Алексей Николаев (14 лет)
До войны мы жили на хуторе. Больной отец, мать, я и одиннадцатилетняя сестра. И вот в мае 1942 года я в окно увидел, что староста из соседней деревни ведёт к нам немцев. Я спрятался на чердаке. Староста спросил у матери: «Где Лёнька?» (Все меня звали в детстве так). Мать ответила, что не знает. Тогда староста пообещал поджечь дом. Мне пришлось слезть с чердака. Увезли меня в Остров - там был сборный пункт детей и подростков. Погрузили нас в вагоны и привезли в Прибалтику, в какой-то лагерь, обнесённый колючей проволокой. Немецкий офицер, выстроив нас, сказал: «Кто будет бежайт, будем стреляйт». Но ночью один парень уговорил меня бежать. Бежали, успели переплыть какое-то озеро. Но на берегу нас заметили. Закричали: «Неnde hoh!». Нас привели в другой лагерь. Мы соврали, сказали, что отстали от родителей. Это и спасло. Не расстреляли. Потом нас посадили на баржу. Двое суток плыли голодные до Германии. Там посадили на машины и увезли в какой-то лагерь.
Что за лагерь, я не знал. Да я и не интересовался. Не надеялся выжить. Слышал только от немцев часто «Аrbeit». Это был трудовой лагерь. Поместили нас в бараки, наполовину вкопанные в землю. Нары, а на нарах солома и одна лампочка в коридоре, чуть светящая на весь барак. Одели в полосатые пижамы, на ноги - деревянные колодки безразмерные и тряпки вместо обмоток. Кормили два раза в день. Летом всякую ботву от овощей варили и ещё давали кусочек хлеба, смешанный с опилками. Зимой - гнилые овощи, особенно брюкву.
Чуть свет, поднимали и гнали под конвоем, под лай собак на работу. Встречающиеся немцы плевались в нашу сторону.Они водили нас тоннель рыть. Если кто-то ослабленный отстанет, то собаки разорвут или конвоиры пристрелят.
Однажды я, обессиленный, решил немного силы приберечь, стал медленнее киркой работать. Охранник больно ткнул меня остриём палки и закричал: «Арбайт, швайне руссиш!»
Мне было так больно, что я инстинктивно взмахнул рукой. Тут сбежались охранники, избили меня и привязали к дереву. Другим в назидание. Был март, и было холодно. Я замерзал и очень страдал от побоев и верёвок. Ревел, помню. Очнулся в бараке. Кто-то из ребят меня пожалел.
Давно война окончилась, а мне до сих пор ночами кошмары снятся, кричу ночью иногда. За любую оплошность в лагере нас избивали резиновыми шлангами, набитыми песком. Выводили всех на плац и провинившихся расстреливали или избивали под громкую музыку, чтобы население не слышало плача и криков. Работали по 10 часов. Умерших заключённых отвозили в другой лагерь на машинах, где сжигали в печах. Я очень был истощён, еле передвигал ноги. Но дожил до освобождения, потому что с детства не был избалован. С 6 лет помогал матери по хозяйству.
В мае 1945 года мы увидели американские танки. Немцы к тому времени сбежали. А американцы погрузили нас на машины и увезли в свои казармы. Лечили нас, кормили и даже вербовали к себе. Но я мечтал о доме. Потом приехали советские представители, переписали нас и отвезли на нашу границу.
Попал домой только в сентябре 1945 года. Даже не верилось, что жив и дома.