Гаруша проснулся от приятного ритмичного постукивания. Бедуин сидел в изголовье спящего Ахмеда и толок в ступке кофейные зерна, виртуозно выстукивая замысловатую мелодию.
Солнце уже взошло, видимо, путник совершил намаз и решил таким оригинальным способом всех разбудить. Мальчик вежливо поприветствовал Салима, получив в ответ молчаливый кивок и кривую ухмылку, выглядевшую на лице гостя мрачной гримасой. Гаруша чувствовал себя неспокойно, пока учитель спал беспробудным сном. Не зная, как отреагирует на пропажу ключа владелец, Гаруша с энтузиазмом взялся за приготовление лепешек. На языке у него вертелся вопрос о том, почему же не просыпается Ахмед, но бедуин первым нарушил молчание:
— Поведай мне, молодой друг, что случилось с тобой в последние дни. От тебя веет тревогой — ты упираешь свой взгляд в пол.
— Простите меня, уважаемый Салим, сейчас я всё расскажу. Только один вопрос — что с Ахмедом? Он бредил, звал вас по имени, кричал об огне и других странных вещах. Я беспокоюсь.
— Воду в чашу ты подливал до того, как он выпивал всё до дна?
— Да, чаша ни разу не обсохла. За эти дни ушло около трех кувшинов, не меньше. Учитель совсем ничего не ест, это не опасно?
— Всё в порядке, ты справился. Не волнуйся, через пару часов, учуяв запах отличного кофе, он проснется свежим и бодрым, как никогда. А сейчас меня интересует ключ. Слушаю тебя.
Гаруша рассказал всё как на духу. Затем принёс из закрытой на засов лавки шкатулку, отдал бедуину и стал ждать его гнева или одобрения. О маске он не упомянул потому, что сильно нервничал и с нетерпением ждал пробуждения старика. К заказу кузнеца бедуин не имел никакого отношения, поэтому мальчик решил позднее обсудить это с учителем.
Салим вертел в руках дубликат ключа, через лупу рассматривал детали и даже взялся сравнивать нанесённые Гарманом символы с гравюрами. После, отложив ключ и попросив принести верблюжьего помета для растопки, он разжег очаг и принялся варить кофе в старом закопченном кофейнике с длинным носом. Бросив в напиток щепотку каких-то специй и сахар, бедуин подозвал мальчика и усадил рядом. По жилищу стремительно разносился резкий и дразнящий аромат кофе. Как только Гаруша удобно пристроился рядом с чашками, подносом с финиками и лепешками учитель глубоко вздохнул и открыл глаза.
Ахмед осторожно повернул голову к присутствующим, пошевелил левой рукой, согнул правую в локте и попытался подняться. Мальчик радостно кинулся к нему, помог сильно исхудавшему учителю встать и пройти за занавеску в углу мастерской, чтобы тот мог умыться и привести себя в порядок. Ему казалось, старик был слишком слаб и двигался чересчур медленно. Однако, тот отстранил мальчика, сказав хриплым спросонья голосом, что через некоторое время присоединится к ним.
— Как чувствуешь себя, друг мой? — с тревогой спросил бедуин, когда в левой руке учителя оказалась чашка с обжигающим ароматным кофе.
— Странные ощущения. Ничего не болит, почти не чувствую горячее рукой, — ответил старик. — Даже не знаю, рад ли я, что проснулся здесь и сейчас. Может быть, я все-таки умер от старости?
— Всё получилось, мой друг, всё отлично! — заулыбался Салим. — Ты теперь будешь жить и здравствовать еще как минимум пару десятков лет. Также как и я тогда после живительной воды из этого сосуда. Быть может, наконец, женишься и вернешься в родные края…
— Нет, пожалуй. Время, как видишь, можно купить, но стоит ли разворачивать его обратно? — грустно усмехнулся Ахмед. — Спасибо тебе, Салим, ты человек слова. Как прошло испытание моего лучшего ученика?
Затаив дыхание, Гаруша слушал рассказ о том, что задумали и с блеском провернули хитрые старики. Бедуин планировал выкрасть ключ из лавки после погружения учителя в сон под действием напитка из загадочного грааля. Это ему удалось без всякого труда. Ахмед был уверен, что мальчик обязательно возьмётся делать дубликат, и не ошибся. Старик с восхищением рассматривал копию ключа, цокал языком и одобрительно качал головой. Он сравнивал копию с оригиналом, которую предусмотрительный Салим вытащил из складок плаща.
— Ты мастер, Гарман, хороший мастер. Обучение закончено, — провозгласил учитель. — Такую качественную копию кроме меня теперь может сделать ещё один ключник, и это ты.
— Учитель, неужели я свободен и могу съездить навестить отца с братом? — Как дорогой семизар[8] сиял свежеиспеченный мастер.
— Да. Поезжай, и можешь не возвращаться. Я дождусь твоего напарника, чтобы тоже отпустить его домой насовсем. — Старик всё-таки не удержался и показал парню на какую-то несущественную царапину, которую никто другой не рассмотрел бы: — Вот посмотри, здесь на внутренней стороне ключа негодная полировка. И вообще, новый ключ чуть светлее. Недодержал на огне.
Ворчание Ахмеда могло бы продолжаться бесконечно, но Салим снова взялся заваривать кофе и старик успокоился. Он протянул дубликат ключа Гаруше:
— Держи, ты заслужил право быть хранителем грааля. Ну, скажем так, помощником хранителя. — Ахмед кивнул на ухмыляющегося бедуина.
— Учитель, но зачем мне ключ? И что это за странная чаша с водой, заставляющая спящих видеть кошмары и кричать по ночам? Мне хотелось бы знать.
— Если Салим позволит, расскажу. Твоя помощь может понадобиться в самый неожиданный момент, — задумчиво проговорил старик. — У меня нет детей, Салим тоже одинок. Мы должны кому-то передать тайну продления жизни, пока нас всех не забрал к себе Аллах. Ты ведь как сын мне, хоть и другой веры. Но для меня это не имеет большого значения.
Как выяснилось, ключ действительно имел ценность, но отнюдь не художественную. Скорее, он выполнял роль своеобразной карты с надписями и знаками, указывающими дорогу к целебному источнику. Вода, стекающая в далекой аравийской пещере со сталактита, приобретала особые свойства только при попадании в грааль, из которого пил учитель. Сосуд из белой глины с мелкими тёмными вкраплениями по всей поверхности особым изяществом не отличался. Он выглядел как обыкновенная высокая двуручная чаша, расширяющаяся от основания к середине и плавно сужающаяся к горловине. Объемные закруглённые ручки располагались не с двух противоположных сторон, как это обычно делают у кувшинов, а ближе друг к другу. Таким образом, наполненную доверху чашу удобно было нести перед собой, удерживая двумя руками.
Учитель навсегда покинул аравийские земли три десятка лет тому назад и не собирался возвращаться в Аравию. Он родился и вырос в Северном Йемене в семье целителя, лечившего больных с помощью каленого железа, травяных настоев и мудрой беседы. Ахмед был младшим сыном в семье, но первым помощником отца — старшие братья разъехались кто куда, не желая заниматься врачебным делом. Молодой лекарь взрослел, учился и набирался опыта. Он неплохо умел лечить переломы и вывихи, простуду и лихорадку. Часто приходилось вместе с отцом делать кровопускание, вскрывать абсцессы и стягивать раны. К тому, что Ахмед был левшой, местные жители относились настороженно, но при отсутствии других знахарей в округе многие закрывали глаза на суеверия.
Пришло время, и молодой лекарь взял в дом жену, родившую ему сына. Отец старел, глаза подводили его, поэтому Ахмеду пришлось практически всю лечебную практику взять на себя. Когда старого знахаря забрал к себе Аллах, сын уже слыл уважаемым и известным на всю округу целителем — смерть всегда обходила стороной его пациентов.
Однажды ночью в дверь к знахарю постучались путники, одетые как бедуины из Аравийских пустынь и вооруженные до зубов. Гости очень спешили, были агрессивны и немногословны. Их прислал шейх, у которого тяжело заболела дочь. Девушку через неделю отдавали замуж за брата влиятельного шерифа соседских земель — породниться с потомком пророка считалось большой честью. Срочно требовалась помощь опытного лекаря, поскольку девушке с каждым днём становилось хуже.
Путники добрались через горный перевал и систему подземных переходов из провинции Абха к единственному известному им знахарю в трех днях пути. Даже не спрашивая согласия Ахмеда и не принимая традиционное угощение, воины потребовали, чтобы тот взял собой всё необходимое. Они намеревались немедленно отправиться в путь, прихватив с собой врача. Тот едва успел предупредить жену об отъезде, пока поили лошадей, и отряд двинулся в дорогу.
Спустя четыре дня они прибыли к шейху. Наскоро выпив кофе с инжиром, Ахмед с расстроенным отцом больной прошли на женскую половину. Едва взглянув в лицо девушке, знахарь понял, что её жизнь в серьёзной опасности. Больная лежала без сознания, тяжело со свистом дышала, на отёчном лице синеватого оттенка были заметны странные пятна. Ахмед подозвал шейха и попросил разрешения осмотреть девушку в его присутствии — требовалось послушать сердце и провести массажные процедуры в области спины.
Убитый горем шейх с трудом понимал, о чём идёт речь. Он заставил знахаря поклясться Аллахом, что дочь выздоровеет, иначе лекаря и его семью ждёт беда. Попытки знахаря объяснить, что пациентка находится в двух шагах от смерти и дорога каждая минута, натолкнулись на полный боли и ярости взгляд шейха: «Я буду стоять здесь и смотреть, как ты лечишь мою девочку! Она должна выжить! Через три дня свадьба!»
Ахмед потребовал немедленно разжечь большой огонь, куда положил разогреваться металлические прутья, и принести много воды. Битва за жизнь молодой бедуинки продолжалась почти сутки. Лекарь прижигал каленым железом ушные раковины и стопы, делал массаж и обтирания, заливал кровоточащие ссадины от металлических прутьев смолой. Больная ненадолго пришла в себя, узнала отца, ее дыхание стало глубже, а лицо порозовело. Удалось напоить девушку настойкой из трав, привезенных знахарем.
Шейх молча следил за работой знахаря, практически не отходя от ложа дочери. Когда та уснула, Ахмед попытался объяснить отцу, что надежды на выздоровление немного: слишком сильный отек легких, лечение калёным железом и травами может не принести результата. Шейх лишь неистово молился, внешне никак не выражая своего отношения к происходящему. Им принесли кофе, после чего измученный знахарь прилег отдохнуть рядом с ложем больной.
Утром девушка умерла, не приходя в сознание — Ахмеда привезли слишком поздно. Стремительно развивающаяся болезнь не оставила дочери шейха никаких шансов. Знахарь сделал, всё что мог, но гнев отца был ужасен: «Ты шайтан, специально пробравшийся в мой дом, чтобы принести горе и смерть! Пусть отсохнет твоя левая рука, умертвившая мою девочку. Я казню тебя, это мой святой долг, но сначала ты увидишь смерть своей семьи!» Ослепленного горем отца невозможно было переубедить, он не желал слушать никаких объяснений. В сопровождении отряда всадников шейх повёз Ахмеда обратно в горы. На привале в пещере связанного лекаря с мешком на голове бросили в темный угол, после чего шейх потребовал привести из селения его родных.
На этом месте повествования голос Ахмеда задрожал:
— Я вылечил многих людей в своей прошлой жизни. Спасал детей, помогал роженицам. Все знали, что я левша. Многие считали, что моей рукой управляет нечистый, но принимали помощь. Случалось, больные умирали, но никогда — из-за моей работы. Та девушка умерла не по моей вине, её сразил один из страшных недугов пустыни, который разносят южные ветра.
— Что случилось с твоей женой и дочерью? — спросил мальчик.
— Их зарезали на моих глазах, а меня шейх бросил умирать связанного в пустыне Руб-эль-Хали.
Ахмед замолчал и, мужественно сдерживая слёзы, взялся за приготовление чая с травами. Рассказ продолжил Салим, всё это время задумчиво перебиравший чётки.
— Мы вели торговый караван из Наджрана, стараясь держаться ближе к горам в дневное время. К ночи уходили глубже в пустыню — в этих местах неспокойно. Шейх не пропускал кочевников мимо своих земель без большой дани. Однажды утром солнце исчезло — нас внезапно нагнал самум[9]. Все оказались застигнутыми врасплох налетевшей с небес свирепой песчаной бурей.
Салим вспоминал, как они пытались поставить палатку и сбить в кучу верблюдов, которые ревели и падали на песок, зарываясь в него головами. Однако мощный теббад[10], дующий со всех сторон одновременно, разметал груз и буквально похоронил заживо большинство торговцев и верблюдов с товаром. Бедуина с проводником чудом вынесло на вершину высокого бархана. Оттуда было видно, как воронка до небес, танцующая на острой тонкой ноге свой смертельный танец, взрывает оранжевые пески вместе со всем, что попадается на пути.
Вдалеке они заметили группу всадников на лошадях, мчавшихся прочь от смерча по склону дюны, но беглецам не повезло. Песчаный ураган превратился в сумасшедшее трио пляшущих демонов пустыни и настиг воинов в черных плащах. За считанные минуты на месте, где только что мчался отряд, образовалась огромная песчаная гора. Затем смерч развернулся и неумолимо начал приближаться к чуть живым от ужаса караванщикам.
Больше Салим ничего не помнил до того момента, как в какой-то пещере ощутил на треснувших от зноя губах капли воды. Он понимал, что умирает — легкие, нос и глотка насквозь пропитались песком и кровью, дышать не получалось. В следующий раз из смертельного сна его вывела ужасная боль, пронизывающая всё тело.
Несчастному чудилось, что его голову с остервенением клюют сотни раскаленных клювов железных птиц смерти. Казалось, мучениям не будет конца, даже если умолять Аллаха забрать его к себе. Бедуин не мог кричать, веки не поднимались, тело не слушалось, но изо всех сил боролся за жизнь — будто против чужой воли. Проваливаясь в долгожданное забытье, он знал, что ещё будет пересчитывать на ночном небе пустыни тысячи звезд.
Салим умолк, видимо, вспоминая события тех далеких дней. Невозмутимое лицо рассказчика ничего не выражало, будто речь шла о ком-то постороннем. Слышался только хруст костяшек пальцев, с неимоверной силой сжимавших четки.
[8] Семизар — традиционная посуда для приготовления чая на Востоке, прообраз самовара. Изготавливается из меди
[9] Самум — буря с мощными пыльными вихрями, шквальными порывами ветра, песчаный ураган
[10] Теббад — сухой жгучий горячий ветер, опасный для растений, животных и людей
Глава 3 "Врачеватель из Йемена" на сайте автора http://zstorm.ru/adventurenovelbook3.html
[8] Семизар — традиционная посуда для приготовления чая на Востоке, прообраз самовара. Изготавливается из меди
[9] Самум — буря с мощными пыльными вихрями, шквальными порывами ветра, песчаный ураган
[10] Теббад — сухой жгучий горячий ветер, опасный для растений, животных и людей