Пятимся назад, разворачиваемся и уезжаем. Нас заметили, и пули засвистели рядом. Несколько пуль уже прошили салон. Останавливаю авто, и мы, пригибаясь, вылезаем из салона. Машину придется бросить. Отбегаем в кусты и замираем. С собой в этот раз брали один «калаш» и по пистолету. На бешенной скорости к брошенной машине подкатывает грузовик. Из кузова льется свинец. Двое, с опаской держа автоматы наготове, подходят к нашей машине. Убеждаются, что никого нет, и начинают смотреть вокруг. Мы тихо отползаем подальше от этого места. Начнут стрелять по кустам - не поздоровится.
Незаметно заползаем за мебельный магазинчик. Благо, уже стемнело. Встаем и бежим в сторону ж/д вокзала. Один из преследователей все же вышел на нас и вскинул ствол автомата. Мы падаем и откатываемся в разные стороны. Автоматически заученным еще в годы службы в полиции движением достаю ПМ, снимаю с предохранителя и даю два выстрела в сторону красного. Тот схватился за плечо и уронил автомат. Сын подбегает и забирает оружие, двинув «пролетария» прикладом.
Уходим глухими дворами, но слышим очередь пулемета в наш адрес. Еще двое красных пробегают вблизи и останавливаются у калитки, ведущей во двор этого двухэтажного кирпичного дома. Замираем за дверью подъезда. Враг ждет, прислушивается. Враг хочет крови, и мы ему дадим ее, но только его собственную. Знаками показываю сыну, что делать. Вылетаем из подъезда и с колена даем очередь. Враг повержен. Бежим к аптеке, она рядом. У входа уже красный с пистолетом за поясом. Валим его и входим в помещение. Фармацевт все поняла и, не спрашивая, что нам надо, быстро загрузила наши сумки медикаментами для первой помощи, антибиотиками и т.д. Выводит нас через запасной выход. Видим, как через дорогу в маркете, где мы были, народ отгоняют выстрелами вверх. Там правят бал такие же клоуны с красными бантиками. Смелые в безоружных-то стрелять! Тех, кто возмущается, быстро успокаивают свинцом. Снова вспомнил Шмелева «Солнце мертвых»: «Ковыляет босая, замызганная баба с драной травяной сумкой, - пустая бутылка да три картошки, - с напряженным лицом без мысли, одуревшая от невзгоды: - А сказывали - все будет!.. »
С каждым днем все хуже будет - вот что будет! Всех недовольных перестреляют - вот что будет! Голод и репрессии! Словом: серп и молот - смерть и голод!
Возвращаемся задворками домой. Дорога пока свободна. Наши встревожены, слышали стрельбу, расспрашивают. Решаем пока больше вылазки не делать. Едим экономно. Свет периодически отключают - верный признак переворота. Батареек мы много набрали в магазинах и свечей тоже. Вода тоже есть. Заполняем все свободные емкости, пока из крана она еще течет. Все напряжены и, хотя надо спать, долго не ложимся. Осторожно иногда смотрим в окно. Улицы вымерли, ни души. Даже собаки куда-то пропали. Со стороны города доносятся до нашего поселка звуки автоматной очереди. По ТВ смотреть нечего, один Шипов с компанией, советские фильмы про революцию, концерты 70-х годов, неизменное «Лебединое озеро». Интернет работает, но с перебоем. Соц. сети заблокированы, новости все фильтруют, иносми не доступны. На ночь кладу автомат на стол рядом, а ПМ под подушку. Надо спать. Забываюсь тяжелым сном.
Второй день при красных наступил. Встал раньше всех. За окном все то же небо, те же деревья и дома, поменялись лишь люди и их жизнь, т.к. ими пришли управлять нелюди. Мобильная связь работает. Видимо, ЭТИМ так удобнее контролировать население: можно прослушивать, узнавать настроение людей и контролировать действия, а также следить за перемещениями. Электричества нет, воды в кране тоже. Отопление слабое, но есть. Сейчас, наверно, введут карточки, и только по ним все будет, для тех, кто примет красных и на них работать будет. Теперь продукты точно не достать. Вижу в окно, как по улице катит грузовик. Он часто останавливается, и дядя из кузова прикрепляет красный флаг на каждом доме. Рядом с ним стоит автоматчик и зорко смотрит по сторонам. В окнах дома, к которому подъехал грузовик, никого не видно. СТРАХ пришел в город. По улицам никто не ходит. Очень интересно посмотреть, что там, в городе, но идти опасно. Звоню директору, выходим ли в понедельник? Говорит, что надо бы прийти, может, сможем обучать детей, ведь в этой школе и при фашистах шли занятия. Соглашаюсь.
Иду на работу, за поясом ПМ и три обоймы по карманам - отстреляться хватит. Прохожие редки и быстро проходят мимо, фонари не работают, и поэтому разглядеть невозможно, кто идет. Поезда едут в основном с запада в Москву, и преобладают военные эшелоны. Около вокзала трое красных с калашами, над зданием уже развивается красная тряпка - символ вампиров, те тоже очень любят кровь. Дохожу до «Пятерочки», там вижу народ в очереди – ждут открытия. Хотя все выходные магазин не работал, но еда у многих в квартирах закончилась, и люди надеются, что торговля вдруг начнется. Недалеко от входа стоят трое красных с калашами. Торопливо прохожу мимо.
Дальше аптека, вернее то, что от нее осталось. Она была самая дешевая, здесь я часто покупал лекарства детям. Между собой мы называли ее «зеленый крест», т.к. над входом был этот символ. Из аптеки вынесли все, что могли. Без лекарств сейчас люди не могут обойтись и дня!
Затем пешеходная дорожка вела по аллее мимо забора хлебокомбината. Над ним тоже красная тряпка и пулемет на крыше. Хлеб теперь весь у них и от них. Хочешь хлеба - ступай к ним служить, убивай священников, несогласных, грабь, пьянствуй, и хлеба у тебя будет вдоволь. Вкусно пахнет выпекающимся хлебом. Я еще с детства, проходя здесь с мамой, жадно вдыхал эти ароматы и глотал слюни. Когда теперь удастся поесть свеженького хлебушка? А когда новые хозяева соблаговолят!
Дальше мой путь проходит около больницы. Во всех корпусах горит свет. Замедляю шаги около морга. Там стоят грузовики с трупами! Их, наверно, уже некуда выгружать, и они просто стоят рядом! Почему не хоронят или по-тихому не расстреливают и выбрасывают в реку, или не кладут в общую могилу, чтобы скрыть следы?! Запугивают! Я понял, им нужно посеять страх. Нужно, чтобы весь город видел, что идет зачистка несогласных, и люди боялись быть таковыми. Слухи-то у нас мгновенно расходятся.
Дальше моя школа. Над ней тоже красная тряпка. Это над школой, построенной при Императоре–Страстотерпце! Императоре, которого эти любители тряпок зверски убили с семьей и три дня уничтожали их трупы! Проходя по городу, обратил внимание, что улицы не убирают, кругом много грязи, контейнеры переполнены, вот и возле школы валяется все, что можно и не можно. Сразу видно, чья власть пришла - свиней.
Захожу осторожно. Справа обычно сидел охранник - его нет. Слева у лестницы сидели уборщицы - тоже ни одной. Подходят две старшеклассницы и спрашивают мое мнение обо всем происходящем. Замечаю в глазах испуг. Пытаюсь успокоить и побыстрее прекратить разговор. Заходят учителя. Вот учитель по русскому и литературе, она радостная - ведь она сочувствующей коммунистам себя всегда называла и ее власть, наконец, пришла. На меня посматривает с интересом, но ничего не говорит. Учительница по химии входит в школу, быстро здоровается и к себе - работать, работать и работать. Ей все равно, кто у руля, у нее уроки и ей надо их провести. Заходит ученица 10-го класса в слезах, спрашиваю о причине. Дрожащим голосом отвечает, что отца увезли красные, после обыска. Рассказывает, что перевернули весь дом, забрали все иконы, все церковные книги, портреты Государя и во дворе сожгли. Отец кинулся хоть что-то спасти из дорогих сердцу предметов, но его жестоко избили прикладами под «лошадиный гогот» и увезли неизвестно куда. Отец Ангелины известный архитектор, по его проектам много церквей и часовен построено. Как могу, пытаюсь утешить ее, но что тут скажешь, ведь теперь везде подобное горе и то ли еще будет. Захожу в свой кабинет. Мне он кажется пустым без икон и портрета Государя, словно и не мое рабочее место. Слышу шум подъезжающей машины. Выхожу посмотреть, кто пожаловал. Заходит тетка, иначе не назовешь. С кобурой и сигаретой в зубах. Ей бы еще кожанку и красную косынку, и можно картину писать «Вихри враждебные, год 17-ый». Отыскивает взглядом, кто тут главный. Увидела меня, махнула рукой. Подхожу. Спрашивает кем я тут, отвечаю.
- Короче, сейчас внесут портреты наших вождей, срочно установить. Владимира Ильича прямо на входе, чтобы все видели и радовались победе трудового народа. Сталина на втором этаже, товарища Шипова в кабинете директора, и быстро, через час проверка приедет, и только попробуйте не успейте установить, вместе с директором в расход пустим!
- Успеем. – (Что еще я мог сказать этому чудовищу с пистолетом и двумя вошедшими автоматчиками?) Грузчики уже вносили их вождей, все тех же с детства до боли знакомых. Поставили у входа и ушли.
Чудовище в обличие женщины, уходя, рявкнуло мне:
- Да, и чтобы у всех детей, учителей и у тебя тоже с директором красные банты были на груди, а пионерские галстуки мы уже заказали и через месяц принимать начнем в пионеры, а там в комсомол, ну а взрослых в партию, кто достоин. Так что веселей, товарищ! Скоро все будет как раньше, даже лучше! Тогда социализм как привычка был, а теперь будет осознанно и больше ценить и беречь будем наше завоевание – социализм, и всех, кто станет нам мешать, беспощадно порвем! - Тут она так страшно выпучила глаза и оскалила зубы, что я не сомневался, что она точно любого порвет, загрызет и съест - не подавится.