Диктатура

                ДИКТАТУРА
                Историческая пьеса в 2-х актах

                Действующие лица
Колчак Александр Васильевич - вице-адмирал, адмирал, Верховный правитель России
Авксентьев Николай Дмитриевич – Председатель Временного Всероссийского правительства (Директории), эсер
Вологодский Петр Васильевич - Председатель Временного Сибирского правительства (ВСП), член Директории, глава правительства Колчака
Михайлов Иван Адрианович – Министр внутренних дел ВСП.
Патушинский Григорий Борисович – Министр юстиции ВСП
Гинс Георгий Константинович – Управляющий делами ВСП.
Серебренников Иван Иннокентьевич – министр ВСП
Иванов-Ринов – генерал, атаман Сибирского казачьего войска
Зензинов Владимир Михайлович – член Директории, эсер
Болдырев Василий Георгиевич – генерал, Главнокомандующий Вооруженными Силами Директории, член Директории
Виноградов Владимир Александрович – член Директории, кадет
Роговский Евгений Францевич – заместитель МВД Временного Всероссийского правительства, начальник милиции
Будберг Алексей Павлович – генерал, военный министр в правительстве Колчака
Смирнов Иван Никитич – Председатель Сибревкома, («сибирский Ленин»)
Павлуновский Иван Петрович– Председатель СибЧК
Шорин Василий Иванович – помощник Главкома Красной Армии по Сибири
Жанен Морис – французский генерал, руководитель французской военной миссии при правительстве Колчака
Офицеры – 1-й, 2-й, 3-й.
Секретарь Авксентьева.











                Акт первый
                Действие первое

Председатель Временного Сибирского правительства (ВСП) – Вологодский Петр Васильевич
Михайлов Иван Адрианович – МВД ВСП.
Патушинский Григорий Борисович – Министр юстиции
Гинс Георгий Константинович – Управляющий делами ВСП.


Вологодский – Ну-с, Георгий Константинович, что там новенького из Уфы?

Гинс – Встреча представителей всех антибольшевистских сил все-же началась. Назвали ее пышно Государственным Совещанием.

Вологодский – И это без нашей делегации? Тоже мне - объединители России! В отсутствие Сибирского правительства! Какая же это Россия, без Сибири? У красных – Россия до Волги, у нас – от Урала до Тихого океана, а что же остается, с позволения сказать, Всероссийскому правительству, которое они собираются в Уфе создать?

Гинс – Да нет, без нас у них ничего не получится. И все же, Петр Васильевич, нашу делегацию надо все-таки посылать в Уфу. Мы без них  тоже не справимся.
 
Михайлов – Я уже ездил во главе нашей делегации в Челябинск. Это – пустая говорильня. Все заклинают с трибуны, что в одиночку большевики нас всех разобьют. Что надо всем объединиться: и Самарскому Комитету членов Учредительного Собрания, этому Комучу и Омскому Сибирскому правительству, и Уральскому, надо подтянуть и казачьи образования. Ну, кто с этим спорит? Это-то всем понятно. Но главное-то как раз в том – КАК объединяться, на какой платформе, во главе с кем?

Гинс – Ну знаете, Иван Адрианович, большевики ждать не будут, когда мы договоримся между собой. Надо многие вопросы и наши разногласия отложить на потом.

Михайлов – Я согласен. Надо спешить. Но некоторые объединения не умножают силу, а ослабляют ее. Здесь нет места простой арифметике. Если мы пойдем под эгидой самарцев, то прощай наши мечты о широкой автономии Сибири. Пойдут ли наши земляки за неблизкими им лозунгами социалистов? Идея освободить Сибирь от большевиков была предельно понятна и блестяще сработала. Мы повели за собой людей и сбросили иго комиссаров легко и быстро. Сейчас у нас сильная Сибирская армия, работоспособное Сибирское правительство, крепкие тылы. А если мы растворимся в этом проектируемом винегрете, то еще неизвестно, сильнее ли мы станем. Наших омских казачков как-то не сильно прельщает перспектива сложить головы при взятии Москвы. Они далеко от Иртыша идти не намерены.

Вологодский – Да, господа. Наши победы летом были великолепны.  Большевики в Омске после нашего с чехами выступления не продержались и двух недель. Какое было жалкое зрелище, когда они попытались провести в свою армию мобилизацию. В Омском уезде на призывные пункты не явился ни один человек. Ни один!

Гинс – Это большевики еще не успели продемонстрировать сибирякам все прелести их т.н. военного коммунизма. Сейчас в Центральной России введена продразверстка, продотряды отбирают у всех крестьян хлеб даром. Даже со своим детищем – с крестьянскими Советами - большевики на этой почве разошлись: власть в деревне передали комитетам бедноты – комбедам, т.е. тем, кто и хлеб-то не сеет.

Вологодский – Господа, Октябрьский переворот и разгон Учредительного собрания – страшная трагедия для России. Но ведь нет худа без добра. Из-за всей этой смуты мы смогли начать реализацию идеи сибирского областничества. Наши великие предшественники – Николай Михайлович Ядринцев, Григорий Николаевич Потанин мечтали освободить Сибирь от ее колониального положения, оторвать этот бурно развивающийся край от балласта консервативной Центральной России. Они хотели добиться либо широчайшей автономии для нашей территории, либо – как программа максимум – сделать Сибирь совершенно независимой. И вот нам это удалось. Поэтому, я понимаю коллегу, ехать куда-то в Уфу и отдавать кровью добытую свободу и отлаженное управление бог знает кому, это, знаете, рискованное предприятие. Из всех антибольшевистских правительств наше  -Омское по праву считается самым сильным.

Гинс – Де-факто это верно. Но мы ведь с вами юристы, Петр Васильевич. У Самарского Комитета членов Учредительного собрания правовых оснований претендовать на власть побольше. Ведь депутатов Учредительного Собрания избирали всенародно. Это был и есть единственно абсолютно легитимный орган власти в России после отречения императора.

Вологодский - Жаль все же расставаться с мечтой о независимости Сибири под бело-зеленым стягом.( берет со стола бумаги) Вот, наша июльская декларация. «Сибирское правительство ограничивает пределы своей власти территорией Сибири, «определяя западную границу Сибири по рекам Печора, Кама, Чусовая, Уфа. При этом предусматривается, что кроме собственно «территории, входящей в состав Сибири», «попечение Сибирского правительства» может быть распространено и на «территорию, которая или будет временно заниматься в порядке оккупации или объединяться с Сибирью на договорных отношениях». А! Какие планы! Они не беспочвенны и уже реализуются. И пожертвовать всем этим ради союза с эсерами!?

                Быстро входит помощник с папкой

Помощник – Срочное донесение.

Вологодский – (читает документ). Вот, господа, новость-то какая! Не знаешь, радоваться или огорчаться. Народная Армия Комуча взяла Казань. Этот успех сильно укрепит позиции Самары на переговорах в Уфе.
 
Михайлов – А значит и позиции эсеров.

Вологодский - Это ещё не всё. Самое главное – большевики не успели эвакуировать золотой запас страны. Он достался учредиловцам.

Гинс – Вот это козырь!

Михайлов – Теперь всё левое крыло Совещания потребует обращаться к нему «на Вы».

Вологодский – Знаете, коллеги. Это многое меняет. Я думаю, в этой ситуации, когда в руки Комуча попал такой государствообразующий элемент, как золотой запас России, нам нельзя не участвовать в Государственном Совещании. Иначе мы окажемся в политической изоляции.

Гинс – Безусловно. Тем более, что мы и не отказывались от этого официально.

Михайлов - И пусть в составе делегации обязательно едет наш новый военный министр, атаман Сибирского казачьего войска Иванов-Ринов. У кого еще из участников совещания есть такой козырь – отмобилизованная двухсоттысячная армия!

Вологодский – Георгий Константинович, голубчик, подготовьте предложения по составу делегации.

Гинс – Разумеется. Ну а позиция наших представителей должна быть, я думаю, прежней: добиться сохранения полномочий Сибирского правительства на нашей территории, сохранить ту степень независимости и автономии для Сибири, которую мы завоевали.

Михайлов – Ну, в полной мере нам не удастся этого достигнуть. От нас потребуют уступок. Мы для эсеров слишком сильны и опасны. Да и союзники будут на нас давить. А сильнее всего на нас будет давить золотой запас в руках Комуча.

Вологодский – Сильнее всего на нас давит целесообразность и даже крайняя необходимость объединения перед лицом большевистской опасности. Георгий Константинович, а кто все-таки уже приехал в Уфу на Государственное Совещание.

Гинс – (берет бумаги). Да тут такая пестрота. Всего 23 делегации:  Съезда членов Всероссийского учредительного собрания, Комитета членов Учредительного Собрания (Самара),  Временного областного правительства Урала, представители руководящих органов семи казачьих войск востока России (Астраханского, Енисейского, Иркутского, Оренбургского, Семиреченского, Сибирского, Уральского), Киргизского правительства Алаш-Орды, Башкирского правительства, правительства автономного Туркестана, национального управления мусульман тюрко-татар внутренней России и Сибири, Временного Эстонского правительства, затем делегации от шести всероссийских политических организаций — партии эсеров, Российской социал-демократической рабочей партии, Всероссийской социал-демократической организации «Единство», Трудовой народно-социалистической партии, партии народной свободы, Союза возрождения России, а также делегация Съезда земств и городов Сибири, Урала и Поволжья.
 
Вологодский - О Господи! На сколько же кусочков разлетелась империя. С одной стороны хорошо, что против большевиков поднялась вся Россия, но договориться всем 23-м участникам совещания о чем-то одном будет невероятно сложно.
 
Михайлов – Я это даже не могу себе представить.

Вологодский - Ничего, я думаю, Красная Армия нас объединит. Все же понимают, что вопрос о государственном устройстве, об автономии краев и территорий национальных меньшинств можно решить после победы над общим врагом. Там каждому зачтется его участие в борьбе, в т.ч. и сибирякам. Спасибо. Господа. Я хочу подумать о наказе нашей делегации. Что можно уступить, а в чем стоять до конца.


                Действие второе

                Две недели спустя.
                Те же, И.И. Серебренников и генерал Иванов-Ринов

Вологодский - Ну, расскажите нам Иван Иннокентьевич о Совещании.

Серебренников – Мы хорошо держались, Петр Васильевич и социалисты могли уже проиграть. 10 сентября Комуч сдал красным Казань, затем Симбирск. Под угрозой оказалась столица учредиловцев – Самара. Они уже было совсем притихли.
 
Иванов-Ринов - Народная армия деморализована. Офицеры открыто сочувствуют сибирякам и презирают своих формальных политических руководителей – эсеров. Во время работы Совещания почти все офицеры Народной армии в Уфе одели наши цвета - бело-зеленые ленты, отказавшись от учредиловской символики. Им импонирует то, что в Сибирской армии восстановлены погоны и прежние знаки отличия.
 
Серебренников - И мы были близки к успеху. На самом деле, если в ближайшее время территория белого движения сократится до размеров Сибири, то зачем нам два правительства?

Михайлов – Я вам и посылал инструкции – идти на разрыв, но не уступать.

Серебренников – Да, но вот этот конфликт правительства с Сибирской областной думой в Томске, убийство в Омске казаками эсеровского министра Новоселова, всё это сильно подорвало наши позиции на совещании. Вы же понимаете, большинство там в Уфе щеголяло демократическими лозунгами, поэтому в стычке нашей исполнительной власти с сибирским парламентом  делегаты встали на сторону «народных избранников». Из нас сделали реакционеров, противников демократии, почти монархистов. Газеты запестрели заголовками: «Кто кого? Красная Самара или Черный Омск». Чехи и остальные союзники поддержали на этом фоне наших оппонентов, и нам пришлось идти на компромиссы.

Гинс – Вы считаете, что выиграли социалисты?

Иванов-Ринов – Нет, они после военных поражений совсем потеряли вес. Несколько десятков старших офицеров ушли от них к нам – в Сибирскую армию.
 
Серебренников - Считается, что проиграли и «правые» - реакционеры из Омска и левые - социалисты из Самары, в итоге выиграли центристы, т.е., на мой взгляд, никто. Выиграли люди без четкой позиции. Получился какой-то невразумительный  компот. Создано Временное Всероссийское правительство в виде Директории из пяти лиц во главе с Авксентьевым. Естественно, в него включили  и вас, Петр Васильевич.

Вологодский – Ну-с, коллеги, что вы думаете об этом? Долго-долго  договаривались и, наконец, создали единую власть. Насколько же авторитетно  и устойчиво это правительство?

Гинс – Оно не успело появиться на свет, как им уже все недовольны. Все участники Совещания полагают, что их представители неоправданно пошли на принципиальные уступки. Постарались угодить всем, а в итоге получилось - никому. Сотворили, действительно, несъедобный винегрет. Каждой твари по паре. Два кадета, два эсера и один беспартийный военный. Это правительство не имеет поддержки каких-либо конкретных сил. Оно сконструировано как равнодействующая и равноудаленная. Но реально-то за ним никого нет. Это какая-то средняя температура по нашему сумасшедшему дому.

Михайлов – Действительно – дурь какая-то! Всем угодить – это значит никому. Намного было бы продуктивнее доверить власть, пусть даже и всероссийскую, какому-либо крепкому областному правительству.

Вологодский – Вы, Иван Адрианович, о нашем правительстве говорите?

Михайлов – Ну, конечно же. Что уж тут скромничать! После того, как оконфузились самарцы, нам конкурентов нет. За нами все семь казачьих войск востока России. У нас сила. А мы тут втянулись в демократические игры. Нужна жесткая власть. Иначе проиграем. Конституция и прочие свободы приложатся после победы.

Вологодский - (шутливо) Ах, Иван Адрианович, ну, какие вы недемократические высказывания себе позволяете, однако!

Михайлов -  Да, оставьте, Петр Васильевич, право! Это в вас бывший эсер заговорил.

Вологодский – Э-э батенька. В партии социалистов-революционеров я все же не состоял, что бы там ни говорили. Да, был близок к ним. Но это когда мы все были солидарны (игриво) в борьбе против «ненавистного царизма», ох, (покосившись на нахмурившегося Иванова-Ринова), извините, ради бога, Павел Павлович.

Иванов-Ринов –(Как бы в сторону, почти в зал, раздумчиво, сдерживая себя). Да уж, погорячились вы, господа, со своей революцией в Феврале. Вон оно как обернулось. Собрать снова Россию не можем. В Кремле сидят германские агенты, развалившие фронт и русскую армию на немецкие деньги. Отдали Германии наши земли и теперь выплачивают под видом контрибуции взятые в долг на революцию средства.
        (Повисло молчание. Никто не хочет возражать генералу)

Гинс – (чтобы прервать неловкое молчание) – А где будет размещаться Всероссийское правительство?

Серебренников – Как раз сейчас они раздумывают. Все будет решать Авксентьев. Предлагается Уфа, Челябинск, Самара, Екатеринбург. Ну, Самара теперь вряд ли будет выбрана из-за близости ее к фронту. А вот Екатеринбург – вполне возможно.
 
Вологодский – Это почему же?

Серебренников - Там под крылом чехов собираются члены Учредительного Собрания, поэтому, возможно, Директория и обоснуется вместе с парламентом в одном городе. А среди депутатов УС, как известно, преобладают эсеры. Если они соберут кворум или обусловленное количество в 170 человек, тогда нам худо придется. Эсеры ведь уже в Уфе призывали арестовать Сибирское Правительство, хотели направить сюда для этого «дружину Учредительного Собрания».

Иванов-Ринов – (резко и зло) Ну им до сбора кворума еще дожить надо!

Серебренников - Называют, правда, и Омск, как место размещения Всероссийского правительства, но все эсеры не советуют Авксентьеву  делать это.

Михайлов – Боятся нас?

Иванов-Ринов – Да, так и говорят: не надо совать голову в пасть сибирскому медведю, т.е. Сибирскому Правительству.

Гинс – Ну и пусть себе подальше от нас располагаются. Интересно, как они собираются выстраивать государственный аппарат? Нелепо было бы разрушать всю нашу отлаженную систему.

Вологодский – (решительно и немного горячась) Это исключено! На территории Сибири, разумеется, есть смысл оставить все наши структуры. Надеюсь, обойдется без ломки и даже без серьезной реорганизации. От добра добра не ищут.

                Входит секретарь

Секретарь – Телеграмма от Председателя Временного Всероссийского правительства.

Вологодский – (удивленно) – От Николая Дмитриевича! Легок на помине. (Берет телеграмму, читает). Ну и ну!
                (Все немного напряглись, ждут)

Вологодский – Вот и ответ на наш вопрос. Авксентьев решил, что Директория будет располагаться и работать у нас в Омске. Нуте-с, поздравляю вас, господа, с всероссийской столицей!
(Некоторое время все молчат, размышляют)

Вологодский – Как вы думаете? Хорошо это или плохо?

Михайлов – А вы это спрашиваете, Петр Васильевич, как член Директории или как председатель Сибирского правительства.

Вологодский – Ах, оставьте вы это, Иван Адрианович. Я в будущее этого рыхлого образования не верю. У нашего правительства гораздо прочнее положение. И мне не очень льстит звание члена Всероссийской Директории. Лучше синица в руках. Наше правительство мы ликвидировать не будем.

Гинс – Это как? Будем сосуществовать параллельно? Я думаю, Авксентьев потому и выбрал Омск, чтобы держать нас под контролем и иметь основание поставить вопрос о ликвидации дублирующего органа власти.

Иванов-Ринов – Скорее всего, именно поэтому. Но тут он просчитался. В Омске – мы у себя дома. Это столица нашего Сибирского казачьего войска. Ну и настроения здесь соответствующие. У нас есть широкая поддержка всех слоев населения. А эсеры здесь как-то не очень популярны. Сибиряки, слава богу, довольно консервативны.

Михайлов – Авксентьев – эсер и видит в нас махровых контрреволюционеров, оплот реакции. Он хочет сохранить белые одежды демократической революции. И победить большевиков, оставшись при этом чистеньким.
Вологодский - Ну, что ж, добро пожаловать в Омск. Сибиряки – люди гостеприимные.


                Действие третье

                Салон – вагон. Авксентьев и Зензинов.

(Входит секретарь) Николай Дмитриевич, переезжаем Иртыш, сейчас будет станция.

Авксентьев – Да мы уже готовы. Как-то нас встретит Сибирь.

Зензинов – Я думаю, надо сразу повести себя твердо, решительно. У нас мандат Государственного совещания. Ни в чем не будем отступать от позиций, выработанных в Уфе. Ведь и Омское правительство подписало наше общее компромиссное решение.

Авксентьев - А вы видели, с какими рожами они подписывали эту бумагу? Генерал Иванов-Ринов – откровенный монархист. И это наш союзник?!

Зензинов – Но там есть и бывшие наши товарищи, эсеры.
 
Авксентьев – Бывшие!! Вот именно, бывшие. Это близко к предательству. Михайлов явно участвовал в организации убийства Новоселова. Он – убийца нашего товарища!

Зензинов – Но Новоселова застрелили конвоиры.

Авксентьев – А приказание об аресте отдавал он. Да и где вы видели, чтобы конвоиры шлепали министров без санкции свыше?

             Входит секретарь – Омск. Уже подъезжаем к перрону.

Зензинов и Авксентьев одеваются. Поезд останавливается. Авксентьев выглядывает в окно.

Авксентьев – Что такое? Ничего не понимаю?

Зензинов – (подходит тоже к окну) А в чем дело?

Авксентьев – Перрон пуст. Нас кто-нибудь встречает, черт побери?

Зензинов – Даже почетный караул не выстроили! Так они встречают всероссийскую власть!?
                (Тяжелая пауза)

Авксентьев – (мрачно) Приехали. С приездом Владимир Михайлович. Я с тяжелым сердцем принимал это решение, разместить правительство в Омске. Но я не ожидал, что они сразу начнут с таких возмутительных демонстраций неуважения.

                Пауза

Зензинов – Ну и что нам делать?

Авксентьев – пожимает плечами.

Секретарь – радостно. – А вон и караул строится. И депутация идет к вагону. С цветами. Просто они что-то запоздали.

Авксентьев – (мрачно) Ну да. ….Просто запоздали.

Зензинов – Конечно – это демонстрация, а не просто разгильдяйство. У них в Сибирской армии дисциплина втрое жестче, чем в отрядах Комуча. И я ни за что не поверю, что их офицеры могли просто так опоздать выстроить почетный караул.

Авксентьев – Ну, ладно, Владимир Михайлович. Делать нечего. Проглотим пока этот выпад. Стерпим пощечину. Сделаем вид, что ничего не произошло. Не начинать же со скандала.  Я пойду речь говорить.

Авксентьев – (с площадки вагона). Дорогие омичи! Братья-сибиряки! Я приветствую вас от лица Всероссийского верховного органа власти! Так получилось, что волею судеб вашему городу выпала великая честь стать центром процесса собирания русских земель. Европейская Россия – в руках узурпаторов, большевиков. Они разогнали единственно законный орган власти – Учредительное Собрание, которое мы с вами избрали всем народом. В истории России никогда не было настолько демократического и безупречно легитимного учреждения. Учредительное Собрание обладает наивысшими полномочиями. Это – хозяйка русской земли. А эти авантюристы, большевики посмели поднять руку на то, что является воплощением народной воли. Вместо всенародно избранного органа власти они создали фикцию властных органов – Советы, которые представляют ничтожную долю населения России. Но и эти марионеточные организации – только прикрытие власти одной партии – партии большевиков. Той партии, которая не погнушалась взять средства у наших врагов на свою деструктивную и предательскую деятельность, закончившуюся государственным переворотом. Они заключили постыднейший мир с нашим противником, предали наших союзников и похоронили наши мечты о завоевании проливов в Средиземное море, за что тысячи русских солдат и офицеров проливали кровь в течение нескольких столетий.
Сейчас в той части России, где господствуют большевики, официально объявлена политика красного террора. Теперь не только собственность, имущество стало разрешено отнимать среди бела дня, но и самое жизнь. Комиссары берут в заложники невинных людей и расстреливают их массами при каждом антибольшевистском народном выступлении.
Перед угрозой полного краха России мы – представители различных политических сил, собрались вместе и договорились забыть наши межпартийные разногласия, объединиться и создать крепкую единую Всероссийскую власть. Цель создания Директории – навести порядок в стране, свергнуть власть большевиков, восстановить Восточный фронт и созвать Учредительное Собрание, которое решит вопрос о государственном устройстве России и примет основополагающие законы.
Долой комиссародержавие. Долой красный террор! Да здравствует народоправство! Вся власть Учредительному Собранию. Да здравствует Россия! Слава Сибири – опорному краю державы!
 

                Действие четвертое

                Вологодский, Авксентьев, Зензинов, генерал Болдырев

Авксентьев – Ну, вот, наконец, почти вся наша Директория собралась вместе. Четыре человека из пяти. Петр Васильевич, вы не знакомы только с нашим Главнокомандующим, представителем, так сказать, военного сословия в нашем органе. Разрешите представить - генерал Болдырев Василий Георгиевич. (здороваются). Георгиевский кавалер, профессор, командовал 5-й армией. (шутливым тоном): Но любит подчеркнуть, что родом из пензенских крестьян, с детства помогал отцу на кузне. (Смеется) Так что это наш, вполне демократический генерал. Горой за Учредительное Собрание.

Вологодский – Милости просим, Василий Георгиевич, в нашу гостеприимную Сибирь. Вы уже были в войсках?

Болдырев – Да, конечно. Ознакомился  с состоянием частей. Хорошо экипированы, вид подтянутый, чувствуется выучка, высокий уровень морального состояния. С такими молодцами мы отобьем у большевиков Россию. Особенно хороша кавалерия. Сибирские казаки, пожалуй, не уступят донским.

Вологодский – (К Авксентьеву) Ну, как вам Омск, Николай Дмитриевич?

Авксентьев – Да, если честно сказать, хреново!

Вологодский  – (не совсем естественно смеется). Да, что уж так-то? Чем мы вас так прогневили?

Авксентьев – Нет, ну, в самом деле, на вокзале не было ни единого плакатика, караул запоздал, никто нам приветственного слова не сказал. Это как прикажете понимать, любезнейший Петр Васильевич? А когда я спросил у ваших, где будет резиденция Всероссийского правительства, то, оказывается, тут вообще конь не валялся. Ваши люди даже не озаботились поиском помещения для Директории!

Вологодский - (со слабой натянутой улыбкой). Ну, уж простите нас, Николай Дмитриевич. Виноваты-с. А с помещением действительно в Омске сложновато. Мы пока ничего достойного не можем предложить.

Авксентьев – Погода у вас для 9 октября замечательная. Я думал в Сибири об эту пору холоднее. Но вот прием вы нам, Петр Васильевич, организовали прохладный, прямо скажем. Ну, да ладно, мы приехали работать. На святое дело идем. И мы не собираемся капризничать и из-за нарушений этикета делать историю.

Вологодский – Конечно, конечно. Мы же, сибиряки, люди простые. Я думаю – сработаемся.

Авксентьев – Договорились. Я полагаю, что самым неотложным для нас сейчас является создание делового аппарата правительства.

Вологодский – У нас есть кое-какие соображения. Я сейчас приглашу нашего управляющего делами (нажимает кнопку). Пригласите господина Гинса. Николай Дмитриевич, какой смысл создавать аппарат Директории с нуля, на пустом месте, если есть четко отлаженные работающие структуры нашего Сибирского правительства.

Зензинов – (нервно) Ну вот, началось. Я вам говорил, Николай Дмитриевич, что сибиряки на все сто используют свои преимущества. Они - у себя дома, у их власти здесь глубокие корни, а мы  для них – квартиранты. Да и квартиры-то нам даже еще не отвели.

Авксентьев – Не горячитесь, Владимир Михайлович. Петр Васильевич отчасти прав: зачем нам обзаводиться новым штатом управленцев на техническом уровне. Здесь я не вижу никакой политической подоплеки.
 
                (входит Гинс с папкой в руках)

Вологодский – Знакомьтесь, господа. Гинс Георгий Константинович, управляющий делами правительства. Покажите, пожалуйста, наши проекты состава делового кабинета.

Зензинов – (первым берет бумаги у Гинса, смотрит). Ну вот, Николай Дмитриевич, что я вам говорил! Это ловушка! Здесь речь не идет о чиновниках технического уровня. Почти весь состав Совета министров из местных деятелей.

Вологодский – Ну, позвольте! Вовсе и не весь. Но почему люди, приобретшие опыт и показавшие себя хорошо по службе, должны уходить со своих постов? И почему нужно на их место назначать несведущих новичков? Чем же вам, Владимир Михайлович, так не угодили сибиряки?

Авксентьев – (берет у Зензинова список, смотрит). Да-а-а. Понимаете, Петр Васильевич, дело-то не в том, каких мест уроженец министр. Мы ничего против сибиряков не имеем. Владимир Михайлович имел в виду, что по политической ориентации ваше Сибирское правительство все же весьма правое. И вы почти в полном составе включили его в проектируемый состав Всероссийского. А ведь мы в Уфе пошли на компромисс и сам состав Директории говорит об этом. Здесь же, в проекте состава Совета министров, таким компромиссом и не пахнет. В вашем списке нет отражения достигнутого равновесия и пропорций. Среди предлагаемых кандидатов в министры почти нет эсеров, а ведь за нашу партию проголосовало подавляющее большинство граждан России на выборах в Учредительное Собрание. Не забывайте, пожалуйста, об этом. У нас мандат от народа!

Вологодский – Дорогой, Николай Дмитриевич. Ну, всё верно. Состав нашей пятерки – Директории – отражает те самые политические пропорции, о которых вы говорите. И это – главное. Два эсера, два кадета и один беспартийный военный. Ведь важнейшие вопросы будут всё равно решаться именно на этом уровне. А министрами пусть остаются компетентные люди, лучше владеющие обстановкой. У нас ведь, к сожалению, из-за военных успехов большевиков территория сократилась почти до размеров Сибири. Вот пусть и сибиряки в основном управляются.

Болдырев – Ну как вам, Петр Васильевич, не совестно: упрекнуть нас отступлением на фронтах. Как будто вы даже злорадствуете по этому поводу: у вас ведь после поражений Народной армии козырей прибавилось.

Вологодский – Ну что вы, что вы, генерал! Это наши общие неудачи. Я имею в виду, что просто нужно учитывать реальную обстановку.
 
Авксентьев – Ну, хорошо. Мы рассмотрим ваши предложения. Нам нужно подумать.
Вологодский – А покажите, пожалуйста, на карте, Василий Георгиевич, как там обстоит дело на фронте. (Они втроем с Болдыревым и Гинсом склоняются над картой).

                (Авксентьев и Зензинов отходят в сторону).

Зензинов: (с досадой). Говорил вам Кроль: не стоит ехать в Омск, не надо совать голову в волчью пасть.

Авксентьев – Нет, Владимир Михайлович, мы должны были это сделать. Здесь же реальная база, надежный плацдарм для накопления сил против большевиков. Отсюда мы нанесем красным смертельный удар. Крепкое сибирское крестьянство и казачество без всякой агитации настроено антибольшевистски.(пауза). Да, согласен, рискованно. Нам, социалистам-революционерам, тут не уютно. Местные политики здесь не переносят слова «демократия», «социализм». Но мы должны были сунуться сюда, в эту волчью пасть. Либо волк нами подавится,…либо проглотит.

Зензинов – Скорее всего, второе.

Авксентьев – Я уже говорил вам всем о моей идее «обволакивания» сибирских реакционеров. И это принесет нам плоды. Мы должны использовать силы наших союзников справа и обеспечить правильное политическое сопровождение и руководство. В результате, мы придем к победе над большевиками во главе с нами – социалистами и демократами.

Зензинов – Знаете, как трудно мне, столько раз побывавшему в царских тюрьмах и ссылках,  оказаться в союзниках реакционной монархической военщины. Вы видели генерала Иванова-Ринова, это же – жандарм, откровенный черносотенец. Попались бы мы ему в руки в прежние времена!

Авксентьев – Да помню, Владимир Михайлович, что вы и в Петропавловке посидели и на крайнем севере в безлюдье четыре года отбухали. И представляю, как вам тяжело подавать руку вашим некогда охранникам. Но, поймите, не можем же мы социалисты развернуть сейчас борьбу на два фронта. Если мы здесь раздеремся, сводя счеты с правыми и монархистами, то большевики нас возьмут тепленькими. И без большого труда. Мы ведь друг друга сами поубиваем. Потерпите, Владимир Михайлович, дорогой, потерпите!
                (Оба подходят к остальным).

Авксентьев – Ну, какие у вас соображения о делах на фронте?

Болдырев – Я очень надеюсь на то, что с помощью частей Сибирской армии мы восстановим фронт и сможем подготовить контрудары.

Вологодский – Насколько я знаю, генерал Болдырев достаточно опытный военачальник. Его назначение главнокомандующим хорошо воспринято в войсках, офицеры его уважают. Думаю, генерал, (поворачивается к Болдыреву) всё у вас получится. О вашей работоспособности ходят легенды. Я желаю вам успеха.

Авксентьев – На этом мы откланиваемся, любезнейший Петр Васильевич. Завтра у нас заседание, увидимся. Должен прибыть и Виноградов. И мы продолжим обсуждение состава Совета Министров. Боюсь, что вопрос будет решаться непросто.

Вологодский – Да, с божьей помощью, помолясь, как-нибудь договоримся.
 
Зензинов – (взрываясь) Да уж договоримся! На чем? Вы предлагаете Михайлова – убийцу нашего товарища - на пост министра внутренних дел. Мы его хотели арестовать, но он скрывается.

Вологодский – (примирительным тоном). Владимир Михайлович, дорогой, вы же ведь тоже право изучали. Давайте вспомним о презумпции невиновности.

 Зензинов – Дыма без огня не бывает. Михайлова уже прозвали Ванька-Каин! Иначе и не зовут. Крепко приклеилось.

Авксентьев – Всё-всё-всё, господа, на сегодня хватит. Договорились же завтра все хорошенько обсудить. До свидания, Петр Васильевич.

                (Авсентьев, Болдырев, Зензинов уходят)

Вологодский – Уф. Устал я от этих эсеровских болтунов. Только речи и способны произносить. У них, видите ли, мандат от народа. (насмешливо) Выборы в Учредительное Собрание они выиграли. Когда это было!?

Гинс – Еще и года не прошло.

Вологодский – Ой, умоляю вас, Георгий Константинович! Время то какое нынче: несется с бешеной скоростью, день году равняется.

                Действие пятое

 Заседание. За столом Авксентьев, Вологодский, Зензинов, Виноградов. Немного сбоку – Гинс.

Авксентьев – Начнем очередное наше заседание. Генерал Болдырев в войсках, на фронте.
Петр Васильевич, начнем вроде бы с технического вопроса: когда вы отведете помещение для Верховной российской власти?

Зензинов – (вклиниваясь, нервно) Какой же это технический вопрос? Российское правительство размещается в вагонах на запасных путях станции Омск. Это же издевательство! Политическая провокация. Я не поверю, что за все это время было невозможно подыскать подходящего здания. А Сибирское правительство занимает роскошные апартаменты и ведет себя так, как будто и не замечает присутствия в городе Центральной власти – Директории.
 
Авксентьев – Петр Васильевич, ну, в самом деле, какой же будет авторитет у власти, если вы сами – член Директории – демонстрируете к ней такое пренебрежение. Сидим где-то на железнодорожной ветке. На ветке! Нас уже поэтому и прозвали «воробьиным правительством».

Зензинов – В Омске вовсю распевают частушку: «В вагоне Директория – под вагоном – территория».

Авксентьев – Если такое же отношение перебросится в войска, то офицерам и солдатам не захочется погибать за такую несолидную власть.

Зензинов – Да офицеры и без того на нас, эсеров, не могут смотреть без зубовного скрежета. Мы же - социалисты, а большевики тоже собираются строить социализм. Вот офицеры и казаки запутались, они не видят большой разницы между нами и красными.
 
Виноградов – Ну, а ваши призывы к демократии, да еще в военное время вообще выглядят идиотскими. Все же помнят, что большевики привели к разложению самую великую армию мира, именно вбросив туда идею демократизации. Выборные солдатские комитеты стали выше командиров. Где это видано? И где теперь эта блестящая русская армия? Её нет. Нет и России. А вы хотите, чтобы офицеры почитали вас, социалистов-революционеров.

Вологодский – Господа. В самое ближайшее время всё Всероссийское правительство переберется в удобные для работы помещения. Я вам обещаю. Прошу простить за затяжку. Омск переполнен бежавшими от большевиков людьми, эвакуированными организациями, учреждениями. До следующего нашего заседания вопрос будет решен.
Авксентьев – Договорились. Теперь предлагаю утвердить состав Совета Министров.
Зензинов – Возражаю. Я хочу еще раз попытаться восстановить политический баланс в составе Совета министров. Николай Дмитриевич, вы же сами возражали против такой диспропорции в распределении портфелей. (Потрясает бумагами, тычет в них пальцами). Из 14 министров 10 – из состава Сибирского правительства и, соответственно, весьма правых политических взглядов.

Авксентьев – Меня убедили в том, что политические взгляды министров не имеют большого значения. Важнейшие политические вопросы мы будем с вами решать вот в таком составе. А министры - лишь исполнители нашей воли. Их партийность меня не интересует.

Зензинов – Но вы даже Михайлова согласились включить в Совет Министров. Ему место – на виселице.

Авксентьев – Ну, Владимир Михайлович, ну уж не надо так-то. Мы все-таки не дали ему министерство внутренних дел.

Зензинов – Ах, ну да! Вы ему дали портфель министра финансов. И это называется компромисс. Теперь всем бюджетом России и ее золотым запасом  будет распоряжаться Ванька-Каин!

Виноградов – Да прекратите вы истерику, Владимир Михайлович! Ведь еще в Уфе мы договорились, что мы – такие разные – объединяемся во имя достижения одной цели. Поэтому надо терпеть друг друга и искать то, что нас объединяет, а не раскалывает. Не ищите поводов для скандалов, у нас много общих важнейших дел. Вся Россия смотрит на нас, ждет освобождения от узурпаторов и немецких агентов, а мы тут погрязли в склоках, выясняя, кто из нас чище!

Зензинов – (усаживаясь и ворча про себя) Ох, выйдут боком нам эти компромиссы.

Авксентьев – Итак, состав делового кабинета нами согласован. Какие еще будут соображения, господа?

Вологодский – Николай Дмитриевич, я предлагаю обсудить вопрос об учреждении поста военного министра в составе Совета министров. Член Директории Главнокомандующий генерал Болдырев, по-видимому, будет постоянно находиться на фронте, поближе к действующей армии. А потому вопросы снабжения войск, всего тылового обеспечения, подготовки резервов, мобилизации, связи с нашими союзниками нуждаются в компетентном руководителе и здесь нужна достойная фигура. Здесь мы заместителем главкома не обойдемся. А с удалением фронта и расширением территории потребность в самостоятельном компетентном руководителе военного ведомства будет только возрастать.

Авксентьев – В Омске сейчас полным-полно военных, но я что-то не припоминаю какого-либо крупного военачальника, который смог бы подойти на такую ответственную должность. Главком генерал Болдырев прежде был все же командующим армией. Хотелось бы, чтобы и военный министр был не меньшего уровня.

Зензинов – Да Петр Васильевич ведь такой вопрос неспроста задал, Николай Дмитриевич. У него наверняка уже есть и кандидат на этот пост, иначе бы он не заговорил на данную тему.

Авксентьев – Пожалуй! И кто же ваш кандидат, Петр Васильевич? Опять кого-либо из своих земляков – сибиряков предложите?

Зензинов – Только не называйте генерала Иванова-Ринова. Кандидатуру этого черносотенца мы даже обсуждать не будем. (С иронией)А может быть, вы предложите любимчика Ваньки-Каина генерала Гришина-Алмазова? Ну уж нет! Не надо превращать наше правительство в оперетку!

Вологодский – Да, нет, господа. У меня есть, действительно, интересное предложение. И кандидат – весьма статусная фигура. Видите ли, третьего дня – 13-го октября – в Омск проездом прибыл вице-адмирал Колчак Александр Васильевич. Это ведь даже не командующий армией, а поднимай выше - бывший командующий Черноморским флотом. Георгиевский кавалер!

Зензинов – А каковы его политические взгляды, вы знаете?

Виноградов – Владимир Михайлович, ну всем же известно, что Колчак безоговорочно поддержал Временное правительство. На флоте он был настолько авторитетен, что до лета очень конструктивно ладил со всеми демократическими организациями. Матросы его боготворили, я уж не говорю об офицерах. И если разложившийся Балтийский флот уже в начале революции взбунтовался и выбросил за борт своих офицеров вместе с командующим адмиралом Непениным, то Колчак еще несколько месяцев удерживал ситуацию на флоте. У него и дезертирство было меньше, чем везде, и флот оставался боеспособен.

Зензинов – Помню я все это. Но я помню и то, что Колчак – единственный, из командующих фронтами и флотами, кто НЕ прислал царю телеграмму в начале марта 17-го с предложением отречься от престола. Все направили такую телеграмму, даже Главнокомандующий Кавказским фронтом Великий князь Николай Николаевич Романов. И ещё я хорошо помню, когда он летом появился в Петрограде, то реакционеры рассматривали его вместе с генералом Корниловым как подходящую фигуру на роль военного диктатора. А пара газет так и писала в аншлагах «Колчак – спаситель России!».

Вологодский – Ну, мы с вами не знаем, Владимир Михайлович, чтО об этом думал сам Колчак. В газетках можно прочитать все, что угодно. Ведь не выступил же он в этой роли. И во время корниловского мятежа не поддержал его.

Авксентьев – Да он просто в это время пребывал в заграничной командировке. Его пригласили в Америку, поучить их моряков минному делу. Так что, неизвестно, как бы он повел себя, окажись он в это время в Петрограде.

Вологодский – Ну, нет, не согласен. Ради такого дела, если бы он пошел на это, то никуда бы и не поехал. Ведь и на Дальнем Востоке ему также предлагали роль диктатора. Он же не согласился. Так что оба эпизода: его выбор летом 17-го и недавно на Дальнем Востоке убедительно свидетельствует за то, что он не рвется к единоличной власти. Но хочет послужить России на благородном поприще освобождения ее от узурпаторов. Он – патриот, это - главное.

Зензинов – А почему он приехал в Омск?

Вологодский – Ну я же говорил. Он здесь просто проездом. Едет из Владивостока на юг – к генералу Алексееву, хочет влиться в его Добровольческую армию.

Авксентьев – Так он не планирует остаться в Сибири?

Виноградов – Насколько я знаю – нет.

Авксентьев – А что же мы тогда обсуждаем?

Вологодский – Вот и обсуждаем. Если я получу ваше согласие, то переговорю с ним на этот предмет. Попробую уговорить его остаться, помочь нам. Там на юге полно хороших генералов, там есть Деникин, Лукомский. А у нас такого уровня военный был бы весьма кстати. Его вхождение в состав Совета Министров повысит авторитет Директории.

Зензинов - А зачем нам адмирал? Мы еще не дошли до Черного или Балтийского моря.

Вологодский – Не ёрничайте, Владимир Михайлович. Колчак – стратег и уровень мышления у него стратегический, всероссийский. Англичане вон с удовольствием пригласили его на должность командующего Месопотамским фронтом. А вы с ним ведь коллеги: изучали в свое время районы нашего Крайнего Севера.

Зензинов – Только я находился там – в устье Индигирки -  в качестве ссыльного, а он – в экспедиции, организованной царским правительством. Кстати, севернее меня ни одного ссыльного не было. Так что общего у нас – только объект исследований.

Авксентьев – Петр Васильевич, вы нас убедили насчет того, что Колчак – военный крупного калибра. Но у меня опасения обратного свойства. А не слишком ли крупную фигуру мы пытаемся запрячь в лямку нашего министра? Ведь Главнокомандующим, согласно Уфимскому соглашению, остается член Директории генерал Болдырев.

Вологодский – Я думаю, это будет хороший дуэт. И хватит балагурить насчет морской профессии Колчака, он совсем не будет заниматься планированием и руководством военных операций. Болдырев – сухопутный генерал, и он справится с командованием фронтом. А здесь, в столице, кроме тыловых проблем, остаются важнейшие вопросы налаживания взаимоотношений с нашими союзниками. И знаменитый командующий Черноморским флотом для этого подходит как никто другой: он пользуется большим авторитетом среди военных стран Антанты. Они, скорее всего, и не знают генерала Болдырева, а с Колчаком будут разговаривать с большим почтением-с. Мы от этого только выиграем.

Авксентьев – Ну, убедили-убедили, Петр Васильевич. Я согласен. Есть ли еще какие-либо принципиальные возражения?

Зензинов – (ворчит, разводит руками) Как будто здесь считаются с мнением представителя демократических сил.

Авксентьев – (не обратив внимания на реплику Зензинова). Ну, стало быть, принимается. Осталось только убедить вице-адмирала. Петр Васильевич, за вами переговоры с кандидатом в военные министры.

Вологодский – Да, разумеется.

Авксентьев – Спасибо, господа.

                (Все уходят, кроме Зензинова)

Зензинов – Ну, вот Николай Дмитриевич, сделан еще один шаг навстречу реакции. Сдаем позиции одну за другой. Наши товарищи не для этого послали нас сюда. А мы утвердили состав кабинета министров правой ориентации, и теперь еще монархиста адмирала туда затаскиваем.

Авксентьев – Да никакой он не монархист. Он просто служака. Колчак был тупо верен присяге и не задумывался о природе власти и ее вариантах. Он везде заявляет, что и в прежние времена он служил не царю, а России. Похоже, что он не врет. По крайней мере, он сам в это верит.

Зензинов – Ох, Николай Дмитриевич, тревожно мне как-то. Атмосфера здесь тяжелая и становится все хуже. Офицеры в ресторанах Омска вовсю горланят «Боже царя храни» и не скрывают своих монархических настроений. Нас они выносят с большим трудом. Я даже удивляюсь, почему они до сих пор еще терпят нас: социалистов и демократов?

Авксентьев – Не паникуйте Владимир Михайлович. Как раз, появление  авторитетного военного на посту министра, может приостановить эту вакханалию. Вы же знаете это сословие: они никогда не будут слушать нас – штатских, и, тем более, подчиняться нам. Их сможет привести в чувство и построить только человек из их среды. Вот вице-адмирала они будут слушать и слушаться. А он – интеллигентнейший человек, широко образованный, крупный ученый – не чета этим дремучим казачьим офицерам, которые люто ненавидят нас за то, что мы свергли батюшку-царя.

Зензинов – Хотелось бы верить, что и среди высших офицеров есть цивилизованные люди, понимающие жизненную важность для России установления республиканского демократического строя.

Авксентьев – Есть, несомненно, есть. И Колчак, может быть самый прогрессивный из высшего военного состава. Нам, Владимир Михайлович, еще повезло, что сюда в Омск судьба забросила не какого-нибудь бурбона, а офицера-интеллектуала. Только он сможет навести здесь порядок, прекратить разгул и своеволие казачьих атаманов, урезонить этих мракобесов-монархистов.

Зензинов – Ох, Николай Дмитриевич, вашими бы устами да мед пить! Только не оставляют меня сомнения. Знаете, как волка не корми – он всё в лес смотрит.

Авксентьев. – Полноте вам, Владимир Михайлович. Нам бы красных одолеть. А для этого нам без военных никак не обойтись. Надо договариваться с ними, что делать!? Вон генерал Болдырев, ведет себя очень лояльно к нам, демократам. Вы заметили, что он на заседаниях Директории даже чаще нас поддерживает, чем этих кадетов.

Зензинов – Дай-то бог, но таких офицеров очень немного. Сдается мне, что мы роем себе могилу.

Авксентьев – Ах, оставьте, Владимир Михайлович, свои причитания. Мне уже надоело ваше нытье. Давайте отдохнем, прощайте.

Зензинов. – Прощайте.(Уходит).
 
 
                Действие шестое

                Номер Колчака в гостинице.

                Колчак просматривает газеты. Стук в дверь.

Колчак – Войдите.

           Входят три офицера, два - в армейской форме, один - в казачьей.

1-й офицер: Разрешите, ваше превосходительство.

Колчак – Входите. Только потрудитесь обращаться, как положено.

1-й – Виноват, господин вице-адмирал.

Колчак – (с иронией) А то я смотрю, у вас тут совсем старые манеры сохранились.

2-й – Не можем смириться, господин вице-адмирал, с отречением императора, скорбим по поводу его гибели. Храним верность традициям.

Колчак – Это похвально. Но, увы, реальности ныне совсем другие. Прошу садится, господа. Чем обязан?

1-й – Господин вице-адмирал, все офицеры гарнизона только и обсуждают слухи о том, что вам предложили пост военного министра, а вы отказались.
Колчак – Это верно. Ко мне обращались члены Директории с таким предложением. Однако, задерживаться в Омске не входит в мои планы.

3-й – Но, господин вице-адмирал, здесь сейчас, возможно, решается судьба России.
Колчак – (с иронией) Именно здесь? Вы полагаете, что присвоение группой политических деятелей титула Всероссийского правительства уже всё определяет. А Вооруженные Силы Юга России – Добровольческая армия – разве не более весомая сила, разве это не фактор?

2-й – Безусловно. С точки зрения военной, именно они могут быстрее нас дойти до Москвы. И мы, без всякой ревности, желаем им успеха. Но этот успех тем более станет возможным, если мы создадим сильный фронт здесь, на востоке. Красные не выдержат натиска двух фронтов.

Колчак – Ну, так, помогай вам господь! В чем же дело? У вас сильная Сибирская армия, много казачьих отрядов, остатки армии Комуча. Вам эффективно помогает чехословацкий корпус. У вас, в конце концов, золотой запас России. И, насколько я понимаю, из всех областных правительств разодранной России именно Сибирское правительство имеет настоящее государственное лицо.

1-й – Сибирское правительство шло верным курсом. Однако, появление Директории смешало все карты. Ради достижения широкой коалиции всех антибольшевистских сил, создали это нежизненноспособное образование, не пользующееся никаким авторитетом у всех.

3-й – Армия не хочет сражаться во имя торжества социалистических идей.

Колчак – Да, но мандат Всероссийского правительства действительно всё же более весОм. Ведь в Уфе договорились практически все государственные политические силы. А по нынешним демократическим временам – это дорогого стоит. А основа из членов Учредительного Собрания вообще делает вашу власть почти что легитимной.
 
1-й – (горячась) Да, господин вице-адмирал, дело же не в демократичности и легитимности правительства. Несмотря на наличие всех этих признаков, действующая власть не справится с возложенной на нее миссией. Это теперь уже ясно, как божий день.

Колчак – Я, может быть, не знаю всех подробностей вашей ситуации. Но мне-то как военному человеку достаточно и того, что за штурвал высшей власти в военное время держатся  одновременно пять человек, да еще и разных политических взглядов. Это – безусловно поражение. Такой корабль неминуемо разобьется о скалы, или налетит на мину. Так что это даже не обсуждается. Но, господа, ведь именно поэтому я и еду на юг. Там вся власть в руках военных и построена, как и положено в период войны, жестко централизованно и на принципах единоначалия.

1-й – Господин вице-адмирал, но там, на юге, действительно, все организовано лучше. И там много замечательных военачальников, которые, несомненно, добьются успеха. Но…

Колчак – (усмехаясь, перебивает) Хотите сказать, что там и без меня обойдутся? Это я уже слышал.

1-й – Простите великодушно, господин вице-адмирал. Я совсем не это хотел сказать. Безусловно, при ваших способностях и авторитете вы там очень даже пригодитесь. И, вне всякого сомнения, внесете огромный вклад в дело освобождения нашей родины. Я же имел в виду, что здесь вы намного нужнее.

2-й – Именно здесь наиболее слабый участок нашего общего с Доброармией фронта. Вы, господин вице-адмирал, не просто нужнее здесь, чем на юге, вы абсолютно необходимы для спасения положения. Иначе – крах!

Колчак – Спасибо, за высокие оценки моих качеств. Но (с иронией) – чем же я могу уж так и спасти положение, занимаясь лишь тыловым обеспечением армии на посту военного министра. Ведь мне не должность главнокомандующего предлагают. Распоряжаясь несколькими десятками канцелярских штабных трудно переломить ситуацию. Я и в вашу Директорию буду приглашаться на доклад далеко не на каждое заседание.

3–й – Господин вице-адмирал, да совсем не об этом идет речь. Разумеется, на посту военного министра невозможно решительным образом повлиять на положение. Мы пришли к вам с другим предложением.

Колчак – Вы пришли уговаривать меня согласиться принять портфель военного министра. Не так ли?

1-й – Но это только необходимый первый шаг. Речь идет о том, чтобы вы – больше здесь некому – возглавили всероссийскую верховную власть.

Колчак – Простите? Это вы о чем?

2-й – Директория недееспособна. Она ведет дело к полному провалу. Мы не можем безучастно наблюдать за этим. Мы ищем выходы из создавшегося тупика и видим только один – в установлении военной диктатуры. Власть должна быть в руках одного человека. У штурвала должен стоять один, вы сами только что сказали похожее.
 
Колчак – Да я лишь сказал банальность о том, что у семи нянек – дитя без глазу.

2-й – Вот, вот. У нас именно такая ситуация – пять нянек, которым доверить Россию – значит погубить ее. Но мы не враги своему отечеству. Кто же ещё, если не мы – офицеры – сможет принять меры по предотвращению катастрофы!?

Колчак – Вы знаете, господа, я ведь рассуждал достаточно абстрактно, и говорил очевидные вещи, известные нам из истории. Все дуумвираты, триумвираты, а тем более многолюдные директории кончали плачевно. Но все это говорилось без всякого намека на мое желание поучаствовать в исправлении данной конкретной ситуации.

3-й – Но конкретное положение таково, что вы как патриот России не можете отказаться от своего участия в спасательной операции.

1-й – Ни у нас, ни у вас, практически нет выбора и нет другого выхода.

Колчак – (с иронией) Ну, уж прямо-таки и нет?

2-й – Полковник сказал истинную правду, господин вице-адмирал. Власть Директории все равно рухнет и, в отсутствие общепризнанного авторитетного руководителя, все пойдет вразнос, как у нас на Руси бывало неоднократно. Воцарится смута. И тогда красные возьмут нас голыми руками.

1-й – Когда нет великого – появляется масса равновеликих. И они развернут спор, кто из них главнее. Это – гибельно. Только вы, господин вице-адмирал, сможете своим огромным авторитетом перекрыть всех потенциальных претендентов и погасить на корню подобные распри. Вас признАют все.

Колчак – Разумеется, единоначалие – единственно возможная форма правления государством в военное время. Вон – большевики: начинали с демократизации армии, ввели выборные солдатские и матросские комитеты, а сейчас установили свирепую диктатуру. Троцкий расстреливает пачками командиров и каждого десятого за сданные города. Даже им понятно, что только так можно добиться успеха в войне.

1-й – А мы здесь цацкаемся с социалистами, разводим турусы, спорим о будущем государственном устройстве, беспокоимся о равном представительстве различных политических сил во власти, оглядываемся на демократическую Сибоблдуму в Томске, собираем осколки разбитого Учредительного собрания. Идиотизм!!
 
3-й – Наша несобранность, расхристанность – прямой путь к разгрому со стороны сплоченного противника. Нам надо противопоставить врагу тоже крепкую власть, безусловное единоначалие и железную дисциплину. Только военный человек может остановить весь этот разброд и разложение. Только вы, господин вице-адмирал. На вас выпала эта великая миссия. Вы не можете отказаться.

Колчак – Пожалуйста, не так пафосно. Это надо обсуждать без митинговых эмоций. Я, правда, не вижу себя в этой роли. А как вы вообще это себе представляете? Похоже, что у вас есть не только общая идея, но и план действий?

1-й – Детального плана, конечно, еще нет, т.к. нам недоставало важнейшей его составной части – фигуры, имени будущего единоначальника. Чуть более конкретнее могу сказать о наших замыслах. Достаточно арестовать членов Директории, объявить ее власть низложенной и на этом ее история закончится. Притом безболезненно и бескровно. Никто, уверяю вас, никто не заступится за нее. Ее авторитет близок к нулю, а в армии – отрицателен.

2-й – Армия, господин вице-адмирал, все равно рано или поздно сбросит эту Директорию. И возможно это произойдет стихийно. Так лучше это сделать, опираясь на четкий план и имея цель и вождя. Тогда и ситуацию удержим.

Колчак – Господа, но это же все-таки всероссийская власть. Какой-никакой мандат у нее есть. За ними Учредительное собрание. А те, кто будет ее арестовывать, от чьего имени будут действовать?

1-й,2-й,3-й – (Все всплеснули руками, задвигались, заговорили возбужденно. Перебивая друг друга): Да об этом ли сейчас беспокоиться!? Разве это важно!? В стране пожар, надо его тушить, а мы будем спрашивать чьего-то разрешения!
 
Колчак – Но к такому перевороту, наверняка, отрицательно отнесутся демократические правительства Запада, наши союзники.

1-й – Господин вице-адмирал, если вы возьметесь за это – нас ждет безусловный успех. Мы победим. А победителей, как известно, не судят.

2-й – Что же касается иностранных держав, то нам ли их спрашивать. Они вон уже поналезли во все щели. Торопятся извлечь выгоду из очередной русской смуты. Да, мы вынуждены их терпеть, но когда мы восстановим великую Россию, а мы это сделаем, то заставим их снова считаться с нами.

3-й – Они только на словах выскажутся против свержения демократической власти. Но ничего, уверяю вас, ничего решительно не сделают реально, чтобы помешать нам.

1-й – А перед своими парламентами и газетчиками пусть потрепят языками. Нам от их болтовни не холодно – не жарко.

Колчак – Хорошо. Но новая власть все же должна будет опереться на какие-то учреждения, правовые основания.

2-й – Это тоже в сложившейся ситуации мелочи. Это мы придумаем. Я думаю, все члены прежнего Сибирского правительства нас поддержат. А они составляют три четверти от состава нынешнего Совета министров Директории.

Колчак – Но если Директория – Всероссийское правительство, то, значит, и тот, кто ее заменит, будет претендовать на власть в масштабах страны?

3-й – Безусловно. На вас ляжет миссия возглавить не только Сибирско-Уральский фронт, но и объединить все белое движение, все государственные силы России.

Колчак – Это означает, что в мое подчинение войдут и вооруженные силы Юга России?

2-й – Конечно.

Колчак – (На повышенных тонах, гневаясь) Вы забываете господа, что наши войска на Юге возглавляет генерал-от-инфантерии Алексеев. Он был начальником штаба Ставки и Верховным главнокомандующим нашей армии. И по чину и по должности он старше меня. Как вы, военные, могли мне предложить такое!? Вы, что забыли о субординации!?

  (Возникла тяжелая пауза. Офицеры, явно удрученные, сидят, повесив головы).

2-й – (робко и неуверенно). Но генерал Алексеев там, а вы здесь. Ему перебраться сюда никак невозможно.

Колчак – (по-прежнему разгневанно, но несколько успокаиваясь). Ну, это совсем не основание, чтобы нарушать вековые традиции и принципы. Вы же сами только что ратовали за единоначалие и иерархичность. А теперь предлагаете вице-адмиралу подчинить себе полного генерала. Я вам удивляюсь, господа.

2-й – (робко и тихо). Но на карту поставлено несравненно большее.

Колчак – Я знаю только военно-морские карты, полковник, и  азартными играми не увлекаюсь. (Пауза).
Прошу извинить меня, господа. Я думаю, тема нашей беседы исчерпана. Обещаю вам, что я подумаю о принятии должности военного министра, хотя бы для того, чтобы лучше разобраться в ситуации и помочь здешней власти. Спасибо вам за то, что вы прояснили мне многое в здешней обстановке, спасибо за доверие и откровенность. Однако принять ваше предложение, стать во главе всероссийской власти, не могу в связи с высказанными соображениями. Честь имею.
 
          (Офицеры стоят какое-то время, удрученно молчат, не уходят)

           (Входит адъютант в форме морского офицера, в руках бумаги)

Колчак – Что там у вас?

Адъютант – Нам доставили Екатеринодарские газеты. Правда, старые.

Колчак – (немного раздраженно, нетерпеливо) И там что-то важное?

Адъютант – Генерал Алексеев умер.

Колчак – Как?! Когда?

Адъютант – Пишут, что еще 8-го октября.

Колчак – (опускается на стул). Вот оно что.

 (Офицеры, резко дернувшиеся при оглашении известия, переглядываются.) Пауза.

1-й – Господин вице-адмирал, но тогда…

Колчак – Вы опять за свое? Оставьте, пожалуйста. Вы, кажется, даже обрадовались? Стыдитесь, вы же офицеры.

Офицеры – наперебой: Да, что вы, господин вице-адмирал, как можно?! Мы скорбим. Скорбим вместе с вами. Примите наши соболезнования: вы близко знали Главнокомандующего.

Колчак – Да не то, чтобы близко. Но я считаю Михаила Васильевича талантливым и выдающимся военачальником. (Крестится). Светлая ему память.

                (Офицеры тоже крестятся)

1-й – Простите великодушно, господин вице-адмирал. Но это печальное событие…

Колчак – (грозно, с нажимом) Что-о!

1-й – Извините, но это…несколько меняет дело. Я все о том же.

Колчак – (передразнивает). Вы все о том же? (Пауза. Проходится. Говорит, отвернувшись от офицеров) Извините, господа. Мне нужно немного прийти в себя после такого известия. Я должен подумать. Всё равно, мне затруднительно  принять ваше предложение. Я помню все высказанные вами соображения и доводы. Я их обдумаю. Однако,… сомневаюсь. В общем, дайте мне время. Подождите.

2-й – Господин вице-адмирал. Мы готовы ждать. Время не ждет.

Колчак- (кричит)  Не сметь меня торопить!

                (Офицеры вздрагивают, вытягиваются.)

2-й – Виноват, господин вице-адмирал.

Колчак – Всё, господа. Прощайте.

                (Офицеры выходят в коридор)

2-й – Он не согласится. Чистоплюй питерский.

3-й – Но он же нам позарез  нужен. Нужно его имя.

1-й – Не согласится, говорите? Конечно. Морские офицеры – они же в белых перчаточках воюют. Боятся запачкаться. Их бы в окопы осенью, под дождь, в грязь. Быстро бы лоск слетел.

3-й – Или конным маршем пройтись, несколько суток не слезая с седла. А потом лавой вскачь с шашкою на пулеметы.

2-й – А они повоюют немножко – и в кают-кампанию, в белых кителях коньячок попивать.

1-й – Хватит причитать. Мы все же заставим благородного морского джентльмена впрячься в наше дело.

2-й – Да каким же образом? Ему же воспитание и образование не позволят выдавить из себя согласие на участие в государственном перевороте.

1-й – Я из этого и исхожу. Поэтому у нас остается один путь к установлению единоличной военной власти.

3-й – Но он не даст нам «добро» на переворот.

1-й – А мы и не будем дожидаться его «добра». (с иронией) Зачем мучать интеллигентного человека и выбивать из него согласие на не очень чистое дельце.

2-й – Что вы несете, полковник!? Переворот во имя спасения России вы посмели назвать неблаговидным делом.

1-й – Успокойтесь. Это не я, это он так считает. Хотя понимает, что это, по сути, праведное дело, но по форме видите-ли – не совсем комильфо.

3-й – (к 1-ому) Ну, так что у вас за план?

1-й – Да ничего хитрого. Просто, придется нам, господа, взять всю грязную работу на себя. Перебьем и разгоним этих эсеришков паршивых, социалистов проклятых и поставим его перед фактом.

2-й – Собственно, другого нам и не остается.

3-й – Понятно. Арестовать эту Директорию не составит труда. Я сам с бо-о-льшим удовольствием этим лично бы занялся.

1-й – А когда мы это сделаем, то вице-адмиралу ничего не останется, как согласиться взять власть. Видите - какой он ретивый поклонник субординации. Но, самое главное основание его отказа уже отпало – генерал Алексеев умер. Теперь мы используем  то, что Колчак очень чтит устав. Ведь в бою, когда выбывает командир, командование на себя берет старший по званию. И он поступит как солдат, по уставу.

3-й – Верный расчет. Своих он никогда не бросал. Про него легенды среди моряков ходят. Он возьмет командование на себя: мы же в бою, нас атакует смертельный враг. Не сможет он остаться в стороне. Он человек чести.

2-й – Надо только немного выждать время. Пусть вице-адмирала включат в состав Совета министров, и тогда взятие им власти будет более понятным и обоснованным.

1-й – Да, конечно. Мы передадим власть не какому-то проезжему офицеру, а военному министру. Это будет солиднее.

2-й – И еще надо, чтобы главнокомандующего генерала Болдырева не было в Омске. Он ведь у нас генерал-демократ. Мы же ему тоже предлагали стать диктатором, как он на нас прогневался! Я думал – арестует.
 
1-й – Отсутствие Болдырева - это обязательное условие. А то он может нам все карты спутать. Пойдемте, господа, надо еще кое-какие моменты обсудить.

                АКТ ВТОРОЙ

                Действие первое

                Заседание Директории. Ведет Авксентьев.

           Присутствуют: Зензинов, Вологодский, Виноградов. Здесь же – Гинс.

Авксентьев – Господа. Начнем заседание. Обсудим положение на фронтах. Главное – в чем причины наших поражений. 7 ноября красные взяли Ижевск. А 5 дней назад – 12-го – Воткинск. Мы теряем Урал. Ижевск и Воткинск – это же военные заводы.

Вологодский – Николай Дмитриевич, как мы будем обсуждать ситуацию на фронте в отсутствие главнокомандующего?

Авксентьев – (С нажимом). Но генерал Болдырев потому и сегодня в действующей армии, что ему сейчас некогда отлучаться на всякие заседания. Ситуация на передовой требует его постоянного и непосредственного присутствия на театре военных действий. Войска нуждаются в прямом руководстве главкома. (Пауза) А потом, я хотел с вами обсудить не совсем военные вопросы.

 Виноградов – (С иронией) И что же мы, политики, будем здесь «компетентно» обсуждать по военной части?

Авксентьев – Вот именно политические вопросы и будем обсуждать. Мне представляется, что причина неудач нашей армии лежит не только и не столько в плоскости сугубо военных аспектов.

Виноградов - Может быть, мы все же заслушаем доклад военного министра господина Колчака о положении дел со снабжением наших частей всем необходимым.

Авксентьев – Ну, хорошо. Пожалуйста, Александр Васильевич.

Колчак – Я буду краток. У меня было немного времени для того, чтобы разобраться в ситуации с поставкой вооружения, боеприпасов и всего прочего для нужд войск. Но я могу с уверенностью сказать, что положение дел в этой области крайне неудовлетворительное. Воинские части не получают в достатке ни одного вида боевого обеспечения и довольствия. Снарядов и патронов в войсках недостаточно. Солдаты плохо одеты и буквально разуты. В тыловых структурах царит неразбериха и казнокрадство. За взятки чиновникам военного ведомства идет поставка совершенно некачественных продуктов. Цены на всякую гниль, благодаря целой цепочке посредников, взвинчиваются до невероятных размеров. И это в Сибири, где из-за разрыва связей с Центральной Россией, наблюдается избыток товарного зерна и прочих с/х продуктов.

Зензинов – И что вы намерены предпринять для исправления ситуации, господин вице-адмирал?

Колчак – Необходимо навести порядок во всех тыловых службах. Более половины чиновников ведомства подлежат увольнению от службы и отдаче под суд. Решительные меры нужны и на самом высоком уровне, но вы, т.е.  Всероссийское правительство, не намерено прибегать к крайним мерам по установлению жесткого режима в тыловых районах. Многие из спекулянтов, поставляющие в армию некачественные товары по сверхзавышенным ценам, имеют поддержку в высших сферах. И у военного министра недостаточно полномочий, чтобы прервать эти преступные связи и наказать виновных.

Авксентьев – Понятно. Это удручает. Какие будут вопросы к господину министру?

Виноградов – Господин вице-адмирал, вы готовы представить на следующее заседание Директории подробный план мероприятий по  надлежащему обеспечения сражающейся армии? Но этого, пожалуй, недостаточно. Вы правы, когда, говорите, что данный вопрос требует более широкого подхода. Поэтому, предложите, пожалуйста, и те меры, которые выходят за рамки компетенции военного министра, но необходимы. Я полностью согласен с вами, что здесь, на всей нашей территории, нужно железной рукой наводить порядок.

Колчак – Я готов представить подробный план действий в самые кратчайшие сроки. Дело не терпит промедления.

Авксентьев – Хорошо, Александр Васильевич. Спасибо за ваш доклад, хотя он и очень неутешительный по содержанию. Но обнадеживает то, что вы так энергично взялись за порученное дело и настроены по-боевому. Выявление недостатков, постановка правильного диагноза – это уже половина успеха. Дерзайте! Всего вам доброго. Успеха!

                Колчак уходит.

Авксентьев – Да, кажется, на роль военного министра мы подобрали решительного человека.

Зензинов – Не слишком ли решительного? Он может решиться на многое.

Виноградов – О, господи. В кои веки нашли дельного, умного честного военного – и тут же сомнения. Что вы тут распускаете интеллигентские нюни! В той сфере, которую мы поручили К-ку, царит такой бардак, что там нужно все делать для наведения порядка очень жестко и без колебаний. Вице-адмирал – очень подходящий человек для такой тяжелой миссии.

Авксентьев – Ну-с. Будем надеяться. Однако, как я уже говорил, дело не только в обеспечении войск всем необходимым. Речь идет о более важном, о моральном духе наших войск. А это, во всех войнах, а особенно в гражданской, может стать самым решающим фактором победы.

Вологодский – И как вы предлагаете поднять моральный дух нашей армии?

Авксентьев – Я хочу добиться большего единения всего нашего сражающегося с узурпаторами лагеря. Без сплоченности мы не победим.

Виноградов – Но вы же так стремились к компромиссу. И мы его достигли в Уфе.

Зензинов – Да, мы стремились. И мы честно работаем в согласованном направлении. Однако вы -– наши союзники справа – фактически нарушаете уфимские соглашения.

Вологодский. – Да чем же это, позвольте узнать?

Авксентьев – Владимир Михайлович имеет в виду, что правая часть коалиции не скрывает своего резко отрицательного отношения к нам социалистам-революционерам. И это разрушительным образом влияет на наш союз.

Зензинов – Мы бы стерпели нападки на нас лично, но это же пагубно сказывается на нашем общем деле. Это грозит поражением.
 
Виноградов – Да в чем собственно дело? Наши политические разногласия существовали давно и никогда не были тайной.

Авксентьев – Владимир Александрович, межпартийные дискуссии мы ведем с вами много лет. И у нас разные подходы. Но сейчас мы в другом качестве: мы члены верховной всероссийской власти. И дебаты внутри этого лагеря уже не назовешь безобидной дискуссией. Это называется расколом. И этот раскол ощущается и в войсках. Это ее не мобилизует, а действует разлагающе. Именно с этого вопроса я начал сегодняшнее заседание. Войска деморализованы. В этом причина наших поражений.

Виноградов – Ах вот как вы ставите вопрос! Вы разлагаете армию своими разглагольствованиями о демократии и социализме, а нас пытаетесь в этом обвинить!? Вы идете точно по следам Керенского, т.е. ведете дело к краху.

Зензинов – По-моему, создавая коалицию, мы все поклялись в верности принципам демократического устройства нашего государства.
 
Виноградов – Демократия привела к крушению и монархию, и Временное правительство. Все закончилось красной диктатурой. Вы хотите, чтобы и здесь в Сибири повторилось то же, что и осенью 17-го в Петрограде?

Вологодский – Господа, господа, успокойтесь, пожалуйста. Не надо пускаться во взаимные обвинения. Ну, почему вы, Николай Дмитриевич, возводите наши застарелые разногласия в разряд уже раскола. Не слишком ли громко это сказано?

Авксентьев (успокаиваясь, устало) Какое уж там, Петр Васильевич. Это уже не просто споры. Ваши соратники прямо настраивают офицеров против демократической части Директории.

Виноградов – Откровенно говоря, офицеров нечего и настраивать против вас – эсеров. Они относятся к вам враждебно не благодаря чьей-то пропаганде.

Зензинов – Да, мы знаем, что в офицерской среде присутствуют реакционные настроения и даже проявления монархических взглядов. Но, вместо того, чтобы гасить их, ваши сторонники и члены кадетской партии еще более распаляют такие настроения.

Виноградов – Я еще раз вам говорю, Владимир Михайлович, вы заслужили такое отношение к себе офицеров всей своей историей и особенно поведением в 1917 году. Военные не могут переносить разговоров о демократии.

Авксентьев – Ну, ладно офицеры. Но ведь три дня назад здесь в Омске состоялась конференция партии кадетов, на которой В.Пепеляев, специально приехавший в Сибирь, призывал всех поддержать идею установления военной диктатуры. Это ведь не что иное, как призыв к свержению существующего государственного строя.

Виноградов – И нечего поглядывать на меня. Я не связан обязательствами выполнять решения партийных конференции.

Зензинов – Если ваши соратники – кадеты что-либо замышляют серьезное, то учтите, мы обратимся за поддержкой к чехам.

Вологодский – Ну, вот этого нам еще не хватало, господа. Будем угрожать друг другу, да еще с привлечением иностранцев. Нет, у меня есть некоторые соображения, которые могут поспособствовать нашему примирению и недопущению раскола. Разрешите мне изложить свои мысли на бумаге и обстоятельно доложить вам на следующем заседании. Одновременно и послушаем доклад Колчака. Эти два вопроса органически сливаются в один и мы, я уверен, выработаем решения, которые помогут нам навести порядок и восстановить единство.

                (Вологодский и Виноградов прощаются и уходят)

Авксентьев – Вы полагаете, Владимир Михайлович, что они, действительно, что-то затевают?

Зензинов – Уверен. Разговоры о необходимости военной диктатуры идут по нарастающей. Многие газеты пишут об этом открыто.

Авксентьев – (поморщившись). Ой, знаете, газеты пишут всякую чушь. Нас с вами они уже давно похоронили.

Зензинов – Есть, к сожалению, и другие признаки. Особенно меня тревожит приезд Пепеляева и протащенная им резолюция на кадетской конференции. Это уже серьезно. Он – член ЦК кадетской партии и его командировка в Омск – не случайно. Определенно, что-то замышляется.

Авксентьев – Я думаю, мы своевременно озаботились и приняли меры. Правда, провести нашего товарища Роговского на пост Министра внутренних дел не получилось.

Зензинов – Я считаю – это не случайно. Наши союзники справа именно поэтому так упорствовали, костьми ложились, чтобы не отдать нам это министерство. Мы бы тогда обеспечили полную безопасность власти от неожиданностей и авантюр.

Авксентьев – Но, то, что Роговский получил все-таки пост заместителя министра и начальника департамента милиции позволяет, однако, ему реально защитить нас от возможных выходок казачьих офицеров.

Зензинов – Позвольте, Николай Дмитриевич, казачьи офицеры – не самое страшное. Да, они в подавляющем большинстве монархисты, но сами по себе они ничего не смогут и не решатся сделать. Но они могут стать орудием в  чужих руках. Поэтому мы и пытаемся с Роговским проследить, куда могут идти нити возможного заговора.

Авксентьев – Он приступил к формированию наших частей, в целях защиты власти.

Зензинов – Да, насколько я знаю, он этим занимается. Давайте пригласим его сейчас. Ситуация становится все более тревожной и с подготовкой своих надежных отрядов надо бы поспешить.

Авксентьев – (секретарю) Пригласите, пожалуйста, господина Роговского. Владимир Михайлович, ну скажите, пожалуйста, ну почему у нас в России всё вот так?! Почему не приживается демократия? Казалось бы – в феврале 1917 –го – такое единодушие, такой порыв, всеобщее народное ликование.

Зензинов – Да, с красными бантами ходили абсолютно все. Был невиданного размаха и подъема всероссийский праздник.

Авксентьев – Именно – всероссийский! Всеобщий! Откуда же тогда взялись те силы, которые посмели выступить против так ярко и однозначно выраженной воли народа!? Почему погибла демократия, просуществовав чуть более полугода?

Зензинов – Противники демократии были и справа и слева. Вначале выступил главком Корнилов, кстати, вы знаете, что он выпускник местного Омского кадетского корпуса?

Авксентьев. – Да. И это символично, что именно в Омске назревает вторая корниловщина. Какой-то рассадник реакционеров!

Зензинов – Однако же, народ наш не разочаровался в демократии и после выступления генерала Корнилова и после большевистского переворота.

Авксентьев. – Вы имеете в виду выборы в Учредительное собрание?

Зензинов – Конечно, уже в условиях большевистской диктатуры большинство из них голосуют за демократические партии. И нам с вами грех обижаться, Николай Дмитриевич, за нашу партию проголосовало более половины избирателей. А большевики, при всем том давлении и фальсификациях не набрали и четверти голосов. А как старалась ВЧК!

Авксентьев – Да, верно. Но почему народ не поднялся, когда уже в январе 18-го большевики разогнали это самое легитимное в истории России собрание воистину народных представителей?

Зензинов – Были же демонстрации в Питере в защиту Учредительного Собрания.

Авксентьев – Ну да. Были. И шли-то рабочие – тот самый пролетариат, опора большевиков.

Зензинов – Большевики расстреляли обе демонстрации. И символично, что это случилось  9 января.

Авксентьев – Так я об этом же и говорю. Расстрел в кровавое воскресенье 9-го января 1905года всколыхнул всю страну. Это было сигналом к началу великой революции. А почему разгон всенародного форума и расстрел большевиками этой демонстрации не поднял страну на дыбы?

Зензинов – Я запомнил циничное выражение большевика Володарского, когда они готовили разгон: «массы в России никогда не страдали парламентским кретинизмом».

Авксентьев – Да, припоминаю, тогда многие большевики похоже высказывались.

Зензинов – Этот комиссар по пропаганде Северной области сказал далее и то, что полезно будет помнить и всем будущим правителям России: «И если массы ошибутся с бюллетенями, им придется взяться за другое оружие».
 
Авксентьев – И доколе же мы в России будем решать вопрос о власти с оружием в руках, а не с бюллетенями? Ну да, к сожалению, это верно: бунт – это наш национальный способ участия в политике. Народ еще не созрел до принятия демократии.

Зензинов – Ой, Николай Дмитириевич, ну сколько можно это твердить «народ не созрел, народ не созрел». Всю свою сознательную жизнь помню это заклинание. Это отговорка, что наш народ такой уж незрелый. Это придумка политиков недемократических взглядов. Она универсальна. На все времена, сколько бы народ не созревал, всегда ее можно будет запустить. Вот увидите, и через 100 лет, где-нибудь в начале XXI века найдется деятель, который заявит, что наш народ не дозрел до демократии и не может сам себе даже губернатора выбрать.

Авксентьев – Ну, вы загнули, уж в следующем веке не найдется такого умника, я уверен. Вы, как всегда, преувеличиваете.

Зензинов – Увы, я не шучу и не преувеличиваю. Но даже если и согласиться, что народ политически неопытен. Это естественно, если он недавно вышел из-под пяты тоталитарного режима. Но у лидера всегда есть два пути: либо приложить все усилия, чтобы народ рос, созревал, взрослел, либо воспользоваться его неопытностью и с помощью примитивной демагогии продлять до бесконечности свою власть над ним. Внешние атрибуты демократии при этом могут и соблюдаться.

Авксентьев – Ну, так поступить со своим народом может только бессовестный человек. Это все равно, что обмануть несовершеннолетнего.

Зензинов – Но вы же знаете, после всех революций к власти после ее творцов приходят циники и негодяи. Они не будут развивать демократические институты, не будут «подращивать» народ, подтягивать его до высокого уровня. Создадут различные псевдодемократические организации, куда бюрократия будет назначать своих ставленников. Это будет фикция и пародия на демократию.

Авксентьев – Апокалипсис какой-то вы рисуете. Что ж нам русским делать? Надеяться, что страну возглавит высоконравственный человек?

Зензинов – Ну а почему нет? Бывали и у нас в истории такие моменты. Да, наш народ не привык к свободе. Свобода – это ответственность, это рабство ответственности, а рабство – это свобода от ответственности.

Авксентьев – Кажется ваш афоризм новый, но мысль – стара. На другие же народы мира это положение распространяется в той же степени, что и на российский.

Зензинов – Ну, у нас своя история, своя биография.

Авксентьев – Ой, только не надо о татаро-монгольском иге, о долгом существовании крепостного права и прочее. Не стоит путать порой причины со следствием.

Зензинов – Да, я не пытаюсь оправдывать привычку нашего народа к перекладыванию ответственности на власть, которая, якобы, от бога, оправдывать его тяготение к твердой руке. Я просто фиксирую данное, и так же, как и вы пытаюсь понять причины этого.

Авксентьев – Мы что, в самом деле, прореха на теле человечества? Почему у нас все иначе, чем в Европе и других цивилизованных странах? Почему здесь не действуют всеобщие закономерности? Ведь народ у нас такой замечательный, такой талантливый!

Зензинов – Может потому из нас и прет эта самобытность. От избытка таланта и собственных идей?

Авксентьев – Да, здесь и русская интеллигенция постаралась, начиная от славянофилов. И наши с вами предшественники – народники -  славно потрудились на ниве пропаганды мысли о нашей исключительности. Вот нас отовсюду и исключают.

Зензинов – Но Россия и на самом деле особенная страна. Аршином общим не измерить.

Авксентьев – Да все страны особенные! У всех своя судьба, своя специфика. Но, если педалировать эту тему, то можно вообще выпасть из человеческого общежития. Вон Ленин тоже повел страну своим особым путем. Допрыгались, теперь идем перпендикулярно.

Зензинов – Ленин – это временное недоразумение.

Авксентьев – Надеюсь. Уверен, что временное. Но именно он прервал линию на восхождение России к цивилизованному демократическому строю. И теперь, чтобы свалить эту кровавую диктатуру, нужна еще более жесткая власть, еще более свирепая. Вот как раз к этому нас сейчас и толкают наши оппоненты справа.

Зензинов – Вы, кажется, тоже пытаетесь понять логику их действий?

Авксентьев – Конечно, ну, не безумцы же они. И диктатура для них не самоцель, как мне кажется. Это вполне адекватные люди, и они так же, как и мы думают о свержении узурпаторов и восстановлении Отечества.
 
Зензинов – Да уж. Это верно. Возродить Россию – благородная цель. Но какую Россию? Мы с вами бьемся за Россию свободную и демократическую, а то, что они «возродят» легко представить. (Берет со стола газету). Вот что говорит посланец кадетского ЦК Виктор Пепеляев: «Социалисты мыслят, да здравствует революция, хотя бы погибло государство. Мы же говорим: да здравствует государство, хотя бы погибла революция». Видите, они уже предали революцию, предали все ее демократические завоевания.

Авксентьев - И это партия конституционных демократов! Или как там она полностью называется – Партия народной свободы. Сами же что делают -  готовят заговор против народной свободы. Парадокс!

Зензинов – Если уж и кадеты за диктатуру?! Те самые кадеты, которые столько претерпели от царского режима: сидели с нами в одних в тюрьмах, пропадали в ссылках, хоронили своих товарищей – тут просто одним словечком «парадокс» не объяснить. Они - думающие, недаром их звали «профессорской партией». Это партия прагматиков. Нет, тут вы, наверное, правы, большевики прервали естественный путь восхождения России к демократии. И теперь, чтобы сломить их диктатуру – нужна другая диктатура.

Авксентьев – А демократию, стало быть, побоку? Не подходит к этому времени? Не годный инструмент? Но ведь -–это же универсальный принцип современного общественного устройства!

Зензинов – Ну, вот вы сейчас правильное слово употребили – «инструмент». Для исправления нынешней ситуации, возможно, и нужен такой инструмент как диктатура. Временно! Наша страна опасно больна, таблетки не помогают. Нужно хирургическое вмешательство, нужен хирург и скальпель.

Авксентьев – Да наша страна сошла с ума!  Тут нужен не хирург, а психиатр. Почему они поддерживают большевиков!?

Зензинов – Согласен, что нашему народу надо бы, что называется, вправить мозги. Но время митингов и газетной полемики прошло. Нас с вами не допустят к общению с народом. В Совдепии запрещены все газеты, кроме большевистских. Мы не докричимся до того народа, который еще год назад в большинстве своем проголосовал за нас. Уже льется кровь, хирургическая операция уже началась. Нам с вами уже не выбирать.

Авксентьев – И тогда – отказаться от идеалов, которым мы служили всю жизнь?

Зензинов – Мы от них никогда не откажемся, но, похоже, что временно придется уступить место другим способам борьбы за восстановление нашей Родины. В анализе, пропаганде и агитации мы с вами, Николай Дмитриевич, сильны. Но не в военном деле.

Авксентьев – Кажется, понял вашу мысль: когда говорят пушки – музы умолкают. Выходит, нормальную политику и идеи демократии вы относите к музам?

Зензинов – А что? Политика – это ведь тоже искусство. В нормальное время, не во время гражданской войны, в одних залах будет звучать музыка, в других – умные политические речи. И мы будем наслаждаться в равной мере и тем и другим.

Авксентьев – В ваших словах есть какая-то логика, та самая правда, которую называют сермяжной. Но соглашаться с вами не хочется, так как где-то по большому счету это не правильно: устанавливать самый справедливый и гуманный строй с помощью весьма не гуманистического инструмента – военной диктатуры. Вы представляете, сколько несправедливостей будет совершено под этими военными знаменами, сколько крови прольется.

Зензинов – Она уже льется. И огромными потоками. Россию нужно спасать так же и теми же мерами, как и при вражеском нашествии. Это самооборона.

Авксентьев – Да я же полностью согласен с необходимостью вынужденных военных действий против узурпаторов. Я говорю о политическом режиме в освобожденных от большевиков районах. Так ли уж необходимо отказываться здесь от демократии? Давайте, напротив, противопоставим  демократическое справедливое устройство на наших территориях тому свирепому бесчеловечному режиму террора, который установили красные у себя. И пусть люди сравнивают, выбирают!

Зензинов – «Выбирают?». Да вы что, Николай Дмитриевич!? Время выборов давно прошло. На той территории чекисты не оставляют народу выбора. Не сработает ваш агитационный прием насчет сравнения.

Авксентьев – И все равно я не вижу необходимости в том, чтобы уподобляться большевикам в насилии над народом, над демократией.

Зензинов – Ну, правила ведения таких войн не нами с вами придуманы. Вы прекрасно знаете историю античности. И знаете, что даже изобретатели демократии, поклонявшиеся ей как божеству, временно вводили диктатуру, в случае чрезвычайных обстоятельств.

Авксентьев – Но диктатор избирался консулами и получал чрезвычайные полномочия от демократического органа – Сената и, причем, временно – на 6 месяцев.

Зензинов – Или до ликвидации опасности для Римской республики. Но тут о сроках нечего спорить: я думаю, за 6 месяцев мы с красными управимся.

Авксентьев – Нет, я, все же, о демократических способах установления диктатуры в древности. Вот если бы Учредительное Собрание ввело такой режим, тогда бы я с этим смирился.

Зензинов – Ох, Николай Дмитриевич, мы с вами не в Древнем Риме, мы – в Омске. И боюсь, что здешние казачьи офицеры не так хорошо знают античную историю. И вряд ли будут брать пример с нее.

                (Входит Роговский)

Авксентьев – Ну, наконец-то, добрый вечер, Евгений Францевич. Доложите ситуацию, что-то нам с Владимиром Михайловичем тревожно.

Роговский – Понятное дело. В воздухе носится что-то нехорошее. Многие из наших противников даже не скрывают, что замышляют против нас.

Зензинов – А что конкретно? Вы же, как начальник милиции, наверное, больше нашего знаете.

Роговский – Да все уже очень напряжено. Вот недавно, 13-го ноября давали обед в честь прибытия французского батальона, был сам глава миссии Реньо. Офицеры, как всегда перепились и потребовали исполнения царского гимна. Профессор Новомбергский  попытался сгладить ситуацию, но войсковой старшина Красильников полез на него с револьвером. Скандал! А вечером – то же самое в Коммерческом собрании. Красильниковцы орали на представителя правительства Тренденбаха «Пошел прочь паршивый эсер!»

Авксентьев – Если атаманы уже так себя ведут – это дурной признак. Обнаглели вконец. Куда смотрит генерал Болдырев?

Роговский – Он уже отдал приказание арестовать виновных в скандале.

Авксентьев – Арестовали?

Роговский – Еще нет.

Авксентьев – Вот-вот. «Еще нет!» Прочешемся. Евгений Францевич, приказываю вам усилить разведку. Особенно понаблюдайте за окружением Красильникова. Мне кажется, именно там может быть гнездо заговора.

Роговский – Слушаюсь.

Зензинов – Мы принимали решение о формировании преданных нам частей под вашим началом, как идет выполнение этого решения?

Роговский – Формирование батальона государственной охраны, который будет подчиняться только мне, идет ускоренными темпами. Около сотни бойцов уже вооружены и полностью готовы. Люди надежные: многие из них члены партии эсеров, другие – сочувствующие. Командует наш товарищ капитан Калинин.

Авксентьев – Потрудитесь приискать для них помещения в самом центре города. Желательно, чтобы этот батальон размещался как можно ближе к нашей резиденции и квартирам. И сделайте так, чтобы караул правительственных зданий назначался исключительно из состава нашего батальона.

Зензинов – Да, эта мера поостудит некоторые горячие головы и предотвратит возможные авантюры.

     (Удар ногами в дверь, он распахивается. В кабинет врываются три офицера с револьверами в руках.)

1-й. – Доброй ночи, господа!

Авксентьев – Что это такое? Вы кто?

1-й – Офицеры русской армии. Или вы думали, она уже вами уничтожена?

Роговский – Я заместитель министра внутренних дел Роговский! Я требую немедленно выйти из кабинета председателя правительства. Я вызываю караул.

2-й – Не дергайся эсеришка!  А то я тебя шлепну, уж очень хочется. Караул обезоружен, резиденция окружена нашими людьми.

3-й – Ваше оружие господа! И без резких движений, пожалуйста.

         (Авксентьев и Зензинов разводят руками, показывая, что у них нет оружия. Роговский отдает револьвер).

Авксентьев – Я председатель Директории, и я требую…

2-й -  (Перебивает). Да знаем, что вы за птица! Потому и пришли сюда.

Зензинов – Вы можете объяснить, что происходит? Может это недоразумение?

1-й – Недоразумение – это то, что вы имеете дерзость называть себя всероссийской властью. Мы это недоразумение и устраняем. Вы, господа, арестованы.

Авксентьев – Но кем мы арестованы? Чьей властью? Кто на это вас уполномочил?

2-й – У нас полномочия от России, которую вы уже один раз погубили и теперь не даете ей возродиться. У нас оч-ч-ень широкие полномочия. Мы действуем от имени армии, которая истекает кровью на фронте из-за вашего бездарного руководства и предательства.

Зензинов – Но у нас мандат от Государственного совещания, от сАмого полномочного органа в России – Учредительного Собрания. Так что предатели – это вы, вы изменили революции, своему долгу…

2-й – Заткнись, иначе я тебя точно пристрелю. Митинги тут будешь разводить?!

1-й – Время не ждет. У вас есть выбор: или мы вас надолго упрячем в тюрьму как изменников (хорошего обращения не обещаю), или вы немедленно убираетесь вон из России. Чтобы не путались под ногами, не мешали делу освобождения нашей Родины. Есть и третий вариант, если вы будете брыкаться, то я не гарантирую, что мои офицеры доведут вас живыми до штаба.

         (Авксентьев, Зензинов и Роговский отходят немного в сторону в кружок, советуются).

Авксентьев – Ну-с, Владимир Михайлович, накаркали.

Зензинов – Да полноте, Николай Дмитриевич. К тому шло. Слишком много было предвестников.

Роговский – Эх, жаль, не успел я сформировать полнокровный батальон. Мы бы этого тогда не допустили.

2-й – (случайно услышав его слова) Окружен твой батальон и сидит тихо под нашими пулеметами. Скоро сдастся.

Авксентьев – Ну, господа, какое решение примем?

Зензинов – А что у нас большой выбор? Я думаю, лучше уехать за границу и продолжить там нашу борьбу за Россию, за демократию, чем без всякой пользы и надежды сгнить у них в тюрьме.

Авксентьев – Да, собственно, у нас выбора-то и нет. Полагаю, надо отправляться в изгнание.

Роговский – Уверен: это – не надолго.

1-й – Ну, что-нибудь решили, властители?

Авксентьев – Заявляю протест, против ваших незаконных действий и выражаю уверенность в том, что это не останется безнаказанным. Вы ответите перед российским правосудием и народом. Подчиняясь грубой силе, мы вынуждены покинуть пределы нашей родины, так как воцарившиеся здесь порядки не дают возможности продолжить нашу политическую деятельность, направленную на возрождение и прогрессивное развитие России.

2-й – Закончил, оратор? А теперь вперед. Мы тоже боремся за свободу России… от таких как вы (офицеры грубо смеются).

                2-й офицер уводит арестованных.

1-й – Та-а-к! Пока все идет по плану. Уже арестовали и Аргунова. Колчак будет вынужден взять власть на себя.

3-й – Но, мы взяли только двух членов Директории из пяти. Значит, кворум еще сохраняется. При щепетильности вице-адмирала это может стать препятствием, он заявит, что Директория еще правомочна.

1-й – Черт возьми! Вы правы! С него станется! Ему же нужно, чтобы абсолютно все формальности были соблюдены, вплоть до арифметических. Уставник чертов!

3-й – Что делать?

        Быстрым шагом возвращается 2-й офицер) 2-й: Господа, господа!

1-й – Что вы такой взъерошенный, полковник? Арестованные сбежали? Или твои казачки их шлепнули при попытке к бегству?

2-й – Нет, там все в порядке. Только что, на заседании правительства, узнав о наших действиях, сложил с себя полномочия члена Директории Виноградов.

3-й – Здорово! Это здорово, господа! Остался генерал Болдырев, он на фронте. А вот с Вологодским, я думаю, мы договоримся. Во-первых, не такой уж он ярый поборник демократии, а во-вторых, он совсем неплохо относится к вице-адмиралу.

1-й – Они поладят. Ведь именно Вологодский и привел Колчака в правительство. Поздравляю, господа! Дело, сделано.

2-й – Неплохо бы обмыть по русской традиции.

3-й – Да я тут посмотрел, у этих демократов ни водки, ни коньяка.
2-й – Отметим самогоном. По-сибирски. Поехали в штаб.

                (Офицеры уходят)

                Действие второе

          Кабинет Колчака. Кроме адмирала – генерал Жанен, Петр Вологодский.

Жанен – Поздравляю вас, господин адмирал с блестящими победами. После взятия Перми, теперь еще Уфа, Ижевск. Дела на фронте идут превосходно. Еще немного и вы соединитесь с северным Архангельским фронтом, а там недалеко и до соединения с южным, с генералом Деникиным. Большевики обречены.

Колчак – Благодарю вас, генерал. Для успеха нам бы еще ваша помощь! Вот тогда победа была бы обеспечена. Но ни одна из стран Антанты до сих пор даже не признала мое правительство официально, а помощи практически никакой.

Жанен – Совершенно согласен с вами. Надо нам консолидировать усилия. Именно в этих целях главы правительств Англии и Франции направили меня сюда с высокими полномочиями. Вот мой мандат, подписанный премьер-министрами Клемансо и Ллойд-Джорджем.(Протягивает Колчаку бумаги).

Колчак – Как! Вы – французский генерал – назначаетесь Верховным главнокомандующим российских и союзнических войск!? Вы, извините, в своем уме?

Жанен – Простите, господин Верховный правитель! Но это не мое решение. Это постановили главы правительств, дружественных вам Франции и Великобритании. Объединенное в одних руках командование всеми вооруженными силами – это рационально, это приведет к успеху.

Колчак – Ни за что! Я на такое не соглашусь никогда. Чтобы русскими войсками, ведущими сражения за освобождение своей родины от узурпаторов, командовал иностранный генерал!? Я этого не допущу.

Жанен – Но вы же сами только что говорили, что нуждаетесь в нашей помощи.

Вологодский – Означают ли ваши слова, генерал, что, если мы не согласимся на ваше назначение главнокомандующим, то мы не получим помощи от союзников?

Жанен – Ну, что вы, господин премьер-министр. Вы уж как-то излишне прямо намекаете чуть ли не на шантаж с нашей стороны.

Вологодский – Ну, вы знаете, как-то на самом деле смахивает на это.

Жанен – Как вы могли подумать!? Ликвидация власти большевиков – наше общее дело. В странах Антанты, во Франции – всеобщее отрицательное отношение к этим, изменникам, выведшим Россию из войны в самый трудный для ее союзников час. Они предали нас – своих верных союзников.

Колчак – (с иронией). Ну, да, и вы теперь совершенно бескорыстно помогаете нам? А в чём заключается ваша помощь? У вас единственно значимая крупная вооруженная сила – чехословацкий корпус, который с  первого дня моего правления отказался воевать за наше, как вы сказали, общее дело.

Жанен – Видите ли, адмирал, способ вашего прихода к власти выглядел, как бы это выразиться, не совсем обычным для европейских традиций. А весь чешский корпус исповедует демократические идеалы. Вы знаете, там доминируют политические силы, очень похожие на ваших эсеров, которых вы отстранили от власти в ходе переворота. Поэтому ожидать от них симпатий вашей власти не приходится.

Вологодский – Да уж, какие тут симпатии!? Хоть бы не мешали. Чехи, кажется, готовы в любой момент поднять мятеж против Верховного правителя.

Колчак – С действующего фронта я их снял сразу. Это уже не войска: они разлагаются, такая же степень «демократизации», как и в русской армии в 1917 г. накануне ее развала. Теперь я требую, генерал, уберите вообще из Сибири этот холодный нарыв, который вот-вот может дать острое воспаление.

Жанен – Но они могут вам пригодиться в тылу. Хотя бы для охраны железной дороги.

Вологодский – Это верно. Единственно, что они будут охранять, так это  железную дорогу. Ведь это для них единственный путь, чтобы убраться из России и вывезти все награбленное добро.

Жанен – Петр Васильевич, что вы говорите такое про награбленное!?

Колчак – Части чешского корпуса ведут себя в России как в захваченной неприятельской стране. Мародерство не только на мелком уровне: изымают запасы сырья и полуфабрикатов, демонтируют станки и оборудование. Ограбили Томский университет. Занимают под награбленное имущество большое число вагонов, а нам их недостает для перевозки военных грузов для фронта.
 
Жанен – Я думаю, сосредоточение командования в одних руках как раз и будет способствовать наведению порядка в тылу.

Колчак – Этот вопрос я не намерен даже обсуждать. Передайте руководству ваших стран, что если оно будет настаивать на назначении иностранца командующим русскими войсками, то я немедленно слагаю с себя полномочия Верховного правителя.

Вологодский – Но, тогда – это катастрофа! Этого никак нельзя допустить!

Жанен – Да, в настоящий момент это совершенно неприемлемое условие. Это будет такой подарок большевикам.

Вологодский – Господин генерал, я вас умоляю, найдите выход из положения. Уход адмирала развалит все наше дело.
Жанен – Это ваше последнее слово, адмирал?

Колчак – Да. Это мое твердое решение. Я от него не отступлюсь.

Жанен – Я немедленно свяжусь с моим руководством и доложу о нашем разговоре и вашем ультиматуме. (Уходит).

Вологодский – Боже мой, какая наглость. Союзнички называется! Никакой действенной помощи, а претензии – на Верховное главнокомандование! Возмутительно. Но, дорогой Александр Васильевич, а может все же с ними не так категорично разговаривать? И этот вопрос продумать спокойно.

Колчак – Петр Васильевич! Не сердите меня. Я не намерен эту тему далее обсуждать. О моем согласии не может быть и речи.

Вологодский – Ну, хорошо, хорошо. Но я и о другом хотел поговорить. Хотя, собственно, это опять о союзниках. Для победы надо их искать, а не отталкивать.

Колчак. – Я не дипломат и не политик, я – военный.

Вологодский – Вы не просто военный, вы – Верховный правитель России. На вашу долю выпала труднейшая, но и великая миссия – освобождения Отечества. И вы близки к успеху. Ради победы привлечь на свою сторону тех, кто сможет быть полезным - обычное и необходимое дело.

Колчак - Это вы опять про сепаратистов, разваливающих Россию?

Вологодский – Да вы соберете Россию вновь, я уверен. Нам бы только взять Белокаменную, и тогда все эти националисты присмиреют и придут на поклон сами.  В крайнем случае, смиренно попросят автономию.

Колчак – Вы что, Петр Васильевич, призываете меня обмануть их?

Вологодский – Ну, что вы, господин адмирал! Просто прошу исходить из нынешней жестокой реальности и поступать согласно ее требованиям. Генерал Маннергейм стоит под стенами Петрограда во главе регулярной финской армии. Одно ваше слово о вашем согласии с будущей независимостью Финляндии – и он возьмет главное большевистское гнездо. Правительство Ленина уже сбежало в Москву, Зиновьев эвакуирует из города свои учреждения, там у красных нет достаточно сил для обороны города. Маннергейм возьмет Питер за один день.

Колчак – Как я могу принять решение об отделении части России? Что вы такое говорите?

Вологодский – Одно слово, адмирал! Одно ваше слово, Александр Васильевич! И завтра же эту опорную цитадель большевизма сокрушат. А падение Питера деморализует силы красных, их Восточный фронт развалится, Красная армия побежит. Петроград ведь столица большевиков, колыбель их успеха. Это будет настолько символичная акция, которая и обозначит начало полного краха власти узурпаторов. От Уфы наши казаки пойдут махом до Москвы. Скажите это слово!

Колчак – Нет, я русский офицер и родиной не торгую.

Вологодский – Так это же ради самой родины и есть! Если бы речь шла о  других целях, я бы не посмел такое вам предложить. Ради России! Ваше слово, господин адмирал!

Колчак – Нет.

Вологодский – О-о-о. (Падает в кресло).

Колчак – Петр Васильевич, вы посмотрите: не только финны вознамерились воспользоваться временным ослаблением России. А поляки. А украинцы. А Кавказ!? Наши ближайшие соседи к Омску – киргизы – тоже предлагают нам помощь против большевиков, но – за широкую автономию. Японцы охотно помогают своему ставленнику атаману Семенову – за наш Дальний Восток, там они собираются хозяйничать. И так далее.
 
Вологодский – Но потом все эти вопросы решит Национальное Собрание. А сейчас вам надо всех собрать под свои знамена: и киргизов, и финнов, и эстонцев, и поляков. После победы разберемся: будут совсем другие реалии. Надо только сказать им, что их интересы будут учтены.

Колчак – Петр Васильевич, обманывать я не умею. Не толкайте меня к этому. Да разве вы не видите, что союзники решили воспользоваться моментом и добиться стратегического ослабления России, ее распада.(Берет газету со стола) Вот что заявляет генерал Нокс, глава британской миссии здесь в Омске: «Да, мы будем продолжать помогать националистическим правительствам Украины и Кавказа. И мы не допустим того, чтобы Колчак или ему подобные ревнители Великой России смели эти правительства».

Вологодский – Да-а. Ясно, что он имеет соответствующие инструкции сверху, а не порет отсебятину.

Колчак – Ну разумеется.
 
Вологодский  – Боюсь, что ваша твердая решимость воссоздать неделимую Великую Россию отпугивает Запад. Им, похоже, даже большевистская Россия ближе. Лидеры Антанты считают, что большевики не смогут создать сильную страну и потому они предпочтительнее для Европы.

Колчак – Для наших врагов и друзей-соперников лозунг большевиков насчет интернационализма и свободного самоопределения наций – очень привлекателен. Если большевики, действительно, верят в то, что болтают, то они развалят страну совершенно определенно. Рано или поздно у коммунистов вся наша Родина рассыпется на кусочки, уверяю вас!

Вологодский – На радость всем нашим соседям.

Колчак – Именно! Вот поэтому я не могу вступать в торг ни с врагами, ни с друзьями по поводу целостности России. Поймите меня.

Вологодский – Это понятно. Я же думал лишь о маневре.

Колчак – Доманеврируемся, Петр Васильевич! А потом будем рассчитываться за помощь кусками России! Вы посмотрите, союзники уже, похоже, больше мешают, чем помогают нам. Вчера я опять получил известие о том, что все наши эшелоны, в которых мы везли все необходимое для войск с Дальнего Востока, опять перехватил атаман Семенов в Забайкалье.

Вологодский – Разбойник. Воистину, бандит с большой дороги. Доколе же он будет измываться над нами. Сам на фронт с большевиками не отправил ни одного солдата, а фактически помогает красным, срывая снабжение нашей армии.

Колчак – Я тоже решил - доколе. Вчера я снял с фронта два полка и направил их на Семенова. Пора выбить эту «Читинскую пробку»!
 
Вологодский – Ох что вы! Александр Васильевич, война на два фронта!? А как союзники?

Колчак – Они еще не знают об этом. Я не считаю своим долгом докладывать им о каждом моем шаге, а тем более испрашивать у них разрешения.

                (Возвращается генерал Жанен).

Жанен – Господин Верховный правитель, мне удалось связаться по телеграфу с Владивостоком, они отправили радиограмму в Париж и Лондон. Я доложил о вашем категоричном требовании. Состоялось оперативное совещание глав правительств Франции и Великобритании.

Вологодский – И что решили?

Жанен – Ваши условия принимаются союзными державами. Предлагается компромиссный вариант: командование русскими войсками остается за вами, господин адмирал, а все части союзников, включая чешский корпус, переходят под мое командование.

Колчак – Это приемлемо. Спасибо господин генерал.

Вологодский – Ну и слава богу. А вы генерал часом не узнали, скоро ли последует со стороны союзных держав юридическое признание власти Верховного правителя России.
 
Жанен – Этот вопрос все еще обсуждается. Вы же знаете, нам ведь тогда придется как-то объяснять своим парламентам и общественности, почему мы признали режим, пришедший к власти путем насильственной ликвидации законного правительства. Это будет нелегко. Мы столкнемся с серьезными возражениями европейских демократических партий.

Колчак – Ну что за фетиш вы создаете из понятия демократии. Вы же знаете, Директория отстранена от власти из-за ее нежизненноспособности.

Вологодский – Хорош насильственный переворот. Ни один волос не упал с головы членов Директории. Уехали за границу в комфортабельных купейных вагонах, получив солидные командировочные.

Жанен – И все же это был переворот. Господин адмирал, я только что узнал, вами отправлены войска в Забайкалье.

Колчак – Да, они уже в пути.

Жанен – Настоятельно рекомендую вам отозвать их. Белая армия напрягает все силы, каждый штык на счету, а вы снимаете с фронта две вполне боеспособные части, чтобы открыть военные действия еще и на востоке.

Колчак – Я не нуждаюсь в ваших рекомендациях, генерал. Со своеволием казачьих атаманов пора кончать. Я долго терпел выходки сибирских, енисейских, забайкальских, амурских и других казачьих вожаков. От их разбойничьих набегов страдают крестьянские села всей Сибири. Кровавые карательные экспедиции таких отрядов приводят только к пополнению партизанских армий. Население недовольно, прежде всего, этой «атаманщиной».

 Жанен – Я убедительно прошу вас приостановить пока продвижение этих двух полков к Чите. Дайте мне время, я немедленно организую переговоры, и мы сможем найти пути к вашему примирению с Семеновым.

Колчак – Хорошо. Но возвращать эти части я пока не буду. Они будут готовы немедленно снова выдвинутся, тем более, что половину пути они уже прошли. Я намерен навести порядок в тылу.

Жанен – И еще, господин адмирал. Вы отринули наши попытки установить единое командование. Это еще можно как-то объяснить. Вы – русский патриот и не желаете, чтобы русскими войсками командовал иностранный генерал. Но вы фактически не используете наши части в боевых действиях против красных. Полковник Уорд докладывает (читает по бумажке), что «ни один союзный солдат не сделал ни одного выстрела после того, как адмирал принял на себя высшее командование.»

Вологодский – Ну, во-первых, ваши военные и не очень-то рвутся на фронт.

Колчак – Дело не в этом. В России идет страшная братоубийственная война. Это более, чем плохо. Но я не намерен посылать иностранцев убивать русских солдат. Это противно моей природе – я русский офицер в нескольких поколениях.
 
Вологодский – Но если это нужно для победы над страшным врагом Родины…

Колчак – (перебивает нервно). Ах, Петр Васильевич, вы снова за свое! Для победы мы будем распродавать Россию направо и налево, сотрудничать с сепаратистами, отправлять чужеземные войска проливать кровь русских солдат. Что вы такое говорите!? Это же бесчестно!

Вологодский – Ну вот, а вы опять свое, Александр Васильевич, честь, честь. Какие у вас, однако, приоритеты. Нам нужно победить во что бы то ни стало.

Колчак – И ради этого поступиться честью?

Вологодский – О Боже! Но иначе мы не добьемся успеха!

Колчак – Между успехом и честью, коли вы так формулируете выбор, я выбираю честь.

                (Пауза)

Жанен – Извините, господа, я должен откланяться. Это хорошо, что мы разрешили этот конфликтный вопрос о командовании. Теперь я хочу поспешить помочь вам в другом – развязать читинский узел, туго завязанный атаманом Семеновым. Прощайте. (Уходит)

Вологодский- Красные трубят об иностранной интервенции, о том, что против них международный капитал выставил армии 22 держав. А вы, господин адмирал и одного полка союзников не отправляете на фронт.

Колчак – Этот миф о иноземном нашествии очень выгоден нашему противнику. Большевистский агитпроп придумал его и использует для обработки населения, дабы вызвать у него в своих целях патриотический подъем. Они хотят превратить войну гражданскую в отечественную. Надо отдать должное, это очень сильный козырь.

Вологодский – Да, они подают так, что красные, мол, защитники Родины, а мы идем на них в союзе с иностранными супостатами.

Колчак – Если бы я был неграмотным крестьянином и услышал такое, я бы сам записался в Красную Армию.

Вологодский – Но те же красноармейцы ни разу не вступали в столкновение с иностранными частями. Разве из этого не понятно, что интервенты - это выдумка комиссаров?

Колчак – Да и пленных из числа иностранцев у них нет ни одного. Это важное доказательство их отсутствия в действующей армии. Но рядовые же, не видевшие ни разу на своем участке иностранцев, не могут анализировать положение на всем фронте. Они верят своим газетам и комиссарам.
 
Вологодский – Выходит, и здесь наши союзнички нам поднапортили.

Колчак – Безусловно. Собственно, военной помощи от них никакой, а вот вреда много. Такой мобилизующий лозунг подарили красным: «Отечество в опасности, все на борьбу с интервентами!».(Начинает одеваться)

Вологодский – Господин адмирал, вы идете напутствовать части, отправляющиеся на фронт?

Колчак – Да, если вы желаете, идемте вместе. Поприветствуйте солдат от имени правительства.

Вологодский – Охотно. Спасибо.

                (Оба уходят)


                Действие третье

Сцена разделена: справа приемная, слева - кабинет Колчака. В кабинете Колчак, генерал Будберг.

Колчак – Я благодарю Вас генерал за службу. В вашу бытность военным министром работа ведомства была поставлена образцово. Мне очень жаль, Алексей Павлович, что ваше здоровье не позволяет вам далее оставаться на этом посту.

Будберг – Благодарю вас, господин адмирал за высокую оценку моей работы в должности военного министра, однако, не могу ее принять. Наши неуспехи на фронте – это отражение работы и военного министерства.

Колчак – Полноте, Алексей Павлович. Вы делали, что могли и делали это хорошо. Вам не должно быть стыдно. А причины наших поражений лежат, наверное, глубже. Вы куда намерены отправиться на лечение.

Будберг – В Харбин, господин адмирал.

Колчак – Ах, да, верно. Там спокойнее, конечно. Передайте дела генералу Ханжину и отправляйтесь. С Богом. Желаю вам доброго пути и скорейшего выздоровления.

            (Будберг выходит в приемную, туда же входит Вологодский.)

Вологодский – Алексей Павлович, голубчик. А я только что узнал о вашем отъезде. Счастливого пути. Попрощались с адмиралом?

Будберг – Да. С тяжелым сердцем уезжаю из Омска, Петр Васильевич.

Вологодский – Вы о положении на фронте?

Будберг – Конечно. Да и в тылу дела не лучше. Всё разваливается, кругом бардак.

Вологодский – Ну, вы известный пессимист и критикан. Скажите тогда, генерал, как, по вашему, всё сложится и в чем причина неудач на фронтах?

Будберг – Всё катится в тар-тарары. Финал уже виден отчетливо. А в чем причина? Нет должного порядка, организованности, нет дисциплины.

Вологодский – Ну, это в вас немецкий барон говорит. Порядок, орднунг -  превыше всего. Мы ведь именно для большей твердости власти и единоначалия разогнали разношерстную Директорию. Именно для наведения порядка установили режим диктатуры.

Будберг – Это диктатура!!?? Это черт знает что, а не диктатура. Интеллигентный человек, обремененный понятиями чести, совести, гуманизма не может быть диктатором.

Вологодский – Это вы об Александре Васильевиче?

Будберг – Ну разумеется. Мы попытались установить военную диктатуру, воспринимая ее как в Древнем Риме – в качестве временной чрезвычайной меры, способствующей возвращению к нормальной жизни. Мы выбрали для экстраординарных обстоятельств соответствующий инструмент.
 
Вологодский – Но это была вынужденная мера.

Будберг – Согласен. И единственно верная. Против диктатуры могла бороться только диктатура. Но в этой схватке диктатур победит более свирепая и безжалостная диктатура. Тут идет состязание в жестокости, подлости и беспощадности. Победит тот, кто превзойдет противника в бессовестности и бесчеловечности. Если мы вступили на этот путь, то должны были знать, что это не рыцарский турнир.

Вологодский – Действительно, большевиков не сдерживает ничего из тех химер, которые придумали верующие и интеллигентные люди.

Будберг – Так в этом и есть их преимущество. Они не стеснены ничем. А адмирала тормозит многое: этого он не может делать, потому что честь не разрешает, другое – потому что это против совести, третье – не позволяет христианский гуманизм и так далее. Видите, сколько препятствий!

Вологодский – Как-то у вас слишком цинично выходит. Достоинства в ваших устах превратились в недостатки.

Будберг – В конкретных обстоятельствах сегодняшней ситуации так и получается. Это не я циничен. Это жизнь цинична. Нам эти правила навязали большевики. И если мы не будем играть по этим правилам, т.е. без правил – мы проиграем. Это они перевернули мир с ног на голову, и достоинства стали пороками, а пороки - достоинствами. Как это ни ужасно, как это ни парадоксально – но именно то, что у Верховного правителя так развито чувство чести, то, что он человек совести, что он гуманен – все это ведет нас к гибели.

Вологодский – Ну, барон! Что ж нам во главе белого движения надо было поставить мерзавца? Мы, напротив, избрали достойнейшего.

Будберг – Еще раз вам говорю, Петр Васильевич, это не я ставлю такие условия. Вон красные, на пост председателя реввоенсовета назначили Троцкого – человека без совести, чести и жалости, без малейших понятий о нравственных принципах. Вот он – победит. Зальет кровью Россию, но победит.

Вологодский – Ну, большевикам легко было найти такого человека: у них все такие.

Будберг – Преимущество красных в этой схватке еще и в том, что мы диктатуру рассматриваем как временную меру, а у них диктатура – естественная постоянная форма существования их режима. Она у них – навсегда, пока будет держаться их власть. Эта власть будет существовать только в форме диктатуры. То, что для нас чрезвычайщина, для них – норма жизни. Во-вторых, у нас диктатура касается только некоторых сторон нашей деятельности, а у них пронизывает абсолютно все сферы бытия. Вот это диктатура!

Вологодский – Но на такие меры, которые принимают большевики, мы не согласимся даже на время.

Будберг – Вот именно. Потому и неизбежно наше поражение. Общество из чистоплюев не сможет сдержать натиск варваров. Гражданская война – слишком грязная работа для российского дворянства. В белых адмиральских перчатках ее не сделать. А пачкать перчатки, похоже, Верховный правитель не намерен. Тогда и я – умываю руки.

Вологодский – Но, генерал, тогда нет никакого выхода!

Будберг – Почему же нет? Вот он (показывает на дверь). Далее вокзал – Харбин.

Вологодский – Какая злая шутка!

Будберг – Да какие уж тут шутки! Прощайте, Петр Васильевич.

           (Будберг уходит. Вологодский входит в кабинет Колчака)

Вологодский – Добрый день, Александр Васильевич.

Колчак – Здравствуйте, Петр Васильевич. Проходите, садитесь, пожалуйста.

Вологодский – Про новости я не спрашиваю. Уже знаю. Наше контрнаступление красные отбили. Что будем делать дальше? Омск оставляем?

Колчак – Придется. С точки зрения чисто военной, нет сейчас возможности остановить противника на этом рубеже. Действующие части измотаны, не хватает боеприпасов. Практически нет резервов, свежих сил.

Вологодский – А если не только с чисто военной точки зрения решать?

Колчак – Что вы имеете в виду?

Вологодский – Вот тут только что, в приемной, барон Будберг сокрушался, что у нас не настоящая диктатура. Не хватает должной жесткости. Может быть он прав? А что если провести широкую кампанию по мобилизации населения в армию, по реквизиции лошадей, повозок, фуража и провианта. Крестьяне массами уклоняются от призыва, не дают лошадей, овса, не выполняют повинности по перевозкам. Проведя такую акцию, мы получим десятки тысяч солдат, пополним части, сформируем новые, решим все проблемы со снабжением.

Колчак – И как это все встретят крестьяне?

Вологодский – Известное дело. Сибирский крестьянин прижимистый и консервативный. Он не будет в восторге от реквизиций и мобилизации.

Колчак – Верно. В том то всё и дело. А это значит, предложенная вами операция будет встречена сопротивлением и будет сопровождаться применением насилия и карательных мер. И это – в массовом порядке.

Вологодский – Но это же неизбежно на войне. Не мне, штатскому человеку, говорить об этом вам – военному.

Колчак – Ну знаете, на флоте мне не приходилось заниматься реквизицией лошадей для кавалерии. То, что вы предлагаете – это кровь, это много крови. Причем с обеих сторон будет литься именно русская кровь. Будем стрелять в своих крестьян. И убивать их только за то, что они не хотят вступать в нашу армию и не отдают своё кровное, нажитое тяжелым трудом.

Вологодский – Но без таких мер мы не остановим фронт, не добьемся успеха.

Колчак – Я уже говорил вам, Петр Васильевич, мне не нужен успех любой ценой. Мы с вами воюем за возрождение России, но если для победы нужно массово истреблять русских крестьян – то задумаешься о такой цене. Для меня – это слишком высокая цена.

Вологодский – Но мы уже ввязались в эту войну. И правила ведения ее диктуют. Всё равно уже на весь мир раструбили о кровавой колчаковской диктатуре. Посмотрите большевистские газеты! Да и наши демократические союзники на Западе не далеко от них ушли.

Колчак – Но вы-то знаете, что это всё о действиях наших распоясавшихся казачьих атаманов. Они бесконтрольны на своих территориях. Подавляющее большинство этих карательных операций проведены без моего ведома. Эта атаманская вольница разлагает тыл, это хуже партизан.
 
Вологодский – Известны случаи, когда после рейдов Красильникова и Анненкова целыми селами и волостями крестьяне уходили в партизаны. Казачьи отряды ведут себя в крестьянских районах как средневековые победители в захваченной неприятельской стране. Эти экспедиции и организуются чаще всего с грабительскими целями.

Колчак – Контрразведка мне докладывает, что партизанское движение совсем не окрашено в красные тона, что там не присутствует большевистская идеология. Откуда ей взяться в глухих медвежьих углах у зажиточного сибирского крестьянства. Это восстание против своеволия казачьих атаманов, против их бандитизма.

Вологодский – У меня такая же информация. Большевистские идеи страшно далеки от интересов наших многоземельных и зажиточных крестьян. Здесь для комиссаров нет ни почвы, ни союзников, ни агитаторов.

Колчак – И вы мне в такой атмосфере предлагаете начать широкую операцию против крестьян?! Чтобы пролить море народной крови и окончательно оттолкнуть от себя население!?

Вологодский – Но Будберг верно сказал, что гражданскую войну вести в белых перчатках…

Колчак – Прекратите это всё, Петр Васильевич. Я это слышу в сотый раз. Я готов отдать свою жизнь, защищая Родину, готов уничтожать противника, готов проливать кровь своих врагов, но я не буду пачкаться в крови русских крестьян.

Вологодский – Тогда… Тогда нас ждет поражение. (Пауза). Александр Васильевич, прошу вас принять мою отставку. Вот мое прошение об этом.

Колчак – Признаться, я этого ожидал. Устали вы, Петр Васильевич. А почему именно сегодня вы написали прошение об отставке?

Вологодский – Я прочел ваш приказ об эвакуации Омска. Это меня и подтолкнуло. Я – омич, здесь моя почва, опора. Здесь мы начинали свое дело. Оставление Омска – это мое личное поражение. Я потерял право возглавлять правительство, ведь оно в обиходе и называлось «омским». Как-то его будут отныне называть?!

Колчак – Хорошо, Петр Васильевич. Подготовьте эвакуацию правительства, золотого запаса, я подумаю о вашем преемнике. Прошение я подпишу после отъезда из Омска. Спасибо вам за всё!
 
                Действие четвертое. Эпилог

                1921г – прошел год со дня расстрела Колчака.

Председатель Сибревкома и Сиббюро ЦК РКП(б) И.Н.Смирнов
Председатель Сибирской ЧК И.П.Павлуновский
Помощник Главкома Вооруженными Силами Республики по Сибири В.И.Шорин.


Смирнов – Согласно решению Центра, в Сибири вся власть передается чрезвычайной полномочной тройке в нашем составе. Ситуация крайне тревожная. Крестьянское восстание охватило Тюменскую, Омскую, Екатеринбургскую, Челябинскую и Курганскую губернии. Мятежники захватили Тобольск, Петропавловск, Кокчетав, Ишим, Березово, Обдорск. Перерезаны обе магистрали, соединяющие Сибирь с Центральной Россией. Мы отрезаны от Центра.

Шорин – Сколько у повстанцев штыков?

Павлуновский – Не менее 100 тыс. Действуют несколько армий, всем руководит Главный штаб Сибирского фронта.

Шорин – Недобитые колчаковцы?

Смирнов – Да нет. В том то и дело: мятежники - исключительно сибирские крестьяне. Это серьезно осложняет нашу пропагандистскую работу, в том числе и среди красноармейцев. Повстанцев трудно назвать белыми: они же – за Советы.

Павлуновский – За Советы, но – без коммунистов.

Шорин – Да, тут идеологическую базу трудно подвести. У меня все красноармейцы сами из крестьян. Они получают из дому письма, в которых отцы на чем свет стоит проклинают продразверстку и комиссаров. Мои бойцы хорошо сражались, когда мы их настраивали на войну против помещиков и белых генералов. А тут – против таких же крестьян – да-а-а. Ситуация.

Смирнов – Тем более надо действовать решительно и беспощадно. Надо задавить мятеж во что бы то ни стало. И быстро. В Центральной России на Тамбовщине бушует антоновский мятеж, он перекинулся и на другие губернии. Ленин считает крестьянские восстания намного более опасными для советской власти, чем все белые армии вместе взятые.

Шорин – Там та же проблема: недостаток надежной живой силы. Целые части из крестьян переходят на сторону мятежников. Поэтому Тухачевский использует в основном некрестьянские подразделения: курсантов, самолеты, бронемашины, артиллерию. Мятежников расстреливают из орудий, не сближаясь с ними, бомбят с аэропланов. Пришлось пустить и отравляющие газы.
 
Смирнов – Отравляющие газы!? Но они же запрещены.
 
Шорин – Это они международными конвенциями запрещены, мировой буржуазией. Нам это не указ. Мы же против иностранных войск их не применяем. А со своими крестьянами мы как-нибудь сами разберемся. Это наш народ. И как с ним поступать, мы у заграницы разрешения спрашивать не будем.

Смирнов – И что? Применение этих газов  дает эффект?

Шорин – Еще какой! Повстанцы несут огромные потери. У них же нет ни одного противогаза. Да и не обучены.

Смирнов – Стало быть, и нам здесь надо тоже ни перед чем не останавливаться. Нам передают большое число воинских соединений, в т.ч. и технические части. Василий Иванович, пусть ваши командиры и бойцы уяснят, что от их действий зависит судьба советской власти. Никого не щадить. Пленных не брать. Надо их всех уничтожить физически, чтобы больше ни у кого не поднялась рука против диктатуры пролетариата.

Шорин – Есть. Я сейчас направляюсь в штаб.

Смирнов – Иди. (Шорин уходит). Вот смотрите-ка, прошел ровно год как мы расстреляли Колчака. Казалось бы, освободили Сибирь. А теперь эти чалдоны поднялись. То, понимаешь, помогали нам в борьбе, создали такое число красных партизанских отрядов…

Павлуновский – (перебивает) Да какие они «красные» Иван? Просто не хотели отдавать своё добро Колчаку, вот и поднимались из шкурнических соображений. Теперь против нас восстали по этой же причине. Тем более, если честно, наша продразвестка – это в несколько раз больше, чем брал Колчак. Да ведь он так и не создал всеобъемлющую систему, еще не охватил многие районы Сибири.

Смирнов – Да еще, говорят, он платил крестьянам?

Павлуновский – Платил. Все официальные заготовки зерна, фуража, лошадей были за деньги. Атаманы, конечно, грабили безвозмездно.
 А сейчас - на Алтае вон все так называемые красные партизаны уже выступили против нас. Самые популярные командиры и вожди – во главе: Рогов, Новоселов.

Смирнов – Правильно говорит товарищ Троцкий: крестьянин – собственник и никогда не будет помогать рабочему классу строить социализм. Совсем другие классовые интересы. Поэтому и нечего жалеть их. Расслабились они тут при Колчаке, избаловались. Не понравилась колчаковская диктатура?! Получайте нашу – пролетарскую, коммунистическую.

Павлуновский – Это еще хорошо, что эти тугодумные крестьяне проснулись только сейчас, когда мы прогнали белых. Слишком поздно они осознали свои классовые интересы. Представляете, что было бы, если бы они раньше прочухали, кто им ближе и поддержали бы Колчака!?

Смирнов – Ох, не говори! Увязли бы мы в Сибири.

Павлуновский – Поэтому, надо задавить это, действительно, более опасное движение. Каленым железом будем выжигать эту коренную, самую глубинную контрреволюцию. Мои чекисты действуют жестко и оперативно, беспощадно расстреливают всех участников восстаний, включая подростков и женщин.

Смирнов – Это правильно. Приказываю не останавливаться перед массовым уничтожением всех мятежников. Надо пройтись тяжелым катком по всем повстанческим районам. Масштаб репрессий и красного террора должен ошеломить, устрашить всех крестьян и навсегда отбить у них охоту поднимать против нас оружие.
Колчак с ними не справился – кишка тонка. Ему, видите ли, воспитание не позволяло проливать кровь соотечественников и не военных людей. Как мне докладывали, он никак не мог отдать приказа о тотальной ликвидации своих противников. Заламывал руки, вопя: они же русские, русские. Недоставало у адмирала классового чутья и классовой позиции. Благородный сильно! Все твердил «честь – честь»! Дворянин, аристократ, интеллигент – куда уж ему?!  Тоже мне – диктатор (смеется).
Эти сытые сибиряки ещё не знают, что такое диктатура. Ну, погодите, мы им покажем настоящую диктатуру.