Бывшим узникам «лагерей смерти» посвящается.
Пролог
Моя память - это память пишущего человека о войне и концлагерях. Она иная, нежели память фронтовика или узника лагеря. Моей памяти просто не может быть, потому что я родился после войны. Однако с годами, занимаясь поиском и сбором материалов о людях, прошедших лагеря и гитлеровские застенки, во мне происходит нечто такое, что начинает казаться, что будто это со мной происходило в яви. Словно я вместе с Александром Агафоновым бегу из рабства, меня ловят и избивают палками. А вот я уже в рядах восставших Бухенвальда штурмую колючую проволоку и вместе со всеми переживаю радостное освобождение. Судьба каждого бывшего узника, с кем приходилось встречаться, как бы становится моей. Его восприятие пережитого проецируется на собственную судьбу. Явственно представляю себя в колонне узников, идущей мимо крематория, или в транспортной команде, где отчаянное бегство даже под автоматами охранников может принести свободу. Понимаю, что это память сопереживания, соучастия и сострадания. И эта память стала моей, она держит меня в плену многие годы.
Некоторые спрашивают: чего взялся за такое непростое дело? В плену не был. Родился после войны. Далась тебе эта, «концлагерная тема». Одни хлопоты. Свидетельства постоянно необходимо проверять и перепроверять. Веры-то мало, поди, проверь, правду узник говорит или, забыв, красиво привирает. А может, он фрицам в лагере прислуживал? Конечно, и такое случалось. Некоторые из таких продажных людишек, не пройдя проверки «смерш» после войны, из фашистского лагеря попадали в советский. На одной из встреч узников «лагерей смерти» в Москве журналист Виктор Шендерович (это имя мало что мне говорило, приблизительно в году 1987-м) спросил меня: «Почему это я не пишу о тех, кто попал в советские лагеря после фашистских?»
Вопрос явно был с подвохом, но я достойно на него ответил, и мы разошлись, занимаясь каждый своими делами.
Действительно, на «концлагерную тему» писать сложно, потому что тема мало изучена и не разработана глубоко. Но нам всем нельзя забывать, что за рубежом в годы Второй Мировой войны оказались многие наши люди, - пленные, «остарбайтеры»... 50 тысяч борцов-антифашистов воевали в партизанских отрядах. Но были и так называемые пассивные борцы, те, кто совершали разовые диверсии. Разве они не заслуживают того, чтобы о них рассказали! Интересно узнать, как попали люди в плен, как там жили и выходили из экстремальных условий.
Я хочу выяснить объективную правду. Понимаю, что это очень непростое дело, потому что в руках почти никаких документов. Одни человеческие свидетельства. Убеждаюсь, что необходимо об этом рассказывать, потому что человек наш обладает удивительным качеством - забывчивостью. Повторяю, судить и писать историю по мемуарам - непростое дело. Они должны получать подтверждение других людей. Ведь это же откровения, признания, исповеди. После войны, к сожалению, эти люди были незаслуженно, несправедливо обвинены, потом - реабилитированы. От этой несправедливости были моральные потери.
…Узники лагерей с нагрудными номерами. Надо также знать, что положение восточных рабочих и «концлагерников» было далеко неравнозначное.
Особый тип лагерей - концентрационные. Их было 20. Для восточных рабочих было создано 22 тысячи лагерей. По нацистскому образцу такие лагеря создавались в Германии и на захваченных фашистами территориях. В концлагерь отправляли политически опасных людей, участников сопротивления - врагов рейха. Для них был создан особый режим. Если в концлагере проявлялся героизм - это сопротивление. Как вели себя люди за колючей проволокой? Одни говорят - было массовое сопротивление, другие - никакого сопротивления, потому что оно невозможно. Эта правда есть где-то посередине.
Были и такие, кто, находясь в плену, вёл себя так, чтобы только вы¬жить. Некоторые соглашались пойти в легионы к немцам. Формировались эти легионы из людей разных национальностей, в особенности, из грузин, армян и татар, в общей сложности до 10 легионов по 900 челочек. Но нельзя всех мазать черной краской. Если одни шли в немецкие легионы полицаями с обидой на советскую власть, то другие - с одной лишь мыслью, чтобы при соприкосновении с Красной Армией перейти на её сторону. Известны массовые переходы на сторону Красной Армии на Северном Кавказе. Тогда легионеров перебросили в Норвегию и Италию. Однако и там они переходили на сторону партизан. Повторяю, правда, где-то посередине. Люди разные и вели они себя по-разному.
Сразу замечу, что различаются три формы сопротивления. Пассивная форма сопротивления - это непослушание капо, полицаям; активная - акт саботажа, на который шли не все. Высшая форма сопротивления - вооружённая борьба в условиях концентрационного лагеря. Примеры вооружённого освобождения - Маутхаузен (Австрия) и Бухенвальд (Германия).
... Но сколько еще «белых пятен» оставила проклятая война! Сколько бед и страданий принесла она человечеству! А разве можно молчать, когда в печати проскакивают сообщения вроде такого: «Преступления, совершенные немцами во время Второй Мировой войны, - это вымысел»? Так утверждает в своём еженедельнике «Дойчер анцайгер», издающемся в Мюнхене, главарь неофашистского «немецкого народного союза» Герхард Фрей. Об этом писала 25 декабря 1984 года газета «Известия» в заметке «Коричневые листки». Или вот это: «В Западной Германии кое-кто пробует утверждать, что не было «лагерей смерти», что не погибло столько миллионов людей». (Цитата взята из корреспонденции «Никогда больше», опубликованной в номере от 27 января 1985 года за подписью собственного корреспондента «Правды» О. Лосото). Считаю, если молчать, - значит, потерять память. Лишний раз убеждаюсь в правильности своего выбора, когда записываю исповеди этих людей и вижу благодарные лица ветеранов, без стеснения просящих: «Напишите. Очень важно! Дети, внуки, а теперь и правнуки наши должны знать, как мы жили и боролись в фашистской неволе».
И я пишу. Пишу на «концлагерную тему». Началось, конечно, все зна¬чительно раньше. Еще со школьной скамьи. С моего старого и любимого учителя Гавриила Гаврииловича Попова, однажды посвятившего нас, обычных школьников, в некоторые подробности своей жизни. То была горькая повесть о том, как он почти всю войну (три с половиной года) провёл в плену. Как всё это время его жена Александра Ивановна (тоже учитель), выплакав слёзы, преданно ждала и верила, что жив её Гаврик. Ещё в юности я порывался рассказать о судьбе этого человека, да мешала застенчивость учителя. Теперь-то знаю, что не в этом дело. Понимал он, что не готов я к такому разговору. Шли годы. Долг перед учителем неотступно преследовал меня. И вот однажды, взяв в руки магнитофон, я записал первую исповедь фронтовика-узника. С тех пор встретился с десятками, может быть, сотнями людей, судьбы которых самые разные. Одна драматичнее другой. Но та, первая исповедь, стала самой дорогой. Она напоминает о долге перед другими, пока ещё остающимися в безвестности, узниками. Не их вина в том, а наше неумение, может быть, незнание или лень, которые мешают правильно и своевременно оценить всю сложность судеб людей, по воле обстоятельств (а обстоятельства самые страшные - война!) оказавшихся за колючей проволокой. Они - советские люди, дрались в бою до последней капли крови, до последне¬го патрона. Дрались, чтобы защитить свою Родину. В плен чаще всего попадали тяжело раненные, контуженные, измученные бойцы. (Не говорю про тех, кто изменил Родине). Только что интересно, эти физически немощные люди в лагерях оказывались стойкими, как теперь говорят, солдатами малой войны и демонстрировали высокие моральные качества патриотов, настоящих граждан страны.
Еще сожалеешь о том, что время уносит из жизни этих сильных духом людей, что не успел прочувствовать очередную чужую боль. Приходиться спешить. Поиск и переписку помогали мне вести в разные годы следопыты из златоустовской школы № 15 Алексей Смирнов и Денис Силин. Эти ребята побывали вместе со мной на двух всесоюзных встречах бывших узников фашистских концлагерей, которые проходили в Москве. Они, эти встречи, каждый год организовывались в один и тот же день -11 апреля. Именно 11 апреля 1945 года узники Бухенвальда с оружием в руках подняли восстание и освободили себя. Бухенвальд стал с одной стороны - олицетворением гнева, напоминанием о чудовищных злодеяниях, с другой - олицетворением свободы, символом мужества и непримиримым борцом за мир.
Представляя на суд читателей свой скромный труд, я надеюсь, что повествование о людях трагической судьбы отзовётся, пусть даже слабым током, в ваших сердцах, как добрый знак продолжения человеческой памяти. Памяти во имя жизни на земле, во имя защиты детей от лишений, как предостережение тем, кто бряцает оружием, как напоминание, что преступления против человечества не стареют и не забываются.
От автора.