I. Злые бусы. Глава 1. Театралка из Някки

Ирина Фургал
Это - первая глава романа "Отрицание Имени", который является продолжением романа "Возвращение солнца"))
Вот ссылка на начало истории: http://www.proza.ru/2009/05/22/353

      ОТРИЦАНИЕ ИМЕНИ.
   
      Часть 1. ЗЛЫЕ БУСЫ.
   
      Глава 1. ТЕАТРАЛКА ИЗ НЯККИ.

   Бывает, течение жизни меняет маленькое событие, день или несколько недель, как случилось у нас. Вы слыхали, что порой судьбу мира решает не великая битва, а человечность? Мудрецы, считающие, что постигли всё, твердят: не привязывайтесь. Но где были бы мы, если б не это? Вот я и начну с рассказа о юной хулиганке, привязанность к которой странным образом повлияла на то, что произошло. Я не хотел перемен. Но повторяю, надеясь: всё к лучшему.

    ***
    У Марики не было мамы и папы, зато были две бабушки, одна мамина мама, другая – папина, и все они жили в одном доме. У дома были голубые резные ставни и наличники, какие делают далеко на севере. Дом стоял в Серёдке, в районе между Пониже и Повыше. Отсюда открывался вид через городскую стену на большое село Заречку, на леса за великой рекой Няккой, на далёкие поля и близкие сады. Справа – горы, слева видно море. Это если на крышу залезть. На крышу Марика лазила втихаря, чтобы бабушки не заметили и не лишили её замечательного места уединения. А уединение время от времени нужно каждому человеку, особенно, если у него две бабушки, и обоих зовут Лизаветами. 
    - Марика, - сказала бабушка Лизавета номер один (дома её называли Лизой), - не смей больше надевать эту юбку. Серый цвет тебе не к лицу.
    А между прочим, вчера бабушка Лиза лично извлекла из сундука этот предмет одежды, повесила на стул и велела Марике утром надеть, потому что весна и стало теплее. А вот бабушка Лизавета номер два (дома её звали Ветой), тут же раскрыла рот и стала доказывать, что серая юбка – это мрачно, что ткань чересчур лёгкая, что рано ещё носить такое, и вообще, этот цвет Марике не к лицу. Бабушка номер один, которая Лиза, утверждала обратное, а нынче, сами видите, мнение своё поменяла на противоположное и отругала Марику.
    Честно говоря, я не понимаю, как при таком противоречивом подходе к каждой из проблем, две Лизаветы не уморили до смерти девочку, оказавшуюся на их попечении. Думается, Марика уродилась на редкость здоровым ребёнком. Или закалилась в борьбе за выживание.
     - Почему не к лицу? – всплеснула руками бабушка номер два, которая Вета. – Чудный цвет, чудный материал, подходящий размер. Не снимай, Марика.
     Бабушке Вете, если вы забыли, вчера не нравилась одёжка.
     Девчонка похлопала глазами и послушно натянула полуснятую юбку.
     - Сними немедленно! – рявкнула бабушка Лиза, которая вчера сама дала её внучке. – Не смей носить эту пакость.
     - Прекрасная вещь, - возразила бабушка Вета. – Будешь в ней ходить.
    - Ни за что!
    - Пусть ходит!
    - Нет!
    - Да!
   Внучка почувствовала большое желание уединиться на крыше, но не тут – то было. От бабушек так просто не улизнуть.
    - Марика, сними кашу с огня и помешай её, - велела бабушка Лиза.
    - Ещё рано снимать, а  мешать не нужно вовсе, - встряла бабушка Вета.
    - Нужно помешать.
    - Ладно, пусть помешает.
    - Да нет, это вовсе не обязательно.
    - Лучше помешать.
    -Не нужно, Марика.
    Бабушки поменяли мнение прямо на ходу. Теперь Вета считала, что кашу помешать необходимо, а Лиза – что это каше повредит.
    - Так снимать или не снимать? – потеряла терпение Марика.
    - Снимать!
    - Не снимать!
    Девчонка, как все девчонки, имела в виду юбку, конечно. А бабушки, как все бабушки, вели речь о каше. Марика принялась нерешительно теребить на себе юбку, а они вдруг потянули носами и вскричали:
    - Ой! Горит! Каша сгорела! Марика, балда такая, снимать надо было! Снимать!! Сто раз сказали!
    Бабушки ринулись спасать кашу, а Марика с чистой совестью стянула юбку и надела… Вот тут она встала в тупик. Что надеть? Бабушка номер один вчера запретила ей надевать то, что она носила до этого: весна же. Бабушка номер два велела продолжать носить то же самое: не так уж тепло. Спеша на крышу, Марика надела вчерашнее: длинную толстую юбку, пёстрые чулки и кофточку. Это было Ветино желание, но…
    - Что это на тебе? - ахнула бабушка номер два, появляясь из кухни. – Сказано было полегче одеться.
    Слыхали?
    - Мне не жарко, - слабо возразила Марика.
    - Не смей грубить. Надевай серую юбку и другую кофту.
    - Я это только что сняла. Мне серый цвет не к лицу.
    - Кто это тебе сказал? И ты же не на лице станешь юбку носить. Переодевайся и есть садись.
    Тут явилась бабушка номер один:
     - Переодеваться? Зачем? Оставайся в чём есть. Не так уж тепло.
     - Мне не холодно, - опрометчиво ляпнула Марика.
     - Не смей грубить. Оставайся в чём есть и садись за стол.
     - Пусть переоденется, - не удержалась бабушка номер два.
     - Зачем?
     - Надо.
     - Нет.
     - Да.
     - Можно я надену хоть что – нибудь? – взмолилась девочка. Ей очень хотелось есть, а потом – на крышу.
     Как дети, довольные тем, что добились, чего хотели, бабушки тут выступили единым фронтом:
    - Что – нибудь? Что значит, что – нибудь? Чем тебе плохо то, что на тебе? Чего тебе ещё надо? Ещё из этого не выросла, а уже новое покупай? А ты заработала на наряды? А ты знаешь, как дорого нам обходишься? А ты ценишь ли наши усилия? А ты понимаешь ли, что мы для тебя делаем? А ты видишь, как мы из последних сил? А ты помнишь, что надо быть благодарной? А ты зарабатываешь сама? Откуда деньги, Марика?
   - Я не… - начала было она. – Я просто чтобы поесть…
   - Вот иди и ешь! – сверкнули очами бабушки, в праведном гневе забыв про все юбки сразу.
   Нда. Сегодня горелая каша, вчера – пересоленный суп… Молча и быстро Марика пережёвывала коричневые комки, не поднимая глаз от тарелки и не думая капризничать. Надо успеть запихнуть в себя хоть что-то.
    Бабушка номер один положила ложку:
    - Нет, это есть нельзя.
    Бабушка номер два поковырялась в тарелке ещё немного, но не нашла в ней поводов возразить.
    - Можно было бы добавить к завтраку ещё одно блюдо. Яичницу, например. Одной кашей сложно наесться, - хитро выразилась она. И добавила: - Что скажешь, Марика?
    Девочка тоже хитра. Она проглотила  горелую кашу и не поморщилась. Старалась не дышать в момент глотания.
    - Спасибо. Очень вкусно, - сказала Марика и демонстративно облизнулась. Нет, бабушкам не удастся втянуть её в перепалку.
    - Блюдо из яиц представляется мне более – менее приемлемым вариантом, - вынуждена была согласиться Лиза. – Давай, Марика, подсуетись.
     Умная девочка обрадовалась, что к этому моменту успела набить живот. Она молча загремела сковородкой, а бабушки в ожидании блюда из яиц не знали, чем себя занять. Они заняли себя беседой с упрямо молчащей Марикой.
     - Ты что-то грустная сегодня, - обратилась к ней Лиза. – Что случилось?
     Девочка помотала головой и пожала плечами: мол, ничего не случилось.
     - Ты вспоминаешь маму? Или папу? Кого больше?
     Поскольку Марика давно забыла, какая бабушка чья мама, она отчаянно закивала головой: по всем, мол, скучает одинаково.
    - И всё-таки? – настаивала Лизавета номер один.
    Марика закивала быстрей и докивалась до того, что стукнулась лбом о печку.
    - Она издевается над нами, - вступила в разговор Вета. – Ей сегодня весело, и она ни о ком не скучает.
    Марика замотала головой: не издевается, мол.
    - Отчего же тебе весело? – прицепилась Лиза. Внучка пожала плечами. – Может быть, ты влюбилась?
    - В кого? – всполошилась Вета. – В округе одни хулиганы. Одни болваны. Немедленно отвечай, в кого ты влюбилась.
    Тут снова заговорила Лиза:
    - Девочки в её возрасте влюбляются в героев книг, в театральные образы и недостижимые идеалы.
    - Ну уж нет. Недавно к нам через забор заглядывал чистильщик сапог. Я видела его головной убор с бляхой. Чего бы ему заглядывать? Она в него влюбилась.
     Предположение бабушек потрясло даже видавшую виды Марику.
     - Я ни в кого не влюбилась, - брякнула она. – С чего это мне влюбляться? Да ещё в этого коротышку?
     Ну всё, Марика попала.
     - Откуда ты знаешь, - что чистильщик коротышка? – ахнула Вета.
     - Откуда ты знаешь, что коротышка – чистильщик? – подхватила Лиза.
     - Потому что чистильщик этот – Васятка. Вы что, не узнали? Просто Васятка, мой друг. Вы его сто лет знаете. Он так подрабатывает теперь.
     - Если твой друг теперь чистит сапоги, он больше не может быть твоим другом. Другом девушки может быть только тот, кто в жизни чего-то достиг. Ты девочка из приличной семьи. Ты должна… Не должна… Не др-др-др! Гав-гав-гав! Жу-жу-жу!..
     Бабушки хором галдели, глаза их горели, вилки в руках угрожающе летали по загадочным траекториям. Бабушки в полном единодушии читали Марике мораль, но она хорошо умела отключаться. Это очень удобно. Она глядела внутрь себя, туда, где в её душе давно и прочно устроился маленький театр. С расписанными ею декорациями, с актёрами в придуманных ею костюмах. Марика была страстной театралкой столько, сколько себя помнила. Сейчас она вгляделась в девушку, играющую юную Изабель. Нет, для этого образа белое платье не подходит. И ведь думала же она сделать его нежно – лимонным, чуть короче, а сверху такие рюшки…
    - Марика!
    - А? – испугалась она. – Яичница уже готова.
    - Ты слышала, что мы тебе говорили?
    - Да.
    Она бы и за сто цагриков не вспомнила бы.
    - Повтори! Ты зевала! Тебе было скучно? Не интересно? Повтори!
    - Я девочка из приличной семьи, - всплыло в Марикиной памяти.
    - Помни это, - удовлетворённо кивнула Лиза, получив кусок глазуньи.
    - Я ничего не должна, - воодушевившись, добавила внучка.
    - Ам-ням-ням, - подтвердила Вета, набрасываясь на еду.
    Пока старушки жевали, Марика почти совсем улизнула во двор, но была остановлена в сенях. В руках у бабушек, догнавших её, были вилки и ножи, и девчонка поглядывала на них опасливо.
     - Вспомни о своих обязанностях! – нахмурилась родственница.
     - Что за привычка удирать, пока мы не смотрим?! – возмутилась другая.
     На самом деле внучка не собиралась увиливать от домашней работы. Просто она ждала подходящего момента, чтобы её выполнить. А то у неё дома знаете, как бывает?!
    Вчера Марике было сказано прополоть грядки с клубникой: только – только проклюнулась первая травка. Клубнике гораздо лучше на чистой и рыхлой почве, о чём совершенно справедливо напомнила Вета и вручила внучке тяпку. Лиза тяпку отобрала и сказала, что девочки в свой выходной должны отдыхать и играть. Из-за этого у бабушек вышел целый научный диспут, а Марика потихоньку отступила и скрылась из поля зрения. Также, как и сейчас. Она отпрыгнула за угол и по выступам стены сарая добралась до развилки в ветвях старой груши, перебралась на дерево, а оттуда – на крышу дома и затерялась в её неровностях. Ни со двора, ни с улицы девочку было не заметить. Главное, не топать и не греметь, чтобы в доме слышно не было.
     *
    Дома столицы Някки всегда строились по одному принципу. Сперва возводилось каменное строение и исправно служило хозяину некоторое незначительное время. Затем семья владельца дома разрасталась, а благосостояние, чаще всего, улучшалось. Это закономерно. Детям требовались отдельные комнаты, хозяину – кабинет. К хозяйке на вечное поселение приезжала милая мама, она же – злая тёща, и желала жить в собственном помещении. К дому прирастали пристройки, он обрастал галерейкой, вторым и третьим деревянными этажами, жилым чердаком, балкончиками и навесиками. Хозяин открывал магазин или мастерскую, хозяйка требовала нормальную кухню, где она могла бы печь пирожки на продажу и готовить еду для постояльцев, которые летом слетаются к морю и целебным источникам. Поэтому к дому прилеплялся ещё один, поменьше, а между ними появлялся остекленный переход над дорожкой или беседкой. Постояльцы жили во всё пристраивающихся пристроечках и мансардочках. Отсюда становится ясно, что Няккские дома, вид сверху – это просто находка для любителей прятаться среди крыш.
    Если новое здание в Някке изначально построено по плану, его тут же записывают в достопримечательности и архитектурные шедевры, а местные жители так и говорят гостям столицы:
    - Сходите посмотрите, пока что-нибудь не пристроили.
    Этой судьбы не избежали ни лачужки бедняков в Пониже, ни дома зажиточных горожан в Повыше, ни даже королевский дворец на Вершинке. Что уж тогда говорить о Серёдке, всегда живущей за счёт курортников? Даже общественные здания Някки быстро-быстро обрастали пристройками, словно днище корабля моллюсками. Спрашивается: отчего бы сразу не учесть всё и не продумать проект? Ну, знаете ли, продумывайте у себя в городах, а Някка – она вот такая!
   - Итак, - сказала сама себе Марика, затаившаяся в своём убежище. – Пора закончить нам это дело.
    Она пошарила руками по разным щелям и неровностям, извлекая оттуда разные нужные предметы. Краски, папку с большими плотными листами, кисти, баночки, бутыль с водой, большую доску, которую можно держать на коленях или использовать как мольберт. Кое-что хранилось под перевёрнутым ведром, остальное – под покрытием крыши, хорошо завёрнутое и упакованное. Готовые рисунки Марика незаметно тащила вниз и прятала под матрасом.
   - Итак, - с восторгом предвкушения самого интересного, повторила Марика. У неё уже были готовы эскизы костюмов старого генерала, глухой няни, злого опекуна и наёмного убийцы. Вчера она закончила трудиться над костюмом возлюбленного юной Изабель, и напоследок начала рисовать её саму. Ей очень нравилось придуманное платье лимонного оттенка. А то нынче принято наряжать актрису в какую-то коричневую ерунду. Юную девушку, можно сказать, ровесницу! Так не пойдёт! Марике не слишком нравилась сцена, где Изабель бросается с моста. В темноте – и в коричневом, фи! Совсем не тот эффект. А вот если в светлом… Представьте себе декорации, изображающие синий вечер в городе, жёлтые и розовые огни в домах у реки, горбатый мостик… Совсем не обязательно гасить свет, будто на ночные светила Ви и Навину набежали тучи именно в тот момент, когда Изабель должна утопиться в реке. Наоборот, если всё продумать, и мостик сделать повыше, она будет очень красиво лететь вниз на фоне тёмно-синих домов и огней – в светлом платье лимонного оттенка!
   - Дура, - сказала Марика нарисованной Изабель, - в твои-то годы не научиться плавать!
   Трагические персонажи были очень симпатичны девчонке. Они всегда этак картинно заламывают руки, читают длинные, малопонятные монологи о смысле жизни, приняв этакие позы на фоне очаровательных, но уже довольно намозоливших глаза декораций. Иногда женщины перед тем, как скончаться распускают волосы и перебрасывают их через плечо. Особенно, если им должны отрубить голову. Тут спорный вопрос. Марике казалось, что если уж тебе отрубают голову, практичней заплести косу, но с распущенными волосами картинка красивей. У трагических артистов всегда замечательный реквизит: мечи под старину, на чьих рукоятках во время поединков вспыхивают разноцветные искры. У них камзолы с золотом. И, даже если герой только что вернулся с войны босым, ограбленным и раненым, чтобы, согласно сценарию, в указанной режиссёром позе умереть на крыльце неверной возлюбленной, всё равно причёску имеют приличную и осанку хорошую.
   Тут вы понимаете, что Марикино сердце было отдано трагическим постановкам. И она готова была днём и ночью рисовать костюмы и придумывать декорации, и мечтать о том, как в Овальном (или другом знаменитом театре) станет самым главным человеком, обеспечивающим красоту оформления спектаклей. А может даже, если она обратит на себя внимание, ей поручат украшение города в год, когда проводятся Великие Состязания мастеров и все мероприятия, связанные с этим.
   Марика осторожно высунула нос из своего укрытия. Эйфория по поводу окончания нежно-лимонного шедевра капельку улеглась, и энергия, вызванная радостью, била через край и требовала выхода. Но бабушки суетились во дворе, и их присутствие не давало внучке приложить усилия к тяпке. Она прибралась в своём хозяйстве и от нечего делать принялась рассматривать старые рисунки, которые почему-то не унесла под матрас.
   Один из них вызвал у девочки тяжкий вздох. Это был набросок для спектакля, который года два назад их класс ставил для малышей. Марика не рвалась выступать на сцене. Она рвалась всё красиво оформить. Ей доверили это дело, и она доверие оправдала. Марика рисовала декорации, давала указания по костюмам, а некоторые даже изготовила сама. И подсказывала, как лучше встать или сесть артистам, чтобы смотрелось идеально. Учителя как всегда высоко оценили её старания, наградили, называли талантливой, хвалили и предсказывали славное будущее. Но той же весной грянули памятные всем ужасные события, и Марика забросила школьный театр. Не сразу, конечно, а по мере того, как становилось всё тяжелее и горше. Сколько раз за этот год её просили принять участие в постановках, но у Марики сейчас другие дела и нет времени на глупости. Не тот настрой. Не хочется много говорить и отстаивать свою точку зрения, наиболее выгодно расставляя по сцене непонятливых учеников.
   Бабушки не объяснили ей, что желание быть на виду и одновременно слиться с толпой, страдания от одиночества и нежелание общаться, в зависимости от настроения то считать всех вокруг балбесами, а то себя глупее других – это всё взросление, и проходит со временем. Не рассказали ей, как пережить. У них тоже были другие дела.
   Этот спектакль, для которого был сделан набросок, был постановкой всем известной легенды о Трёх Сёстрах, Ви, Навине и Винэе, в честь которой названа наша планета.
   У прекрасной и доброй Эсьняи были три дочери, три милых девочки. Старшая, Ви, была упорна, любознательна и умна. Она познала многие тайны Вселенной, понимала, как устроены сложные вещи и какие законы управляют явлениями. Она училась, и принесла магию в дом Эсьняи, и потом передала эти знания своим потомкам. Среднюю девочку, Навину, дома ласково звали Наи. Она получилась такой же доброй, как мать, и такой же красивой. Она не блистала особым умом, но была нежна, послушна, трудолюбива и домовита. И опасалась принимать самостоятельные решения. Наи была любимицей отца, он очень избаловал дочку. Она привыкла перекладывать ответственность за свои поступки на плечи близких. И не одобряла устремления и планы сестёр. Наи считала, что место женщины – за широкой мужской спиной, мечтала о великой любви и готовила себя к жизни семейной дамы. Она достигла больших высот в ремёслах, которые считаются женскими, и щедро делилась знаниями и умениями с теми, кто хотел бы их перенять. Младшая дочь, Винэя, которую мы называем Эей, родилась с редким даром предвидения. Она покровительствует предсказателям, таким, как я, ведущий этот рассказ. Эя оказалась самой решительной и разумнейшей из сестёр. Часто к её советам прислушивались даже отец и мать, но они же и упрекали за чересчур сильный характер. Эя умеет дать подсказку при выборе пути, свести дороги людей в одну, привести к желаемой цели, а также – научить, как предотвратить, казалось бы, неизбежное. Как внимание старшей сестры привлекали явления природы, так Эю всегда тянуло наблюдать за людьми. И, как никто, она покровительствует нам.
   Когда дочери Эсьняи стали подрастать, родители принялись наряжать их в красивые платья, вплетать им в волосы жемчужные нити и водить туда, где они могли бы встретить достойных себя женихов. Все три девочки уродились пригожими, а когда вошли в возраст, от них глаз нельзя было оторвать. Все дивились познаниям Ви, уму Эи, кротости и мастерству Наи. Будь на их месте другие девушки, от кавалеров бы не было отбою. Но они были дочками своих родителей, и свататься к ним опасались, считали, что им, недостойным, всё равно будет отказано. Да ещё, как бы неприятностей себе не нажить. А подруги попроще тем временем выходили замуж одна за одной.
   Видя это, отец взял всё в свои руки. И вскоре сговорил старшую дочь, и выдал её замуж за того, кого считал достойнее прочих. Девушка не была в восторге от жениха. Он казался ей, образованной, как никто, ограниченным и примитивным. Любви там не было. Разумная Эя убеждала родителей, что парень, которого прочат в мужья Ви, больше годится для Наи – такой же рукодельный и спокойный. Дескать, когда эти двое рядом, видит Эя радужный свет, говорящий о том, что пара обязательно будет счастлива в совместной жизни. Никто из знакомых не слыхивал ни о каком таком свете, и родители посчитали это выдумкой, и хуже того - завистью. Первой обязана была выйти замуж старшая дочь. Ей было всё равно, жениху приказал его отец – вот и сыграли свадьбу. Что думала по этому поводу Наи, история умалчивает. Ви и её супруг зажили своей семьёй.
   Но однажды в этом месте Вселенной появился гость. Был он прекрасен на вид и умел в обхождении. Он был воином, привыкшим одерживать победы, и это накладывало отпечаток на его наружность и поведение. И старшие дочери Эсьняи потеряли головы. Даже замужняя Ви. Эя поначалу тоже увлеклась красивым пришельцем, но что-то в нём смущало её. Младшая и самая разумная из сестёр заставила себя забыть о влюблённости и трезво взглянуть на того, кто явно выделял её из всех прочих девушек. Эя поняла, что он совсем не добр, а, наоборот, жесток. Что его манеры – это орудие для достижения цели. Что мысли, которые он высказывает, идут вразрез с её собственными убеждениями. А ещё – он женщин ни во что не ставил. Но старался это скрывать. Так казалось Эе, которая перестала обращать внимание на то, что этот сказочник говорил, и наблюдала за тем, что он делал. То, что отец, и мать, и сёстры подпали под очарование гостя, теперь удивляло Эю. Она наотрез отказалась идти замуж, когда об этом зашла речь. Ей пришлось оставить свой дом и жить отдельно, лишь бы скрыться от упрёков родителей, вдруг возникшей неприязни сестёр и преследований несостоявшегося жениха.
   В будущем Эя познакомилась с Радо, и поняла, что с ним она будет счастлива, весела и всем довольна. А пока отвергнутый ею кавалер затаил на неё зло и посватался к Наи. Эя пыталась предостеречь сестру, но та решила, что младшая клевещет на её избранника из зависти. Не стало согласия в доме Эсьняи, а радость жила только в сердце младшей из дочерей. У Эи и Радо всё было хорошо. Родилась дочка Някка, любимая и желанная. Было много света в их жизни, гармонии и любви.
   Ви страдала, живя с тем, кто после встречи с прекрасным пришельцем стал неприятен. Тосковала и томилась её душа, и негодовала она на свою судьбу и на отца, заставившего выйти замуж за нелюбимого. А больше того – на сестру Наи, которая прибрала к рукам того, с кем хотела бы жить сама Ви. Ей опостылело всё, все её прежние занятия, все домашние заботы, даже собственные дети. Но, если жизнь Ви протекала более-менее спокойно, то жизнь Наи превратилась в кошмар.
   После свадьбы она поняла, что сама отдала себя в руки мерзавцу. Очень жестокому, очень чёрствому, увлечённому идеями странными и чуждыми. Одна из них была совершенно дикой. Ему не нужны были хозяйственность жены, её таланты, её доброта. Она обязана была рожать ему сыновей – и это всё. Он был одержим желанием создать армию из собственных детей, вести войны, одерживать победы, захватывать целые миры. Его душа была столь отвратительна, что даже в местах, где он родился, его ненавидели, боялись и называли не иначе, как Чёрная Нечисть. Живя с ним, Наи родила сильных сыновей, но все её дочери были убиты рукой отца. Он считал, что рождение девочки позорит его, что это говорит о его слабости. У него дочерей быть не могло. Представьте себе, до какой степени была несчастна и запугана бедная Наи. Были несчастны и запуганы её сыновья, ведь отец не любил их, был холоден и жесток, издевался над ними и над их матерью, стремился подавить их волю. Считал, что они лишь его рабы. Себя же называл Великим.
   От энергии страшных дел, излучаемой Чёрной Нечистью, гас огонь жизни его жёны. Она от рождения была кроткой, послушной и безвольной, но теперь в ней пробудилась жажда жизни свободной и счастливой, желание спасти своих сыновей и того ребёнка, что рос у неё в животе: ведь это могла быть девочка. Ей удалось тайно обратиться за помощью к младшей сестре.
   Понятно, что Наи в гости к родным не ходила, и о жизни её не ведал никто, кроме Эи, обладающей особым даром. И она вместе с Радо и мужем Ви помогла Наи бежать от мучителя, защитила её сыновей и новорожденную дочь.
   Так начались войны с Чёрной Нечистью, которые шли с переменным успехом. Гнев мерзавца был направлен на когда-то отвергшую его Эю и на Радо. От вредности, наверное, он принялся обхаживать Ви, старшую из сестёр. И эта странная женщина посчитала, что Наи сама виновата в том, что происходило в её семье, у неё же с любимым всё будет по-другому. Где логика? Ви бросила мужа и ушла тому, кого слепо любила. Её участь совсем незавидна. В этом браке у забитой и морально подавленной женщины не родилось ни одного ребёнка. Чем больше проходило времени, тем больше бушевал её мучитель. Ви погибла от руки совершенно распоясавшегося одержимого. Опомнившись перед кончиной, Ви едва успела спасти своих последних потомков, указав им путь к Эе и Наи. Все знают, что планета Ви, названная в честь старшей из Трёх Сестёр, необитаема.
   Войны Покровителей с Чёрной Нечистью продолжались. Шло время, и у Радо подрос младший брат, силач и редкостный хитрец. С его помощью удалось изгнать это пугало с нашей планеты. Чёрная Нечисть затаился в тайной дыре Вселенной. Он защитился сильнейшими заклинаниями от магии Радо, но и тот запечатал выход. А все подобные чары имеют большой изъян: оговорку «если». Ну, или «до тех пор, пока…». Радо и Эя не будут знать покоя, пока их враг не будет убит. Их удел – вечно терзаться страхом за своих потомков, за свой прекрасный дом, планету Винэю. Но ни они со своей стороны, ни Чёрная Нечисть со своей не могут взломать магические печати и затеять новый бой. И вот вам это «если». Кто-то когда-то сделает это, и войны возобновятся, и тот, кто так верен узнику тайной дыры Вселенной, будет способствовать его победе. То есть, гибели Эи и Радо, концу их эры и мира Эсьняи. В старых легендах любят напустить страху. И тут опять оговорка, но уже с нашей стороны: Чёрная Нечисть победит, если только его помощнику не будет противостоять особое оружие, которое оружием не является, и особый подарок, от чистого сердца, который увидеть нельзя.
   Это легенда. Она изложена в стихах и в прозе, в разных веках по-разному, для взрослых – длинно и драматически, для детей – коротко и поучительно. Эту историю играли на сцене, на неё ссылаются разные авторы, и даже серьёзные учёные полагают, что что-то такое и вправду было. Но никто не может сказать, где тайная дыра Вселенной, кем надо быть, чтобы сломать тайные и мощные заклятия с целью выпустить на просторы Чёрную Нечисть, и что за непонятные такие оружие и подарок. Впрочем, последнее трактуется как попало, и в разных произведениях называется по-разному. Я вывел здесь, если можно так выразится, среднее арифметическое.
   Для незатейливой школьной инсценировки легенды Марика и рисовала когда-то эскизы этих декораций и этих костюмов.
   Скомкать и выбросить? Жалко. Марика завозилась на крыше, убирая рисунки туда, где они были.
   Тут за забором замаячила фуражка с бляхой, описанная одной из наблюдательных Лизавет. Обладатель фуражки просвистел птичкой желтошейкой, подав условленный сигнал.
   - Я здесь, - тихо откликнулась Марика. - Сейчас я.
   Она быстро слезла с крыши, отодвинула доску в заборе и вылезла в переулок. Там её ждал мальчик одного с ней возраста, но ростом действительно ниже Марики. На самом деле можно сказать, что его рост нормален для человека пятнадцати лет. Это Марика вымахала не в меру высокой. Мальчика звали Васяткой. При себе он имел ящик с щётками и складную скамеечку. Он повесил фуражку на куст и смотрел на девчонку с видом трагического героя, который стоит перед невыносимым выбором: предать ли ему родину или любимую девушку. Марика даже моргнула, встретив его взгляд. И тут же нахохлилась и ощетинилась, решив, что Васятка сейчас станет пререкаться с ней по своей привычке.
    - Ну и чего ты явился? Мы договаривались, что я сама приду, а не ты ко мне шастать будешь. Ты знаешь, что у меня сложности на каждом шагу. Мне грядку полоть надо. А я ещё не начала даже.
   - Слушай, Марика… - завёл пререкания мальчик. Но она не собиралась вступать в спор.       
   - Тебе чего неймётся? Сидишь там – и сиди себе, я сама подойду. Кто-нибудь захочет обувь почистить, а тебя и нет. Заработка лишишься. Взялся работать в свободное время – вот и не болтайся, как не знаю что.
   Мальчишка вытаращил глаза. Он запустил пальцы в волосы, отчего его взлохмаченная шевелюра стала ещё более лохматой.
   - Ты совсем ку-ку, да? – спросил он у разъярённой девчонки. - Я к тебе со всей душой, и мог бы грядку помочь полоть, а ты орёшь.
   - Я не ору, - сбавила она обороты. – Я нормально тебе говорю. И мне, между прочим, уже влетело за то, что ты заглядывал к нам во двор.
   - Почему тебе, а не мне? И почему нельзя заглядывать, если я даже весь целиком к вам всегда захожу?
   - Потому что я девочка из хорошей семьи и ничего не должна, - уныло сообщила Марика.
   - А! Бабушки тебя уже накрутили! - догадался Василий о причине Марикиного настроения. – А я вот должен. Я должен Гошке два цагрика.
   - Короче, - зашипела девчонка, - я доделаю свои дела и приду. Если меня поймают и заставят обедать – приду позже.
   - Так я тоже тогда сбегаю перекусить?
   - Беги. Если что, я буду ждать в кустах.
   - Ладно, - согласился Васятка. – А что у нас сегодня?
   - Анчутская лавчонка одна. Ты давай и вправду поешь. Мужчинам лучше на дело ходить, когда они сыты.

   *
   Опасливо оглядываясь, Марика выхватила из сарая тяпку и пробралась на огород. Заняв такую позицию, чтобы видеть садовую калитку,  она набросилась на сорняки, пыхтя и сопя от напряжения. Всё надо было делать быстро. Вот представьте, Марика закончила всю работу и заходит во двор, чтобы помыть руки. А тут – опля! – на крыльцо выскакивают обе бабушки.
   - Где ты была, Марика? – спросит Вета, которая, помнится, хотела, чтобы внучка полола сорняки. – Надеюсь, ты играла, как положено ребёнку в его выходной?
   - Играла, не прополов грядку? – нахмурится Лиза, которая была за то, чтобы девочка отдыхала. – Гуляла без дела, не желая помочь старухам, которые жизнь положили на её воспитание?
   И тут-то, ха-ха, Марика скажет:
   - Я и погулять успела, и грядки прополоть.
   И бабушки замолкнут до самого обеда. Полчаса покоя, неслыханное счастье! Можно забиться в уголок и почитать. Главное, сейчас, пока Марика на огороде, не попасться на глаза ни одной из Лизавет. Иначе её вырвут с грядки, как сорняк, вышвырнут за ворота резвиться, а потом всю жизнь будут попрекать тем, что она не помогает старшим. Поэтому, когда Марика видела, что во дворе мелькает одна из бабушек, она ныряла за крыжовник и отсиживалась там.
   Когда ходики в домах на Марикиной улице певуче пробили час, а на башне гостиницы, что выше по склону, раскатисто бумкнуло, грядки и Марика были уже свободны от сорняков. Напевая песенку про пиратов, девчонка вошла во двор и бросила тяпку в сарай. Потом одумалась и поставила её нормально. В это время соседка баба Капа с большой авоськой в руке и корзинкой в другой вышла на крыльцо из дома. Она приходила навестить Лизавет. Соседка на видела Марику, которая возилась с тяпкой в сарае, но той всё было слышно.
   - Итак, - сказала Капа, - мы определили день.
   Вета подтвердила:
   - Да, благоприятный момент. Как раз после представления. Все, конечно, будут на площади. Ради этой приезжей актрисульки даже изменили афишу. И ВСЕ ОНИ, разумеется, явятся поглазеть на её кривляния. А на что там глазеть-то? Что за фигура? Мощи какие-то.
   Шёпотом заговорила Лиза:
   - Потише вы. Ты, Капа, ловкая. Подкрадёшься незаметно – и у тебя всё получится. Мы тоже…
   Тут из сарая вышла Марика и, поздоровавшись с соседкой, прошла к умывальнику. Троица замолкла и подозрительно уставилась на девчонку.
   - Что? – спросила она. – Чего вы так смотрите? Я грядки прополола. Порезвиться тоже успела. И никому ничего не должна.
   - Ты не дерзи-ка, - строго сказала Лиза, а Вета велела:
   - Помоги Капе покупки до дому донести, а то у неё колотьё в боку приключилось.
   Отчего бы и не помочь? Баба Капа нормальная, угощает Марику конфетами. Её маленькие внуки вечно зовут поиграть, а малышей Марика любит. Ещё у соседки собака родила щенят, и можно потискать пушистиков.
   Щенки уже подросли, бегали по двору, смешно переваливаясь и потявкивая. Их мать бросилась встречать хозяйку и Марику. Она скакала, махала лапами, и сбила с корзинки платок, которым баба Капа накрыла покупки. Щенята мигом вцепились в него и стали трепать, словно дичь.
   - Ах, проклятые! – неожиданно зло воскликнула баба Капа. Стряхнув щенков с платка, она быстро набросила его на корзину.
   - Праздник у вас намечается? – спросила Марика, успевшая заметить, что лежит внутри. Несколько бутылок с тёмной жидкостью.
   - А? Что? Праздник, милая? – отчего-то растерялась соседка.
   - Ну да. Гляжу, вино купили. Значит, праздник, что же ещё?
   - Вино? Ах, да, вино! – кажется, баба Капа обрадовалась такому Марикиному предположению. – Конечно, праздник. Заранее отовариваюсь. Чтоб не в последний момент. Идём-ка в дом, дам тебе пряничка.

   *
   Васятка как раз дочистил ботинки одного господина и получил с него денежку, когда прибежала Марика.
   - Ну что, пообедал? – крикнула она.
   - Угу.
   - Идём тогда.
   Она промчалась мимо, не останавливаясь, а Васятка собрал свои щётки в ящик и последовал за ней, но по другой улице. Разными путями они добрались до заброшенной сараюшки на ничейном участке верхней части Пониже. Зданьице было чёрным от времени, кособоким и ветхим. Наверное, ночью пьяные злобные бродяги спали в нём прямо на земляном полу, а днём разбредались по своим делам. Очень не хотелось нарваться на кого-нибудь из них. Ребят мутило от отвращения, и они поговаривали о том, чтобы найти другое убежище, но всё никак.
   - Меня когда-нибудь стошнит, - пожаловалась Марика. – Воняет, словно кто-нибудь здесь сдох.
   - Это кошка бедная сдохла. Вон там, в углу, - сообщил Васятка и засунул ящик с щётками и ваксой высоко на потолочную балку.
   - Вот гадость! Фу, глянь, червяки.
   - Боишься?
   - Ещё чего! Надо сказать: Тьфу, тьфу, тьфу три раза, не моя зараза, хозяин пройдёт, заразу подберёт».
   - И что? – спросил мальчик. Он вытащил из тайника кулёк, а из него – одежду для переодевания и маскировки. Один комплект Васятка бросил Марике. – Что, кошка встанет и убежит? – добивался он.
   - Нет, но…
   - Что?
   - Ну, чтобы не так не по себе было.
   - Боишься, значит?
  - Нет.
   - Да.
   - Я ничего не боюсь, - топнула ногой Марика. Она уже успела скинуть свою одежду и переодеться мальчиком. Этаким портовым беспризорным оборванцем. – А то ты не знаешь, что меня просто так не испугать. А ну, дай мешок. Что ты вертишься? Вон лежит.
   - Это не наш. Его тут раньше не было.
   - Будет наш. Передай его мне.
   - Фигушки. Его мог трогать кто-нибудь заразный. Или там может лежать расчленённый труп. Какая-нибудь его часть.
   - Он пустой. Ты что, не видишь?
   - Уши могут лежать.
   Тут Марика продемонстрировала ещё один свой талант. Девчонка имела способности к магии, которые развивала сама, по книгам. У неё была учительница, или, скорее, экзаменатор. Марика видела её раньше пару раз в году, но последние два года - чаще. Если честно, юной жительнице Някки было бы наплевать на волшебство и всё, что с ним связано, если бы не визиты этой женщины. Каждый раз та была не вполне довольна успехами ученицы. Боясь, что учительница разочаруется, и их встречи закончатся, Марика не прекращала занятий, но подозревала, что прекрасная Ви, Мать Магии, отсыпала ей слишком мало способностей. Левитация и некоторые нехитрые фокусы для развлечения давались легко, но ведь это – начальная ступень. Подняться выше никак не удавалось. Радовало одно: учительница легко позволяла заговорить ей зубы, урок превращался в болтовню о разном, иногда – в прогулку, и потому о достижениях ученицы женщина имела несколько смутное представление. Эти занятия были большим секретом от бабушек.
   Видя, что Васятка не решается трогать подозрительный мешок, Марика воспользовалась умением перемещать предметы по воздуху. Мешок приподнялся, приоткрылся, и также, по воздуху, в него переместилась дохлая кошка.
   - Здорово, - нервно сглотнув, одобрил Васятка. – Мы её похороним?
   - Вот ещё. Мы подбросим это домашнее анчутское животное в анчутскую ювелирную лавку. Анчу, вся их раса, за нашего короля, за его род, за Охти. Они – наши враги. И, если наши взрослые не чешутся, мы сами подбросим им дохлую кошку.
   - Да! – взмахнул рукой Васятка. И сразу же заканючил: - Я это не понесу.
   - Ладно, я понесу, сжалилась над пацаном суровая Марика и действительно взяла мешок. Её приятель только вздыхал, пряча их одежду в укромный уголок.
   - Эй, Марика, - позвал он. - Кошку-то не жалко?
   - Жалко. А как быть? Наше великое правое дело превыше всего.
   - Ну-ну. Надеюсь, мои инструменты здесь не сопрут? Я истратил на них все свои сбережения. Да ещё Гошке остался должен два цагрика. Мне бы сидеть да работать, матери помогать, а я вон чего… - бормотал Васятка, вслед за подругой выбираясь на свет. Потом он всё старался держаться впереди неё, потому что вонь от дохлой кошки – это не то, что вдохновляет чистильщиков сапог на великие дела.

Продолжение:  http://www.proza.ru/2014/02/20/927