Я бродил по пустому вестибюлю в общежитии интерната для слепых и рассматривал фотостенды:
слепые в столовой едят суп из алюминиевых мисок, слепые поют хором в актовом зале, слепые на прогулке держатся за руки, слепые наряжают новогоднюю елку игрушками, которые изготовили сами, слепые слушают лекцию о международном положении, слепая Катя Масиевич переводит слепо–глухо–немых через дорогу...
— Для кого эти фотографии, кто их смотрит? — спросил я у дежурной тетки в белом халате.
— Их зрячие родственники навещают, — сказала она, — это для них.
— Чего мы ждем? — спросил фельдшер Кот.
— Сейчас наш врач придут, — сказала тетка, — они на кухне пробу снимают.
Пришел врач.
— Здравствуйте товарищи, — сказал он и поздоровался с каждым за руку. — Oна сама не пойдет, придется применить физическое. Вы готовы?
— Я хотел бы прежде ее посмотреть, — сказал психиатр доктор Ангелович.
— Ваши ее уже два раза госпитализировали. Шизофрения, — сказал врач. — Пошлите, покажу.
В комнате триста семь стояли три кровати. На кроватях, настороженно, как птицы, сидели женщины в синих халатах.
— Здравствуйте, товарищи — сказал доктор. — Какие есть вопросы?
— Она нас бьет, — сказала одна из женщин.
— По животу и по голове, — подтвердила вторая.
— Выйдите пока, — сказал доктор.
— Ну, Катя, — сказал доктор женщине, которая осталась сидеть на кровати, — поедешь в больницу, подлечишься, а потом опять вернешься к нам обратно.
— Берите лучше их в больницу — сказала Катя. — Посмотрите какая я чистая — она отвернула подол халата. — Я в комнате все мою и убираю, а они делать ничего не хотят. Я на кухне помогаю. Я сама по улице хожу, мне поводыря не нужно.
— Будьте с ней осторожны, — сказал доктор и вышел.
— Давай, Катя, по–хорошему, — сказал санитар Лева Датукашвили.
Она прислушалась к его голосу, склонив голову набок, встала с кровати и вдруг хуком ударила Леву в челюсть. Лева вылетел в коридор.
— Ничего себе ударчик, — сказал фельдшер Кот. — Давай, вяжи ее.
Мы повалили Катю на кровать и связали ей руки.
— Как она бьет? — спросил изумленный Лева, — она же ничего не видит.
— Феномен, — сказал доктор. — Она от рождения слепая, а дерется лучше любого зрячего.
Связанную Катю Масиевич санитары потащили в уазик.
— Ну что, мальчики, отвезем ее, а на обратном пути пообедаем на пивзаводе. Там прекрасные отбивные – сказал доктор Ангелович.
По дороге в Новинки Лева спросил:
— Катя, почему ты меня ударила?
— У тебя голос противный, — сказала Катя, — акцент. Не люблю, когда с акцентом разговаривают.
— Я грузин, — сказал Лева.
— Чурка ты, вот кто, — сказала зло Катя.
— Что значит чурка? — обиделся Лева.
— Чурка — деревяшка такая. Можно сразу в печку, а можно вырезать человечка и управлять им за веревочки, — засмеялась Катя.
— А как ты мне в челюсть попала, ты же слепая? — спросил Лева.
— Я животом вижу, — сказала Катя. — Я лучше вас вижу. Вы видите только то, что сейчас, а я вижу, что будет.
— А что со мной будет? — cпросил Лева.
— Ты промедол с аптечки крадёшь. Сдохнешь от наркотиков, — сказала Катя.
— А что у меня в будущем? — спросил я.
— Уверен что хочешь знать? — спросила Катя.
— Уверен.
— У тебя казенный дом и дальняя дорога. Не пытайся изменить— только хуже будет.
В 1980 году меня посадили, а в 1987 мы всей семьей уехали в эмиграцию