совершенно не похожи на милиционера, Федор Андреевич.
- Машенька это уже отметила.
- Когда Юлия Борисовна сказала мне, что придет опер из отделения милиции, я, честно говоря, расстроился, но, увидев вас, понял, что она прислала того, кого надо.
- Почему?
- У Вас, извините, лишний вес и вы носите очки.
- Толстый очкарик – тема для комедии?
- Толстый очкарик не может быть злым человеком.
- Вы в этом уверены?
- Личные наблюдения и жизненный опыт.
- Ну, допустим. Так о чем вы хотели поговорить? – спросил я, отставив чашку.
- О серьезном, - задумчиво произнес Мещерский.
После паузы он продолжил невнятную речь:
- Федор Андреевич, меня в настоящий момент разбирают на части самые противоречивые мысли и чувства. Поверьте, я не могу оставить их при себе. Мне необходимо ими поделиться. Я совершенно не сведущ в тонкостях вашей работы, поэтому прошу сначала меня выслушать. Что из услышанного вы пожелаете зафиксировать на бумаге, мне безразлично.
Мещерский перевел дух. Я молча ждал продолжения. Отхлебнув из чашки, он продолжил:
- Мы с Мишей Розановым тезки и одногодки. Более того, мы оба родились в марте. А в июне того года началась война. Сейчас, по истечении стольких лет, из воспоминаний остались только аэростаты в московском небе и колонна пленных немцев, движущаяся по Проспекту Мира. Их вели и мимо нашего двора, двора в котором прошло наше военное детство. Наши отцы так и не вернулись с фронтов. Им не суждено было увидеть нас взрослыми. Послевоенное время бежало очень быстро и мы с Мишей сами не заметили, как стали теми, кого сейчас называют шестидесятниками. Это были, поверьте, прекрасные времена! Мы готовы были ночами петь Окуджаву, читать Маяковского и Евтушенко. Тогда в нашу жизнь, как вихрь, ворвался Булгаков. Великий мастер, полный трагизма! Именно это время сделало Мишу драматургом, а меня, менее талантливого, театральным критиком. В своем таланте Миша рос очень быстро. Я восхищался им и, конечно, слегка завидовал. Было только одно поприще, где мы выступали на равных. Это женщины. Мы никогда с ним не соперничали и считали, что у нас разные вкусы, но…
Мещерский замолчал. Повернув голову, он посмотрел на черно-белую фотографию, стоящую в рамке на одной из книжных полок.
Это была очень красивая женщина. Мне пришло на ум, что именно к таким типажам применимо слово «породистая», хотя вряд ли человек обрадуется животному эпитету.
- До ее появления мы в личной жизни не мешали друг другу. Нашей дружбе предстояло пройти испытание на прочность с появлением на московской сцене актрисы Маргариты Бажовой.
Я еще раз посмотрел на фотографию. Ну, конечно же, актриса! Как я сразу не догадался? Я силился вспомнить какие-то старые киноленты, но ее лицо не ассоциировалось с ними. Как будто прочитав мои мысли, Мещерский произнес:
- Она почти не снималась в кино. Удивительно, но ее красота оказалась нефотогенична. Но что творилось в театре! Даже самую захудалую пьесу она могла превратить в гениальное произведение. Я даже написал как-то в одной статье, что для Бажовой драматургу не надо писать. Достаточно обозначить тему и любоваться ее жизнью на сцене. Не игрой, а, именно, жизнью! Моя любовь к ней носила какой-то маниакальный характер. Мишина, я думаю, тоже. Маргарите надо отдать должное. Она никогда не стремилась нас поссорить. Наоборот, всячески тушила искры, высекаемые нами.
Мещерский сделал паузу. Было заметно, что ему трудно говорить. Я не торопил его и с интересом слушал. Очень часто разгадка дел сегодняшних лежит в прошлом. Сыщику нельзя безответственно относиться к бедняжке Клио.
- Я ведь так и не женился, - продолжил Мещерский, - и, поверьте мне, Федор Андреевич, нисколько об этом не жалею. В моей жизни была Женщина с большой буквы и я никогда не захотел бы что-то менять. Вы женаты? – вдруг спросил он меня.
- Разведен.
- Значит, у вас все еще впереди. Хотя для этого штамп в паспорте совсем не обязателен. Господи, какая это мелочь! Мой паспорт остался девственно чист, но разве о жизни судят по страницам паспорта? В графе «дети» у меня тоже пустота, но, слава Богу, у меня есть Машенька. Она славное существо. Жизнь еще не надавала ей пощечин и я молюсь, чтобы этого не случилось. Мы с Мишей получили их слишком много. Несмотря на то, что театральный мир достаточно свободен в нравах, наш любовный треугольник не остался незамеченным. Боюсь, что злыми языками двигала не борьба за высокую нравственность, а банальная зависть к Маргарите. Как же в ее адрес распрягались наши театральные матроны, которые за всю свою жизнь не сыграли ничего значительней председателя колхоза или мастера сборочного цеха. Злые языки страшней не только пистолета, они страшнее атомной бомбы. Маргарита сначала пыталась дистанцироваться от нелепой болтовни, но не смогла и все-таки сдалась. Я не знаю, какими путями, но в 1965 году она добилась своего перевода в Саратовский драматический театр. Передо мной и Розановым она поставила одинаково жесткие условия – мы не должны появляться в городе на Волге. Для меня это был удар. Для Михаила тоже. Он вообще считал, что их отношения носят мистический характер. Он носил имя Булгакова – Михаил Афанасьевич, она носила имя одной из прекраснейших его героинь – Маргарита Николаевна. Работа не позволяла нам бросить все и отправиться вслед за ней. В нашей системе беспричинного ухода не прощают. Ты должен постоянно быть на виду и на слуху. Самая короткая память – это память самых горячих твоих поклонников.
Мещерский отдышался и отпил из чашки.
- Чтобы не утомлять вас рассказами, отмечу, что в течение долгих десяти лет ни я, ни Розанов не встречались с Маргаритой. Сначала не было возможности, а потом и самим не хотелось. Наши с ним отношения стали прохладнее. Однако, Мишины переживания переросли в колоссальный успех. Именно в это время он написал ряд пьес, которые стала ставить вся страна. Часть пьес даже поставили за границей. Я, к тому времени, получил вот эту квартиру и жил тоже, по-своему, неплохо. Пропивал гонорары в компании непонятных девиц, а ночами рыдал в подушку. Вел, как вы понимаете, богемный образ жизни. Миша всегда был бережливее меня, да и к выпивке был равнодушен, поэтому его материальное благополучие было не сравнить с моим. С годами слухи об успехах Саратовского драмтеатра и звезде Маргарите Бажовой уже не причиняли сильной боли. С Мишей мы перезванивались, но прежней дружбы было уже не вернуть. Хотя, если честно, мы и не старались. Каждый из нас понимал, что любая наша встреча закончилась бы разговорами о н е й.
Жизнь решила встряхнуть нашу застоявшуюся кровь в 1975-м. Маргарита вернулась в один из московских театров. Она получила квартиру и звание Заслуженной артистки РСФСР. Каково же было наше удивление, когда она въехала в свою квартиру с дочерью – Ариной. Я в те дни не спрашивал у Михаила, что он думает о малышке, но меня самого ввели в транс два обстоятельства. Арина родилась в 1965 году и в свидетельстве о рождении она записана Ариной М и х а й л о в н о й. Каково? Она родилась в год отъезда Маргариты из Москвы, а мы с Розановым оба были Михаилами. В то время я так и не решился спросить Маргариту об отце ее ребенка. Я видел, как постепенно в ее отношения с Розановым возвращается теплота, что нельзя было сказать о ее отношениях со мной. В те годы я довольно прилично пил. Я не совсем потерял человеческий облик. Я продолжал активно работать, много писал, но нормальным женщинам, а тем более Маргарите, общение со мной доставляло сомнительное удовольствие.
Мещерский замолчал, задумавшись. Чай в кружке уже остыл.
- Федор Андреевич, Вы начали покашливать. Если хотите, можете закурить. Я сам давно бросил, но люблю запах табака.
Я улыбнулся и закурил. Мещерский поставил передо мной пепельницу и продолжил:
- Если быть честным перед самим собой, то в те дни я страшно боялся выяснить, что отцом Арины Бажовой являюсь я. Узнай я это, дело кончилось бы стрессом и лишней пьянкой. Из меня отец, как, извините, из дерьма – пуля. Знание умножает скорбь. Как бы я пережил свое отцовство видя, что между Мишей и Маргаритой вновь вспыхнуло чувство. Правду говорила Маргарита или старалась нас успокоить, я не знаю. Знаю только, что и мне, и Розанову она сказала – к рождению ее дочери никто из нас не имеет никакого отношения. Конечно, нас это не избавило от многочисленных слухов и рассуждений, но они вскоре стихли. Какое-то время меня удивлял тот факт, что, не смотря на интимные отношения, Михаил с Маргаритой не жили вместе и не регистрировали брак. Что двигало ими в те годы, я уже никогда не узнаю. Знаю только, что к началу 80-х Миша охладел к Маргарите. На сцене появлялись новые дарования. Бажова оставалась великой актрисой, но годы брали свое. Она же была старше нас с Михаилом. В 1980-м ей было уже сорок пять. Но, если Маргарита старела, то Арина, напротив, расцветала. В 83-м в наших кругах опять поползли слухи о том, что Розанов проявляет признаки влюбленности по отношению к Бажовой. Но не к Маргарите, а к Арине. Ей, как раз, исполнилось восемнадцать. «Старый пень» совсем помешался. Он задаривал ее подарками, вывозил за границу. Более того, все говорило за то, что Арина не уступает матери в таланте актрисы. Путь в Щукинское училище расчистил ей Розанов. На различные роли в театре и кино тащил ее Розанов. Конечно, она талантлива, но отрицать Мишиного влияния на ее карьеру никак нельзя. А последнее время он и писал только для нее. Я все узнавал от посторонних лиц и, поначалу, меня мало это трогало, но году в 85-м, впервые после долгого перерыва, мне позвонила Маргарита. Она хотела видеть меня. Мы встретились. Странной была эта встреча. Она подтвердила все слухи и сплетни, но я так и не понял, для чего она хотела меня видеть. Возможно, ей больше некому было выговориться. Одно я понял точно – всю жизнь она безумно любила Михаила. Его внимание к ее дочери нанесло ей сокрушительный удар. Я не знаю, какие разговоры она вела с Ариной наедине, но в конце 1985 года драматург Михаил Розанов и актриса Арина Бажова официально зарегистрировали свой брак. Ему было 44, ей – 20. Маргарита на свадьбу не пришла. Я получил приглашение, но не счел нужным приходить. В следующем, 1986-м году я пару раз виделся с Маргаритой. Выглядела она очень плохо. Брак ее дочери сильно изменил ее. Она стала часто заводить разговоры о Боге, о милосердии к ближнему. Тогда я впервые узнал о том, что у нее есть ученик, невесть откуда взявшийся Александр Муранов. Маргарита прочила ему большое актерское будущее. Позднее она познакомила меня с ним. Вы знаете, Федор Андреевич, у меня есть одна дурацкая черта. По отношению к некоторым людям у меня при первом же знакомстве возникает ничем не объяснимая неприязнь. Вроде, человек ничего плохого мне еще не сделал, а уже неприятен.
- У меня тоже такое бывает, - произнес я.
- Правда? Удивительно! Именно такая неприязнь и возникла у меня к Муранову. Слишком предупредителен, слишком ласков он был с Маргаритой. Этакий Молчалин. При виде него у меня во рту возникал какой-то противный сладкий вкус. Я не мог поверить в его искренность. Хотя, может быть, я преувеличиваю. Не смотря на мои впечатления об Александре, он оказался единственным, кто в конце 86-го ухаживал за умирающей Маргаритой Бажовой. Я был в Германии, Розанов на Дальнем Востоке, Арина с театром на гастролях. Поздно обнаруженный рак желудка отнял у нас Маргариту снежной декабрьской ночью. Что творилось на ее похоронах, я не буду описывать. Такого количества людей и цветов я больше в своей жизни не видел. Муранов стоял у гроба рядом с Ариной. Какая-то непонятная сила сблизила их. Впоследствии, я узнал о письме Маргариты Розанову, в котором перед смертью она прощала ему все и заклинала именем Господа позаботиться об Александре, называя последнего чуть ли не святым. Конечно, последняя воля усопшей требует исполнения, но Миша допустил одну серьезную ошибку – Муранов стал жить у него в квартире. К тому моменту Розанов получил нынешнюю жилплощадь. Так мы стали соседями. Вы знаете, после смерти Маргариты мы с Михаилом, как это ни странно, стали чаще видеться. Это были не встречи друзей, а, скорее, беседы двух профессионалов. Случилось так, что первым читателем новых произведений Розанова стал я. Мы живо обсуждали все мои замечания, иногда засиживались допоздна. Я старался не лезть в душу Михаилу и говорить с ним только о театре и драматургии. Эту линию я продолжал и после двух несчастий, случившихся в его семье. Два раза Арина была беременна. Два раза она рожала, но дети смогли прожить после появления на свет лишь несколько месяцев. Оба раза это были сыновья. Для Миши это были страшнейшие удары! К его чести следует отметить, что он их стойко перенес. И мне кажется, что он был благодарен за то, что я, зная о случившемся, ни о чем не спрашивал и раны не бередил. Розанова, как всегда, спасла работа. Сила воли не позволила ему расслабиться на людях, хотя наше «замечательное» богемное окружение уже давно все знало и чесало свои поганые языки по поводу и без повода. Смерть двух сыновей не могла не повлиять и на Арину. Она очень хотела детей, но судьба распорядилась иначе. Она тоже справилась со своим горем. Ни один спектакль не отменялся. Она нашла спасение на сцене. Это, конечно, кощунство, но факт остается фактом – после семейных несчастий ее талант засиял с удвоенной силой. Беда заключалась в том, что Арина и Михаил нашли успокоение в работе, но не друг в друге.
За окном уже стемнело. Мещерский зажег лампу под зеленым абажуром. В этом свете лицо Маргариты Бажовой на фотографии приняло какие-то мистические очертания.
- Финал Вам, наверное, уже известен, - продолжил мой собеседник, - от безысходности ли, от отчаяния ли, но Арина оказалась в объятиях Муранова. Чем он только ее прельстил? Разве что молодостью. В прошлом году они стали жить на даче.
Мещерский немного помолчал и продолжил:
- Я неспроста поинтересовался, любите ли вы Булгакова, Федор Андреевич. Вы, наверное, читали «Жизнь господина де Мольера» и пьесу «Кабала Святош»?
- Читал, но, признаюсь честно, довольно давно.
- Я понимаю, у Вас мало времени даже на сон, но прошу вас их перечитать, а заодно и последнюю пьесу Михаила Розанова. Я вам ее приготовил.
Он протянул мне серую папку, которая все это время лежала перед ним на столе.
- Это, конечно же, черновик. Миша принес мне ее необработанную, так как спешил услышать мое мнение. Поговорить о пьесе мы так и не смогли. Хочу пояснить, что задумывалась постановка музыкального спектакля, так что это нечто похожее на либретто. Я слышал, что Розанов вел переговоры с некоторыми композиторами, но не закончил их.
Я взял в руки папку и прочел на обложке: «М.А.Розанов «Мольер»
- Михаил Иванович, - спросил я, - в этой рукописи есть ответы на вопросы о самоубийстве Розанова?
- Возможно, в ней скрыта причина его у б и й с т в а, - медленно произнес Мещерский.
- Убийства? – переспросил я.
- Да, Федор Андреевич, я не верю, что Миша покончил с собой.
- У Вас есть доказательства обратного?
- У меня нет доказательств, у меня есть уверенность, - Мещерский не смотрел в мою сторону, взгляд его был сосредоточен на фотографии Маргариты Бажовой.
- Михаил Иванович, догадки и предположения к делу не пришьешь.
- Есть одно обстоятельство. Я осведомлен о нем лучше других. Миша писал и ел правой рукой. Так его приучили родители с самого детства, боясь, что мальчика будут дразнить в школе. Однако, все, более или менее существенные действия он выполнял левой рукой. А теперь ответьте мне, будет ли левша, решивший свести счеты с жизнью, стрелять себе в правый висок?