На каком-то году он понял, что жизнь, та жизнь, которая есть общение между людьми, отныне обходит его стороной, и что причиной этому он сам.
Книги, музыка, работа, наконец, размышления, устные и письменные, о предметах, имеющих к этой жизни отношение косвенное, и большинству живущих вовсе неинтересных, вдруг перестали занимать его. Тоска, этот верный спутник одинокого, из ночных часов, где давно уже имела право гражданства и постоянную прописку, теперь уже перебралась и в светлое время суток, на свету сделавшись совсем отвратительной…
Нет, это ещё не была тоска чеховского извозчика. Поговорить было, с кем. Острое слово и неожиданный взгляд, парадоксальная логика изложения привычных вещей ещё привлекали спрос, и к нему шли по-прежнему, шли многие… Но всё чаще после их ухода, выговорившись, он ощущал опустошение внутри: зачем, к чему это? Что дают и что меняют слова, если падают на камень…
Слушатели возвращаются на свою ярмарку тщеславия. А он – он, тщеславно полагавший, что они переменятся, и… – и что? – опять оставался один-одинёшенек. На берегу равнодушного моря, в обществе песка и гальки. И ещё – чайки, кричащие почти так же противно, как на ярмарке…
И два каменных льва на высоком берегу, среди обветрившихся, наполовину осыпавшихся скал, сами такие же источенные ветрами и водами, безглазые, ассирийскими завитками грив, вернее – того, что от них оставило время, подтверждая благородство породы.
Львы звались Немей и Немея. Во сне они молодые, игривые, полные сил. Живые: подняв свирепые головы, обнажив клыки, нещадно хлещут себя по бокам ударами длинных хвостов, словно бичами… Их рвущий уши рык заставляет тонкий песок виться змейками в сторону моря... Немей и Немея.
И он, Павел. Он был Саул, иудей из Тарса, когда на дороге в Дамаск упал с лошади на всём скаку и сильно ударился оземь головой. Светящийся образ, неведомо как и откуда, летел, приближаясь. Выпрыгнув из чащи, Немей и Немея подхватили бессильно лежащего и унесли его прочь, сюда.
Это случилось давно, очень давно. Нет уже города Тарса. Нет Савла, есть Павел. Застыли львы, ежедневной данью времени отдаляя тот неизбежный час, когда не будет и львов.
Павел спускается к воде, бредёт по кромке, до щиколоток погружая ноги в тёплую пену. На горизонте, там, где небо и вода забыли о разногласиях, светящийся образ в туманной дали. Он не движется, он застыл.
И это значит, что теперь уже он, Павел, обязан идти к нему – вернуть то, что получил много лет назад.
Всё, что осталось.
2014.