СТАРИННЫЕ МИНЬЯТЮРЫ 4
в.ш.
Один мужчина обожал находить в другихъ людяхъ недостатки и обличать ихъ. Хлебом его не корми, дай только кого-нибудь пригвоздить. Очень он в этом деле был большой аматор и дока. По всему видать, что в начальной школе его за глазки-буравчики и смышлёную мордочку выбрали редакторомъ стенной газеты, и с младыхъ ногтей он научился выискивать на гладкомъ месте нехорошые кочки и коварные ямки. И очень он расстраивался, если сколь-нибудь продолжительный срокъ всё было ровно да хорошо. Когда никто не шалил и не бегал с дикими криками по рекриацыи, не разбивал футболомъ оконныхъ стёкол и не дёргал девочекъ за косички. Ему от этого просто-таки худо становилось. И он иногда даже плакал, забившись в подсобку, где школьная техничка хранила мел и чернильные приборы.
Однажды в порыве ожесточения он швырнул чернильницу о стену, отчего на ней получилось некрасивое лиловое пятно. А у нашего мальчика отлегло от сердца. Он тут же побежал в Красный Уголокъ и написал в стенгазету заметку о том, что некоторые ученики ведут себя безответственно – вырезывают на партахъ бранные слова и портят школьное имущество.
Такая практика ему очень понравилась. Ведь, если никто не безобразит, то можно напакостить самому и свалить это на кого-нибудь, уже замеченного прежде в неблаговидныхъ поступкахъ. Он затвердил эту мудрость на всю жызнь. А после, когда подрос и сформировался в юношу, а затем в небольшого роста мужчину, взял себе это за правило. Впрочем, за недостатками далеко ходить нужды не было. Он клеймил позором, распекал на собраньяхъ и педсоветахъ негодяев, мздоимцевъ и сребролюбцевъ. Вытаскивал ихъ под свет «Боевого Фонаря» и…
…Главное, что усилiй для того много не нужно было. Известное дело – языком мести, не мешки ворочать.
Вот только одна была заковыка. Никто не любил нашего мужчину. Видимо оттого, считал он, что ни один человекъ не был совершенно чист перед Богомъ и людьми. За всяким водился какой-нибудь грешокъ. И мужчина такие грешки своим вострым глазом замечал и брал ихъ, как говорится, на карандаш.
Женщины особенно не баловали его своим вниманiем. Росту, как уже было сказано, он был не великого, выпуклым телосложенiем тоже особенно не выдавался. Отличался только скоростью бега и необыкновенной юркостiю. Что было совершенно необходимо. Бывало, что приходилось во все лопатки улепётывать от заклеймённыхъ им людей. К тому же со временемъ волоса на его голове заметно поредели и, чтоб компенсировать это природное недоразуменiе, он завёл на подбородке небольшую бородку, на гишпанский манер, и аккуратные усики. Но, всё равно, дамы на него не бросались. Так что, приходилось ему удовлетворяться продажной любовiю. Благо, с этим делом всё было на мази.
Время шло, людей его профессiи прибавлялось (и то сказать, кому не захочется снискать почтения общества столь необременительнымъ манеромъ), о нашем герое, прежде бывавшем на вершине вниманiя, подзабыли. Он сделался печален и часто стоял у окна в позе Чайльд Гарольда, заложывшы руки на груди крестомъ и расставившы ноги на шырину плеч. Так, ему представлялось, он скорее придумает выход из положенiя. И придумал.
Но толку из его затеи получилось мало. Больно уж она была не оригинальна. Вместо возвращенiя на Олимп, получился один только пшикъ. И пришлось нашему герою, как всегда, искать успокоенiя, устроившысь лицомъ меж добрыхъ сосцов гулящей девушки. Девушка была немолода и опытна в утешенiи скорбящихъ. Она гладила его ладошкой по волосам и всё повторяла: «Ну, ничего, ничего, мой хорошый. Что-нибудь еще придумаешь. Правда, ведь, Витя?..»