Ничто не предвещало завтрака. Ничто – если не считать того, что на часах уже натикало одиннадцать, а во рту у Левыча с утра не было ничего, кроме сигареты. То ли сигарета была несвежей, то ли кот Барсик избрал извращенный, оральный способ нагадить спящему хозяину в душу. В любом случае, утренний поцелуй Левыча мог бы стать секретным оружием спецслужб и убить больше врагов, чем пол литра полония без закуси.
В таком состоянии дышать на людей и домашних животных рекомендуется носом, но почему-то не получалось. Посещение санузла прояснило причину респираторной дисфункции. Это был зеленый горошек из оливье, употребленный накануне назально и без пипетки. Интересно, с какой целью?
По левому бедру растекался синяк такого насыщенного цвета, как будто Левыча всю ночь лягала кобыла. Очевидно, в борьбе с мужниным храпом супруга применила традиционную женскую терапию – чтоб ей копыта отсохли. Подумать про зеленый горошек мозгов не хватило. Да, ошибки врачей дорого обходятся пациентам.
В ванной Левыч имел честь познакомиться с опухшим, лысоватым гражданином в одних трусах, который, сильно качнувшись, отразился в зеркале. Живо представилось объявление в газете: «Вчера после банкета в вестибюле вашего ресторана был утерян вестибулярный аппарат. Нашедшего прошу вернуть за солидное вознаграждение». Субъект громко икнул и сказал «пардон». Один глаз вежливого незнакомца был красен и пытлив, а второй заплыл и интереса для изучения не представлял. Несимметричный субъект умыл протокольную физиономию и шатко-валко покинул ванную вместе с Левычем, после чего исчез из поля зрения.
Постепенно стала восстанавливаться хронология событий. Сперва две пламенные немецкие революционерки устроили местным империалистам полный майдан. Русские бабы с каким-то истерическим материализмом включились в борьбу за попранные женские права. С тех пор в начале марта каждого года они нюхали тюльпаны, курили фимиам и принимали на грудь украшения из благородных металлов. Все это создавало мужикам дикую головную боль. Левыч потрогал голову и застонал, вспоминая вчерашний вечер.
Коллектив супермаркета «Авоська» поздравлял любимых женщин. Между первой и второй не успела бы, как говорится, пролететь и пуля. Между второй и третьей товаровед Карпухин успел выстрелить одиночным тостом «За дам!». После десятой восторжествовал трезвый разум, и во главу угла был поставлен принцип умеренности. Выпил – сделай паузу: расскажи матерный анекдот, ущипни главбуха Лялину за задницу, покури или хотя бы дай кому-нибудь в зубы, чтоб дым пошел. Мы же культурные люди. Не просто выпить собрались, а на корпоративное мероприятие.
Старший кассир Левыч интеллигентно влез на стол и сообщил трудовому коллективу о намерении всем бабам купить по серьгам, а всем мужикам – по бабе. Лейтмотивом этой неслыханной щедрости была названа удачная продажа Левычем старого «жигуленка» – целых двести двадцать баксов за «копейку». Дополнительной причиной послужило огромное уважение Левыча к присутствующим – слово «увважжаю» стало краеугольным камнем доклада.
Ну, и какая глубокоуважаемая дура поставила на стол эту скользкую заливную стерлядь? Тут же все-таки люди ходят. Полет прошел в штатном режиме, но момент посадки Левыч не запомнил.
Дальше было только супружеское ложе и роман «Железная пята». Сходив в туалет, Левыч убедился в том, что самописец исправен. Первая хорошая новость за сегодня. Вторым положительным моментом явилось то, что у дальновидного Левыча сегодня был отгул, а у супруги – нет. Жизнь начинала налаживаться.
Именно в эту минуту прозвучал тот самый телефонный звонок. Звонил товаровед Карпухин, чтобы узнать, друг ли ему Левыч. Выяснилось, что Левыч был друг. Тут бы трубке и повеситься на радостях, но по правилам этикета так сразу нельзя. Чисто из вежливости нужно, решив основной вопрос, немного поговорить за жизнь. Для социальной беседы Карпухин выбрал проблему пауперизации народных масс. Товаровед за компанию обнищал вместе с массами и теперь отчаянно нуждался.
Жизнь не баловала его скупыми телеграммами радости. Лысую резину нужно было менять на волосатую – это раз. Жена видеть его не могла без подтяжки себе пергамента на физиомордии – это два. А распоясавшаяся теща настаивала на срочной инсталляции в свою пасть металлокерамического клыка – три. И весь этот финансовый катаклизм должен был спонсировать именно он. “Your bunny wrote”, – горько сказал Карпухин и извинился за свой английский.
Как-то незаметно разговор о суровой мужской дружбе эволюционировал до жалостливого «… и со вчерашнего банкета шесть дней не жрамши». «Мосье, жё не манж па сис жур». Классика. Спасти правнука русской демократии могла только сумма в двести двадцать долларов, взятая у Левыча в долг на месяц. Ну, а через месяц смышленый Карпухин окрасит долг платежом: попадет в список Форбса, получит кредит МВФ или снесет в ломбард что-нибудь ценное. Например, треснутые очки дедушки, чрезвычайно дорогие как память. Почки, опять же, пользуются спросом у гурманов.
Через час состоялась встреча в баре «Нейтральная Территория». В кармане Карпухина похрустывали доллары, а во рту – солененькие чипсы, которые после изматывающего тим-билдинга так органично сочетаются с пивом. Рядышком горделиво потягивал пивко Левыч – друг, познанный в беде, – а на груди его орденом «Красной Звезды» алело большущее пятно от кетчупа «Чувак».
Домой Левыч явился в том социально-ориентированном состоянии, когда обязательно нужен собеседник. На пороге его встретил праздношатающийся Барсик. Коту тоже хотелось выпить, но ни молоком, ни валерьянкой от хозяина не пахло. В мире вообще не пахло справедливостью. Барсик был убежден, что вся земля должна принадлежать крестьянам, а все молоко – котам, но не мог изложить эту платформу в виде тезисов по причине полной неграмотности.
– Иди сюда, животное, – душевно сказал Левыч и потрепал кота по загривку. – Есть такое понятие – дружба. Оно священно, как… рыба хек, как… «Вискас», как… молоко жирности три и два. – Кот понимающе мяукнул. – У меня было двести двадцать баксов. Я мог бы тебе все это купить, но я отдал их другу. Что заначил – то пропало; то, что отдал – то твое. В общем, хрен тебе, а не молоко. Хрен можешь взять в холодильнике.
Барсик обиженно заурчал и залез под стол. Его вид не оставлял сомнений в том, что друг у Левыча есть, а верного кота больше нет. В этот момент произошла смена декораций, и вместо кота Левыч увидел жену Лилу, вернувшуюся с работы. Никаких секретов от жены у него не было.
– Есть такое понятие – дружба, – доверительно сообщил Левыч. – Оно священно, как… норковая шуба, как… чулки в сетку на кружевной резинке, как… поход в салон-парикмахерскую, чтоб голову в порядок привести. Помнишь двести двадцать баксов? Так вот… – и Левыч рассказал о том, как, сжав зубы, вытаскивал Карпухина из финансовой пропасти. – … хм, в общем, хрен в холодильнике.
– Иди сюда, животное, – сказала жена Левычу и потрепала ему все нервы. На унавоженной почве семейных конфликтов у супруги неимоверно обострялась память. В периоды обострения унижение человеческого достоинства Левыча сопровождалось перечислением всех позорных вех его биографии. Вот Левыч с наслаждением оставляет волос в ванной, вот он злорадно получает маленькую зарплатку, а вот – цинично хихикая, покупает просроченную сметану.
На следующем слайде Левыч в Далласе, в мокрой распашонке и слюнявчике наводит оптику на кортеж президента. И из свеженького: разящий вином Левыч на балконе с ликованием бросает деньги на ветер. Плачут денежки, рыдает убитая горем жена, даже профинансированный дворник роняет слезу на веник, и только Левыч над всеми смеется. За это он получает из рук супруги Лилы тревожный чемоданчик и отправляется издеваться над собственной матерью. Путь в квартиру с женой и котом дефективное чудовище забывает навечно. Табличка «Посторонним В.» на двери. Прощальная плюха. Занавес. Аплодисменты за стенкой.
– Страна непуганых идиотов, – сказала Лила, когда след Левыча простыл. «И хозяин в ней самый смелый», – подумал кот.
Мама историю про дружбу за двести двадцать и точку после буквы «Л» восприняла с кулинарной точки зрения. У Лилы с толстым питомцем добрый мальчик Левушка совсем спал с лица. Очевидно, нарушена микрофлора желудка. Микрофауна тоже вызывает серьезные опасения. А вот мамина кухня никогда не оскудеет паровыми котлетками для сынули. После котлеток мама дала сынуленьке бананчик и принялась штопать ему носочки. У мамы была маленькая пенсия и большое сердце.
Через пару дней вся «Авоська» была в курсе того, что Левыч – человек золотой души и на него можно положиться. Разведенная Нюра Небалуй из рыбного отдела однажды даже осталась после смены, чтобы положиться на Левыча. Однако тот заявил, что живет по понятиям, главным из которых является дружба. Это – во-первых. Ну, а во-вторых… Левыч подошел к стенке, ткнул пальцем в стояк и сказал, что не всем мужчинам в жизни так повезло. В общем, хрен в холодильнике.
Тем временем прошел ровно месяц. Приближалась минута расплаты. Самое позднее в двенадцать тридцать семь пополудни изнемогающий от благодарности Карпухин должен был вложить Левычу в ладошку денежку: шершавые зеленые бумажки с водяными знаками и узкой металлической ленточкой внутри. А если внимательно, любя, присмотреться, то можно различить и тоненькие разноцветные ниточки на бумаге. Еще эти бумажки пахли свободой: именно они, а не «осознанная необходимость» в совке, или, там, «арбайт» в концлагере.
Ни в тридцать семь, ни в тридцать восемь минут ничего не произошло. А когда часы пробили полночь, Левыч понял, что мир изменился. Теперь он состоял из черной ненависти и мучительной боли за бесцельно проданную «копейку». И ожидания.
В течение последующего месяца на работе Левыч внимательно изучал повадки Карпухина, пытаясь понять одно: забыл или кинул? Вот Карпухин высморкался в платок. Что бы мог означать этот знак невербальной коммуникации? Забыл, наверное. А вот он плюнул в туалете. Определенно, дает понять, что ему плевать на обязательства. Неужели кинул? Вот он крепко жмет Левычу руку при встрече. Так искренне жать руку может только нечаянно забывший. И снова наблюдение в туалете: Карпухин забыл застегнуть калитку. Рассеянный, стало быть. Это хорошо. А думать о друзьях нехорошо – это плохо. Может, еще отдаст… педераст.
На девятое мая Левыч подарил Карпухину упаковку глицина и собственноручно приготовленный хрен с лимоном. Из маразма на раз выводит, альфа-ритм даже у студентов частных вузов восстанавливает. Карпухин принял данайский дар, но вид при этом имел смущенный.
Сочетание традиционной и народной медицины подействовало уже через неделю. Оправившийся от забытья товаровед подошел к Левычу и сказал, что вопрос под контролем: чувство долга гнетет его не по-детски. Сбросить гнет не дают обстоятельства. Во-первых, его жестко пробросила зарубежная тетка где-то в Дании или Иордании. Под хреном с глицином Карпухин говорил очень бегло, и точных географических координат тетки Левыч не уловил. После долгой и продолжительной болезни тетка вероломно поправилась, и Карпухин лишился наследства в размере двухсот двадцати долларов. Во-вторых, карпухинскую премию в том же размере конфисковала жена, пустившая ее на пластическую коррекцию задницы. Но через пару недель деньги будут. Тарелка с голубой каемкой уже начищена до блеска.
Прошел месяц. Карпухин репетировал князя тишины. Каждый день Левыч собирался напомнить про долг, но было неудобно. Человек – существо очень нелогичное. Ему не стыдно обобрать ближнего, сняться в порно, пропить свою жизнь или сдать родителей в дом престарелых. Попросить вернуть свои деньги – ужасно стыдно. Неприлично как-то. Совестно. Хотя не понятно почему. Человечество сует нос в загадки вселенной. Да разгадало бы сначала эту.
Двести двадцать долларов стали видеться Левычу даже в тех местах, где быть их никоим образом не могло: то мелькнут в молодой листве клена, то померещатся в зеленой коляске с христианским младенцем. Тщетно. Не было подлых баксов и в последнем их возможном убежище – жестяной банке с надписью «Перловка». Точно не было. Левыч несколько раз проверял.
Он стал заговариваться. Вон баксует машина. Мужики бьют друг другу морды по телевизору. Какой же это жестокий вид спорта – бакс. Кот-социалист вспоминался как Баксик.
Он живо представлял то мгновение, когда его доллары появятся. Он возьмет их, будет долго-долго гладить в руках, пересчитывать и изучать каждую ворсинку. Потом положит в бронированную банковскую ячейку, код забудет, а ключ проглотит. И уж там-то подлый Карпухин до его сбережений никак не дотянется. На коленях будет ползать, рыдать, умолять, но хвост ему от мертвой рыбы, а не деньги. И все прочие тоже могут не облизываться.
Левыч почти перестал спать, до самого утра прокручивая в голове те главные слова, которые побудят Карпухина вернуть двести двадцать. Иногда это были хорошие, добрые слова. Никаких эмфатических конструкций. Здесь была особенно важна интонация: чтобы не спугнуть зверя, голос должен был быть мягким и доброжелательным, создающим атмосферу доверия и непринужденности. Иногда внутренняя беседа с Карпухиным проходила в жесткой манере. Не секрет, что некоторые начинают тебя уважать только после того, как ты сломаешь им руку или вывихнешь челюсть.
Тяжелое предутреннее забытье тешило Левыча приятнейшими кошмарами. Лихие люди в мрачных застенках компетентно сажали Карпухина на кол. Острие медленно ползло вдоль позвоночного столба, проходя сквозь внутренние органы и сильно затрудняя Карпухину процессы мочеиспускания, пищеварения и сердцебиения. Останавливался кол только тогда, когда его кончик упирался экспонату в кадык. Карпухин, натурально, пытался соскочить, но этим только усугублял свое затруднительное положение. В такие минуты Левычу больше всего нравилось рассматривать выражение глаз оппонента.
Мама почувствовала неладное, когда Левочка перестал кушать паровые котлетки. Левыч по секрету рассказал ей, что находиться на кухне опасно: соседи пускают через вентиляцию смертоносные лучи и отравляющий газ. А если открыть форточку, то на кухню немедленно вторгнутся инопланетяне из соседней, враждебной нашей, галактики. И тогда наше качество жизни сильно ухудшится. Мама позвонила Лиле, и Левыч оказался у себя дома, на супружеском диване, со справкой о временной нетрудоспособности, выданной психиатрической бригадой.
Внимательный доктор прописал ему витаминки под названием галоперидол. Витаминки блокировали Левычу постсинаптические дофаминовые рецепторы в мезолимбических и мезокортикальных структурах головного мозга. После этого жить стало клево: навязчивые идеи легко отступают, когда у тебя сводит челюсти, вываливается язык, а с нижней губы забавно тянется слюна. Очень интересно думать о том, дотянется она до пола или порвется по дороге.
Лила кому-то позвонила и наругалась по телефону. Наверное, это был нехороший дяденька, потому что Лила угрожала ему судом, распятием и кое-чем еще. Левыч только понял, что если дяденька Лилу не послушается, то курочки потом смогут нести яйца, а абонент уже нет. Вскоре после этого кто-то приходил в гости, но пробыл совсем недолго и дальше прихожей не проник.
Когда Лила вошла в комнату, Левыч сидел на диване и занимался важным делом: вырезал продолговатые прямоугольники из зеленой бумаги. Он точно знал, что чем больше он их вырежет, тем лучше. Лила положила на диван рядом с ним еще три бумажки с изображением длинноволосых дяденек.
– Большое спасибо, – сказал Левыч. – Я люблю зеленые прямоугольнички.
– Лева, – сказала Лила со вздохом. – Двести двадцать!
Когда жена вышла, Левыч понимающе посмотрел на розетку и сунул ножницы в одну из двух маленьких дырочек.