Длинное светлое пальто из Парижа

Владимир Рабинович
   В тысяча девятьсот семьдесят пятом  году работал я настройщиком автоматов для разлива пива в подвальчике на улице Калинина. Зарплата сто десять рублей в месяц, а остальное, как машины настроишь. У меня  автоматов было восемь штук. Двести сорок рублей давали. Точность аптекарская. Руки у меня хорошие, детали на заводе Ленина заказывал.   Для простого слесаря  это было неплохо, но для молодого человека, который ищет настоящего счастья в жизни,  маловато.
     В течение дня меня в зале не видно. Я с обратной стороны за автоматами в своем углу сижу, выхожу только,  когда случается в зале: драка или в автоматы ногами начинают стучать. "Недолив пива". Какой недолив. Ты моего недолива не увидишь, у меня недолив девять граммов, в пределах допуска. Твою головную боль, алкаш,  девять граммов не вылечат. Всех скандалистов я уже по голосам знаю и знаю даже их время, когда они появляются, а тут слышу голос необычный  с акцентом, потом вообще по-французски. Конечно, я не удержался, выглянул. Вижу стоит с бокалом пива Александр Сергеевич Пушкин в длинном светлом  пальто, а на голове шарф как бабий платок. Наш, русский человек  никогда так шарф не повяжет.
  Пальто мне сразу понравилось. Мой размер. Спрашиваю: что случилось? А он довольно хорошо по-русски отвечает, что мол "мало пиво". Машина наебывает. Так и говорит "наебывает". Где-то ж научили его.
Я ему говорю, иди поставь бокал в гнездо, я тебе добавлю. Налил ему полный. Подождал пока он выпьет.   Познакомились. Руку подает, перчатку не снимает - сразу видно, чурбан.   Оказывается, алжирец. В Политехе учится. Факультет мосты и тоннели.  Фамилия смешная Май, а зовут Ахмед. Отец белый француз, а мать местная арабка. Сам он красавчик, но три года жизни в нашей стране его прилично состарили. Я опытным глазом сразу определил:  пивной алкаш. Когда он второй бокал выпил, я ему еще налил, без всякой хитрой мысли, просто хотелось с иностранцем пообщаться. Вижу, потеплел араб с трех бокалов по 0.3 каждый. Тут я ему леща закидываю, хорошое у тебя, мол,  пальтишко, не продашь ли.  Он нормально мое предложение воспринял.  Дал  померять.   Пальто на мне даже лучше, чем на нем сидит, а запах парфюма от него такой, что у меня  голова закружилась.  Я спрашиваю, где пальтишко брал?   Отвечает в Париже. Он в свой Алжир через Париж летает. Тут я понял, что уже никогда не смогу  с себя это пальто снять, и  делаю ему предложение.  Ты отдаешь мне пальто, а я, до конца твоей учебы буду наливать тебе бокал пива хоть каждый день,  с доливом после отстоя пены. И в подтверждение наливаю ему еще бокал уже в счет пальто.
А он мне говорит, а если "наебешь"?  Отвечаю, давай договор составим.  И написал, что я, Вова Яковлев, обязуюсь наливать Ахмеду  бокал пива каждый день...  и так далее.
Расписался, поставил число.  Еще печать у меня была из больницы: "Санобработка произведена". Я и печать приложил.
   А он говорит мне,  в чем я домой пойду.  На улице не май месяц, боюсь до общаги не добегу, замерзну.   Я ему отвечаю, я тебе свою рабочую телогрейку дам,  ты мне за это шарфик, что на голове,  а я  лыжную шапочку взамен, мАстерскую в стиле петушиный гребешок.  Он трохи поломался, но согласился.  Надел все на себя. Я посмеялся, так он в этой одежде изменился до неузнаваемости.  Просто какой-то работяга с завода имени Кирова.  От последней кружки он отказалася. Сказал, что ему на сегодня достаточно.
     Я с трудом дождался конца  рабочего дня, по-быстрому закрылся и побежал домой, чтобы обновами перед сеструхой похвастаться. Возле самого подъезда подрезает мне серая волга – шипованная резина, три антенны, два ноля - номера.  Я сразу понял, кто такие. Опустили окошко и спрашивают:  А где Ахмед? Я шлангом прикинулся: Какой еще Ахмед?

А они говорят: Ты нам мозга не еби. Такое пальто единственное в городе. А я спрашиваю: Вы кто такие?

А они говорят: Ты еще не догадался. Я говорю:  Догадался. Тогда, говорят, рассказывай. Я во всем чистосердечно сознался.

    Они там в машине посмотрели многозначительно друг на друга и один говорит мне, что предательство родины начинается с низкопоклонства перед западной одеждой. Что из за такого сраного фарцовщика как я они сейчас упустили одного очень важного израильтянина.