Периодизация истории римского государства.
Если римское право приобрело общечеловеческую ценность тем, что оно мало-помалу из национального права одного небольшого народа превратилось в универсальное право всего античного мира, - то проследить процесс этого превращения и составляет главнейшую общую задачу истории римского права.
И.А. Покровский. История римского права.
В ходе развития любого государства в нём неизменно происходят значительные, революционные преобразования. В результате этих преобразований существенные изменения претерпевает общественный и государственный строй, может смениться форма правления, наконец, зачастую меняется сама парадигма государственности, что неизменно влечёт и преобразования в праве. Эти изменения, хотя, конечно, и не могут произойти мгновенно, в несколько дней, всё же условно могут быть ограничены временными рамками.
Римское государство в этом плане не является исключением. Более того, дробление истории его на периоды, в силу ли давней традиции или иных причин, показывает удивительное единообразие взглядов. Самой популярной является периодизация в связи с господствующей формой правления.
* * *
Первым периодом называют период правления царей (царский период), ознаменованный правлением знаменитых семерых римских царей. Начинается он с основания города 21 апреля 754 г. до н.э. – легендарной даты, обнаруживаемой у многих историков, но с отсылкой, как правило, к Марку Терренцию Варрону и его книге «О происхождении римского народа» (не дошедшей до наших дней). Разумеется, изумительная точность в определении даты такого отдалённого во времени события не могла не вызвать нареканий. Как отмечал уже Теодор Моммзен, автор объёмнейшей «Римской истории», Рим был построен не в один день, а современные археологические изыскания достаточно основательно поколебали эту легенду. Обратимся к примеру. Профессор Гэри Форсит (Gary Forsythe), посвятивший древнейшей римской истории отдельное исследование, отмечает:
“Recent work by T.P.Wyseman in reference to Rome’s foundation legend <…> and by J. von Ungern-Sternberg concerning the formation of the historical tradition surrounding the early kings and early republic <…> has shown that when the first Roman historians composed their accounts, much of what they recorded was simply the historical tradition currently accepted by Roman society, but this tradition, as those of other people had little relation to or interest in historical truth, but rather reflected contemporaneous concerns and ideology”.
В наши дни принято считать, что древнейшие поселения на месте Рима возникли не в VIII веке до н.э., а столетиями ранее, в X веке до н.э.
Так или иначе, но период этот, названный в честь царей (титул их , «царь», в латинском – rex), характерен именно правлением семерых царей. Имена их известны (и расположены ниже в хронологическом порядке):
Ромул (Romulus) – правил с 754 по 716 г.г. до н.э.;
Нума Помпилий (Numa Pompilius) – правил с 716 по 673 г.г. до н.э.;
Тулл Гостилий (Tullus Hostilius) – правил с 673 по 641 г.г. до н.э.;
Анк Марций (Ancus Marcius) – правил с 640 по 616 г.г. до н.э.;
Луций Тарквиний Приск (Lucius Tarquinius Priscus) – правил с 616 по 579 г.г. до н.э.;
Сервий Туллий (Servius Tullius) – правил с 578 по 535 г.г. до н.э.;
Луций Тарквиний Гордый (Lucius Tarquinius Superbus) – ¬правил с 535 г. до н.э. вплоть до изгнания из Рима в 509 г. до н.э.
Вкратце обозначим, чем известны в истории эти цари.
Ромул, легендарный основатель города, помимо прочего, прославился и как талантливый политик. Так, поскольку Рим после его основания был заселён одними лишь мужчинами – членами отрядов Ромула и Рема, по смерти последнего объединившимися, Ромул решился хитростью пополнить женское население города. С этой целью был организован праздник консуалий (Consuales Ludi), на который были приглашены соседи римлян – сабиняне. По традиции сабиняне явились вместе со своими семействами. В разгар праздника римляне напали на ничего не подозревающих сабинян и захватили их женщин. В результате между Римом и сабинянами началась война, которая, если верить легенде, прекращена была теми самыми похищенными девушками. Они, завидев со стен города, что их мужья, римляне, бьются смертью с их родными отцами и братьями, подхватили на руки успевших уже родиться от римлян младенцев и со стенаниями и плачем встали между двумя армиями. Битва была остановлена, стороны достигли согласия и сабиняне присоединились к римлянам, войдя в число жителей нового города. Новые жители нареклись сабинским именем квиритов (quirites), а царь их, Тит Таций, стал соправителем нового народа вместе с Ромулом.
Кроме этого сюжета, имени Ромула приписывается идея формировать войско в виде легиона из 3000 пехоты и 300 всадников, а также разделение всего населения на патрициев и плебеев. Первые, по распространённой версии, названы так в честь принадлежности к определённому роду, во главе с отцом (pater). Плебеи же произошли от пришлого населения Рима, не принадлежащего ни к одному из древних родов. Помимо прочего, из числа глав родов Ромулом был составлен Сенат, члены которого традиционно именовались patres senatores (отцы-сенаторы).
Второй царь, Нума Помпилий, происходил из сабинян. Он приходился зятем Титу Тацию и был избран народом в цари после периода междуцарствия, случившегося после смерти Ромула.
В отличие от Ромула, Нума Помпилий пытался всеми силами укротить воинственный нрав римлян и построить их жизнь в соответствии с предписаниями божеского и человеческого права. Он заключил и укрепил мир между римлянами и их соседями, занявшись тем временем обустройством гражданской и религиозной жизни города.
Вступив на престол, он прежде всего уничтожил отряд из трехсот человек, всегдашних телохранителей Ромула, названных им за быстроту исполнения поручений целерами Нума не хотел ни быть не доверчивым к тем, кто доверял ему, ни царствовать над людьми, не доверявшими ему. Далее, он к двум жрецам Юпитера и Марса прибавил третьего – для Ромула – и назвал его фламином Квирина.
"Римляне звали "фламинами" и прежних жрецов. Название это происходит, вероятно, от их шляп, сделанных, по рассказам, из войлока <…>"
(Плутарх. Сравнительные жизнеописания. Ликург и Нума Помпилий. / М.:Правда, 1987г. Перевод В.Алексеева)
Он первым провёл межевание земель, завоеванных предшественником, а затем раздал их гражданам. Для упорядочения земельных отношений участки размечались межевыми камнями. Затем, дабы приучить граждан к почитанию границ земельных владений, окончательно (продолжая дело Тита Тация) оформил религиозный культ бога-охранителя границ Термина (Terminus), а также приучил римлян почитать Фидес (Fides), обеспечивавшую верность данной клятве. От имени этой богини происходит и слово foederatio – «союз», – которым объединялись римляне с чужеземцами со взаимного согласия. Таким образом, повреждение межевых знаков и нарушение клятвы сделались тяжелейшими проступками: человек, совершивший любой из этих проступков обрекался богам преисподней (sacer esto).
Затем боги латинов и сабинов были соединены в одну систему. Нума Помпилий построил им храмы и установил религиозные обряды, отправлявшиеся всеми римлянами. Помимо фламинов, он создал коллегию понтификов (Collegium Pontificum) во главе с Великим понтификов (Pontifex Maximus), обязав их хранить сакральное право (ius pontificium) и разъяснять его римлянам (commentarii pontificum), т.е. сделал их первыми юристами. Им была создана и коллегия фециалов (fetiales), ведавших вопросами ius fetiale, права, регулировавшего вопросы международного характера (они отвечали, скажем, за соблюдение сакральной процедуры объявления войны или заключения союза). Впервые в Риме начинает почитаться богиня Веста (Vesta), для чего учреждается куль весталок. Всё это упрочило связь недавно объединённых общей судьбой народов, объединило их жизни правовыми началами. Понтифики, в чьих руках находится контроль над всей религиозной жизнью Рима, без сомнения, приняли непосредственное участие и в развитии права, так как не было ни одной сферы жизни древней римской общины, которая не была бы освящена религиозными нормами. Тем не менее, обнаруженные в середине республики книги Нумы Помпилия о религиозном обряде были сожжены консулами, поскольку к тому времени обряд претерпел значительные изменения, а эти книги, по их мнению, могли подорвать нравы.
Царь не обходит стороной и другие аспекты жизни. Так, он учреждает девять ремесленных цехов (флейтистов, золотых дел мастеров, плотников, красильщиков, сапожников, дубильщиков, медников, гончаров, а все прочие профессии были объединены в единый, девятый, цех). Деятельность каждого из цехов упорядочивается им путём объявления для них особых праздничных дат и установления культа богов-покровителей соответствующего ремесла.
Примером могут быть слова А.Ф. Энмана, историка немецкого происхождения, преподававшего в XIX веке в Петербурге и специализировавшегося на древнейшей истории Рима, приводимые в его работе «Легенда о римских царях»:
«К источникам, вода из которых славилась своей чистотою, а потому и употреблялась в богослужении (Серв. ad Aen. 12, 139), принадлежали еще aquae Juturnae. Один из них находился на Марсовом поле, а вблизи — святыня Ютурны, построенная Лутацием Кату-лом. Эта богиня считалась матерью Фонта, а празднество ее справлялось всеми ремес-ленниками, нуждавшимися для своего ремесла в воде (Серв. l. c. Juturnae feriae celebrant, qui artificium aqua exercent). Хотя не уцелело ни одного известия, связывающего Ютурну и ее источник с Нумой Помпилием, мы все-таки считаем возможным, что такая связь легла в основание являющегося, впрочем, лишь у поздних авторов показания об основании Нумой древнейших ремесленных коллегий».
Мы видим, что вся деятельность Нумы Помпилия была направлена на то, чтобы сплотить население Рима в одно целое, в единое римское общество. Именно в этом и заключается основная его заслуга.
Третьим царём Рима легенда называет Тулла Гостилия. Этот царь, в отличие от предшественника, проявлял не кротость и миролюбие, но мужество и воинственность.
В гражданской жизни его имени приписывается небольшое число деяний. Так, римские историки считали, что именно он ввёл инсигнии царей, перешедшие впоследствии к республиканским магистратам. Среди этих символов царской власти называют ликторов (lictores; ликторы в будущем станут сопровождать магистратов), пурпурную тогу с богатой вышивкой (toga picta; впоследствии она стала облачением триумфаторов), роскошную полосатую ту;нику (tunica praetexta; суть туника с широкой пурпуровой полосой посередине одежды, идущей вертикально и в будущем стала частью костюма римского сенатора), а также и курульное кресло (sella curulis; значение его в римской культуре чрезвычайно велико. Должности, на которых полагалось восседать на курульном кресле, назывались курульными).
Вторым его преобразованием стало увеличение числа всаднических центу-рий до восемнадцати, причём в каждую центурию входило по сто всадников (роль всаднического звания в римской политике очень высока; всадники суть самые состоятельные и влиятельные люди в государстве).
Наконец, третьим преобразованием, часто приписываемым Туллу Гостилию, является учреждение магистратуры квесторов, помогавших царю (а в республику – консулам) при осуществлении им своих полномочий. В будущем, в республиканский период, эта магистратура специализируется на уголовном процессе и управлении римской казной (aerarium) и архивом.
Что до внешней политики, то при третьем царе Рим практически не прекращал войн. Первым делом были разгромлены соседи-альбанцы, возмущённые набегами римлян на их земли. С этой историей связана знаменитая схватка братьев Горациев с братьями Куриациями: дабы не уничтожать понапрасну армии в сражениях, Тулл Гостилий сговаривается с диктатором Альба-Лонги, Меттием Фуфетием, о сражении между избранными бойцами. По условиям соглашения, тот, чьи бойцы победят, будет единолично властвовать над Римом и Альба-Лонгой. Вот как описывает эти события Тит Ливий (I.24-25):
"Было тогда в каждой из ратей по трое братьев-близнецов, равных и возрастом, и силой. Это были, как знает каждый, Горации и Куриации, и едва ли есть предание древности, известное более широко; но и в таком ясном деле не обошлось без путаницы насчет того, к какому народу принадлежали Горации, к какому Куриации. <…>
Разные договоры заключаются на разных условиях, но всегда одинаковым способом. В тот раз, как я мог узнать, сделано было так (и нет о договорах сведений более древних). Фециал воззвал к царю Туллу: «Велишь ли мне, царь, заключить договор с отцом-отряженным народа альбанского?» Царь повелел, тогда фециал сказал: «Прошу у тебя, царь, потребное для освящения». Тот в ответ: «Возьми чистой травы». Фециал принес из крепости вырванной с корнем чистой травы. После этого он воззвал к царю так: «Царь, назначаешь ли ты меня с моею утварью и сотоварищами царским вестником римского народа квиритов?» Царь ответил: «Когда то не во вред мне и римскому народу квиритов, назначаю». Фециалом был Марк Валерий, отцом-отряженным он назначил Спурия Фузия, коснувшись ветвью его головы и волос. Отец-отряженный назначается для принесения присяги, то есть для освящения договора: он произносит многочисленные слова длинного заклятия, которое не стоит здесь приводить. Потом, по оглашении условий, он говорит: «Внемли, Юпитер, внемли, отец-отряженный народа альбанского, внемли, народ альбанский. От этих условий, в том виде, как они всенародно от начала и до конца оглашены по этим навощенным табличкам без злого умысла и как они здесь в сей день поняты вполне правильно, от них римский народ не отступится первым. А если отступится первым по общему решению и со злым умыслом, тогда ты, Юпитер, порази народ римский так, как в сей день здесь я поражаю этого кабанчика, и настолько сильней порази, насколько больше твоя мощь и могущество». Сказав это, он убил кабанчика кременным ножом. Точно так же и альбанцы через своего диктатора и своих жрецов произнесли свои заклятья и клятву.
Когда заключили договор, близнецы, как было условлено, берутся за оружие. С обеих сторон ободряют своих: на их оружие, на их руки смотрят сейчас отеческие боги, отечество и родители, все сограждане — и дома и в войске. Бойцы, и от природы воинственные, и ободряемые криками, выступают на середину меж двумя ратями. Оба войска сели перед своими лагерями, свободные от прямой опасности, но не от тревоги — спор ведь шел о первенстве и решение зависело от доблести и удачи столь немногих. В напряженном ожидании все чувства обращаются к зрелищу, отнюдь не тешащему глаз.
Подают знак, и шесть юношей с оружием наизготове, по трое, как два строя, сходятся, вобрав в себя весь пыл двух больших ратей. И те и другие думают не об опасности, грозящей им самим, но о господстве или рабстве, ожидающем весь народ, о грядущей судьбе своего отечества, находящейся теперь в собственных их руках. Едва только в первой сшибке стукнули щиты, сверкнули блистающие мечи, глубокий трепет охватывает всех, и, покуда ничто не обнадеживает ни одну из сторон, голос и дыхание застывают в горле.
Когда бойцы сошлись грудь на грудь и уже можно было видеть не только движение тел и мельканье клинков и щитов, но и раны и кровь, трое альбанцев были ранены, а двое римлян пали. Их гибель исторгла крик радости у альбанского войска, а римские легионы оставила уже всякая надежда, но еще не тревога: они сокрушались об участи последнего, которого обступили трое Куриациев. Волею случая он был невредим, и если против всех вместе бессилен, то каждому порознь грозен. Чтобы разъединить противников, он обращается в бегство, рассчитав, что преследователи бежать будут так, как позволит каждому рана. Уже отбежал он на какое-то расстоянье от места боя, как, оглянувшись, увидел, что догоняющие разделены немалыми промежутками и один совсем близко. Против этого и обращается он в яростном натиске, и, покуда альбанское войско кричит Куриациям, чтобы поторопились на помощь брату, победитель Гораций, убив врага, уже устремляется в новую схватку. Теперь римляне поддерживают своего бойца криком, какой всегда поднимают при неожиданном обороте поединка сочувствующие зрители, и Гораций спешит закончить сражение. Итак, он, прежде чем смог подоспеть последний, который был недалеко, приканчивает еще одного Куриация: и вот уже военное счастье сравнялось — противники остались один на один, но не равны у них были ни надежды, ни силы. Римлянин, целый и невредимый, одержавший двойную победу, был грозен, идя в третий бой; альбанец, изнемогший от раны, изнемогший от бега, сломленный зрелищем гибели братьев, покорно становится под удар. И то не было боем. Римлянин восклицает, ликуя:«Двоих я принес в жертву теням моих братьев, третьего отдам на жертвенник того дела, ради которого идет эта война, чтобы римлянин властвовал над альбанцем». Ударом сверху вонзает он меч в горло противнику, едва держащему щит; с павшего снимает доспехи.
Римляне встретили Горация ликованием и поздравлениями, и тем большею была их ра-дость, чем ближе были они прежде к отчаянию. Обе стороны занялись погребением своих мертвых, но с далеко не одинаковыми чувствами — ведь одни выиграли власть, а другие подпали чужому господству. Гробницы можно видеть и до сих пор на тех самых местах, где пал каждый: две римские вместе, ближе к Альбе, три альбанские поодаль, в сторону Рима, и врозь — именно так, как бойцы сражались".
Таким образом, власть достаётся Гостилию, и римское государство принимает в качестве своих сограждан альбанцев, заселивший Целийский холм. Кроме того, в число отцов царь включает глав старейших альбанских родов – Геганиев, Квинтиев, Клелиев, Куриациев, Сервилиев, Юлиев. Впрочем, события эти происходят после того, как царь альбанцев, Меттий Фуфетий, пытается обманом сохранить независимость своего народа: он подговаривает соседние племена напасть на Рим, а сам, во время сражения, остаётся в стороне, выжидая исхода битвы. За это Гостилий, победив противника, приказывает схватить Фуфетия и, привязав его к двум коням, разорвать надвое. После смерти Фуфетия город, Альба-Лонга, разрушается специально посланными с этой целью воинами (которым, между тем, запрещено было уничтожать храмы богов – столь высоко почитались они), но только после того, как жители его переселились в Рим. Благодаря этим мерам Рим усиливается и становится серьёзной политической силой.
Четвёртый царь, Анк Марций, один из сыновей дочери Нумы Помпилия, избирается на царство народом после смерти Тулла Гостилия. Его политика первоначально очень миролюбива. Своё правление он начинает с заботы о народе, его нравственном благоденствии. Тит Ливий пишет (I.32.2):
"Едва вступив на царство, он, памятуя о дедовской славе и единственной слабости прекрасного в остальном предыдущего царствования — упадке благочестия и искажении обрядов, а также полагая важнейшим, чтобы общественные священнодействия совершались в строгом согласии с уставами Нумы, приказал понтифику извлечь из записок царя все относящиеся сюда наставленья и, начертав на доске, обнародовать".
Затем он устанавливает правила объявления справедливой войны, а их соблюдение становится обязанностью фециалов. Главным в этих правилах является стремление избежать гнева богов, для чего война может начаться лишь по вине противника. Рим отныне стремится всеми силами достичь мирного разрешения спора, а только при невозможности такового – начинает войну. С этой целью перестраивается храм Юпитера Феретрия, в котором отныне хранятся инсигнии фециалов, скипетр Юпитера и камни, предназначенные для скрепления союзов.
В то же время соседские племена непрерывно докучали Риму, грабили окрестности и нападали на граждан. Сочтя миролюбие царя слабостью, соседи, латины, вторглись в римские владения и направились к городу. Марций немедля принимается собирать войско и объявляет им войну, однако с соблюдением собственноручно введённого обряда (Тит Ливий, I. 32.6-10):
«Посол, придя к границам тех, от кого требуют удовлетворения, покрывает голову (покрывало это из шерсти) и говорит: «Внемли, Юпитер, внемлите рубежи племени такого-то (тут он называет имя); да слышит меня Вышний Закон. Я вестник всего римского народа, по праву и чести прихожу я послом, и словам моим да будет вера!» Далее он исчисляет все требуемое. Затем берет в свидетели Юпитера: «Если неправо и нечестиво требую я, чтобы эти люди и эти вещи были выданы мне, да лишишь ты меня навсегда принадлежности к моему отечеству». Это произносит он, когда переступает рубеж, это же — первому встречному, это же — когда входит в ворота, это же — когда войдет на площадь, изменяя лишь немногие слова в возвещении и заклятии. Если он не получает того, что требует, то по прошествии тридцати трех дней (таков установленный обычаем срок) он объявляет войну так: «Внемли, Юпитер, и ты, Янус Квирин, и все боги небесные, и вы, земные, и вы, подземные, — внемлите! Вас я беру в свидетели тому, что этот народ (тут он называет, какой именно) нарушил право и не желает его восстановить. Но об этом мы, первые и старейшие в нашем отечестве, будем держать совет, каким образом нам осуществить свое право». Тут посол возвращается в Рим для совещания».
После того, как фециал бросил копьё в землю латинов, царь ушёл на войну, оставив город на попечении жрецов. Он последовательно захватил латинские города Политорий, Теллен и Фиканы. В результате все латинские силы были оттеснены к Медуллии. Объединившиеся противники Рима долгое время выдерживали натиск римлян, но в конечном итоге были побеждены. По окончании войны царь переселяет латинов в Рим, выделив им Авентин. Из числа переселенцев начинает складываться сословие плебеев (plebs), свободных лиц, не имеющих во главе своих родов отцов, признаваемых Римом. Они не имели права участвовать в народных собраниях (ius suffragii) и избираться в магистраты (ius honorum), не вправе заключать брак с патрициями (ius conubii), а также не пользовались понтификальным правом (им запрещено участие в священных римских обрядах).
В результате войн границы Рима расширяются на запад, вплоть до берегов Средиземного моря, а от вейян им отходит Мезийский лес. Марций принимает решение об основании первой римской колонии – Остии, – ставшей морским портом Рима. Здесь же начинается добыча соли. О последствиях завоеваний повествует А. Энман:
"Четыре вещи, прибавленные Анком Марцием к имуществу римского народа: морской порт, мост, корабельные леса и соляные копи, очевидно, соответствуют четырем источникам государственных доходов (vectigalia): 1) с кораблей, входящих в порт, взималась плата в пользу римского государства, а также со всех товаров, привозимых или провозимых через морской порт (portorium maritimum); 2) portoria, мостовые сборы, брались также за проезд через мосты; 3) собственностью римского государства были леса (silvae caeduae), из которых продавались строительные материалы, особенно для постройки кораблей; за право устройства в государственных лесах смолокурен, кроме того, взимался известный сбор (vectigal picariarum); 4) эксплуатация соляных копей принадлежала государству; оно получало от них vectigal salinarum, отдавая копи в аренду откупщикам (salinatores). Государство при этом заботилось о том, чтобы соль, как предмет самого общего и необходимого потребления, не вздорожала не в меру".
В царствование Марция в Рим переселяется состоятельный выходец из Тарквиний – Лукумон. Он, будучи происхождения незнатного, но обладая огромным состоянием, доблестью и благочестием, следует совету жены. Та, видя, что на родине её супругу почёта не сыскать, советует ему отправиться в Рим: в этом городе вся знать молодая, да и знатность приобретается не происхождением, а доблестью. Собрав всё имущество, он отправляется в путь. По пути с ним происходит очень известное в истории событие (Тит Ливий, I.34.8-10):
"Доезжают они волей случая до Яникула, а там орел плавно, на распростертых крыльях, спускается к Лукумону, восседающему с женою на колеснице, и уносит его шапку, чтобы, покружив с громким клекотом, вновь возложить ее на голову, будто исполняя поручение божества; затем улетает ввысь. Танаквиль, женщина сведущая, как вообще этруски, в небесных знаменьях, с радостью приняла это провозвестье. Обнявши мужа, она велит ему надеяться на высокую и великую участь: такая прилетала к нему птица, с такой стороны неба, такого бога вестница; облетев вокруг самой маковки, она подняла кверху убор, возложенный на человеческую голову, чтобы возвратить его как бы от божества. С такими надеждами и мыслями въехали они в город и, обзаведясь там домом, назвались именем Луция Тарквиния Древнего".
Луций Тарквиний Древний (Приск) стал пятым правителем Рима и был избран на царство народом и сенатом единогласно. Он прежде всего дополняет римский религиозный культ, введя почитание подземных богов (Мавлеев Е.В. Гибель этрусков. / Природа, 1988. № 8.; см. также: Мавлеев Е.В. Лукумоны. / Наука и религия, 1990. № 10):
«Тарквиний Древний, первый этрусский царь в Риме, сохранил свойства лукумона, так как установил здесь весь комплекс этрусских церемоний».
Римляне обращают свой взор на загробный мир, а человек, нарушивший сакральные нормы, обрекается богам преисподней (sacer esto). Эта же формула, впрочем, применяется и как благословение, призываемое в самые тяжёлые моменты. Так, уже в республиканский период богам преисподней обрёк себя консул Публий Деций Мус, увидевший отступление римских войск под натиском латинов в 340 г. до н.э. (Тит Ливий, VIII.9.4-13):
«В этот тревожный миг консул Деций громко позвал Марка Валерия: «Нужна помощь богов, Марк Валерий,— сказал он,— и ты, жрец римского народа, подскажи слова, чтобы этими словами мне обречь себя в жертву во спасение легионов». Понтифик приказал ему облачиться в претексту, покрыть голову, под тогой рукой коснуться подбородка и, став ногами на копье, говорить так: «Янус, Юпитер, Марс-отец, Квирин, Беллона, Лары, божества пришлые и боги здешние, боги, в чьих руках мы и враги наши, и боги преисподней, вас заклинаю, призываю, прошу и умоляю: даруйте римскому народу квиритов одоление и победу, а врагов римского народа квиритов поразите ужасом, страхом и смертью. Как слова эти я произнес, так во имя государства римского народа квиритов, во имя воинства, легионов, соратников римского народа квиритов я обрекаю в жертву богам преисподней и Земле вражеские рати, помощников их и себя вместе с ними».
Так произносит он это заклинание и приказывает ликторам идти к Титу Манлию и поскорей сообщить товарищу, что он обрек себя в жертву во имя воинства. Сам же препоясался на габинский лад, вооружился, вскочил на коня и бросился в гущу врага. Он был замечен и в одном и в другом войске, ибо облик его сделался как бы величественней, чем у обыкновенного смертного, словно для вящего искупления гнева богов само небо послало того, кто отвратит от своих погибель и обратит ее на врагов. И тогда внушенный им страх охватил всех, и в трепете рассыпались передовые ряды латинов, а потом ужас перекинулся и на все их войско. И нельзя было не заметить, что, куда бы ни направил Деций своего коня, везде враги столбенели от ужаса, словно пораженные смертоносной кометой; когда же пал он под градом стрел, уже нескрываемо перетрусившие когорты латинов пустились наутек, и широкий прорыв открылся перед римлянами».
Но вернёмся к Тарквинию Древнему. С его именем, равно как и с именами других царей, связана далеко не единственная легенда. Однако же любопытной в рамках нашего повествования кажется следующая, в которой описан следующий царь, Сервий Туллий (Нейхардт А.А. Легенды и сказания Древнего Рима. – М.: Издательство «Правда», 1987):
«Отец Сервия Туллия был убит, а мать родила мальчика в доме царя. Однажды, когда мальчик спал, увидели, что вокруг его головы пылает пламя. Испуганные слуги принесли воду, чтобы затушить огонь, но мудрая царица Танаквиль велела не будить ребенка, пока он сам не проснется. И, действительно, огонь пылал, не обжигая, и исчез, когда маленький Сервий открыл глаза. Танаквиль, уведя мужа в уединенную комнату, объяснила ему, что этот огонь - знамение, посланное богами. Оно свидетельствует о том, что мальчик в минуту грозной опасности может стать их спасителем. Поэтому следует дать ему не то обычное воспитание, которое получают все дети, а тщательно заботиться о нем, развивая ум и доблесть. Так и было сделано, и Сервий Туллий стал юношей действительно царственного ума и высоких достоинств».
Среди его реформаторской деятельности называют, помимо расширения сакрального культа, и ряд политических преобразований. Важнейшая из них – увеличение числа сенаторов до 300 человек, добавив ещё сотню отцов (скорее всего, за счёт этрусских семейств, потому и названы представители этой новой сотни – patres minorum gentium). Вторым по значимости преобразованием назовём включение в число патрициев некоторых наиболее состоятельных плебейских семейств, что увеличило число патрицианских родов ровно вдвое. Это значительно укрепило его власть и заложило основу нобилитета – новой знати последующего времени.
В своё правление он, как водится среди царей, занимался и военным делом. Тарквиний Приск покоряет сабинский Коллаций, а также весь народ латинов, захватив их города – Америолу, Камерию, Корникул, Крустумерию, Медуллию, Номент и Старую Фикулею. Закончив войну, царь принимается за обустройство города: осушает окрестные болота и строит для отвода воды с них Великую Клоаку (Cloaca Maxima, ставшая затем частью системы городской канализации; отдельные её элементы функционируют в Риме по сей день), закладывает на Капитолийском холме храм Юпитера Всеблагого Величайшего (Aedes Iovis Optimi Maximi Capitolini), возводит Большой Цирк (Circus Maximus) между Палатинским и Авентинским холмом (где ранее состоялось похищение сабинянок).
В то же время сыновья Анка Марция, отданные Тарквинию на воспитание, негодовали, видя популярность царя у народа. Их терпение лопнуло, когда царь выдал свою дочь замуж за приёмного Сервия Туллия.
Вознамерившись вернуть себе причитающуюся им в силу происхождения власть, они планируют убийство царя. Для этого братья нанимают двоих пастухов. Пастухи, подойдя к царскому дворцу, затевают притворную ссору, а когда царь приглашает их во дворец для разрешения спора, один из пастухов, проигнорировав ликторов, устремляется к Тарквинию и ударом секиры раскалывает тому голову. Танаквиль, видя плачевное состояние супруга и понимая, что смерти ждать остаётся недолго, требует от Сервия Туллия отомстить за человека, заменившего ему отца, для чего предлагает ему принять царскую власть. Впрочем, не столь уж серьёзно разнилось положение сыновей Марция и Сервия Туллия (Коптев А.В. Об «этрусской династии» архаического Рима. / Межвузовский сборник научных статей «Античность и средневековье Европы». Пермский ун-т, 1994. С. 73-74):
«Сервий не отличался от сыновей Анка Марция. Следовательно, предпочтение, оказанное ему Тарквинием, было связано не с его матерью, а с отцом, о котором, кроме имени и знатного положения в Корникуле, ничего не известно. Преномен Сервий, очевидно, был римским прозвищем от servus — раб, намекавшим не на положение, а на формальный статус корникульских пленников в доме Тарквиния. А вот номен Туллий явно связывает шестого римского царя с Туллом Гостилием, судьба потомства которого в силу конфликта с сабинами традицией не сохранена. Не столь уж рискованным будет предположить, что сын Тулла Гостилия стал мужем дочери не близких к Риму родственников Марциев (в Риме, вероятно, место претендента на престол уже было занято Аррунтом Тарквинием), а царевны Окризии в отдаленном Корникуле. Здесь Тулл мог искать поддержки в борьбе против Марциев и Куриациев у иной сабинской царской ветви, а его сын прозывался местными сабинами Туллий, т. е. Туллиев».
Так начинается правление самого известного среди римских царей - Сервия Туллия. В отличие от предшественников,
«…Сервий не стал доверяться “отцам”, а после похорон Тарквиния сам спросил народ относительно себя и, получив повеление царствовать, провел куриатский закон о своем империи» (Цицерон. О государстве. (II, 38) / Марк Туллий Цицерон. Диалоги: О государстве; О законах. – М., 1994. С. 44.).
Новый царь стал известен прежде всего как преобразователь, реформатор, видоизменивший общество согласно требованиям времени. Плебеи, возмущённые тем, что их не допускают к дележу государственных земель, открыто проявляли своё недовольство; наиболее состоятельные из них к тому времени уже составляли силу, с которой приходилось считаться. Поэтому Сервий Туллий в основу своих преобразований кладёт не принадлежность древним родам, коренному римскому населению, а имущественный достаток: вводит ценз (census, от слова «censeo» – «оценивать, описывать»). Мера эта проводилась, согласно Титу Ливию (I.43.1-8), следующим образом:
«Из тех, кто имел сто тысяч ассов или еще больший ценз, Сервий составил восемьдесят центурий: по сорока из старших и младших возрастов; все они получили название «первый разряд», старшим надлежало быть в готовности для обороны города, младшим — вести внешние войны. Вооружение от них требовалось такое: шлем, круглый щит, поножи, панцирь — все из бронзы, это для защиты тела. Оружие для нападения: копье и меч. Этому разряду приданы были две центурии мастеров, которые несли службу без оружия: им было поручено доставлять для нужд войны осадные сооруженья. Во второй разряд вошли имеющие ценз от ста до семидесяти пяти тысяч, и из них, старших и младших, были составлены двадцать центурий. Положенное оружие: вместо круглого щита — вытянутый, остальное — то же, только без панциря. Для третьего разряда Сервий определил ценз в пятьдесят тысяч; образованы те же двадцать центурий, с тем же разделением возрастов. В вооружении тоже никаких изменений, только отменены поножи. В четвертом разряде ценз — двадцать пять тысяч; образованы те же двадцать центурий, вооружение изменено: им не назначено ничего, кроме копья и дротика. Пятый разряд обширнее: образованы тридцать центурий; здесь воины носили при себе лишь пращи и метательные камни. В том же разряде распределенные по трем центуриям запасные, горнисты и трубачи. Этот класс имел ценз одиннадцать тысяч. Еще меньший ценз оставался на долю всех прочих, из которых была образована одна центурия, свободная от воинской службы.
Когда пешее войско было снаряжено и подразделено, Сервий составил из виднейших людей государства двенадцать всаднических центурий. Еще он образовал шесть других центурий, взамен трех, учрежденных Ромулом, и под теми же освященными птицегаданием именами. Для покупки коней всадникам было дано из казны по десять тысяч ассов, а содержание этих коней было возложено на незамужних женщин, которым надлежало вносить по две тысячи ассов ежегодно».
Таким образом, образовывалось 193 центурии, обладавших правом голоса, образовывавших в мирное время центуриатную комицию (comitia centuriata). Каждая из центурий обладала одним голосом, а прежде, чем подать его, члены центурии совещались между собой. Видно, что большая часть собрания принадлежала состоятельным гражданам: именно они и получили возможность отстаивать свои интересы прежде всего. Так, если первые 97 центурий высказали единое мнение, голосование оканчивалось, а вопрос считался разрешённым в пользу проголосовавших. В связи с тем, что все участники этого собрания суть воины, носившие оружие, им в силу обычая запрещено было собираться в пределах померия – священной границы города. Собрание проводилось за пределами Рима, на Марсовом поле, а созывать его (и, таким образом, определять повестку собрания) дозволялось только высшим магистратам, обладавшим империем (как ординарным, так и экстраординарным): консулам, преторам, диктаторам (прежде всего избранным comitiorum habendorum causa – для проведения комиций) и даже интеррексам.
Вплоть до уравнивания плебисцитов в силе с законами, т.е. до lex Hortensia 287 г. до н.э., эти комиции и принимали большинство законов, в то время как за старыми, куриатными комициями (comitia curiata) очень длительное время, вплоть до Империи, сохранялось право принимать lex curiata de imperio, т.е. закон о наделении магистратов империем.
Реформы Сервия Туллия в сфере организации нового порядка управления и общественной структуры своим многовековым существованием подтверждают их значимость; только в имперский период Рим постепенно изживает их.
Второй реформой царя назовём реорганизацию триб: хотя число их осталось неизменным, но состав стал определяться только по территории проживания. Патриции и плебеи, таким образом, соединились в новых административных единицах – четырёх городских и двадцати шести сельских трибах. Эта мера способствовала ещё большему сплочению разнородных жителей города в единый народ. Впрочем, такая мера сослужит потом и дурную службу для патрициев: плебейские собрания по трибам, принимавшие обязательные лишь для плебеев постановления, с введением должности плебейских трибунов положат начало сплочению плебса в активно противоборствующий старой знати пласт граждан. Именно из этого деления вырастают последующие реформы, всё более расширяющие права плебеев, что повлекло в дальнейшем очередное переустройство римского общества.
Наконец, Сервий обнёс город каменной стеной, так и названной – Сервиева стена. Именно при нём в состав города включены были все знаменитые семь холмов Рима (Septimonium): Авентин, Виминал, Капитолий, Квиринал, Палатин, Целий, Эсквилин (Aventinus, Viminalis, Capitolinus, Quirinalis, Palatinus, Caelius, Esquilinus).
Он также реорганизовал римское войско, согласно центуриатной реформе, а также несколько повысил боеспособность армии за счёт перераспределения расходов на её содержание. Не чужды были царю и военные дела. Именно после удачных войн с этрусками и проводит он свои реформы.
Однако старость его также омрачена была государственной изменой (или же реставрацией династии – зависит от взгляда на эту проблему). Один из внуков пятого царя, Тарквиния Древнего, подстрекаемый своей женой (Сервиевой дочерью!) решается свергнуть царя с трона и, обойдя сенат, усаживается в его кресло, изливая на слушавших его представителей знати и отцов речь, полную презрения к царю, к его реформам; он взывает к чувству фамильной чести, утверждая своё право на правление. Посреди этой речи пришел престарелый Сервий,
(Тит Ливий, I.48.1-7)«вызванный тревожною вестью, и еще из преддверия курии громко воскликнул: «Что это значит, Тарквиний? Ты до того обнаглел, что смеешь при моей жизни созывать отцов и сидеть в моем кресле?» Тарквиний грубо ответил, что занял кресло своего отца, что царский сын, а не раб — прямой наследник царю, что раб и так уж достаточно долго глумился над собственными господами. Приверженцы каждого поднимают крик, в курию сбегается народ, и становится ясно, что царствовать будет тот, кто победит. Тут Тарквиний, которому ничего иного уже не оставалось, решается на крайнее. Будучи и много моложе, и много сильнее, он схватывает Сервия в охапку, выносит из курии и сбрасывает с лестницы, потом возвращается в курию к сенату. Царские прислужники и провожатые обращаются в бегство, а сам Сервий, потеряв много крови, едва живой, без провожатых пытается добраться домой, но по пути гибнет под ударами преследователей, которых Тарквиний послал вдогонку за беглецом. Считают, памятуя о прочих злодеяниях Туллии, что и это было совершено по ее наущенью. Во всяком случае, достоверно известно, что она въехала на колеснице на форум и, не оробев среди толпы мужчин, вызвала мужа из курии и первая назвала его царем. Тарквиний отослал ее прочь из беспокойного скопища; добираясь домой, она достигла самого верха Киприйской улицы, где еще недавно стоял храм Дианы, и колесница уже поворачивала вправо к Урбиеву взвозу, чтобы подняться на Эсквилинский холм, как возница в ужасе осадил, натянув поводья, и указал госпоже на лежащее тело зарезанного Сервия. Тут, по преданию, и совершилось гнусное и бесчеловечное преступление, памятником которого остается то место: его называют «Проклятой улицей». Туллия, обезумевшая, гонимая фуриями-отмстительницами сестры и мужа, как рассказывают, погнала колесницу прямо по отцовскому телу и на окровавленной повозке, сама запятнанная и обрызганная, привезла пролитой отцовской крови к пенатам своим и мужниным. Разгневались домашние боги, и дурное начало царствования привело за собою в недалеком будущем дурной конец».
Гнев богов, навлечённый на нового царя гнусным поступком его жены, вполне воплотился в окончание правления седьмого царя Рима – Луция Тарквиния Гордого. Царь этот, посредством преступления добывший власть, до конца жизни своей боялся гнева народа, для чего постоянно пребывал в сопровождении ликторов. Его деятельность являла собой классический пример так критикуемой многими современниками тираннии.
Новый царь последовательно отменяет все дарованные народу права, запрещает собираться на религиозные праздники, а также старательно искореняет всех, кто сочувствовал Сервию Туллию, в результате чего число отцов-сенаторов сокращается почти вдвое, а многие граждане обращаются в рабство. Тарквиний отказывается подчиняться хоть в малой степени воле сената, отказывается выслушивать волю народа и во всём поступает по своему произволу.
Впрочем, не только злодейства были его уделом. При нём Рим становится по сути главенствующей силой латинского союза, а латины признают над собою власть римлян (хотя добился этого царь очень хитроумно и бесчестно). Окрестные города, слабые перед окончательно окрепшим, усилившимся Римом, в ужасе покорялись царю; судьба отказавшихся признать его власть незавидна. Часть жителей покорённых городов царь продал в рабство, часть – казнил, а имущество их разграбил и потратил на укрепление Рима. За счёт захваченных средств он заканчивает сооружение храма Юпитеру Всеблагому Величайшему, а также Большой Клоаки; он приобретает знаменитые в период Республики Сивиллины книги и заключает их в достроенном храме.
В то же время бесчинства царя и явное злоупотребление силой и властью чрезвычайно воздействуют на настроение народа. Плебеи, у которых были отняты едва обретённые немногочисленные права, а вслед за ними и патриции, не получившие и толики власти и богатства, начинают всё сильнее, всё яростнее критиковать царя. Чаша народного терпения переполняется из-за подлости царского сына, обесчестившего добродетельную супругу патриция Луция Тарквиния Коллатина, Лукрецию. Он, движимый похотью, предлагает ей изменить мужу, суля несметные богатства. Лукреция многократно отвечает решительным отказом.
(Тит Ливий, I.58.1-12)
«Несколько дней спустя втайне от Коллатина Секст Тарквиний с единственным спутником прибыл в Коллацию. Он был радушно принят не подозревавшими о его замыслах хозяевами; после обеда его проводили в спальню для гостей, но, едва показалось ему, что вокруг достаточно тихо и все спят, он, распаленный страстью, входит с обнаженным мечом к спящей Лукреции и, придавив ее грудь левой рукой, говорит: «Молчи, Лукреция, я Секст Тарквиний, в руке моей меч, умрешь, если крикнешь». В трепете освобождаясь от сна, женщина видит: помощи нет, рядом — грозящая смерть; а Тарквиний начинает объясняться в любви, уговаривать, с мольбами мешает угрозы, со всех сторон ищет доступа в женскую душу. Видя, что Лукреция непреклонна, что ее не поколебать даже страхом смерти, он, чтобы устрашить ее еще сильнее, пригрозил ей позором: к ней-де, мертвой, в постель он подбросит, прирезав, нагого раба — пусть говорят, что она убита в грязном прелюбодеянии. Этой ужасной угрозой он одолел ее непреклонное целомудрие. Похоть как будто бы одержала верх, и Тарквиний вышел, упоенный победой над женской честью. Лукреция, сокрушенная горем, посылает вестников в Рим к отцу и в Ардею к мужу, чтобы прибыли с немногими верными друзьями: есть нужда в них, пусть поторопятся, случилось страшное дело. Спурий Лукреций прибывает с Публием Валерием, сыном Волезия, Коллатин — с Луцием Юнием Брутом — случайно вместе с ним возвращался он в Рим, когда был встречен вестником. Лукрецию они застают в спальне, сокрушенную горем. При виде своих на глазах женщины выступают слезы; на вопрос мужа: «Хорошо ли живешь?» — она отвечает: «Как нельзя хуже. Что хорошего остается в женщине с потерею целомудрия? Следы чужого мужчины на ложе твоем, Коллатин; впрочем, тело одно подверглось позору — душа невинна, да будет мне свидетелем смерть. Но поклянитесь друг другу, что не останется прелюбодей без возмездия. Секст Тарквиний — вот кто прошлою ночью вошел гостем, а оказался врагом; вооруженный, насильем похитил он здесь гибельную для меня, но и для него — если вы мужчины — усладу». Все по порядку клянутся, утешают отчаявшуюся, отводя обвинение от жертвы насилия, обвиняя преступника: грешит мысль — не тело, у кого не было умысла, нету на том и вины. «Вам, — отвечает она, — рассудить, что причитается ему, а себя я, хоть в грехе не виню, от кары не освобождаю; и пусть никакой распутнице пример Лукреции не сохранит жизни!». Под одеждою у нее был спрятан нож, вонзив его себе в сердце, налегает она на нож и падает мертвой. Громко взывают к ней муж и отец…»
В горе Коллатин с телом супруги на руках обращается к народу. Народ, внимая его горю и речам Луция Юния Брута, бывшего свидетелем самоубийства, решается свергнуть царя и изгоняет его вместе с семейством, а имущество обращается в собственность города.
(Тит Ливий, I.60.3-4)
«Луций Тарквиний Гордый царствовал двадцать пять лет. Цари правили Римом от основания Города до его освобожденья двести сорок четыре года. На собрании по центуриям префект Города в согласии с записками Сервия Туллия провел выборы двоих консулов: избраны были Луций Юний Брут и Луций Тарквиний Коллатин»
Так, с изгнанием царя и утверждением взамен него двоих консулов для управления государством, в 509 г. до н.э., начинается период Республики.