Оле не контролировал ситуацию: плотный жгут снега врезался в землю за пиком Веснянка, грозя скорой смертью всем, кто там мог оказаться.
- Разбей! – закричал мой отец.
Оле тоже кричал что-то резкое и несуразное. Снежный столб развалился было и вновь сгустился, продвинувшись к западу. Тут мой папа вмешался, и вся атмосферная катавасия – то есть вся взбудораженная стихия - утихомирилась.
Быстро разъяснило. Наша команда, в сопровождении стогорских сотрудников, на двух вертолётах отправилась разобраться - что мы натворили.
Мощнейшие снежные шквалы ударили за Веснянкой. Один, самый-самый свирепый, обрушился сразу за северным склоном горы, образовав там завал метров сто высотой. К счастью, место это глухое и непривлекательное, так что присутствие там людей почти исключалось… практически исключалось.
Перемещённая дальше, на запад, воронка засыпала снегом скалы по левому борту ручья Снегири. Мы приземлились поодаль, на ровной зелёной лужайке, и направились посмотреть на итоги опасного опыта.
Снег лежал огромными шапками, под которыми почти скрылись высокие скалы. Корка снежника оседала на наших глазах. Солнце хорошо прогревало округу, и нечаянно созданный заповедник зимы истекал ручейками. Наш стогорский сотрудник, знакомый с местностью, показал на едва проклюнувшийся из-под снега гребень скалы:
- «Спящий лев», такое у этого камня название. В его основании - большой грот, вход в него забран брёвнами. Там могут находиться туристы или промысловики. Было бы совершенно логично спрятаться там от шквала.
Мы обошли мегаснежник со стороны горы и вышли на купол, из которого только чуть-чуть выглядывала макушка «Спящего льва». И сразу впряглись в спасательные работы – принялись рыть шурф вплотную к скале.
Скоро снег уплотнился, а на десятом примерно метре пошёл необычный лёд - из сросшихся крупных кристаллов. Я работала вровень с мужчинами: мне ведь не составляло труда спускаться вниз по верёвке и подниматься наверх по влажной скале, и с пешнёй я вполне управлялась. Сначала мне её не давали, но под утро – так почти с удовольствием. Мужики умотались, а я… я очень выносливая.
Утром сюда доставили перфораторы и компрессор. Нас сменили «свежие» люди, а мы отсыпались в палатках до вечера. Хотя кому как, а мне с обеда уже не спалось. Почему-то в голову лезли мысли о том, что в гроте, к которому мы пробиваемся, вдруг да окажется Кроманьонец…
«Только с чего бы он там объявился, если ушёл из Стогорска в противоположную сторону?»
И всё-таки я хотела не пропустить тот момент, когда шурф достигнет бревенчатой стенки. Я сменила Оле за перфоратором. Советник от Антарктического континента очень переживал последствия неловкой своей трансфузии в атмосфере. Поэтому, надо думать, так нервно работал с отбойником, что того и гляди себя покалечит!
Я отняла у него инструмент и со свежими силами добралась до калитки из брёвнышек. Там, к удивлению и недоумению своих товарищей, несколько раз во весь голос позвала Кроманьонца… Никто мне не ответил.
В открытом гроте в свете наших фонариков метались две пары искр. Это были две маленькие испуганные лисицы. Мы им налили большую миску тёплого молока, но не стали спешить с освобождением зверьков, оставив это зоологам.
- Добрый знак, что там оказались дикие звери, - рассуждал Пал Палыч. – Значит, на тот момент людей поблизости не было.
В Стогорске всё складывалось как будто благополучно, только я не находила себе места. Мы с Тимуром по целым дням расклеивали листовки в защиту Небочерпалки, а тревога за Мишу допекала меня всё сильней.
Побежала вновь к Марте. Провидица, для которой нет тайн, обеими смуглыми от загара руками приняла у меня сапфировое колье и удалилась в другую комнату. У меня еле хватило терпения её дождаться. Наконец Марта вышла ко мне, и по опавшему её лицу я поняла, что всё очень-очень серьёзно.
- Он жив? – только и смогла я спросить.
Марта успокаивающе выставила вперёд сухие ладони. Но и только! Вслед за тем она сообщила ужасную новость: обстоятельства переменились так, что для Миши теперь почти невозможно самостоятельно освободиться оттуда, где он находится…
- А где он?! – наивно воскликнула я, на что ведунья только головой покачала.
Ей – как она объяснила общедоступно - трудно увидеть Мишу из-за того, что любые сигналы теперь экранировала преображённая, или искажённая, человеком Природа. Экран показался Марте сверхмощным, и если бы не колье, то и вовсе непробиваемым.
Спасибо сапфирам, позволившим, хоть и мельком, но всё-таки разглядеть состояние дарителя! Оно оказалось очень проблемным: срочно требовалась помощь… а первоочерёдно – свет и тепло.
На мой отчаянный крик «Что же делать?!» мудрая женщина долго отмалчивалась. И только когда я в третий раз повторила, что жизни своей без Миши не представляю, она решилась мне кое-что приоткрыть.
- Есть одна исключительная возможность определить его местонахождение… или даже помочь ему.
- И то, и другое!
- Нет, только что-то одно… Ты вот знаешь, что такое душа?
Торопясь и проглатывая слова, я высказала ряд тезисов о душе, включая магический и поэтический контексты, а закончила тем, что душа в человеке есть доминанта всего остального.
- Я не об этом, - сказала Марта, – я о предметных вещах. Есть простое, но крайне важное определение: душа – это духоприёмник.
Вот и возможность, о которой я начала говорить... Сейчас попробую объяснить. Души у людей очень разные: есть проточные, есть открытые только сверху, а в остальном – герметичные, или вовсе закрытые. Есть, наконец, души большие и души маленькие. Но вот, Танюша, к нашему случаю: у редких любящих душ есть свои диадемы. Ты понимаешь меня?..
Я вышла от провидицы в решительном настроении. Позвонила Пал Палычу и попросила срочно отвезти к тому месту, где Миша «обучал» меня скалолазанию и где я почувствовала, как сильно влюбилась!
На двадцать втором километре, где часовые реликтовых тополей берегут спокойствие леса, я попросила водителя подождать и пошла по тропе. Не дойдя до Колокольчиков, свернула к камню, где в середине мая сыграла роль сорвавшейся неумехи, а Миша так трогательно звал меня: «Таня, Танечка, ты жива?!»
День клонился к закату, и пришлось влезть на камень, чтобы ещё недолгое время оставаться на солнце… и видеть дальше.
Я была перед выбором.
Частью своей души долететь до него и вернуться незамедлительно? Тогда я узнала бы, где он находится, и не оставила настежь открытым свой внутренний мир… Но уже не смогла бы оперативно помочь Кроманьонцу.
Я раздумывала недолго, почти не раздумывала, прежде чем диадема моей души полетела к нему насовсем.
Марта так мне обрисовала последствия:
-…Тогда потеряешь спокойствие. Не то, чтобы навсегда, но пойми: в распахнутую, большую душу кто только не пожелает забраться. И заберутся. А как ты сможешь с этим прожить, я не знаю. Пока диадема на месте, она надёжно тебя защищает от всяких… Но если отдашь её ради тепла и света любимому человеку, душа останется совершенно открытой.
И вот ещё что: диадема пребудет с милым, пока он к тебе не вернётся, или пока он жив, или… пока сама не умрёшь.