Паутина

Анна Райнова

ПАУТИНА
День выдался пасмурный. Небо давило на горизонт непроницаемым белёсым покровом, сквозь который едва намечался голубоватый диск солнца. 
Начинался прилив. Прежде лениво лизавшие песок волны принялись догонять друг друга, стараясь поглотить всё пространство пустынного пляжа.
В отдалении от воды сидела белокурая женщина. Ветер обвивал её горячим дыханием, гладил плечи,  путался в волосах, ластился, точно верный  хозяйке пёс, окутывая шелком песка пальцы маленьких ног. Женщина не двигалась, словно не замечала ласки. На бледном лице жили только глаза. Они сверкали  и затухали, наблюдая за резвившейся на мелководье девчушкой, что прыгала через волны, соревнуясь с ними в быстроте. Бурлящая вода пока одерживала верх над недостаточно ловкими ножками, которым ещё предстояло окрепнуть и вырасти, и быть может  однажды уверенно пройти по сияющей морской глади, покорно пружинящей под каждым шагом. Мелкие кудряшки льняных волос девочки взмывали вверх, тяжелели, напитывались водой и, закручиваясь в тугие спиральки, сыпались по плечам. Её заливистый смех звонкими переливами дрожал в вышине.
Под ногами что-то блеснуло, Лиса упала на колени и чуть не кувыркнулась через голову, стараясь забрать у моря нечто, на поверку открывшееся в ладошке перламутровой раковиной причудливой формы.
– Мама, смотри!  – победно воскликнула девочка.
– Какая красивая, – кивнула женщина,  вмиг оказавшись рядом. – Гляди-ка, у неё и дырочка есть. Отдадим ракушку мистеру Вдохновение, пусть сделает тебе украшение.
– Ух, ты-ы-ы! На солнце ракушка  будет светиться, как радуга. – Обрадовалась Лиса и тут же осеклась. – Мам, тебе грустно?
– Что ты, малыш! Разве можно грустить рядом с тобой?
– Тогда позови солнце, ну пожалуйста, – нетерпеливо топнула ножкой Лиса.
Серьёзный вид дочери заставил женщину улыбнуться. В тот же миг, пронзив плотную облачность, длинные белые лучи коснулись взволнованного моря. Женщина пригладила Лисе волосы и заулыбалась ещё шире. Облачная завесь вдруг порвалась, распалась лоскутами. Освободившееся солнце радостно осветило затерянный в море остров, формой напоминавший  сердце. Сердце покрытое пышной зеленью.
– Смотри, – любуясь чудом, вспыхнувшим на маленькой ладошке, обрадовалась Лиса. Женщина кивнула. Они походили друг на друга, как две капли воды, только волосы одной змеились по воздуху длинной волной, а тугие кудряшки Лисы не мог распрямить даже ветер.
– Идём, нам пора возвращаться, – сказала женщина.
Пройдя пляж наискосок, они скрылись в буйно разросшемся кустарнике,  внезапно взорвавшемся  гроздьями крупных алых цветов. Сквозь однообразную зелень повсюду пробивались сполохи цвета: ослепительно-белые, желтые, голубые, сиреневые. Навстречу выглянувшему солнцу точно гроздья фейерверка один за другим раскрывались бутоны, обнажая сердцевину цветка полную сладкой пыльцы. Над островом взметнулось золотистое облако. Стоило ему осесть, ветер принялся обрывать нежные лепестки, и недолго покружив, безжалостно бросать на землю, устилая протоптанные тропы шелковистым ковром и обнажая завязь плодов, что росли и вызревали, напитываясь солнцем, прямо на глазах.
Когда женщина и Лиса вышли к упрятанному под густыми кронами поселку, их встретили ликующие крики. Несколько одетых в длинные домотканые рубахи женщин похватали плетёные корзинки и скрылись меж кустарников собирать урожай. Ведь к вечеру от этих плодов уже не будет никакого проку, сгниют так же быстро, как стремительно истлевают оброненные ветром лепестки, а потому надо спешить, иначе племя останется голодным. Нужно собрать как можно больше желтого цереса,  из которого можно приготовить на разогретых камнях румяные лепёшки, что сохранят свою свежесть на несколько дней. Ведь никто не знает, когда вновь покажется солнце, разбуженное улыбкой Этты. В последнее время она глядит букой, слова лишнего не скажет, а люди вынуждены неделями довольствоваться водой из Хрустального ручья и горьковатой похлёбкой из сладких кореньев. Дни, как сегодня, случаются всё реже.
Мужчины бросили свои дела и принялись набивать животы начинавшими опадать фруктами. Поселок заметно опустел. Встречать женщину с девчушкой, жадно вгрызавшейся в плоть оранжевого мируса, вышли только двое: вождь племени мистер Рассудительность и Вдохновение – мастер вечно занятый изготовлением бесполезных в хозяйстве статуэток зверей и птиц,  а также женских безделушек.
– Здравствуй, Вдохновение, – будто не замечая топтавшегося рядом Рассудительность, обратилась к мастеру Этта, – Лиса раздобыла ракушку, сделай из неё кулон.
– Буду рад, – распахнул широкую улыбку Вдохновение.
– Благодарю за праздник, родная, – вторгся в диалог Рассудительность.
– Это все Лиса, она заставила меня улыбаться,  – глядя мимо мужа, сказала  Этта.
Две женщины, стиравшие бельё в выдолбленном из древесного ствола корыте, услышав это, многозначительно переглянулись:
– Даю голову на отсечение, Рассудительность готов взорваться от ревности, – зашептала Сплетница своей длинноносой товарке.  – Диву даёшься, какой мужик пропадает. А божница наша по Вдохновению сохнет. Вчера с ним ушла и  долго не возвращалась.
– Тихо ты, сплетня, – шикнула длинноносая.  – А ну как Этта услышит, неделю потом голодай. И вообще, какое тебе дело с кем и куда она ходит?
– Всё время ходит, – часто закивала Сплетница. – Я слышала, Вдохновение корабль задумал строить.
– Да ну, – всплеснула мокрыми руками Наушница.
– Точно говорю, Этта хочет с острова сбежать, а Вдохновение что хошь для неё сделает, влюблён.
Рассудительность обернулся, услышав приглушенные голоса женщин. Те вмиг поджали губы и опустили глаза в корыто.
–  Уложи Лису отдыхать, я скоро вернусь, – бросила мужу Этта.
– До обеда?
– Да, до обеда успею.
Уходя, она не повернула головы в сторону согнувшихся в земном поклоне прачек.
– Гордячка, – бросила ей вслед Сплетница, заметив, что Наушница остановила Рассудительность и быстро шепчет ему на ухо. Докладывает, значится.  – Допрыгаешься ещё, Этта, добегаешься, – сквозь зубы пригрозила Сплетница. Её тонкие губы растянулись в подобие улыбки, от которой не расцвёл ни один цветок на острове.
***
Очнувшись, я долго не мог прийти в себя. Перед глазами кружились яркие лепестки. Ничего себе сон, шизофреник позавидует. Я глянул на часы, тускло светившиеся на прикроватной тумбочке. Цифры оформились не сразу. Надо показаться окулисту, утренняя слепота начинает раздражать. Без четверти пять, час до будильника. Я растянулся под одеялом, стараясь не замечать жажды – шлепать вниз по скрипучей лестнице за минералкой желания не было – ведь тогда окончательно проснусь. Я повертелся, подбил под голову съехавшую подушку и сосредоточился на сновидении.
Миловидное лицо Этты послушно выплыло из полумрака. Она удивительно похожа на Эмили. Во сне я возвел её в ранг богини, ведь даже перебравшись сюда,  в тихий городок на отшибе цивилизации, так и не смог объяснить себе причину нашей разлуки.
Пока жили вместе, мы почти не ссорились, а если случалось, что Эмили обижалась на мою увлечённость работой и недостаток внимания к дочери, размолвка оборачивалась вялым выяснением отношений и заканчивалась миром.
Но  однажды, поздно вернувшись из клиники, я нашел дом пустым. Не мог поверить, даже проснуться пытался, приняв реальность за ночной кошмар. Телефон Эмили оказался вне зоны доступа, а записки она мне не оставила. Черкнула на квадратике бумаги для записей короткое прости без всяких объяснений. Значит, не верила, что я сумею её понять?
Неприятный вывод заставил  сжать в кулаке край одеяла. Два года прошло, а я так и не решился рассказать отчиму, что снова одинок. Первые месяцы вздрагивал от каждого телефонного звонка и часто проверял почтовый ящик в интернете, все свои ящики, надеясь получить от жены хоть какую-то весточку. После надеялся, что по поводу развода и раздела имущества со мной свяжется её адвокат.  Не случилось. Видимо Эмили не желала ничего знать ни об имуществе, ни обо мне.
И вот теперь этот сон красивый, яркий, с цветением и плодоношением в течение минут и столь же быстрым увяданием. Старика бы Фрейда сюда, загадал бы ему загадку. Хотя к чему тревожить именитого покойника, когда и так  понятно, что тоскую. Тоска, вот главный мой враг, она изнуряет, лишает сил. Ведь даже произнося клятву перед алтарём, я не до конца верил, что эта неприступная красавица действительно собирается связать со мной жизнь, не верил и в реальность первых свиданий – всё происходило, точно в тумане. Эмили сама зачислила меня сначала в бойфренды, затем в мужья. Все восемь лет совместного бытия меня не покидало ощущение  неправдоподобности  происходящего, а человек, желающий споткнуться, найдёт скользкий камушек даже на ровном полу.
Но я привык, что Эмили рядом. Без неё пропал интерес к работе. Я забросил докторат. Иногда заставлял себя открыть файлы, просматривал и сразу закрывал, не в силах добавить хотя бы слово.
Да и пациентов на приёме слушаю без внимания. Ловлю себя на том, что теряю нить разговора, подавляя  желание зевнуть. Всё время хочется спать.  С уходом Эмили, я будто выпал из жизни в некое иное измерение. Наверное, поэтому и попросил доктора Элкинса перевести меня в отдалённую клинику. Он был в курсе моей семейной драмы  и быстро подыскал вакансию. Я перестал сидеть у телефона, точно старый дракон, у которого украли сокровища. В остальном смена обстановки на пользу не пошла.
Я сбросил одеяло, завернулся в халат и спустился в кухню. Крутанул крышку и приложил к губам  горлышко бутылки – холодная вода освежила горло. Теперь утренняя пробежка, душ и чай с бутербродом. Никаких посторонних мыслей. Они не приносят с собой ничего, кроме мерзкого послевкусия и жалости к себе. Если бы уходя, Эмили кричала и била посуду, метая обвинения, или призналась в том, что у неё появился другой мужчина, мне было бы легче. А так...
А так, мистер Рассудительность, продолжайте сидеть  в тихом уголке старой Англии с её промозглым климатом, холмами, вересковыми пустошами, торфяными болотами и флюгером в форме оседлавшей метлу ведьмы на пологой черепичной крыше. Соседи здесь степенные,  тихие, они не мешают спокойно грызть себя.
И всё же что-то во мне переменилось и чудный сон тому доказательство. В прежних навязчивых кошмарах я видел себя на скамье подсудимых. Облачённый в чёрную мантию судья монотонным голосом зачитывал приговор, перечисляя улики, свидетельства  и косвенные доказательства так долго, что я просыпался прежде, чем успевал понять, в чем провинился. Был ещё один сон, возвращавшийся время от времени: мост над чёрной пропастью по которому я мчался, стремясь достигнуть другого берега.  Бетонное полотно дрожало и рвалось под ногами, я перепрыгивал через ямы, но срывался и падал, просыпаясь в холодном поту. 
Теперь остров Эмили и Лиса, как подарок отчаявшемуся человеку, как напоминание о незавершённом деле. Жену необходимо найти, задать столпившиеся в голове вопросы. К чёрту обиды! Поговорить.  Ещё увидеть дочь. Лиса, наверное, подросла. Я выдохнул – благодарствую, подсознание. 
Поливая цветы, доставшиеся мне от прежнего постояльца, я  заметил на подоконнике паука с белым крестом на спине и накрыл его пустой стеклянной банкой. Паук сжался и замер, притворившись мёртвым. Интересно, что он будет делать в прозрачном узилище, когда я вернусь?
На работу я отправился на велосипеде, с тех пор как переехал, что-то неведомое всякий день мешало сесть за руль машины.  Прочь из города, из паутины кривых улочек, концентрическими кругами сходившихся на центральной площади, где, красуясь часами с четырьмя циферблатами, высилась башня муниципалитета, восстановленная после давнего пожара. От прежнего строения четырнадцатого века сохранился лишь фундамент и тюрьма, чья грубая кладка рядом с ренессансным ажуром основного здания смотрелась, как замшелый старик в объятиях молодой жены.
В клинику добрался ровно к восьми, вместе с показавшимся из-за холмов солнцем, разогнавшим туманную меланхолию призрачности.
Пройдя сквозь длинную кишку коридора, я занял своё место в кабинете и начал приём. Несколько часов выслушивал прихожан дневного стационара. Среди этих странных, совершенно не от мира сего людей сыскивались те ещё таланты. Вот хотя бы бывший садовник Холден из соседнего городка с манией преследования. Несчастный боялся, что садовые ножницы зарежут его во сне, а потому ночи напролет держал оборону от несуществующего противника. В остальном Холден был вполне добропорядочным господином,  любил рисовать. В прошлом месяце написал мой портрет и подарил его, стесняясь и краснея. Во множестве пересекающихся линий и мелких штрихов лицо я разобрал не сразу, но стоило приглядеться – был поражен сходством. Подобное выражение на собственной физиономии я встречал лишь в бритвенном зеркале, когда меня никто не мог увидеть. Гениальная работа настоящего мастера, о чем я не преминул сообщить садовнику:
– Вот  я и говорю, если меня зарежут, не смогу больше рисовать, – заговорщическим тоном сообщил мне Холден, поправляя плотно намотанный на шее клетчатый шарф.
Я в сотый раз объяснил, насколько иллюзорна угроза и сопутствующий ей страх внезапной смерти, проверил график сна, который он ежедневно заполнял по моей просьбе и, посчитав его удовлетворительным, предложил к следующему посещению изобразить ножницы такими, какими они представляются Холдену во всей их страшной сути.
– Что вы, как можно? – проскулил тот, вжимаясь в кресло. Ужас выплеснулся из его расширившихся зрачков холодной волной. Помолчав немного, Холден пообещал, что попробует, и торопливо откланялся. Верно, я потерял нюх и всякую осторожность: через сутки Холдена доставили в клинику в карете скорой помощи с приступом панической атаки. Придя в себя после успокоительного, Холден сказал, что всё равно напишет ножницы, если можно здесь, под наблюдением. Я оформил его в отдельную палату и дал месяц сроку на создание произведения. Надеюсь, ему станет легче.
Последней в списке на сегодня была престарелая мисс Эмми Шварц. Эту кроткую женщину передал в мое ведение профессор Элкинс, намекнув, что её нетипичный недуг может быть полезен для моей научной работы по диссоциативному расстройству личности. Однако другая, сварливая Эмми, о которой говорилось в отчётах моего коллеги,  до сих пор себя не проявила. Обычно мы проводили положенный час за милыми беседами о музыке и литературе, после чего я продлевал ей рецепт и отпускал домой.
Сегодня Эмми пришла в бодром расположении духа,  с порога порадовавшись погожему деньку – большой редкости для здешних промозглых мест, она сняла с головы заколку, рассыпав по плечам посеребрённые годами волосы, и разоткровенничалась, поведав мне о единственной в её жизни любви. Оказалось, её молодой человек, возвращаясь со свидания, погиб в автокатастрофе:
– С тех пор что-то во мне разладилось навсегда, – со вздохом сказала Эмми.
– От меня ушла жена, и я не знаю, что с этим делать, – вдруг вырвалось у меня.
– Вы её любите?
Я медлил с ответом.
– Вот, так всегда! – послышался грубый чужой голос.
Я обомлел, увидев перед собой мужика с тяжёлым подбородком.  За годы учёбы, практики и исследований мне ещё не приходилось наблюдать столь разительного изменения внешности пациента во время приступа. Это и есть вторая Эмми?
– Чёрт меня дери, это же компас! – басовито удивился визави.
– Компас? – осторожно поинтересовался я.
– Пересмешник, ну ты и скотина, – грубо оборвали меня, – значит, вы с Рассудительностью нашли обломки корабля и спрятали от остальных?
– Какие обломки? – стараясь сообразить, правильно ли расслышал сказанное, схватился за столешницу я.
 –  Не делай из меня идиота, – ноздри мужчины раздулись от гнева, а налившиеся кровью глаза полезли из орбит. – Вам на руку, чтобы люди считали кораблекрушение  мифом. Пришли на остров из ниоткуда, да?  И должны поклоняться молчунье Этте.
– Кому, простите? – стараясь унять внутреннюю дрожь,  поинтересовался я, ночная грёза сбывалась самым невероятным образом.
– Издеваешься? – сжал кулаки мужчина.
 –  Ни в коем случае.
– Где спрятался, Пересмешник? А ну-ка вылезай из кустов, или я начищу тебе рыло, несмотря на то, что ты в прихлебателях у мистера Благо.
Он смотрел на меня в упор и не видел?
– Я здесь и вовсе не прячусь, – медленно сказал я.
– Не ври, мелкий скунс! – с этими словами он прошел мимо меня и снял со стены часы, действительно похожие на компас. – Это я оставлю себе. Немедленно показывай, где вы прячете остальное.
– Я не понимаю, о чём вы говорите, – напоказ удивился я и вдавил кнопку вызова экстренной помощи.
– Не понимает он. Где корабль, спрашиваю? Или то, что от него осталось,  – он развёл руками, будто раздвигал ветви кустарника. – Вылезай, Пересмешник, не то хуже будет. Мистер Гнев шутить не умеет.
– Простите, я не Пересмешник.
– А кто же ты, глумливая скотина? Думаешь, я не видел, как на потеху болтливым бабам ты копируешь мою походку? Ты куражишься, а они гогочут, надрывают свои паскудные животы, – не унимался последний.
– Я – доктор, доктор Лост. Эмми, очнитесь!
В этот момент женщина приникла к мягкому покрытию пола:
– Какой ещё Лост? Вылезай из оврага, я тебе сказал.
В кабинет ворвались санитары. Эмми сопротивлялась, отстаивая часы,  с невероятной для тщедушной старушки силой. После недолгой потасовки её скрутили и увели.
– Ты ещё пожалеешь, – напоследок зло процедил Гнев. – Я всё расскажу Этте. Пусть заплачет, и каюк вам всем.
Когда дверь за спиной Эмили захлопнулась, я рванул воротник рубашки: остров, корабль, Рассудительность и Этта бильярдными шарами стучали в голове. Потом выбежал из клиники, на ходу набрасывая на плечи плащ, оседлал оставленный у входа велосипед и помчался куда глаза глядят. Не разбирая дороги, мотался между холмов, тонувших в подступающих сумерках. Тускло освещённые, забранные решётками  окна клиники для душевнобольных показывались то справа то слева, а я мчался вперёд, словно за мной гнались все ужасы мира. Неведомо сколько бы ещё меня таскало по замкнутому кругу, но когда часы на городской ратуше  пробили полночь, я вдруг остолбенел и едва не вылетел с сидения на полном ходу.  Отдышавшись, спешился и поплёлся в направлении города, точно в бреду добравшись до знакомой калитки. Бросив взгляд на утратившую в темноте четкие очертания тень собственного жилища, я понял, что не могу остаться здесь наедине с собой, с тем до смерти напуганным человеком, которого совершенно не знаю. Лучше прогуляться, подышать покалывавшим горло воздухом, это поможет унять возбуждённые нервы.
Я закатил велосипед во двор и пошел прочь. Не помню, как оказался на незнакомой извилистой улице. Когда очнулся, тёмные стены домов нависали с обеих сторон. Сжавшись в комок от беспричинного ужаса, я крался в ночи, как преступник. Как раз старался обойти по тени освещённое фонарем крыльцо, когда сверху что-то громко ухнуло.  Я поднял голову и разглядел  бездвижное тело, свисавшее с угла соседней крыши страшным доказательством того, что и в этом тихом городе могут происходить ужасные события. Силясь разглядеть, кто решился свести счёты с жизнью, я ощупывал карманы в поисках мобильника, как вдруг почувствовал смрад тяжелого перегара, смешанного с едким запахом пота. То, что на меня валится живой человек, понял, когда услышал нечленораздельное бормотание,  и инстинктивно подставил руки, удержав от падения нас обоих. Вернув бродягу в  вертикальное положение, я разглядел колючую бороду и криво застёгнутый пиджак:
– Чего застыл?  – покачиваясь из стороны в сторону, промычал незнакомец.
– Человек повесился, – шепотом произнес я, указывая на застывшее без движения тело.
Пьянчуга посмотрел на мертвеца и закатился. Хохотал, держась за живот и тыкая в висельника пальцем. Я немо таращился на дикое веселье.
– Вот дурень, это – памятник, – вдоволь насмеявшись, наконец, изрёк он.
– Памятник?
– Ну да, давно тут висит, этот, как его Фрейд?
– За что его так? – удивился я.
– А я знаю, ты днём приходи, увидишь. Гы-гы. Констебля вызвал уже?
– Не успел.
– Хорошо, а то он бы тебя упёк, этот всех в каталажку таскает, – с трудом выговорив последние слова, незнакомец на удивление прытко юркнул за угол и растворился во тьме.
Растерянно потоптавшись на месте, я побрёл назад. Руки стали коченеть от ночной прохлады, я застегнул плащ на все пуговицы, но все равно поёживался на ходу. Пока выбирался к ратушной площади – продрог до костей. Часы дзынькнули один раз, я оглядел притихшие магазинчики и лавки, отыскивая взглядом забегаловку «Олд тайм», где часто ужинал. По счастью окна там ещё светились. Я направился туда, к теплу и уюту, хоть к чему-то живому.
Заметил, что рядом с ресторанчиком припаркованы две машины: развалюха владельца ремонтной мастерской рыжего Джо и новехонький ниссан ядовито-зелёного цвета. Толкнул дубовую дверь и задержался у входа. На деревянных столах трепетали огоньки свечей,  потрескивал огонь в жарком камине, нежная мелодия грустила под потолком, зазывая усталого путника отринуть суету сует. Здесь готовили отменные свиные рёбрышки на углях по старинному рецепту.  Я облегчённо выдохнул, прошел мимо застывшего в преддверии рыцаря и поприветствовал скучавшую у стойки Кэт, здешнюю барменшу.
– О, Док, рада вас видеть, – встрепенулась она, изобразив на остреньком личике приветливую улыбку,  и сразу поинтересовалась, что буду заказывать:
– Как обычно, – кивнул я, – и порцию скотча.
– Тяжелый день? – вопрошающе вскинула подбородок Кэт.
– Скорее странный, –  пожал плечами я.
 Кэт скрылась за стойкой. Я устроился  за столиком у окна и пробежал глазами по залу. Кроме меня и досматривавшего десятый сон мастера по ремонту больше никого.
Ниссан на парковке принадлежит Кэт? Вряд ли, девушка говорила, что до смерти боится сесть за руль: дважды начинала учиться и бросала безнадёжную затею – на водительском месте её разбивает паралич. Я предложил ей бесплатную консультацию, Кэт вежливо отказалась. Значит незнакомец зелёного цвета...  господи, какой ерундой я забиваю себе голову, привыкшую анализировать каждую мелочь. Хотя конечно, дьявол скрывается в мелочах. За время работы, в том числе и здесь, в клинике Святого Михаила, я успел повидать многое, но то, что предстало перед моими глазами сегодня, сказать по правде, не лезло ни в какие ворота. Хуже того, я не мог понять, в чем причина обуявшей меня паники, заставившей бесцельно носиться по окраине, а после и по городу шесть часов кряду. Имена из бреда пациентки и моего сна совпали, только и всего. Ни в одной из предыдущих записей истории болезни вторая Эмми не называла себя мистером Гневом, мстительно напомнило сознание. Я залпом опрокинул услужливо поданный виски, и замер, дожидаясь, пока тепло разольётся по жилам.
– Вам повторить? – послышался приятный голос.
Я поднял глаза и увидел миловидную девушку в форменном передничке заведения. Никогда прежде не встречал здесь этой официантки:
– А где Кэт? – удивлённо промямлил я.
– Побежала домой, у неё дочка болеет. Я – Пэйпер, Можете называть меня Пэй. Рада вас видеть, доктор Лост.
– Мы знакомы? – пожав ей руку, поинтересовался я.
– Конечно, работаем бок о бок, – на тонком лице мелькнула приветливая улыбка, вдруг показавшаяся странно знакомой. – Я даже просилась к вам ассистенткой, передала через доктора Ривза свою статью и письмо, в надежде, что вы заинтересуетесь, и может быть… значит, не заинтересовались.
– Подождите, Пэй, милая, остановитесь, – резко оборвал я, стараясь переварить неожиданную информацию. – Как ваша фамилия?
– Меня зовут Пэйпер Элизабет Лайтнинг.
– Не помню, – я почесал в затылке. – Более того, осмелюсь утверждать, что доктор Ривз никогда не передавал от вас никакого письма.
– Правда? – пожала плечами Пэй. – Большой зелёный конверт, не получали?
Я покачал головой.
– Странно, – выдохнула Пэй, притронувшись к переносице так, будто хотела поправить несуществующие очки. – Я целый день в очках, только вечером надеваю контактные линзы,  – поступил мгновенный ответ, а ведь вопрос я не озвучивал. Это заставило приглядеться к девушке внимательнее: ладная фигурка, тяжелые каштановые волосы стянуты в хвост на затылке, аккуратное лицо с проницательными карими глазами. – Вы простите, что пристаю с расспросами. Так вам повторить? Виски.
– Если можно. Пэй, а здесь вы что делаете?
– Помогаю Кэт, она ведь одна, без мужа, тяжело тянуть на себе ресторан. Мия всё время болеет, то кашель, то ангина, слабенькая она у нас. Простите ещё раз, – с этими словами она перегнулась через стол и трогательным, почти  материнским движением пригладила мои растрепавшиеся волосы. – Вот, так-то лучше. Кэт – моя сводная сестра,  – и, уже направляясь к стойке, добавила. – А у вас мягкие волосы, мне казалось, ощущение будет другим.
– Почему? – встретил её возвращение вопросом.
– Что почему?
– Вы только что сказали…
– А, да, – Пэй помолчала, прежде чем ответить. – Я думаю о вас с тех пор, как побывала на вашей лекции в Турине. Тогда вы показались мне строгим и неприступным, а сегодня пришли, смотрю, живой человек, вот и захотелось дотронуться. – Даже в неверном освещении ресторана я различил проступивший на её щеках румянец и обнаглел совершенно непривычным для меня образом:
– Признайтесь, Пэй. Вы тайно влюблены в доктора Лоста?
Девушка вновь коснулась переносицы:
– Ваш скотч, содовая, ребрышки. Ещё что-нибудь?
– Простите, – я поднял извиняющийся взгляд.
– Без проблем. Не откажете, если я напрошусь поужинать в вашей компании? Целый день ничего не ела.
– Конечно.
– Тогда я мигом, – она растолкала Джо, приняла у засидевшегося клиента плату и с обезоруживающей улыбкой вытолкала его за дверь.
Спустя минуты на моем столе появилась бутылка виски, свежий салат  и тарелка с канапе. Официантский передничек куда-то пропал. Я заметил на груди у девушки кулон из ракушки очень похожей на ту, что нашла Лиса в моем причудливом  сне. Завитки тонкой спирали вдруг расширились, сквозь них начали проглядывать размытые очертания, медленно оформляясь в нечто иное:
– Ваше здоровье, доктор,  – разрушая фантом, донеслось сквозь ватную пелену.
– Откуда это у вас? – поинтересовался я, сам не понимая, зачем спрашиваю. Ведь в темноте все кошки серы, а ракушки похожи одна на другую.
– Купила на ярмарке в прошлом году. Красивая безделушка, да? – с готовностью пояснила Пэй. – Доктор, у  вас испуганный вид. Что вас так расстроило?
Я сделал большой глоток виски:
– Эмми Шварц, – и вместо объяснений  выложил на стол диктофон, очень кстати оказавшийся в кармане плаща.
Когда запись окончилась, Пэй посмотрела на меня. Комментировать я не стал, в самом деле, не мог вот так сразу выложить ей правду о своём сне, а без этой правды записанный разговор представлялся полной бессмыслицей.
Пэй ещё раз с остановками прослушала наш с Эмми диалог, вновь перекрутила:
  – От меня ушла жена, и я не знаю, что с этим делать, – донесся из динамика мой голос.
– Вы её любите?
Тишина. Спустя минуту я потянулся к диктофону, проверить, не села ли батарейка:
– Вот, так всегда! – вскричало записывающее устройство.
– Упоминание вашей жены стало спусковым крючком приступа, – нажимая на «стоп», ровным голосом добавила Пэй. – Почему вы не ответили Эмми?
Желудок подкатил к горлу, прежде чем лишился чувств, я услышал:
– Всё будет хорошо. Только держись Том, держись!
Я открыл глаза. Склонившись надо мной, Пэй протирала мой  взмокший лоб влажной салфеткой.
– Слава Богу, – облегчённо выдохнув, сказала она.  – Я сильно испугалась, когда вы повалились со стула.
– Что это было? – с трудом разодрав слипшиеся губы, спросил я.
– Обморок. Идти сможете?
Я кивнул, сделал неловкую попытку подняться и сел – ноги не держали. Пэй дала напиться, подставила мне плечо и довела до двери:
– Я отвезу вас домой, – бросив короткий взгляд на стоянку, не терпящим возражения тоном сказала девушка, когда я немного пришел в себя, надышавшись холодного воздуха. С материнской заботливостью усадила меня на сиденье того самого зелёного «ниссана» и пристегнула ремень безопасности. Машина рванула с места. Я впал в прострацию, глядя, как за окном мелькали притихшие улочки и мигали желтыми глазами редкие светофоры. Я молча наблюдал за движением, Пэй не говорила тоже, но рядом с ней было тепло и уютно, будто мы были знакомы тысячу лет. Дальше – провал. Я очнулся в своей кровати от громкого звонка и  вслепую нашарил на тумбочке мобильный телефон:
–  Доброе утро, доктор, –  донёсся из трубки нежный голосок Пэй, когда я уже убедил себя в том, что девушка мне приснилась. – Как вы себя чувствуете?
– Благодарю вас, Пэй, – я вскочил и прошелся рядом с кроватью туда-сюда.
– Не стоит благодарности. Я предупредила доктора Ривза, что вы опоздаете. Эмми позавтракала и находится в добром расположении духа. У меня перерыв, за вами заехать?
– Да.
– Буду через четверть часа.
Я нажал на отбой. Пэй не спросила мой адрес, а домой вчера доставила. Щеки вспыхнули, когда я увидел свою вчерашнюю одежду, аккуратной стопочкой сложенную на стуле. Я глянул на часы и бросился в ванную.
Вскоре  со двора послышались гудки, я выглянул в окно. «Ниссан» стоял под забором. Уже на выходе, вспомнив, что обещал занести в бухгалтерию кое-какие документы,  я помчался в кабинет. Копаясь в разбросанных бумагах, наткнулся на подписанный мелким почерком большой зелёный конверт. Отправитель: Пэйпер Элизабет Лайтнинг, прочёл я, прежде чем дыхание пресеклось. Ривз передал мне послание? Призывные гудки стали настойчивее. Я отложил конверт, отыскал необходимые бумажки и стремглав выскочил из дома.
Пэй встретила меня располагающей улыбкой. Мы поздоровались точно старые друзья. Однако по дороге девушка отмалчивалась, будто смутилась или испугалась чего.
– Откуда у вас мой номер телефона? – точно ребёнок, обидевшись на неожиданно установившуюся меж нами тишь, довольно резко поинтересовался я.
– Взяла в отделе кадров, – не поворачивая головы в мою сторону, сказала Пэй.
– И адрес?
– Адрес тоже, – уголки тонких губ едва заметно приподнялись.
– Ах, вот значит как?
– Угу, значит так, – эхом повторила Пэй, ломая неприятную скованность.
– Объяснитесь?
– И не подумаю. Все объяснения содержаться в зелёном конверте. Повторяться я не буду.
– Сегодня же пойду и определю вас в мои ассистентки. Не жалуйтесь потом.
– Если понадобится, я буду оформлять жалобы в письменном виде и передавать вам через главврача. В красных конвертах, надеюсь, они доберутся до адресата.
– О, обязательно.
  Мы рассмеялись. В клинике я с порога отправил Пэй к доктору Ривзу с запиской, в которой просил оформить девушку ко мне. Она вернулась, сияя, будто выиграла в лотерею. Пришлось вести приём, догоняя упущенное время. В палату к Эмми я добрался только к вечеру. Завидев меня, женщина улыбнулась. Лишь нездоровая бледность на припухшем лице напоминала о вчерашнем приступе. После недолгих расспросов выяснилось, что Эмми не знает мистера Гнева и прочих упомянутых мною господ. Пэй взяла инициативу в свои руки и поинтересовалась, не отдыхала ли Эмми недавно на островах.
– Нет, милая. Я никогда не покидала наш город. Это может показаться странным, но я побаиваюсь большой воды. Так что о дальних путешествиях помышлять не приходилось. Хотя не скрою, мне хотелось бы. Очень хотелось однажды отправиться на затерянный в море остров первозданной, природной красоты. Правда мечты остаются мечтами. Приходится довольствоваться тем, что предлагает мой старенький телевизор. Доктор, скажите, мой вчерашний обморок опасен? То есть я хотела спросить, когда смогу вернуться домой.
– Думаю, через несколько дней, когда мы будем уверены, что ничего плохого больше с вами не приключится. Есть какие-либо пожелания?
 Эмми задумалась, теребя сморщенными пальцами край одеяла:
– Книгу, доктор. Я хотела бы прочесть хорошую книгу. Если можно с приключениями.
– Сегодня же подыщу вам что-нибудь увлекательное, – кивнул я.
Домой мы с Пэй отправились вместе. Где-то на середине пути девушка поинтересовалась, почему развалился мой брак. Я рассказал все, как было, посетовав, что не вижу дочь.
– Значит вовсе не алкоголь причиной вашему вчерашнему обмороку, похоже, вы тяжело переживаете разрыв, –  покачала головой Пэй. – На вашем месте я наняла бы частного детектива – узнать, где они.
– Почему бы нет. Странно, что я сам об этом не подумал.
– Я подумала. У меня даже есть знакомый детектив, очень хороший и не хапуга. Правда он немного странный и далековато живет.  Но, скажем, в ближайший выходной можем к нему съездить. Не надо спешить с ответом, – взглянув в мое изменившееся лицо, добавила она, – подумайте, доктор, и дайте мне знать.
Она затормозила у калитки и попрощалась, сославшись на дела. Едва переступив порог, я ощутил сильную усталость, но любопытство оказалось сильнее, и  я заставил себя добраться до кабинета. Зелёный конверт лежал на том самом месте, где я его оставил утром, но оказался вскрытым и пустым. В поисках послания Пэй я обыскал столешницу и вывернул на пол переполненную корзину для мусора. За корзиной на полу один за другим оказались все ящики стола. Письмо словно сквозь землю провалилось. Я ругнулся сквозь зубы. Ещё раз перебрал всё до последнего клочка бумаги. Черт возьми, что ещё, кроме злополучной статьи содержалось в таинственном конверте? Девушка намекала, что там было нечто важное.
Пэй полна загадок, точно шкатулка с секретом или вход в волшебную пещеру сокровищ: чтобы дверь открылась, надо знать волшебное слово. Вот я и топчусь у порога, не зная, как подступиться. Терпение доктор, подумал я, унимая разогнавшееся сердце, набрал Пэй и согласился на поездку к детективу. Знал, если примусь раздумывать – откажусь от затеи. 
– Вы уверены, доктор? – тихо спросили с той стороны.
– Да, несомненно.
– Тогда я завтра же созвонюсь с Эдди. Спокойной ночи, доктор.
Пэй отключилась, не дожидаясь ответа, будто подвела невидимую черту. На сегодня – всё.
Я понял, что голоден, прошлепал на кухню и разогрел в микроволновке гамбургер из пластиковой упаковки, пихнул его в булку, запил это безобразие крепким чаем и устроился на диване в гостиной смотреть телевизор.
Участники реалити-шоу «Затерянный остров» шли вдоль береговой линии к условленному месту встречи. Островов на сегодня достаточно!  Я переключил канал, но увидел ту же картинку. Си-би-эс, Си-эн-эн, Нешионал Джиографик: везде одно? Палец остервенело жал на кнопку, перед глазами мелькали логотипы каналов, с короткими перерывами показывавшие ту же самую передачу. К тому времени, как я в гневе отбросил пульт, дух острова, поджарый загорелый ведущий, уже озвучивал участникам новое задание: на острове спрятан потерпевший крушение корабль, нужно отыскать там компас... Это уж слишком! Я подбежал к телевизору и ткнул кнопку отключения. Не тут-то было! Вырвал шнур из розетки… кто первым обнаружит его, получит иммунитет на два дня … одним движением я смёл на пол галдящий прибор. Глухой удар… стиральный порошок «Суит лайф», хозяйки рекомендуют… я прыгнул сверху и, танцуя на безвольно хрустящем под ногами пластике, продолжил слушать рекламу… ваша жена будет довольна, если…
Очнувшись в собственной кровати, я ощупал одеяло, потрогал взмокшую от пота подушку, огляделся –  да, у себя в спальне. Скоро рассвет. Часы. Пора вставать. Это просто сон. Стараясь собраться с мыслями, я провел под душем более получаса, и чуть было не забыл полить цветы. Подобная рассеянность обычно мне не присуща.
В перевёрнутой вверх дном банке появилась паутина. Перебирая тонкими ножками, паук тянул новую нить. Бедняга проголодался и расставлял западню. Даже в изоляции насекомое продолжало делать то, что умеет. Я задумался, наблюдая, как пружинит ажурная сеть. Где-то читал, что она прочнее любого каната, ученые до сих пор ломают голову над технологией производства материала аналогичного паутине, а этот плетёт себе, и нет ему дела ни до каких технологий.
Резкий гудок с улицы. Часы. Пэй педантична до минуты. Я вдруг разозлился, сам не зная на что, ведь это она делает мне одолжение. Махнул рукой на паучка, занятно преобразил банку. Отпустить сидельца на волю возьмёт всего секунду времени. Вот завтра и отпущу. Полив придётся отложить:
– Готовы, Док?
Я кивнул, устраиваясь на пассажирском сидении. Откинул спинку: отключиться хотя бы на четверть часа, пока моя спутница будет сосредоточенно крутить баранку. Пэй понимающе хмыкнула и завела мотор.   Девушка надела элегантный кремовый пиджак в крупную клетку, с плеч мягкими складками спадал широкий кашемировый шарф, а под своенравными локонами виднелись капли серёжек. Зачем так вырядилась, ужели и правда хочет мне понравиться? Мысль оказалась приятной, заметив, что Пэй поворачивает голову в мою сторону, я поспешил закрыть глаза. Тепло, уютно, безопасно, тихая мелодия из динамиков, размеренное покачивание. Тело мгновенно расслабилось. Сознание взлетело над облаками.
– Приехали, доктор Лост.
Я помотал головой и закрыл ладонями уши – не будите.
– Пожалуйста, Эдди терпеть не может опозданий.
– Эдди? – подскочил я.
– Да, доктор. Эдди – частный детектив, мы же договаривались.
Я ошарашенно уставился на лобовое стекло – капли дождя, незнакомая улица, зонты пешеходов, спешащие автомобили…
– Где мы?
– В Сигн-тауне. Ехали четыре часа, а вы  проспали всю дорогу. Обидно даже, надеюсь, выспались? –  пока говорила, всё время теребила шарф, пальцы с аккуратным маникюром неосознанно двигались – верный признак нервного напряжения. И чем я забиваю голову в самый неподходящий момент. Слышал, что она сказала?
– Господи Боже! Вы будете смеяться, но здесь, – я ткнул пальцем себе в лоб, – все дни перепутались. Я думал, мы едем на работу и не взял с собой документов.
– Сегодня суббота, доктор. А документы вам не обязательны, сообщите Эдди всё, что посчитаете нужным о вашей  семье. Думаю, этого будет достаточно для первой встречи.
– Хорошо, – покорился я, отстёгивая ремень безопасности.
Вход в агентство по частному сыску затерялся в кривых переулках, настолько узких, что меж нависающими с обеих сторон стенами двоим не разойтись. Пэй пропустила меня вперед по замшелому лабиринту, открывшемуся за широким  современным проспектом, и тихонько подсказывала, куда сворачивать пока мы не уткнулись в тяжёлую, обитую металлом дверь под вывеской, лаконично извещающей, что мы добрались до пункта назначения. Надо же, в какие дебри забрался успешный детектив?  Не успел я обдумать впечатление – дзынькнул дверной колокольчик. Пэй пригласила меня войти. Помещение, открывшееся за дверью, оказалось просторным светлым кабинетом: стеллажи во всю стену, аккуратно подписанные папки и ящички, в углу тяжеловесный сейф старинного образца, массивный письменный стол под зелёным сукном и вылинявший палас, также зелёный. Два чудовищных кожаных кресла и  терпкий запах табака. Хозяина я разглядел не сразу, сперва увидел ковбойскую шляпу, едва возвышавшуюся над столом.
– Опаздываете, мисс! – недовольно рявкнули из-под шляпы.
– Пробки, – стала оправдываться Пэй.
– Если человек не желает вовремя успеть, пробки случаются всегда, – шляпа приподнялась, под ней обнаружилось бледное лицо больного ребёнка с нелепыми кустистыми бровями и пышными, отливавшими медью усами.
Человечек ростом с семилетнего карапуза вышел из-за стола и подскочил к девушке, минуя остолбеневшего меня. Эдди – карлик? Звякнули шпоры на ковбойских сапогах. Клетчатая рубаха, узкие штаны, кожаная жилетка. Наряд подходил детективу, как квадратная дыра круглому стержню. Для дружеских объятий Пэй была вынуждена согнуться пополам.
– Здравствуй, дорогая моя! Чертовски рад тебя видеть, – скрипучий голос заставил меня сглотнуть слюну. Сыщик приложился губами к ладони Пэй, как мне показалось, много дольше, чем это позволяли приличия, и осторожно облобызал каждый пальчик. Меня аж подмывало сказать ему какую-нибудь гадость. Однако девушка вовсе не противилась. Пришлось запихать свой гнев в глотку и молча наблюдать, пока закончатся нежности.
– Я привезла тебе доктора Лоста. Он потерял семью, – взглянув, наконец, в мою сторону, проговорила Пэй.
– Погибли? При чём здесь я? – нахмурился детектив.
– Ты меня неправильно понял. Жена и дочь пропали, он хочет их найти.
– Тогда вы по адресу пришли, доктор Лост, – только теперь я заметил, что он все время жуёт. Шикарные усы Эдди безостановочно двигались вверх-вниз, будто он хотел сказать: – Мня, мня, да, уважаемый, я  карлик, но карлик весьма сообразительный. Нечего так пялиться.
– Эдвард Марк Хантер, частный сыск, –  потянулась ко мне детская ладошка. – Специализируюсь на поиске пропавших, детей,в основном, однако в моей обширной практике бывало всякое. По совместительству являюсь заместителем председателя Лондонского Клуба детективов. К вашим услугам.
– Рекомендации Пэй вполне достаточно, – оттаял я.
– Ещё бы… ну, присаживайтесь. Выкладывайте, доктор, что там у вас стряслось, я весь внимание.
Шпоры на его сапогах звякнули. Я сделал шаг и утонул в широком кресле, точно на облако сел. Эдди вмиг оказался напротив.
– Я оставлю вас наедине. Нечасто удается выбраться в Сигн-таун, у меня запланирован шопинг, – встряла Пэй.
– Вот так всегда, – нахмурился Эдди, – стоит залететь в моё гнёздышко прелестной пташке, у неё на уме покупки. Рождественские скидки пока не объявляли.
– Не грусти, я добуду нам к чаю яблочный пирог, у Шелли они замечательные.
– О, это обязательно, милая Элис, –  закончил обмен любезностями карлик. – Так что тут у нас, мня, доктор Лост? – без перехода продолжил он.
Я понял, что мы остались одни, и заерзал в кресле, стараясь сглотнуть скопившийся в горле ком. Слова не шли с языка.
– Так, понятно, мня, мня. Доктор – немой, – просипел визави, приложился к плевательнице, выудил из кармана плитку жевательного табака, отломил кусочек, отправил его в рот и впился в меня цепким взглядом.  – Вечно Элис что-нибудь учудит.
– Может быть, Пэйпер? – очнулся я.
– Может быть, но для меня она – Элис.
– Хорошо, – поспешно согласился я.
– Тогда продолжим, если позволите. Как зовут вашу супругу? – Он положил перед собой чистый лист бумаги и вооружился ручкой. Пальцы детектива выбили по столешнице нетерпеливую дробь.
Я ответил – имя жены заскрипело на зубах, точно чужое.
–  Девичья фамилия?
Я долго молчал, разглядывая лист. На бумаге, выписанное аккуратным каллиграфическим почерком, появилось первое слово.
– Папку заведу потом, если не возражаете, мня.
– Не возражаю.
– Фамилия, Док, иначе мы с вами до завтра не управимся, – насадив меня на проницательный взгляд, точно бабочку на булавку, детектив продолжил сыпать вопросами. Точно плотину прорвало, я вдруг заговорил, ясно и отчётливо излагая суть. Странно, ничего не почувствовал, даже дойдя до прощальной записки, будто говорил о ком-то чужом. Карлик не дал мне расслабиться ни на минуту, его визгливый голос раздражал, усы мельтешили в бешеном темпе, рука порхала над бумагой. На морщинистом лбу Эдди проступили бисеринки пота – допрос давался ему нелегко. Острый взгляд карлика не отпустил, пока я не выложил ему всё, включая мысли и сомнения, которые рассчитывал оставить при себе.
Дописав до точки, детектив откинулся на спинку кресла, закрыл глаза и  замер: обдумывал информацию, или отдыхал? Пользуясь моментом, я принялся его разглядывать: тип карликовости гипофизарный – нарушение выработки гормона роста. Густая растительность на груди, проглядывавшая из ворота рубашки не больно соответствует. Зато голова лысая, как и положено. Садясь за стол, детектив снял шляпу, широким движением закинув её за спину.
Зачем я наболтал ему лишнего? Какое дело детективу, что я чувствую к собственной жене, если его задача только отыскать её:
– Не конфузьтесь, доктор Лост, в нашем деле важна каждая мелочь, – Эдди открыл глаза и небрежно провёл рукавом рубашки по вспотевшему лбу. – Конфиденциальность вам обеспечена, дело чести  уважающего себя детектива. – Он собрал разбросанные по столу листки, ещё раз пробежал их глазами, одобрительно кивнул и спрятал в сейф, – Документы и фотографии доставите в следующий раз. До этого я пробегусь по базам данных. Думаю, найти вашу семью не составит труда. Оплата по факту обнаружения. И ещё, – он понизил голос, – я никому не скажу, что вы вовсе не желаете никого искать.
– С чего вы взяли? – подхватился на ноги я.
– Не стоит  тут вытягиваться, доктор. Коротышки терпеть не могут верзил, особенно тех, кого приводит Элис. Она знает, в чём моя слабость, а я знаю, что при всей человеческой симпатии с её стороны, шансов у меня нет. Вот такая занимательная математика. Я ряженый уродец, она  – умница и красавица. Мечта, просто мечта. Но ведь и уродцам мечтать не зазорно, а?
–Зачем вы…
– Сядьте! – приказал он мне. Я безвольно плюхнулся в кресло. – Думаете, мне интересно разглядывать ваш подбородок? – Голос заставил сжаться, будто кто-то провёл железом по стеклу. – Знаете, как мы познакомились с Элис? Она пришла в этот самый кабинет. Искала одного проходимца, долго внушавшего ей любовные бредни, а под конец обобравшего до последней нитки. Даже фамильными драгоценностями не побрезговал, паршивец. Она хотела его увидеть, очень хотела, в отличие от вас. Не верила, что её обманули, все боялась, не случилось ли с чего с бедолагой. Думала, что деньги потребовались ему на лечение больной сестры. Если так, она не будет иметь претензий. Святая простота, – он махнул рукой. – Сестра оказалась любовницей, её болезнь – вымыслом. – Эдди отломил новую порцию табака, понюхал и отправил в рот. – Вот так, мня, мня, уважаемый.
– Не далее как минуту назад вы говорили о конфиденциальности, – поспешил уязвить его я. Злоба, нараставшая внутри все это время, вдруг изменила цвет. От кончиков пальцев ног до самой макушки я наполнился желчью, она уже готовилась излиться на лысую голову несчастного карлика.
Он, будто не слышал едкого замечания, взял со стола графин, наполнил и протянул мне стакан воды.
– Остыньте, Док. За этим Пэй и привезла вас сюда. Хотела, чтобы я вас предупредил. Смею предположить, она вас боится и хочет избежать душевных ран.
– Но мы едва знакомы.
– О, конечно, – ухмыльнулся Эдди, – а что ж вы ревновали, когда я целовал ей ручку? Видите, я тоже немного психолог. Посмеете обидеть Элис и будете иметь дело со мной.
Я поперхнулся, шарахнул стаканом по столу и медленно поднялся. Сейчас этот мальчик с пальчик  получит по заслугам:
– Вы – герой, – начал я, скрывая издевательский тон. – Нет, доблестный рыцарь, охраняющий даму сердца от житейских бурь. – Я вдруг представил себе Эдди в доспехах и чуть было не прыснул. Пришлось делать вид, что чихаю, и прятать усмешку в носовом платке. Всего-то лоскуток ткани, а какая полезная вещица, при необходимости чего за ним только не скроешь. – Конечно, беспокоиться на расстоянии о благополучии Пэй много проще, чем брать на себя ответственность за её будущее. Ведь надо набраться храбрости, чтобы признаться, и строить отношения, а это ох как нелегко. Если так любите, пошли бы и сказали ей, только вы этого вовсе не желаете. Однако хотите, очень хотите мнить себя героем. А ваш наряд, – настала моя очередь сверлить глазами скукожившегося карлика. – Надеялись, я решу, что вы переодеваетесь в ковбоя, чтобы привлечь к себе внимание? Дудки! Шутовской наряд необходим, чтобы отпугивать тех, кто может захотеть с вами сблизиться. О, настоящей близости вы боитесь, как огня, ведь подпуская к себе других слишком близко, мы становимся уязвимыми. Может быть больно, да? И потому, детектив Эдвард, как вас там, заместитель и так далее, предпочитает жить пустыми мечтами.
– Отлично, Док! – карлик расплылся в довольной улыбке. – Думаю, мы поладим. Не надейтесь, что теперь я вас выгоню, улизнуть не получится. Мы ж с вами знаем, кто здесь герой. Пойду ставить чайник, – с этими словами он вышел из кабинета через боковую дверь, оставив меня с разинутым ртом.
Я вытер с лица пот, норовивший залить глаза. Платок и здесь пригодился. Ветерок чужого присутствия, заставив вздрогнуть, прошелся по спине. Я обернулся. Пэй застыла на пороге с бумажными пакетами в руках. Увидев мой бешеный взгляд, девушка едва не выронила свою ношу. Но Эдди был тут как тут, забрал свёртки из её рук  и положил их на стол. Когда он успел переодеться в цивильный твидовый костюм в тонкую полоску? Рыжие усы и брови тоже куда-то подевались, только глаза с  хитрым прищуром и довольная ухмылка подтвердили мне, что это тот самый Эдди.
– Твой доктор профи, каких поискать, вывел меня на чистую воду. Правда, для этого пришлось притвориться, что я влюблен в тебя без памяти, – пока я подбирал отвисшую челюсть, обратился он к Пэй, вновь припадая к ручке. – Не обижайтесь, доктор Лост, перевоплощения – моя слабость, они позволяют быстро понять, кто и зачем ко мне явился.
– Хоть бы предупредил, – вставила Пэй. – Я едва сдержалась, увидев тебя в ковбойском наряде.
Заговорщики переглянулись и расхохотались в голос.
– Ну, вы даёте, – выдохнул я
 – Угу, даём, – кивнула Пэй. – Надеюсь, вы не в обиде?
– А что, забавно вышло, – улыбнулся я.
– Тогда давайте пить чай. Будет информация о ваших родных, сообщу, – добавил карлик. – Наш человек, – подмигнул он Пэй.
– Да, да, пирог ещё горячий, – невпопад сказала девушка.
В другой обстановке подобный розыгрыш разозлил бы не на шутку, но я расслабился: искрящиеся глаза заговорщиков не располагали к приступам ярости. Я с удовольствием  наблюдал, как они хлопочут у выросшего точно из-под земли посреди ковра круглого стола. На нём уже появился пузатый засмоленный чайник, сахарница с кубиками рафинада, чашки и источавший аромат корицы яблочный пирог.
Сели. Я оказался зажатым между детективом и девушкой так, что пришлось, поднося чашку ко рту, удерживать локти, дабы не толкнуть собеседников, тихо переговаривавшихся сквозь меня. А ведь за столом оставалось полно свободного места.
Интересно, историю Пэй детектив тоже выдумал? Мысль растворилась, помаячив на краешке сознания. Веки слипались: два куска пирога и чашка отменного чая подействовали, как снотворное.  Но я упорно старался внимать происходившему без моего участия диалогу. 
Эдди, без маскарадного костюма более всего напоминавший Голума из Властелина колец, выудил свежую газету и принялся вслух зачитывать статью. У аэробуса, выполнявшего рейс из Ливерпуля на Мальдивские острова, вышли из строя все гидравлические системы, что повлекло за собой потерю контроля над лайнером на высоте одиннадцати тысяч футов. И вот что интересно – я вздрогнул и обвел присутствующих мутным взглядом, отняв голову от блюдца, в котором, судя по всему, устроился на ночлег. Взгляд сфокусировался, я  увидел входную дверь с укреплённым на притолоке колокольчиком. …Самоотверженность пилотов позволила посадить неисправную машину на огромной скорости, самолет развалился уже на земле… я выдвинул стул и подошел к двери. Открыл её. Дзынь, звякнул колокольчик. Я захлопнул, – дзынь. Дзынь-дзынь, дзынь-дзынь…
– Всё в порядке, Том?
Пэй, ну конечно, дзынь-дзынь. Я не слышал этого звука, когда она уходила и когда вернулась тоже. Откуда взялся пирог?  Приятная яблочная кислинка до сих пор ощущалась во рту.  …Второй пилот Бред Мистейк перенёс девять операций… Получается, девушка всё это время была здесь? А как же шопинг?
– Что, доктор?
– Шопинг, – четко выговорил я, доволакивая ватные ноги до стула. Тёплые руки нырнули под мышки, помогая мне сесть. Моё блюдце и чашка оказались на прежнем месте, а вот коробки с пирогом не было.
Пэй слышала мои откровения? Странно, я не ощутил стеснения в груди, сопутствующего неудобной ситуации. Ведь не привык раскрываться перед кем бы то ни было, тщательно оберегая свою интимную жизнь от сторонних глаз. А тут ничего не почувствовал.  И что такого, когда так хочется спать… выжили сто восемьдесят пять пассажиров и весь экипаж… Пэй собиралась уходить, зачем же осталась? Пироги у Шелли замечательные.
Я вновь пошел испытывать колокольчик. Почему они меня не остановят? Ужели им нравится настырное бренчание? Ноги едва держали. Пэй осталась, а Эмили ушла. Господи, и зачем я их сравниваю, дзынь-дзынь. Может, письма в зелёном конверте тоже не было. Она передала мне пустой конверт?
 Второй пилот через год после катастрофы принял три упаковки снотворного и не оставил предсмертной записки. Ничего, что позволило бы понять причину самоубийства. Какой противный у карлика голос. Что-то здесь совсем не так, а во второй раз мне до стола не добраться…
Ковер, зелёный, как молодая трава, гораздо удобнее, чем спать в блюдце. Но развалиться посреди чужого кабинета – дурной тон. Трудно представить, что обо мне подумает Эдди. Я устал, так устал… ковер, наверное, мягкий, а гадкая дверь с омерзительным звоном. Я обернулся и увидел немое отчаяние в глазах моих друзей. Оба подтянулись и замерли, детектив даже газету в сторону отложил. Ну уж нет, не такой я слабак. Я глубоко вдохнул, выпрямился, будто кол проглотил, и пошел вперёд, точно пьяный по линии.  Выхватил стул и, грохнув им об пол, сел спиной к двери.
– Так что там с этим пилотом? – бодро поинтересовался я. Потянулся к своей чашке и упал, кажется, снова в блюдце. Силы  иссякли, организм отказывался отвечать на сигналы, упрямо посылаемые центром управления полётами. Ангелы небесные, а это здесь при чём? Надо выспаться, определённо.
– Том, вернись, – тревожно зазвенел в ухе голосок Пэй. Я вздрогнул. – Уже пять часов.
– Время пи-и-ть чай? – сквозь сон пробормотал я.
Следующим впечатлением было лобовое стекло машины, не знаю, сколько я смотрел сквозь него, прежде чем осознал, что мимо пролетают аккуратные домишки, стриженые газоны, фермы и квадратики полей. Сконфуженный собственным поведением, я долго не решался поднять взгляд на Пэй. Тер глаза, озирался и ворочался. Наконец меня заметили:
– Вы в порядке? – осторожно поинтересовалась девушка.
– Да, не знаю, что вдруг накатило, прежде такого со мной не случалось. Я чуть не уснул прямо за столом.
– Вы и уснули. В блюдце, ни дать ни взять Садовая Соня. Во сне ругали мистера Гнева на чём свет стоит. Думаю, это от переутомления, доктор. Эдди не в обиде. Напротив, вы ему понравились. Правда, нам пришлось несладко, когда тащили вас до машины. Только представьте, как двое коротышек транспортировали бесчувственного великана.
– Простите, Пэй, в последние дни я сам не свой. Не знаю, как благодарить вас за то, что возитесь со мной, точно с младенцем.
– Угу, – согласилась девушка, – и все началось с острова… Острова Эмми.
– Да уж, – я поспешил отвести взгляд, – интересную задачку задала нам эта старушка.
– Я думаю, Эмми здесь ни при чём, здесь что-то очень личное, связанное непосредственно с вами. Да вас будто наизнанку вывернули, доктор, если вспомнить, каким вы явились в ресторан. Весь взъерошенный с горящими глазами. Если бы я не знала вас раньше, могла принять за сбежавшего из нашей клиники пациента. Теперь ломаю голову, что же совершило в вас подобный переворот?
– Ничего такого не было, вы сами слышали запись. – Я вновь уставился  на лобовое стекло, настраиваясь на будничный, спокойный тон. Пэй требовалось убедить, что остров, Эмми и я никак не связаны. Иначе она, чего доброго, примется меня лечить. Мне нравилось её тщательно завуалированное поклонение,  я не  хотел, чтобы его сменила жалость. Нужно разобраться в тайне своего провидческого сна и последующих кошмарах раньше, чем моя новоиспечённая ассистентка успеет всё понять. Пэй – светлая голова, но я сумею сбить её со следа иллюзией откровенности.
Я сделал вид, что подавил зевок и продолжил:
 – Встреча с  Эдди далась мне нелегко. Я и не подозревал, что придётся разыскивать жену подобным способом. Всегда относился к ней с должным уважением, не понимаю, почему ей понадобилось сбегать, точно она вдруг узнала, что её муж – опасный преступник.
– В «Олд тайм» вы пришли за два дня до того, как речь зашла о поездке, – словно не услышав моих слов, осторожно проговорила Пэй, и тут же оборвала себя. – Простите, не моё дело лезть вам в душу. У нас с вами и так всё происходит слишком быстро, – она поджала губы, сообразив, что сказала лишнее. А я вдруг разозлился:
– А, в самом деле, что у нас с вами происходит, Пэй? – голос сорвался, произнося её имя, я пустил петуха.
– Если бы я сама знала, что. А так… разве вы ничего не чувствуете?
– Ничего, – тихо обронил я, – и именно это наиболее странно.
– Это депрессия, доктор…
– Не стоит просвещать меня по части психиатрии, – грубо оборвал я, запнулся, сердце колотилось в висках, и в то же время я будто наблюдал себя со стороны, не испытывая и тени рвущихся из груди эмоций. – Мне не хуже вашего известно, что со мной не так.
 – Да, конечно, простите ещё раз, – сказала она, но пульсирующая жилка на шее выдавала волнение девушки.
– Всё под контролем, Пэй, – я выдержал паузу перед тем, как сменить тему. – Эдди забавный малый, в ковбойском наряде напомнил мне героя мультсериала, я в детстве любил смотреть. Там такой же коротышка с длинными усами гонялся за… не помню за кем, даже имени его не помню, но он так смешно это делал.
Улыбка застыла на моих губах. Пэй мотнула головой и продолжила:
– Думаю, в следующий раз для общения с Эмми не помешает установить в вашем кабинете видеокамеру. Любопытно разобраться, что к чему, ведь на иллюзорном острове живёт не только мистер Гнев, он упоминал ещё Пересмешника, Рассудительность. Кто они, как не раздробленные части личности самой Эмми? А это уже не раздвоение, это расщепление, и если я не ошиблась, в следующий раз вам может явиться кто-нибудь другой.
– Не факт, что приступ повторится, –  сказал я, надеясь поставить в разговоре жирную точку или перевести его в другое, удобное мне русло.
– А я просто уверена, что – да. – Девушка отвлеклась от дороги и окинула меня проницательным взглядом. – Эмми пытается сказать вам нечто важное, странно предполагать, что она умолкнет на полуслове. Как зовут вашу дочь?
Лицо Пэй выражало безмятежность. Ужели она случайно задала именно этот вопрос?
– Лиса, – не узнавая собственного голоса, прошипел я. Моя попутчица помолчала, будто специально давая сообразить, что Лиса была в моём сне, а во время припадка Эмми не упоминалась вовсе. Это в моей голове оба события слились в одно. Я почесал в затылке – Пэй слышала разговор с детективом:
– Как удался ваш шопинг в Сигн-тауне? – осторожно поинтересовался я.
– Хорошо. Надеюсь, пирог вам понравился, – елейным голоском проворковала Пэй.
– А колокольчик? – вырвалось у меня.
– Что колокольчик?
– Он не звенел, когда вы уходили и когда вернулись тоже.
На лице девушки промелькнула растерянность, потом появилась улыбка:
– Ах, вот оно что! Теперь понятно, почему вы так долго мучили ни в чём не повинный колокольчик и наши уши заодно. Думаете, я подслушивала?
– Признаться, было такое подозрение, простите.
 – Ни за что! – В теплых, коньячного цвета глазах Пэй заиграли насмешливые искорки. – Хотя извиню, наверное, если подадите мне сумочку, она на заднем сиденье.
Я полез за сумочкой – небольшой, но довольно увесистой, – подал её хозяйке и отвернулся к окну. Мимо нас проплывал парк аттракционов: яркие карусели, катапульты и петляющие в воздухе рельсы американских горок. Всё это кружилось, двигалось, взлетало. С высоты, заглушая задорную музыку, слышались крики и смех.
Когда отец забирал меня на выходные, летом, перед самым поступлением в школу, мы часто ходили в похожий парк. Стараясь показать свою храбрость, я выбирал самые опасные аттракционы. Папа фотографировал меня в полёте, а я восторженно кричал. Казалось – отец мной гордился. Он, правда, по первому желанию покупал любые игрушки и не скупился на сладости. Я возвращался домой с набитым пузом и полными пакетами подарков, горделиво поглядывая на мать, застывшую на крыльце со скрещенными на груди руками. Когда подарков оказывалось слишком много, она строго приказывала мне идти в дом, а сама оставалась во дворе, откуда доносились возмущённые голоса родителей. Вернувшись, мама до вечера закрывалась в спальне. В конце концов, отец забыл к нам дорогу. Однажды, примерно через год после его демарша, когда мать делала мне выволочку за сломанный велосипед, я прокричал, давясь слезами: «Это ты прогнала папу»!
– Хотите, остановимся, погуляем в парке? – прервала нахлынувшие воспоминания Пэй.
– Спасибо, нет, – очнулся я.
– Тогда позволю себе предложить прогулку к морю. Здесь недалеко, покажу вам мой секретный берег.
Я взглянул на очистившееся небо. Солнце стояло высоко, едва отклонившись от зенита. Значит, голос, сообщивший у детектива, что уже пять вечера, ещё одна химера моего воспалённого мозга? Я посмотрел на часы – половина второго. М-да, со мной и правда творится нечто странное. Рассеянный стал и слишком нервный. Проводить остаток выходного дня наедине с собой желания не было, а пригласить Пэй домой казалось слишком нарочитым, ведь мы и сами пока не знали, что между нами такое, но не просто дружба, во всяком случае, с её стороны. Хотя она ведёт себя со мной скорее,  как заботливая нянька, нежели влюблённая женщина, такая не стала бы способствовать поискам Эмили. Я исподволь рассмотрел тонко очерченный профиль моей спутницы, выдававший кровное родство с барменшей из «Олд тайма».
– Ну что, доктор, едем на море? – заставив меня опустить глаза, спросила Пэй.
– Будь по-вашему.
Путь к секретному берегу пролегал по крутому склону. Пэй порхала над ним, точно бабочка, не замечая проседающей под каждым шагом глинистой почвы и торчащих сплетённых корней. Цепляясь за них то и дело, я несколько раз едва удержался от падения. Наблюдая, как я неуклюже балансирую и спотыкаюсь, девушка не скрывала улыбки. Она уже добралась до пляжа – узкой полоски песка, отделявшей склон от моря, неспешно лизавшего берег волнами, обрамлёнными белёсой пеной – и теперь смотрела на меня снизу  вверх, прижимая к груди бумажный пакет. Зачем он ей понадобился? Сумку она оставила в машине. Перед спуском Пэй сменила каблучки на спортивные кроссовки, сняла и свой светлый пиджак, оставшись в брюках и свитере грубой вязки. Я же спускался в длинном плаще и узких туфлях на тонкой кожаной подошве – не сама удачная одежда для посещения секретных берегов.
– Ну же, доктор Лост, перестаньте смотреть под ноги. Идите скорее сюда, тело вас не обманет.
Я выпрямился, расправил плечи и действительно с лёгкостью преодолел последние метры.
– Вот видите, доктор, мы сами рисуем себе препятствия там, где они легко преодолимы. Вы только взгляните, какая красота!
Я увидел море. Эту  огромную подвижную сущность, живущую по собственным, неведомым для нас законам и пониманиям.  В её тёмных глубинах таились тысячи опасностей для рискнувшего бросить ей вызов человека, тем не менее, она давала приют в своих прохладных водах мириадам живых существ. Взгляд пробежал по солнечной дорожке и уткнулся в черту горизонта, туда, где морская гладь соприкасалась с небом. На самом деле высь над морем повсюду плавно переходила в глубину, это зрение рисовало линии, которых на самом деле не было. Ведь истина много проще придуманных людьми построений и потому всегда ускользает от нас. Возможно, она ближе и доступнее парящим в вышине чайкам, не стремящимся изобразить волны на холсте или описать их движение формулами. Ведь любая интерпретация отличается от оригинала, точно отраженное в воде небо разнится от космоса.
Надо бы записать нахлынувшие мысли, мало ли где пригодятся. Раньше я делал множество записок на попавшихся под руку клочках бумаги, свободных полях газет и даже пустых пачках от сигарет моих курящих коллег и собирал застигшие врасплох идеи  на пробковой доске в своем рабочем кабинете, прикалывая их кнопками без всякого порядка. Искать нужную запись иногда приходилось часами. Заметив это, Эмили покупала мне блокноты и ежедневники, я складывал их в ящик письменного стола и больше не притрагивался. Так уж был устроен. С момента переезда доска висела в кабинете нагая, отображая поселившуюся в душе пустоту. Наверное, последнее «прости» написанное Эмили на квадратике бумаги для записей таило в себе тонкую иронию…
 На лоб плюхнулось что-то влажное. Подлетавшая к берегу чайка, одарила кусочком счастья. Пришлось вновь выуживать из кармана платок. Очистив лицо, я обернулся и замер, увидев Пэй в окружении множества птиц. Здесь были чайки и альбатросы, и даже тонконогие крачки с яркими клювами – подвижное море из клювов и перьев. Птицы громко галдели, топтали и отталкивали друг друга, силясь подобраться поближе к щедро раздаваемому лакомству. Увлечённый созерцанием моря, я не услышал этого концерта? Пэй отламывала от свежей буханки хлеба (так вот, что было в пакете!) небольшие кусочки и разбрасывала их перед собой, те исчезали в клювах на лету, а если достигали земли, на месте падения тут же завязывалась потасовка. Один отчаянный альбатрос уселся девушке на плечо и с олимпийским спокойствием пощипывал буханку.
– Совсем, как люди, правда? А этот, какой красавец, – Пэй осторожно провела рукой по головке смелой птицы. Дерзец и не думал улетать.  – Хотите покормить? Я взяла ещё одну буханку.
– Боюсь, мне до вас не добраться, – развёл руками я. Приблизиться к девушке можно было, лишь вышагивая по птичьим головам и спинам.
– А вы попробуйте, – личико Пэй вновь озарилось улыбкой. Я невольно залюбовался девушкой, вытащил наладонник и сделал несколько снимков – первых в пустующей галерее телефона. Потом сделал шаг навстречу: птичий базар мгновенно расступился передо мной, освободив узкую дорожку.
Как только хлеб оказался в руках, альбатрос переселился ко мне.
– А он ещё и умный, – засмеялась Пэй, – сообразил, что у вас больше еды. Я очень хотела показать вам это, – она осеклась, – нравится?
Я огляделся, секретный берег оказался отрезанной от мира бухтой, ограждённой неровными, кое-где покрытыми чахлой растительностью высокими склонами. Точно пещера без свода, предполагавшая единственный выход – в море. Стоило представить себе обратный путь – голова пошла кругом. Пойди, вскарабкайся. Наверное, поэтому сказал колкость:
– Очень, Элис, ведь Эдди вас так называет, правда? – девушка не ответила, смягчился и я.
– У Эдди красавица жена и трое детей, – деловито вытряхивая из пакета последние крошки, сказала Пэй. – Это от вас сбежала жена. Впрочем, ничуть не лучше, и не пыталась создать семью.
– Почему?
– Красная подушечка сердечком, – я поднял на девушку вопросительный взгляд, кусочек хлеба задержался в руке. – Уезжая в больницу, мама подарила мне такую. Несложная операция по удалению кисты. Обратно она не вернулась. Я видела её здоровой, а потом мёртвой. Не узнала в гробу. – Пэй прерывисто вздохнула, я затаил дыхание. – Отец потом быстро женился, у меня появилась сводная сестра. Теперь мы с Кэт лучшие подруги. А в детстве… – новая мучительная пауза, – не скажу, чтобы мачеха меня обижала, но я всегда чувствовала себя дома лишней. Съехала, едва окончила школу, и мне стало легче. Легче одной, а если выдавались тоскливые минуты, я обнимала мамину подушку. Кажется, я до сих пор её обнимаю. Думаю, я и в психиатрию пошла, чтобы в себе разобраться. А вы, доктор?
– Не откажи, премудрый, сделай милость, на этот сон вниманье обрати. Узнай, что мне красавица приснилась – та, что у сердца в пребольшой чести, – нараспев продекламировал я.
– Эпиграф к «Толкованию сновидений» Фрейда?
– Он самый, – кивнул я. – У папы была большая библиотека. Когда отец ушел, оставил нам только эту книгу. Трудно сказать, случайно забыл взять её с собой, или пытался сказать матери нечто важное напоследок. Я был слишком мал, чтобы думать об этом. Но пока мама не познакомилась с Джоном, эта книга лежала у неё в спальне на прикроватной тумбочке, утыканная закладками и испещренная надписями на полях. Едва научившись читать, добрался до Фрейда и я. С трудом осилил несколько страниц. Вернулся к книге много позже, нашел в одной из запыленных коробок, когда разбирал слад ненужных вещей на чердаке. К тому времени мама вновь была замужем и очень старалась казаться счастливой.
– Не любила нового мужа? – глаза Пэй посерьёзнели и показались мне водянисто-зелёными с тонкими коричневыми прожилками.
– Думаю – да. На людях мама держалась с ним очень приветливо, любила хвастаться друзьям и знакомым моими школьными успехами, но стоило нам остаться втроём и всё менялось. Я старался не попадаться ей на глаза, проводил время за чтением книг у себя в комнате. Джон отсиживался в кабинете. Они даже вместе спать со временем перестали. Не знаю, почему он нас не бросил. Защищал  меня от её бесконечных нападок и подозрений, тихонько давал поблажки. Мама всё реже выходила из спальни, перестала вставать с постели. Потом набросилась на Джона с ножом.
– Надеетесь вылечить маму? – глаза  Пэй потемнели, на лицо легла чёрная тень.
– Вылечить? – медленно произнёс я, пробуя на вкус неприятно кольнувшее душу слово. – Не думаю, что это возможно.
Девушка обняла меня, прижалась всем телом. Ноги подкосились, я отстранился, силясь освободиться от непривычной нежности:
– Мама никогда так не делала? – Пэй сжала мою ладонь.
Я покачал головой и растерянно огляделся. Берег был пустым. Лишь вонзившиеся во влажный песок пёрышки напоминали о недавнем птичьем пиршестве. Когда улетели птицы?
– Когда… – передразнил ветер. Или то был голос Пэй, доносившийся, словно издалека.
Когда. Закатный багрянец густо заливал небо, лишь в самой вышине проглядывала утратившая дневную яркость линялая голубизна. Ветер усилился, усердно разглаживая волосы моей – ладони согревались, а я никак не мог подобрать подходящее определение женщине, ворвавшейся в мою размеренную бесцветную жизнь, точно нежданная гроза.
Кто она для меня? Не мать и не возлюбленная. Та, что восемь лет делила со мной постель, жила, словно за прочной перегородкой. Пэй… Пэй и Кэт сёстры. Кто бы мог подумать? Конечно же, Пэй мне, как сестра, которой у меня никогда не было. Я крепче сжал ей руки и посмотрел в глаза – теплые, бархатные, казалось, я знал их с самого детства. Разве не это она пыталась сказать посланием в зелёном конверте? Она отвела взгляд и, будто почувствовав, что я пытаюсь проникнуть в её тайну, прижалась ко мне спиной, прислонив голову к моей груди.
– Холодно, – сказала робко. Как Лиса, когда ночью просилась к нам с женой под одеяло. Я распахнул плащ и обнял Пэй за талию. Мы замерли, слушая, как бьются о берег приливные волны и постанывает набирающий силу ветер.
Лиса боялась завываний ветра. Эмили не хотела потакать её детским страхам и уговаривала вернуться в свою кроватку, тогда дочка шептала мне на ухо: «Папа, ну папочка, пожалуйста».
– А где сейчас твой родной отец?
– Что? – вынырнув из воспоминаний, не сразу понял я.
Пэй повторила вопрос.
– Я ничего о нём не знаю – не видел с тех пор.
– Сделаем ещё одни запрос Эдди?
– Зачем? Что я ему скажу после стольких лет молчания? Здравствуй, папа?
– А хоть бы и так.
– Судя по всему, он и думать обо мне забыл.
– Поедем?
– Да, наверное, пора, – отпускать Пэй не хотелось.
Вновь накатила усталость.
– Спасибо, Том, за тепло, – разорвав недолгое единение, Пэй подобрала бумажные пакеты и подала мне руку. – Поужинаем в «Олд Тайм»?
Обратный путь по склону оказался много легче ожидаемого. Бережно ведомый Пэй, я ни разу не оступился.
– Я обнаружил твой зелёный конверт у себя в кабинете, – добравшись до вершины, признался я.  Невинная близость с девушкой разрушила все барьеры.
– Правда? – обрадовалась Пэй, отпуская мою ладонь.
Зря это сделала. Я сделал шаг, другой и распластался на камнях, больно ссадив ладони.
– Какой ты неуклюжий, – всплеснула руками Пэй. – В машине есть аптечка, царапины надо промыть, доктор Лост.
– Том.
– Конечно. Хочешь узнать, что было в моём письме? – протирая мне руки жгучим раствором, спросила она.
– Да, очень, – пришлось признаться в пропаже письма. Вместо ответа Пэй завела мотор. – Что было в твоём конверте?
– Статья о диссоциативном расстройстве личности с наблюдениями и выкладками. А ещё…
Машина выбралась на дорогу  – теряющуюся в подступающем мраке ленту, едва посеребренную пробудившейся Луной – выехала осторожно, будто проверяла, что путь действительно существует.
Стезя петляла меж холмов, пауза затягивалась. Я взглянул на девушку, губы шевелились, но либо она говорила слишком тихо, или я внезапно оглох – не мог расслышать и единого слова. Лишь тихое бормотание радио. Подвижное лицо Пэй вдруг показалось бледным до прозрачности и чужим, точно со мной разговаривал призрак, и таким же призрачным, неверным, виделось всё вокруг. Будто я случайно попал в чужой сон – протяни руку и мираж исчезнет, а ты полетишь в молчаливую бездну, чьи неощутимые пальцы уже легли на горло и не сжимаются только пока. Пока она  играет с жертвой, утробно урча мотором несуществующего двигателя. Я вжался в сиденье и, гоня наваждение, помотал головой.
– Думаю, так будет лучше, – прорезался голос Пэй. 
На миг, отвлекшись от дороги, она взглянула на меня  – теплыми, понимающими глазами.
Я смог выдохнуть. Морок отступил, но не ушел совсем, а затаился где-то в укромном уголке подсознания, выжидая удобного момента, но я был рад уже тому, что мир вокруг обрёл живые очертания.
Мы выехали на светлое место и остановились на красный сигнал светофора, пропуская кого-то невидимого на пустом перекрёстке. Прикосновение тёплых пальцев заставило меня вздрогнуть:
– Том?
– Что?
– Ничего не скажешь?
Я потёр глаза:
– Не знаю, надо подумать. Если нужна моя рецензия, принеси статью ещё раз.
– Ты совсем меня не слушал? – Пальцы Пэй  больно стиснули оцарапанную ладонь.
Девушка отвернулась. Чего-чего, а обижать её мне вовсе не хотелось, но и объяснить, что творилось со мной в последние минуты, я не смог бы даже самому себе. Не рассказывать же о внезапно нахлынувшем ужасе. Не рассказывать…
– Прости, я, кажется, заснул, – соврал первое, что пришло в голову.
– Не прощу ни за что и никогда, даже не надейся, – в голосе скользнула ирония. – Нет, я тут откровенничаю, а этот лежебока… – она махнула на меня рукой.
Давно горел зелёный. Спохватившись, девушка надавила на газ сильнее, чем требовалось. Машина недовольно взвизгнула, прежде чем тронуться с места. Дорога ощетинилась фонарями, раздвигавшими сгустившуюся тьму.  Замелькали указатели и информационные щиты, стрелки, повороты: поедешь налево – попадёшь в деревеньку Эдем, справа  городок, названия которого я не успел разобрать. Он проплыл мимо и ушел в прошлое, так и оставшись безымянным и неузнанным. А ведь кто-то провел в этом городе целую жизнь, знает каждую улочку и всякое утро здоровается с соседями – степенной четой Мастерсов, или Уитнеров. Когда-нибудь этот кто-то станет холмиком на тихом загородном кладбище, впрочем, как и все мы, ныне пребывающие в иллюзии жизни. 
Я перевёл взгляд на небо, где уже появились дрожащие паутинки созвездий, точно блёстки на чёрном бархате вечернего туалета. Казалось, дунешь, созвездия потеряют четкий строй и ссыплются на землю, оголяя за призрачной нарядностью непроглядную черноту вечности, в которой огоньки человеческих жизней всего лишь краткосрочный мираж.
Повинуясь внезапному порыву, я сфотографировал Пэй за рулём, стремясь противопоставить окружающей тьме живую картинку, а может, удержать настоящее, стремительно становившееся прошлым. Девушка приподняла уголки тонких губ. Действительно смешная попытка отогнать подступающий комом к горлу страх. Страх небытия.
Тем не менее, коловшие сознание могильным холодом мысли ушли. Голова сделалась пустой. Я смотрел в окно и видел за ним обычную дорогу. Рядом со мной находилась женщина из плоти и крови. Человек, ближе которого у меня до сих пор не было. Я больше не стремился предстать перед ней всезнающим докой. Это громкое название не более чем личина, скрывающая испуганного мальчика, однажды узревшего в глазах своей безумной матери желание с ним расправиться. Я малодушно соврал, озвучив девушке придуманную Джоном для полиции версию случившегося. Счастье, что он оказался дома и успел встать между нами, приняв удар на себя. Они катались по полу, а я никак не мог набрать на выпрыгивающем из рук телефоне номер службы спасения. Хватит! Зачем  я это вспомнил? Виски пульсируют, а голова раздулась, точно шар. Пальцы увлажнились – кровь пошла носом.
 – Салфетки в бардачке, – я покосился на девушку и поспешил отвести взгляд: её глаза показались бездонными чёрными колодцами, как тогда у мамы. Я заелозил на сиденье, ища пути к спасению. Пальцы нащупали дверную ручку, осталось лишь надавить. За окном осколками разбитого зеркала плясали вырываемые из темноты фарами машины куски дороги.
Дверь подалась. Машина вильнула в сторону и остановилась. В кабине вспыхнул свет. Я рванул воротник рубашки и закашлялся.
– Решил катапультироваться? – тихо, но серьёзно сказала Пэй, когда я смог дышать. – В следующий раз, если надумаешь сводить счёты с жизнью, постарайся обойтись без меня. Нам повезло, что дорога пустая.
Взглянув со стороны на беспричинные метания доктора психиатрии, я расхохотался в голос. Девушка смотрела строго, терпеливо ожидая, когда я утихомирюсь. Густые брови вразлёт, сдвинувшись на переносице, заложили тонкую морщинку.
– Отвезти тебя домой? – наконец спросила Пэй.
– А как же ужин? Я случайно нажал на ручку, – неловко оправдывался я.
– Ужин так ужин. Как себя чувствуешь?
– Хорошо, – меня и правда отпустило.
Отъехав с обочины, девушка нажала кнопку блокировки дверей:
– Теперь можешь жать сколько угодно.
Нет, она невыносима, эта Пэй. А что бы я сделал, вздумай она выпрыгивать на полном ходу? Надо же, ночи испугался. Стыдно, доктор Лост. Никак от Холдена заразился или от кого ещё, подобных ему чудиков в твоем ведении немало. Взять хотя бы Эмми. Интересно, что сейчас происходит на острове? Ведь существует же этот остров где-то на задворках воображения почтенной дамы.
Набирая скорость, Пэй чиркнула по щеке тревожным взглядом. Я демонстративно закрыл глаза. Мистер Гнев, ну надо же такого придумать.
Я представил его квадратное лицо с тяжёлым подбородком и насупленными бровями. Рассудительность мне нравится больше. Он в чём-то похож на меня. Похож?  Что, если у нас с Эмми схожее расстройство, отсюда и одинаковые имена расщеплённых частей личности? Чтобы проверить эту сумасбродную гипотезу, надо бы узнать, кто ещё обитает на острове.
– Сомнение, ну что ты там вошкаешься, иди сюда,  – послышался рядом знакомый голос.
Я огляделся и невольно вжался в шершавый ствол дерева. Они прошли совсем рядом – плотно сбитый знакомец и сгорбленный субъект, на переносице толстые линзы в самодельной оправе, редкие волосы сплетены в тонкую косичку. Образчик, раздираемый сомнениями? Я улыбнулся, по идее, сей долговязый мистер, должен сомневаться даже в том, что видит собственными глазами. Ну-ну. Я осторожно двинулся за ними. В конце концов, это всего лишь грёза. Моя собственная выдумка, я здесь хозяин и могу делать все, что пожелаю. Сквозь ажурную зелёную завесь проглядывало молочное небо. Солнца нет – Этта снова грустит? Хотел бы я с ней побеседовать с глазу на глаз.  Тем временем странная парочка остановилась возле буйно разросшихся кустов, я замер:
– Вот здесь я его видел, – указывая на нечто за их плотно сомкнувшимися спинами, сказал Гнев. – Гляди, ветки сломаны. Компас жалко, отобрал, как даст мне зуботычину и бежать.
Ах, вот как он это помнит?
– А ты, Гневушка, часом, всё это не выдумал? – тонко проблеял Сомнение.
– Не веришь, да? – взъерошил остатки волос Гнев. – Сам посмотри.
– И в чём должны убедить меня сломанные ветки? Померещилось тебе что-то, вот и полез с испугу напролом, а историю с компасом выдумал.
– Так-таки и выдумал? – Гнев сгрёб спутника за грудки.
– Наверное, – пискнул Сомнение. – Куда ж иначе девался компас? И откуда здесь взялся чужак? Остров у нас небольшой, море вокруг. Он что, дух бестелесный, небом сюда прилетел?
Дух? А он недалек от истины. Игра мне начинала нравится, что если…
– Да ну тебя, – оттолкнул собеседника Гнев. – Вот найду обломки нашего корабля, все вы у меня тогда попляшете. – Он махнул рукой и скрылся в кустах, оставив Сомнение пожимать плечами, поправляя сбившиеся на бок окуляры.
Я смотрел на него во все глаза. Он резко обернулся, будто почувствовал взгляд.
– Злые вы все, – проговорил он, глядя на меня в упор. – Я сильно сомневаюсь в том, что пресловутый корабль вообще когда-нибудь существовал. Это скорее миф. Мистер Вдохновение понимает это лучше всех нас и строит свой корабль. Оно и понятно, хочет угодить Этте. Тяжело ей. Трудно улыбаться, когда хочется похандрить и даже пустить слезу. Потому и хочет сбежать. Сомневаюсь, что она сможет терпеть вечно. Так что ты, Гневушка, не больно серчай, всем нам тут один конец уготован.
Ого, он не увидел разницы между мной и Гневом?
– Ты, это, – стараясь подражать голосу последнего, проговорил я. – Покажи, где Вдохновение прячет свой корабль?
– Рассудительности не доложишь?
– Ну что ты, могила,  – хлопнул я себя в грудь. Сомнение протёр очки и вновь воззрился на меня. – Точно никому не скажешь? Ты путаешься со Сплетницей. Ей только намекни,  тут же всем в красках распишет.
– За кого ты меня держишь? Веди, говорю, – рявкнул я, подталкивая Сомнение в спину.
– Ладно, – наконец решился Сомнение. – Только я тебе глаза завяжу.
– Смерти моей хочешь?
– Нашей не хочу.
– Лады, – любопытство возобладало, но прежде я дал Сомнению увесистую оплеуху. – Ох, уж эта твоя подозрительность.
Пришлось позволить завязать себе глаза тряпицей. Бедняга не догадывался, что я и без этой предосторожности вряд ли смог бы разобраться в запутанных тропках острова.
Шли недолго. Я оступался по пути, приправляя недовольство отборной бранью, дивился про себя – как быстро вжился в гневью шкуру. Сомнение крепко сжимал моё запястье: под ногами что-то путалось, ветки хлестали по лицу, верно, мы сошли с утоптанной дорожки. Когда пелена с глаз спала, мы оказались на поросшей низкой травой поляне, в центре которой высилось сплетенное из гибких веток ажурное подобие корабля.
– Вот, погляди, – прогундосил мой провожатый, горделиво выпячивая хилую грудь.
– Красиво, – обойдя «корабль», я забрался на пружинившую под ногами палубу. – Только эта лохань никуда не уплывёт.
– С чего ты взял? Она же из дерева, а дерево не тонет, – пожал плечами Сомнение.
 – Ещё как тонет, хочешь, поэкспериментируем? Тащи сюда ветки, сплетём дырявый плот и попробуем отчалить от берега.
– Ну, уж нет, я воды боюсь, – сконфуженно промямлил собеседник.
Я перемахнул через борт и, приземлившись рядом с ним, отряхнул ладони:
– Вдохновение, конечно, мастер, но не технарь.
– Технарь? – удивленно пожал плечами Сомнение, пробуя на вкус неизвестное слово.
– А ты как думал, чтобы построить настоящий корабль, необходимо точно рассчитать его плавучесть, остойчивость и много всякого другого.
– Откуда знаешь? – сдёргивая с носа очки, воззрился на меня визави. Да так и обмер. – Ты кто? – выпалил он через затянувшуюся паузу, очки беззвучно полетели в траву.
– Дух острова, – нашелся я.
– Дух? – продолжив таращиться, Сомнение попятился к деревьям.
– Угу, летаю, где захочу и всех вас вижу. Да ты не трусь, я добрый.
– Я сошел с ума? – жалобно проскулил Сомнение.
– Ничуть, ты в полном порядке, – попытался разуверить его я, расставил руки для дружеских объятий и вдруг обнаружил себя за столом в «Олд Тайме». Поднесённый ко рту бокал выскользнул из рук. Ко мне подскочила Кэт, вытерла лужицу на столе и налила новую порцию. Я вопрошающе уставился на барменшу, куда подевалась Пэй? За спиной послышались гитарные разливы, позвякивание бубна и дружные аплодисменты. Я обернулся и увидел, что ресторан полон народу, сгрудившегося в дальнем конце зала. Там, где за матерчатой занавеской открылась небольшая эстрада.
У микрофона, гордо выпрямив спину, стояла похожая на статуэтку испанка в ярком одеянии: бордовая роза в гладко зачёсанных назад волосах, темный завиток на мраморном лбу. Широкая юбка раскрылась и опала, взметнулись над головой, вторя гитарной струне, тонкие руки.
– Un amor
Un amor viv;
Llorando.Y me dec;a, – зазвучали строчки известной песни «Джипси Кингс». Глубокий грудной голос, с едва заметной, чувственной, хрипотцой. Откуда взялась в нашей глуши такая певица? Девушка, тем временем, начала выбивать ритм каблучками туфель. Я оказался в толпе, так же, как и все, притопывая и прихлопывая. Кивнул соседу по улице, похлопал по плечу Холдена, пожал мускулистую руку ремонтника Джо. Впервые с момента переезда ощутил причастность к этому городу. Увидев доктора Ривза, я кивнул коллеге в знак приветствия и продолжил работать локтями, пока не оказался у сцены. Певица как раз застыла в полуобороте и вместе с последними аккордами песни подбила ножкой широкую юбку. Материя мягко скользнула по моей щеке. Я присмотрелся к острому профилю, нежданно показавшемуся знакомым. Ресторанчик взорвался аплодисментами. 
– Спасибо, дорогие мои, – дождавшись, когда овации стихли, проговорила в микрофон горделивая сеньорита. – На этом мы заканчиваем сегодняшнее выступление, будем рады видеть вас на следующей неделе.
Пэй?! Ну да, это её профиль. Я обшаривал взглядом  лицо незнакомки до тех пор, пока сомнений не осталось – волшебной певуньей оказалась моя скромная ассистентка. Пэй подмигнула мне, раскланялась и ушла со сцены. Люди начали разбредаться по залу. Я не сразу заметил, что продолжаю стоять у эстрады один, потом направился к своему месту, с трудом передвигая ватные ноги. Брякнул пустым стаканом по столу:
– Кэт, ещё виски!
– Непременно, доктор Лост. Пэй сегодня отлично пела.
– За её здоровье, – я осушил бокал одним глотком, жидкость обожгла гортань. – Спасибо, Кэт.
– Всегда рады. Вам добавить? – я поморщился, барменша кивнула и переместилась к следующему столику.
Сколько я пропустил, болтаясь по злополучному острову. Пэй вновь тащила меня на себе?
– Как вам концерт? – легка на помине, девушка села напротив. Она переоделась и стёрла косметику, будто кожу сменила.
– Ты… у тебя такой голос, – я запнулся, теряя слова, пальцы рук напряглись и обмякли, не найдя соответствующего моменту жеста. Пэй зарделась, совсем как девчонка. Напряжение между нами лопнуло, ссыпавшись на дубовую столешницу невидимыми осколками.
– Я с детства пою. В школе мне прочили сценическую карьеру, но, как ты уже знаешь, я выбрала другую дорогу. Так что теперь раз в неделю, вместе с такими же больными музыкой ребятами, забавляю почтенную публику нашего городка.
– У вас замечательно выходит, – кивнул я.
– Благодарю. Ты выглядишь усталым, да и я утомилась, честно говоря. Поедем домой?
Готовившаяся хвалебная речь застряла у меня в горле. Пока мы пробирались к выходу, моё внимание привлекла степенная пара. Мужчина прихрамывал, опираясь на трость, а женщина… она обернулась и глянула на меня, задержавшись у самой двери. Я узнал Эмми и проводил её долгим взглядом, не сразу сообразив, что в данный момент старушка обязана находиться в клинике. Я бросился следом, расталкивая посетителей. Воткнулся в чью-то широкую спину, зацепился ногой за порог. Так, сцепившись, мы и скатились со ступенек. Очухашись после болезненного приземления, я разглядел рыжую бороду Джо:
– Док? – недоумению поверженного ремонтника не было предела. – Чего дерётесь?
– Простите, споткнулся, – сконфуженно пробормотал я.
– С кем не бывает, скотч он продукт такой, подлый продукт, стоит перебрать, ноги отказывают. – Джо поднялся, ухватившись за перила, и протянул мне руку. – Ничего не сломали?
– Кажется, нет, – прокряхтел я. Ремонтник поставил меня на ноги, и добавил:
– Вот и славно. Осторожнее надо с виски, – обдав меня волной тяжкого перегара, он, покачиваясь, побрёл к своей развалюхе.
Я хмуро оглядел стоянку и освещённую фонарями площадь. Эмми с её хромым сопровождающим будто сквозь землю провалились. Лишь нависшее над городом  яркое око луны безучастно глядело с вызвездившего неба.
– Господи, Том. Что случилось? – начала отряхивать мой вывалявшийся в пыли плащ подоспевшая ассистентка.
Я объяснился.
– Вы её с кем-то спутали, – покачала головой Пэй. – Час ночи, Эмми  десятый сон досматривает.
– Наверное, обознался.
–  Эмми не было среди гостей, точно говорю, я бы заметила. Больно?
– Ерунда, ушибся, только и всего.
– Поехали домой.
Она пошла вперёд, я поплёлся следом. Когда я залез в машину, Пэй сунула мне в руки  влажные салфетки. Отрезая нас от остального мира, синхронно хлопнули двери. Как только свет в кабине погас и фары выхватили из тьмы угол соседнего дома, у меня вновь перехватило дыхание, показалось, стена вот-вот обрушится и погребёт нас под своим многотонным весом. Спасаясь от накатившего ужаса, я зарылся лицом в ароматную влагу салфетки. И… вновь нашел себя на острове, сумеречном и влажном, дышащем тишиной и спокойствием, умиротворением мягко подступающей ночи. Оглядевшись, я приметил меж ветвей огонек костра и пошел на свет. С треском проламывался сквозь чащу, становившуюся всё гуще. Остров будто нарочно не желал впускать незваного гостя, обвивая мне ноги гибкими колючими ветвями. Земля ушла из-под ног. Я повис на ветвях, точно застрявшая в паутине муха. Манящий огонек погас. Ужас заставил трепыхаться и дёргаться, пока я не увяз  так, что не мог пошевелиться. Шею сдавило что-то жёсткое:
– По-мо-ги… – хрип застрял в горле.
– Что случилось? – вернул к действительности спасительный голос Пэй.
Щелкнул замок, высвобождая душивший меня ремень безопасности, на грудь легла узкая ладонь. – Ума не приложу, как ты умудрился обернуть его вокруг шеи?
– Кажется, я схожу с … – я задохнулся, не договорив. Пэй заботливо массировала мне шею, не остановилась, пока я не смог нормально дышать. Потом довела меня до дома, раздела, бросая вещи на пол прихожей, потянула в ванную и, искупав под контрастным душем, завернула в махровый халат.
– Чай будешь? – будничным тоном поинтересовалась она, натирая мне голову полотенцем.
Я кивнул и увидел, что Пэй обнажена по пояс, не сразу, словно сквозь густой туман, разглядев тонкие кружева бюстгальтера. Кровь прилила к лицу. Девушка поймала мой взгляд и всплеснула руками, обрывая нахлынувшее возбуждение, сдёрнула с крючка свитер и приложила его к груди, потом приказала:
– Иди в спальню, я сейчас.
Добравшись до кровати, я упал на мягкую подушку, зарылся в неё носом, и…
Очнулся я в темноте. С кольнувшей сознание мыслью, что со всей этой суетой забыл сделать нечто важное. Пошарил руками вокруг себя – пусто. Конечно, это в духе Пэй, но, прежде чем уйти, она заботливо укрыла меня одеялом. Привыкнув к полутьме, я разглядел у окна женский силуэт, совершенно непохожий на утончённые формы моей ассистентки, и волосы на моей голове зашевелились.
– Эмми? – тихо позвал я.   
Женщина обернулась, вместе с этим схлынуло и наваждение, оставив меня всматриваться в слепое окно.
Глаза ночного сторожа полезли из орбит, он даже сигарету изо рта выронил, увидев меня на пороге клиники. Я сбивчиво объяснил, что должен срочно забрать из кабинета важные бумаги и, не дожидаясь ответа, прошмыгнул в двери. В холле приёмной царила тишина. Я постоял немного, восстанавливая сбившееся дыхание, и устремился к пожарной лестнице, по дороге припоминая, где располагается палата Эмми. Не хватало ещё ошибиться. Промокшие домашние туфли, которые я в спешке забыл переобуть, вызывая неприятную оторопь, шаркали по бетону. Коридор оказался пустым, я добежал до палаты и бесшумно приоткрыл дверь  – Эмми стояла у окна.
– Здравствуйте, доктор, – обернувшись, сказала она. – Я вас ждала.
Докучливое треньканье оказалось звонком  телефона. Нашарив запутавшийся в одеяле коммуникатор, я мазнул пальцем по экрану. Пэй известила, что ждёт у порога – рабочий день скоро начнется.
– Я не очень хорошо себя чувствую, знобит и голова раскалывается, – соврал первое, что пришло в голову, перспектива вновь оказаться в кабине «ниссана» бросила в холодный пот. – Предупреди, пожалуйста, доктора Ривза, что я взял отгул.
– Хорошо. Я навещу тебя после работы?
– Конечно, приходи, буду рад. Сам не знаю, что на меня вчера нашло.
– Не надо оправдываться, Том. Отдыхай.
– Спасибо, Пэй.
Разговор завершился. Из-под одеяла показались ноги в мокрых носках, я тупо пошевелил пальцами и заставил себя подняться. Добрёл до притаившегося за шкафом зеркала: припухшее лицо, всклокоченные волосы. А наряд, о Боже,  махровый халат на голую грудь и элегантные серые брюки под пояс. Мистер Сомнение по сравнению с отразившимся в зеркале пугалом – элегантно одетый господин. Значит, ночной визит в клинику состоялся на самом деле, а не пригрезился, как я надеялся, едва пробудившись. Я пригладил волосы, но вспомнив окончание «сна», боязливо выглянул из-за шкафа. Книга, которую прощаясь, вернула мне Эмми, лежала на прикроватной тумбе: «Таинственный остров» Жюля Верна.
– Всё верно, всё верно, – бормотал я, тупо листая пожелтевшие страницы. – Что ещё я мог выбрать вам для чтения. Только вот в чем беда, госпожа Эмми Шварц, никакой книги я вам не давал. Не давал, да! – захлопнул я ни в чём не повинный томик и зло швырнул его в угол. Остаётся надеяться, что охранник болтать не будет. Я встряхнулся: не пора ли вам взять себя в руки, мистер Лост? Сейчас умываться и завтракать, а после… взгляд остановился на телефоне. Стоило бы предупредить Пэй. Ну, уж нет, выкручивайтесь сами, ей и так вчера досталось. Странно, что она до сих пор не сбежала от очумевшего доктора.
Пока заваривал кофе, захотелось булочек с корицей, продававшихся в пекарне на углу ратушной площади у похожей на румяную пышку мисс Уинн. Еды дома не оказалось, лишь заплесневелые крошки в хлебнице отыскались. Удивительно, что паутиной не заросла.  Паутиной? Я едва успел сдернуть с конфорки зашипевшую турку. Ругнулся сквозь зубы, набрал в банку воды и пошел поливать цветы. В пекарне готовят отличный кофе…
В паутине, теперь занимавшей всё свободное пространство перевёрнутой банки, появились похожие на коконы комочки. Паук имитирует добычу? Я некоторое время разглядывал зависшего в неподвижности узника. Ужели сдох? Отвечая моей мысли, он дёрнулся, быстро перебрался к дальней стенке и снова замер. Я взялся за донце банки – пора тебе на свободу, мой маленький друг.
На кухне что-то грохнуло. Добежав туда, я обнаружил на полу книгу. «Таинственный остров», да… Это уже никуда не годится! Открыв томик, я  прочитал на первой странице:
– Крики в воздухе. – Смерч уносит воздушный шар. – Оболочка лопается. – Кругом вода…
Вот именно, вода. Книга полетела в мусорное ведро. Интересно, сможет ли она оттуда выбраться? Я зло усмехнулся, плотно закрывая крышку. Налил себе кофе и пошел в кабинет, открыл новый файл, озаглавив его историей болезни пациента Л. и начал записывать все, начиная с дивного сна. Зря понадеялся, что избавился от книги. Она лежала на столе, поверх пустого зелёного конверта. Старая деревянная лестница завыла под моими ногами.
Одевшись и застегнув пуговицы на пиджаке,  я вновь подошел к зеркалу. Руки (может, все-таки пальцы?) мелко дрожали, я не смог заглянуть в глаза своему отражению, боясь разглядеть во взгляде признаки безумия, или признаться в нём самому себе.
Скорее на улицу. Врачеватели душ вроде меня настоятельно рекомендуют пациентам прогулки на свежем воздухе. И не зря. Пока я крутил педали железного коня, тяжесть в груди немного отпустила. Омытый ночным дождём городок встретил меня игривыми отблесками солнца в ещё не подсохших лужах. Подмечая детали и разглядывая редких прохожих, я стал наблюдателем, каким и был до всего этого кошмара.
Под колесо метнулась курица, я резко свернул, и только увидев бурые пятна на своей штанине, проводил её взглядом – курица оказалась лишённой  головы, а пятна – кровью, бьющей из её горла. Несмотря на это она продолжала бег в вечность, исступлённо махая крыльями.
Бетонная плита вновь легла на грудь. Я спешился и бездумно блуждал по улицам, пока не наткнулся на Фрейда. Родоначальник психоанализа висел в пустоте, одной рукой держась за торчавшую с угла крыши здания балку. Немудрено, что в темноте я принял его за висельника. Часы на ратуше пробили полдень, в тот же миг в моем кармане задрожал телефон.
– Где вы, доктор Лост? – опуская приветствия, пробасил в трубку Ривз.
– На улице Фрейда, сейчас направляюсь в булочную, – бодро отрапортовал я. – Моя ассистентка предупредила вас, что я сегодня выходной?
– Предупредила, конечно, предупредила, – голос главного врача остался напряжённым без намёка на благожелательность. – Тогда я спрошу иначе, какое сегодня число, доктор Лост?
– Двадцать девятое сентября, доктор Ривз, день Святого Михаила, – взглянув на экранчик телефона, бодро доложил я. – Ранее в этот день сотнями обезглавливали кур, дабы замолить собственные грехи перед всевышним. – И тут моя голова пошла кругом. – Не понимаю, как я мог забыть?
– Именно, доктор Лост. Мне уже звонили, интересовались, почему вас нет на лекции. Аудитория забита, а вы прогуливаетесь?
Я сел на мостовую, пытаясь вдохнуть, ведь впервые в жизни забыл про лекции. Билет на вчерашний рейс до Кёльна остался дома. Да и кому он сейчас поможет, этот самый билет?
– Я объяснил ваше отсутствие внезапной болезнью и перенёс лекции на ноябрь,  – уже спокойнее проговорил Ривз.
– Спасибо, доктор, – перебил я начальника.
– Не стоит благодарности, – бросил Ривз. – Надеюсь, подобное не повторится. Завтра перед приёмом зайдите ко мне.
– Том? – послышалось в трубке через длинную паузу.
– Что, Пэй?
– У Эмми снова припадок. Говорят, ночью ты был в клинике? – шепотом спросила она.
– Ты знаешь, где я был.
– Правда, как я не подумала. Сейчас же оповещу Ривза.
– Не надо, я сам разберусь.
– Но Эмми…
– Что Эмми?
– Она просила передать духу острова, что ему необходимо срочно поговорить с Эттой, иначе произойдёт катастрофа. Повторяла, как мантру этот бред.  Я поклялась передать её слова по назначению, это немного успокоило, но я не могу представить, что будет дальше.
Я вздрогнул, ведь ночью встречался не с Эмми, а с мистером Благо. Как ни странно, он знал обо мне, точнее о духе острова, и просил помочь, ведь урожая не было уже две недели. Этта ходит хмурая, даже с Вдохновением разговаривать перестала. Ему бы радоваться, да не до радости тут, когда люди вот-вот начнут пухнуть с голода. Я поинтересовался, чем могу быть полезен. Он сказал, что подумает. Видимо, надумал…
– Эмми сейчас в порядке?
– Уснула вроде бы.
– Ничего не предпринимай, я скоро буду. Если состояние ухудшится, звони. Уф, – выдохнул я, когда в трубке послышались короткие гудки.
Я поднялся, отряхнул плащ и воззрился на безмолвного коллегу. Поговорить с Эттой – чем не выход, хотя что именно сказать ей, чтобы. Чтобы что?
Я чуть было не подпрыгнул, телефон в кармане вновь завибрировал. Номер не определился:
– Это Эдди, доктор Лост. Можете говорить?
– Слушаю.
– Это касательно вашей семьи, я хотел бы уточнить кое-какие детали, – он начал зачитывать оставленные мной сведения, сверяя каждую букву имён и фамилий, перепроверил мой прежний адрес. Когда я подтвердил номер дома, в трубке повисла неприятная тишина.
– Что случилось, Эдди?
– А то, доктор, такого дома нет. Кроме того, вы никогда не были женаты, и дочери у вас не было тоже. Зачем вы меня дурачите?
– Вы что, с ума сошли? – задохнулся возмущением я. – Что значит, не был? Я докажу, у меня есть документы!
 – Хотел бы я их увидеть.
– Эдди, это что, новый розыгрыш?
– Ни в коем случае, Док, – взвизгнул детектив. – Ваш прежний адрес не существует, в базе данных отсутствует регистрация брака. Мне трудно поверить, что информация бесследно исчезла. Дом точно провалиться сквозь землю не мог.
– Я привезу вам документы.
– Тогда вышлите мне на факс всё, что найдёте.
– Всенепременно.
Эдди откланялся. Я выудил из кармана паспорт, раскрыл его и замер с разинутым ртом. Город, название улицы и номер дома, указанные в документе, оказались чужими. Я не знал улицы Цветов и уж точно никогда не жил в доме номер семь:
– Да что ж это такое? – пока на экране наладонника грузились карты, вновь позвонила Пэй.
– Доктор, тут Холдена полиция привезла.
– А он чем провинился? – стараясь казаться спокойным, поинтересовался я. Ей незачем знать, что у меня душа уходит в пятки.
– Режет кур по ночам. Весь курятник соседям порешил, – сердце сжалось, пропустило удар. Вот вам и Святой Михаил. – Доктор Ривз требует, чтобы вы немедленно приехали, – тихо добавила Пэй.
– Уже еду, а зачем Холдену куры?
– Говорит, приносил их в жертву ножницам, чтобы они его не трогали, – в этот момент в трубке послышался истошный вой, разговор прервался. А на экране мобильника появилась надпись: «Несуществующий адрес».
Ноги подкосились, я сделал шаг и привалился спиной к стене соседнего дома, поднял голову, вгляделся в  бесчувственную небесную лазурь. 
– Вам плохо? – дернув за полу плаща, поинтересовался опрятно одетый мальчик лет десяти. Я лишь мотнул головой. – Идёмте, Этта ждёт.
Меня подбросило, и, откуда взялись силы, я стремглав помчался прочь. Уже на бегу сообразил, что, скорее всего, ослышался. Но стоило остановиться и перевести дух – мальчик был тут как тут.
– Этта ждёт, –  ровным голосом произнёс мальчуган.
– Я не знаю никакой Этты.
– Знаете, – с этими словами он взял меня за руку и потянул в другую сторону.
– Кто ты такой?
– Том.
– Не знаю, я тебя не знаю! – заорал я благим матом, стараясь выдернуть руку. Тщетно, будто в тиски попал. – Помогите! – Пальцы ухватили пустоту. Я дико огляделся – тот самый пляж, с которого всё началось – и голос, это был её голос.
– Эмили, – наконец выдохнул я.
– Да, дорогой, – жена обняла меня, зарылась носом в волосах, всегда так делала в моменты нежности. Я никогда не умел бурно проявлять чувства, а с годами на них оставалось всё меньше времени.
– Родная, – я гладил её по спине, с удовольствием вдыхая запах любимой женщины. Так давно его не чувствовал.
– Помоги мне покинуть остров, – отстранилась она. Я приподнял за подбородок и вгляделся в её лицо – ни кровинки. – Придумай что-нибудь, я уже едва сдерживаюсь, – взмолились тонкие губы.
Я помотал головой:
– Ты богиня этого острова.  Значит, можешь создать корабль, стоит только захотеть, – откуда взялись эти слова, ведь подумать я не успел.
– Я поняла, – сказала Эмили, отпустила мою руку и до боли знакомым движением убрала чёлку со лба. Потом пошла к морю, остановилась у самой воды и замерла, раскинув руки. Из-за деревьев начали появляться жители острова. Рядом со мной остановился мистер Благо, с другой стороны оказался Вдохновение, Гнев со Сплетницей, Хозяйкой и Сомнением, здесь же были Пересмешник и Наушница, Певунья и Тоска,  её я узнал сразу, о том, кем были остальные, мог только догадываться. За спиной Этты образовалась длинная живая линия.
В этот момент облачность лопнула, и я на миг ослеп от ярко вспыхнувшего солнца. Когда обрёл способность видеть, неподалёку от берега покачивался корабль – великолепная трёхмачтовая бригантина со снежно-белыми парусами. По острову пронёсся ликующий крик – мой крик. Люди ринулись к морю, они входили в воду и плыли к кораблю.
– Папа! – только теперь я увидел Лису, ощутил, что она крепко держит меня за руку, не давая присоединиться к тем, кто уже поднимался на борт корабля.
– Лиса, идём скорее, – приблизилась Этта. – Медлить нельзя.
– Я не пойду, и папу оставь, пожалуйста.
Этта с тоской взглянула на корабль, затем повернулась ко мне. Она кусала губы, пытаясь вдохнуть, в её глазах стояли слёзы.
Земля под ногами дрогнула. Резкий порыв ветра сбил меня с ног, отбросив Лису в сторону. Я потянулся к дочери, пытаясь схватить её за платье, но небо и земля внезапно поменялись местами. Сделав полный оборот, точно чёртово колесо, мир вернулся в прежнее положение. Холодно. Оглядевшись, я понял, что барахтаюсь посреди бескрайнего моря, моря слёз, которые не смог, не успел выплакать. Отрешённо наблюдал, как медленно, мучительно медленно на горизонте поднимается  огромная волна, накатывает, накрывает меня с головой и утаскивает вглубь, пресекая тщетные попытки вдохнуть.   
Ливень, дворники еле справляются, я не понял, когда дорожное полотно исчезло из-под колёс.  Машина завертелась, клюнула носом. Время растянулось, словно в замедленной съёмке. Я всё ещё цеплялся за руль, когда мы зависли над пропастью. Долго висели, будто она решала – забирать нас к себе или выбросить обратно не приглянувшуюся добычу. Я понял, что мы падаем, когда внизу живота что-то оборвалось. Удар я не почувствовал, но услышал за спиной сдавленный хрип Эмили.
Я открыл глаза – белый больничный потолок, из руки выходят прозрачные кишки капельниц. Очнувшаяся память безжалостно выстраивала перед глазами череду картинок. В тот вечер мы ехали на день рождения Пэй. Эмили долго собиралась. Устав дожидаться, я пошел наверх  – жена сидела на кровати, задумчиво теребя подол шелкового платья. Глядя на меланхоличное выражение её лица, я вдруг взорвался, ведь терпеть не могу опаздывать, тем более к Пэй. Ведь она мой самый ближайший друг. Под хлёсткими ударами слов Эмили встала и прошла мимо меня. Сказала, задержавшись не пороге:
– Ты даже дома с ней не расстаёшься, всё время на телефоне. Я только и слышу: «Да, Пэй? Как дела, Пэй? Что у нас нового, Пэй».
Я задохнулся, не зная что ответить. У меня и в мыслях не было…
 В машину мы садились в глухой, давящей тишине. Эмили демонстративно села сзади, вместе с Лисой, мышонком затихшей на заднем сиденье. Крупные капли начинавшегося дождя барабанили по лобовому стеклу. Часы показывали восемь, время прибытия, а ехать ещё два часа. Едва выбравшись на трассу, я вдавил газ до упора.
– Док? – я дёрнулся, обнаружив себя на улице, и Фрейд никуда не делся. – Хорошо, что вас встретил, все стесняюсь спросить, вы машину из ремонта забирать будете? – с широкой улыбкой, поинтересовался ремонтник Джо.
Ремонт? Разве можно отремонтировать изломанную жизнь? Ведь походя, второпях, я убил их обеих, Эмили и Лису. Хватит прятаться от чувства вины в несуществующем городе. Хватит, всего хватит!
Я отвернулся и шагнул сквозь стену. Очнулся в палате реанимации, одним движением сорвал с себя дыхательную маску, избавился от капельниц и выпал из койки. Правая нога, её я не чувствовал, лежал, бессильно царапая ногтями гладкий пол палаты. Двери палаты распахнулась, верно, сработал экстренный  вызов.  Дальше все происходило будто во сне, но я уже знал, что это и есть реальность, в которой мне ещё предстояло заново научиться жить. Сосуществовать с чувством вины, от которого я так долго прятался в придуманном городишке. Я ещё не знал, что Лиса жива и почти не пострадала, а Пэй выхаживала меня все время, что я добровольно валялся в коме. Она не позволила мне спиться после выписки из клиники, поддерживала на плаву своими тонкими руками, оплакивала жену вместе со мной в минуты отчаянья. Заставила работать. Благодаря её заботе я начал проводить лекции и даже писать. История пациента Л. вошла в мою последнюю книгу.
Эмили… Я так и не успел перед ней извиниться. Кто мог подумать, что не успею?
Чем старше становится Лиса, тем больше походит на мать. А Пэй и правда отлично поёт, сейчас она готовит мою дочь к школьному конкурсу песни. Моя раздробленная нога так и не восстановилась, приходится ходить, опираясь на трость. Дождливыми осенними вечерами я часто хандрю, вспоминая ту пожилую пару, что мельком видел в «Олд тайм». Такими мы с Эмили могли бы со временем стать.

Май 2013 – Февраль 2014.