часть 1 Первая любовь глава 1

Энтони Пасторэ
               
                часть 1

 
                Первая любовь

               
               
                «Иногда моя душа рыдает и разрывается на куски.
                Что служит для этого поводом?
                Она просит меня отлучиться, хоть на миг,
                От изнуряющих, скуки и угнетения,
                Разорвать тяжкие оковы повседневной реальности,
                Где все пропитано необузданной унылостью и горестью.
                Ей хочется летать, парить в бескрайних просторах
                Свободы и любви,  радости и счастья, легкости и чистоты,
                беззаботности и умиротворения…»


   
               
                глава 1




 - Мечты, мечты… Как же они светлы и безоблачны – думал, свесив ноги с помоста, конопатый, слегка чумазый мальчишка.

 -  Их безудержный характер позволяет, беспрекословно подчинить к себе все наши мысли и чувства. Они, как все прекрасное, покоряют наш разум своим изяществом и фантастичностью, заставляя вновь и вновь, порождать сумасшедшие иллюзии внеземного блаженства. И ты, как сторонний наблюдатель, почти безучастно, следишь за их торопливым ходом.
 
  Безмерно впечатлительный Глеб, зачастую, и сам неосознанно для себя впадал в это радужное состояние вечного счастья. Вот и сейчас он был глубоко погружен в пучину своих мечтаний, где его чрезмерно обостренное воображение рисовало незыблемые картины, желаемых им перемен в будущем.

  Поплавок его старой бамбуковой удочки уже давно держался на поверхности воды без малейшего движения, что свидетельствовало о полной потери рыбьего интереса к наживке, находящейся на крючке его снасти. Глеб медленно приподнял удилище вверх, притягивая к себе леску. Поймав болтающийся в воздухе поплавок, в виде гусиного пера воткнутого в небольшой овал из пенопласта, и стал разглядывать то, что осталось от червя. Затем, он снова резким движением руки закинул его в воду недалеко от прораставшего возле помоста островка из камышей. Теперь его больше ничто не отвлекало и он полностью погрузился в созерцание окружающей его природы.

  Унылый взгляд, доставшийся ему от покойного ныне от отца, исступленно взирал в мутную гладь старого заилившегося пруда. Насупившийся, немного подвздёрнутый кверху носик, медленно вдыхал свежесть и аромат, уходящего утра. Смутные грезы, находившие на него, подчас, уносили сознание в бескрайние долины собственных иллюзий, где не было места ни боли, ни огорчениям, а лишь сплошное всепоглощающее счастье и любовь, зовущее  и притягивающее его необъятной силой. Для Глеба было обычным делом витать в облаках целые сутки напролет, думая о столь заветных и желанных «райских кущах». 
   
  Он был небольшого роста, с худощавым, но крепко сбитым телосложением, обладал приятной внешностью, с вытянутыми чертами лица. Особенно выразительно выделялись продолговатые скулы, длинные надбровные дуги, и большие голубые, как небо глаза. В независимости от времени года, Глеб довольно заметно отличался от других детей, своей смуглостью и вместе с тем, как бы восточными очертаниями, в чем вероятно сказывалась его принадлежность к потомкам из южных стран.
   
  Хотя его возраст уже вполне относился к категории подростков, когда назвать маленьким могла лишь только крестная мать, да случайно повстречавшаяся, чрезмерно любящая детей тетка, тем не менее, так чувствовал он себя сам и виделся таким в глазах окружающих, юный четырнадцатилетний парнишка. Его золотистые кудри, взлохмаченные от легкого дуновения ветерка, придавали лицу еще большую миловидность, притягивая взор блеском, отражающихся в них лучей полуденного солнца.
 
  Дождь, прошедший глубокой ночью, оставил свой отпечаток множеством рассыпанных по гуще травы и листьям деревьев, стекающих капель. Легкая прохлада резко сменялась, набиравшей свои обороты жарой раннего июльского лета. В этот момент ему сильно хотелось удержать последние, приятнейшие для всего его тела мгновения, затухающего благолепия утра.
 
  Где-то вдалеке от пруда послушались чьи-то надвигающиеся голоса. Это шла тетка Глафира вместе с двумя своими сыновьями, которые были одного возраста с Глебом. В их руках были ведра до краев набитые свежепростиранным бельем, которое они собрались ополаскивать в пруду. Весьма полная в своей фигуре Глафира несла под правой рукой небольшой алюминиевый тазик. Увидев сидящего на помосте Глеба, она еще издали произвела неодобрительный возглас.

  - Так - так! Это кто здесь засиделся с самого раннего утра за рыбалкой?  -  Она прекрасно знала Глеба и его бабушку Евдокию Александровну, которая скорее всего попросила тетку Глафиру призвать ее внука незамедлительно вернуться домой.
 
  - Его уже давно ожидают! Места себе не находят! А он все еще и не думает возвращаться. Не пора ли вам уважаемый Глеб смотать свою удочку и направиться домой? Пади и самому уже надоело просиживать здесь штаны?

  - Нет, тетя Глафира, мне ни капли и не надоело, ведь в городе  мне никогда не удастся так от души порыбачить, как здесь. Да и потом у меня сейчас каникулы и я имею на это полное право – ответил Глеб.

  - Все ровно собирайся домой, бабушка наверняка волнуется о тебе.

  С этими словами она вместе со своими детьми проследовала дальше по направлению к чистой воде.

  - Да, я уже совсем скоро ухожу! – прокричал им в след Глеб, после чего стал еще более пристально смотреть на поплавок, ожидая последней на сегодня поклевки.

  Несмотря на столь юный возраст, Глеб довольно ярко выделялся из толпы своих сверстников, весьма зрелыми взглядами на жизнь. Еще в раннем детстве его наклонности шли в разрез с привычными для обыкновенного ребенка интересами, что не могло быть незамеченным родителями и учителями в школе. Он рос довольно незаурядным и талантливым индивидуумом, каких преподаватели, зачастую, называют самородками.

  Сейчас было лето, пора, когда учения и всевозможные науки уносились далеко прочь из сознания подростка, оставляя высвобожденное в нем место, исключительно радостным впечатлениям от всего происходящего с ним, в период длинных  и потому долгожданных летних каникул.  Но все же, еще свежо было то чувство волнения, которое переполняет каждого школьника, от надвигающего окончания очередного учебного года и начала сплошного трехмесячного счастья. Да и в памяти еще оставались совсем незатуманенными эпизоды из последней школьной линейки, где праздно одетые учителя громко и торжественно – строго, провозглашали фамилии выпускников, которые были готовы, уже навсегда покинуть столь знакомые и родные им стены школы. С грустью и одновременно переполняющим их волнительно-радостным ощущением начала нового этапа в своей жизни, уходили они со школьного двора, под звуки всем знакомого нестареющего вальса. Там, по ту сторону зеленых штакетных ворот, ждала их полная неизвестность. Неосознанно для себя, они вступали во взрослую жизнь, где уже только лично сами несли ответственность за принятые собой решения и за все с ними происходящее впоследствии. Особенно глубоко были запечатлены в памяти, лица руководителей выпускных классов. Со слезами на глазах, одаренные грудой разноцветных, испускающих дурманящий аромат цветов, провожали они своих любимых воспитанников, словно безвозвратно покидающих материнское гнездо птенцов. Эти сцены не могли не растрогать даже самых черствых и отвязанных школьных хулиганов.

  Глеб, также как и все его одноклассники, присутствующие на данной линейке, стал свидетелем разыгравшейся драмы. В этом году он перешел в девятый класс, по окончанию которого, ему также предстояло удостоиться звания выпускника и сделать свой выбор между дальнейшим продолжения школьного обучения, и переходом в иное, более высшее учебное заведение, такое как техникум или училище. Но сейчас мысли о столь серьезном жизненном шаге его совсем и не беспокоили. Он с жадностью впитывал каждый миг пребывания на свободе от назойливо – навязываемого ему обучения. Да, именно навязываемого, так как учиться ему вовсе и не хотелось. Глеб обладал склонностью к самообразованию и считал, все носящее специальный характер, пользы не приносит.

  Пребывая в тиши деревенской околицы, Глеб несказанно радовался возможности заниматься только тем, что ему возблагоразумиться. Строгий школьный режим, подкрепленный ежедневными дотошными занятиями в музыкальной школе полностью исчерпывали его силы, не оставляя ни малейшего времени для собственных нужд и увлечений. Страстным и каким-то фанатичным желанием его матери Марии Николаевны было непременно и во что бы то ни стало, воспитать из своего сына, высокообразованного, интеллигентного и талантливого человека. Он был у нее один и растила она его одна с семи лет, после того как не стало ее горячо любимого мужа, который был смертельно ранен во время военных действий на юго-западе страны. С тех пор заботы о воспитании сына и зарабатывании средств на существование, целиком легли на ее плечи. В этом всеми силами помогала ее пожилая семидесятипятилетняя мать и бабушка Глеба Евдокия Александровна, которая доживала свой век в глухой и живописной деревеньке Никуличи, где и находился в настоящий момент, ее ненаглядный внучек.
 
   Каждое лето со страстным нетерпением, спешил он окунуться в  этот сказочный уголок живой природы, где вся его изумительная  территория вдоль и поперек была сплошь изрезана дикими лесами, окутывающими непередаваемой словами красоты чистейших озер. Здесь высились отроги гор, хотя и не поражающих  своей грандиозностью и скалистостью, но тем не менее дополняющих общую картину умиротворяющего скопления природных массивов этого края. Глеб без остатка отдавался изучению каждых, прилежащих к дому лесов, местами непролазных, а где-то даже и устрашающих своими видами, в частности заболоченных лугов с непролазной топью на опушках. С неким трепетом он обходил их стороной, представляя себе сколько нечисти собирается в данном месте  во время их всеобщего шабаша.
 
   Сейчас было время около полудня, когда Глеб по обыкновению, засидевшись подолгу у пруда, со старой дедовской бамбуковой удочкой, судорожно сматывал лесу, спеша поскорее вернуться домой. Он знал, что столь затяжные утренние посиделки за ловлей рыбы, очень не нравились, беспокоившейся за него бабушке. Он уходил сюда, ни свет ни заря,  и возвращался в самый последний момент, когда уже встревоженная Евдокия Николаевна сама решалась отправиться на его поиски. Глеб с раннего детства любил проводить время на этом, некогда крупном водоеме. В нем присутствовала какая-то своеобразная, особая энергетика, притягивающая своей загадочностью.

  Окончательно собрав свою рыболовную снасть, Глеб двинулся обратно к дому.

  Тропинка от пруда вилась по узкой колее, так что утром у идущего по ней Глеба всегда вымачивались штаны до самых коленей. Он быстро перебирал ногами, хлюпая насквозь промокшими в сапогах ногами, и как бы спинным мозгом чувствуя негодование и тревогу милой и заботливой старушки.
 
  Тем не менее в ведерке присутствовал весьма приличный улов, в виде трех крупных карасиков, величиной чуть больше ладошки, двух поменьше окуней.  И гордостью сегодняшней ловли венчался трофейный, размером от кончиков пальцев до края локтя, красавцем зеркальным карпом. Это, как он считал, являлось наилучшим оправданием его столь длительного отсутствия.
 
   Несмотря на то, что из дому с собой он взял небольшой провиант с едой, который успешно и уплел во время рыбалки, в животе чувствовалась пустота, сопровождавшаяся легким урчанием. Он знал, что дома его уже давно ждет сытный и вкусный обед, приготовленный с особым старанием и любовью.
 
   Дорожка к дому проходила вдоль густого, непролазного леса, сплошь перемешанного высоченными соснами и елями, с пушистыми длинными кронами. Макушки этих исполинов так высоко вдавались в небо, что взобравшись на самый верх можно было бы приспокойно наблюдать огромные пространства диких лесных зарослей, протянувшихся на многие десятки километров. Широкие мохнатые ветви закрывали под собой всю небогатую растительность в виде мха и папоротника, не оставляя ни малейшей возможности просочиться сквозь них лучам полуденного солнца. Пробравшись в глубину дебрей, взору открывалась  необычайно сказочная картина дремучего нутра леса, которая покоряла и одновременно ужасала, своими завораживающими видами всяк сюда входящего. Глеб помнил о настоятельных предостережениях и просьбах бабушки, ни в коем случае, не входить сюда  в одиночку. Тем не менее, частенько, тайком  от всех нарушал свое обещание, повадившись на ежедневные короткие послеобеденные прогулки, когда Евдокия Николаевна, намаявшаяся от дневной жары и хлопот по дому, укладывалась в своей спальне вздремнуть на пару часов, чем и пользовался неуемный Глеб.   
   
  Старенький домик бабушки высился на небольшом пригорке, вблизи ветхой заброшенной церквушки. Он отвечал всем традициям и требованиям, существовавшим в те времена в архитектуре строительства сельских домов. Первое, что бросалось в глаза, это своеобразные узоры, шедшие по всему периметру дома,  по краям крыши, спускаясь вниз к фундаменту. То были резные переливы, высеченные по строгому трафарету, с различными дугообразными и спиралевидными формами, местами переходящими в очертания столь знакомых цветков ромашки и васильков, сменяющие друг друга поочередно, разделяясь лишь, похожими на лозу виноградника узорами, с небольшими клёновидными листиками. Наличники окон обрамлялись еще более сложными расписными мотивами, раскрашенными в бело-зеленые тона.
 
  Глеб и сам совершенно недавно принимал непосредственное участие в покраске дома и ему, как ни кому более, были известны и знакомы каждые изгибы этого резного творения старинных русских мастеров. Ему было известно, что некогда данный дом принадлежал богатому купцу в здешних местах, славящегося  любовью ко всему редкому и прекрасному, а потому и стремящемуся выделить свое поместье всеми возможными в те времена способами, которыми обладали местные мастера, что у него прекрасно и получилось. 
 
  В этот момент Глеб уже неторопливым шагом приближался по тропинке к дому.  Он, заметно уставший, нехотя волочил ногами по невысокой недавно скошенной траве. Подойдя вплотную к невысокой деревянной калитке, он мигом повернул деревянную вертушку, удерживающую маленькие дверки от открывания, и закрыв ее обратно, уже уверенной походкой пошел вверх вдоль огромного цветочного сада.               

  Мимоходом он присвистнул своему верному псу Пирату, который судя по - всему, спокойно дремал и не заслышал прихода своего горячо любимого хозяина.
 
  Это был обыкновенный дворовый пес средних размеров с короткой бело-рыжей шерстью, над его правым глазом разместился небольшой островок с черной окраской, плавно переходящей вниз к брови. Наверное, он потому и был когда-то назван таким именем, что всегда напоминал пирата с черной повязкой  на одном глазу, вдобавок ко всему, у Пирата всегда присутствовало какое-то необычайно бурное желание стремглав бежать вперед навстречу к приключениям.
 
  Пес медленно выполз  из проема большой темно-синей конуры, слегка потянулся, изгибая все свое тело, и мигом ринулся к своему маленькому господину. В настоящий момент это был единственный лучший друг Глеба в деревне у бабушки и с ним он проводил огромное количество времени вдвоем. Глеб брал его с собой во все прогулки и походы по прекрасным просторам местных природных достопримечательств. Лишь сегодня Пират пропустил прогулку, так как Глеб вышел с другой стороны дома, тропинкой через огород, чтобы накопать необходимых для рыбалки червей.

   Пес стал энергично прыгать вдоль ног своего хозяина, толкая его своим туловищем, пытаясь дотянутся ему до самого лица и облизать щеки краем длинного языка. Он бежал рядом с ним и временами легко покусывал Глеба за руки, не переставая при этом хаотично болтать по сторонам своим длинным хвостом.

  Громким лаем пес призывал хозяина остановиться и уделить ему хоть чуточку внимания своей лаской, что Глеб время от времени и делал, но затем в виду всей своей усталости стал потихоньку отмахиваться от него, желая побыстрее оказаться внутри дома.

  В спину Глеба подул легкий порыв прохладного ветерка и он быстро взглянул в верх на косяк крыши дома, где тихонько заскрипел флигель, повернувшийся немного в сторону от воздушной волны. Он изображался в виде разноцветного металлического петуха, сделанного еще его покойным дедушкой Николаем, который на протяжении всей своей жизни старался поддерживать ту красоту и убранство своего поместья в первозданном виде, в котором оно досталось ему по наследству от далеких родственников.
 
  Венцом данного дома, являлась широкая, на весь периметр крыши мансарда, которую так любил Глеб, и где собственно, располагалась его спальная комната. Оттуда, как на ладони, была обозрима вся местная округа.
 
  Сейчас было время около половины одиннадцатого, когда Глеб вступил на порог дома, где его нетерпеливо ожидала добрейшая до глубины души бабушка.
 
  Он открыл входные двери веранды, с трудом стянул с ног слипшиеся от влаги резиновые сапоги, и спрятав насквозь промокшие носки в тумбу для обуви, вошел в длинную светлую прихожую комнату. Коротким взмахом, он отодвинул в сторону занавесу, висящую в дверных створах, служившую летом лишь для зашиты от непрошенных назойливых мух, комаров и прочих нежелательных крылатых насекомых. Здесь его сразу же обуял приятнейший аромат, только что приготовленных Евдокией Александровной оладьев, которые так любил ее ненаглядный внук.
 
  Он подошел вплотную к кухонным дверям, где сквозь прозрачные стекла мог наблюдать как внутри, возле обставленной кастрюлями и сковородами горящей плите, во всю шла работа по готовке большого разнообразного обеденного стола. Тут стремительно суетилась неуемная бабулька. Довольно ловко она одной рукой переворачивала содержимое сковороды небольшой деревянной лопаткой, другой же вливала новые оладья, зачерпывая белую консистенцию из рядом стоящей глубокой чашки.
 
  Глеб тихонько приоткрыл двери, но они слегка заскрипели, чем сразу же одернул от своей работы бабушку. Она мгновенно обернулась и тут же разлилась в добродушной улыбке… Немного промедлив она произнесла:

- Ну и где же так долго пропадал мой любимый сорванец? Я уже места себе не нахожу, ожидая его дома.
 
Взглянув на его босые ноги, она поняла, что Глеб в очередной раз сильно промок.

 - Скорей иди насухо протрись и переоденься в сухую одежду. Не хватало еще, чтобы  ты заболел в самый разгар лета, то-то и я получу выговор от твоей матери, что позволяю тебе ходить по утрам на пруд.

-Да, хорошо бабушка, я сейчас же переоденусь – ответил Глеб. - Но сначала взгляни на рыбу, которую мне посчастливилось сегодня выловить. Утром был прекрасный клев и вот, что мне без особого труда удалось принести к нашему обеденному столу.

  В этот момент он вплотную подошел к бабушке и приподняв ведерко, показал ей всю содержимую в нем живность. Евдокия Николаевна, с удивлением рассмотрела принесенную внучком добычу, так как дивиться и в правду было чем. Это был вполне весомый улов и она с оживлением наблюдала за бурным движением рыбы, которые били своими длинными хвостами в разные стороны. И она   никак не могла понять, как ее милый внучек, еще совсем маленький  и неумелый в ее глазах, смог вытянуть столь значительное количество рыбы, хватающее на приготовление полноценного обеда на несколько взрослых персон.

 - Молодец мой Глебушка, видно зря я тебя здесь ругала. И когда ты научился так превосходно удить рыбу?  Это поистине заслуживающий похвалы улов. Я приготовлю его сегодня к обеду. А сейчас ступай к себе и  возвращайся обратно, уже давно пора позавтракать. С этими словами она обняла его за плечи и мягко погладила по взлохмаченным волосам.

  Глеб стал подниматься наверх по лестнице, вдохновленный похвалой. Сегодня, ввиду произошедшего, ему показалось, что в случае чего, он всегда сможет прокормить всю свою семью, благодаря незаурядному рыболовному мастерству. Он медленно раскрыл двери своей спальни из которой живо выбежал черно-белый кот Васька, который не обращая на него никакого внимания спешил быстро попасть на кухню в надеждах получить свою порцию еды.

  Войдя в свою комнату Глеб подошел к окну и стал наблюдать за тем как на крыше сарая, где он рассыпал вчера зерно, прилетела небольшая стайка из пяти бело-синих голубей. Они бурно клевали зерна, размахивая попеременно своими крыльями. Глеб сильно любил голубей, и  ему очень нравилось следить за данными крылатыми созданиями. Он восхищался ими и считал по праву достойными звания «птиц мира».
   
  Вскоре Глеб спустился по лестнице обратно вниз и прошел на кухню. Здесь бабушка уже выложила все свои приготовления на поднос и разливала в глубокие пиала, стоящие на столе, ароматный чай с душистыми полевыми травами. Быстро вымыв руки, он сел за стол и принялся есть.
 
  После сытного завтрака бабушка предложила ему пойти отдохнуть в свою комнату, а вечером просила его о помощи в поливке некоторой части огорода, на что Глеб послушно согласился.

   Выйдя из-за стола он вновь поднялся на верх. Пройдя на балкон, он опустился в мягкое кресло с накинутым на него мохнатым пледом. Это было прекрасное место для отдыха, где также можно было спокойно наблюдать за неторопливым ходом тихой деревенской жизни. Не прошло и пяти минут как Глеб, укрывшись легким одеялом, дремал, откинув голову на спинку мягкого кресла. В это же время Евдокия Александровна также отдыхала в своих покоях.