Повторение подвига
Широкое шоссе ломаной линией вьется по краям высокого обрывистого берега. Слева то крутые, то пологие горные склоны, изрезанные щелями, покрытые изумрудным можжевельником, приземистыми дубками, кустами держидерева, боярышника, скумпии…,а справа – «самое синее в мире» Черное море.
Но вот автобус делает поворот и взору открывается город курорт – Геленджик. Он, как и большинство других городов, имеет свои особенности, свою экзотику, свои памятные места.
Украшением курорта является Геленджикская бухта. Длина ее береговой линии 17 км. И на всем ее протяжении расположен город. Два мыса словно гигантские раскрытые клещи вдаются в море: слева - высокий скалистый мыс Толстый, а справа, – врезающийся в море низкой косой, Тонкий.
Город окружен с севера Маркотхским хребтом, который защищает его от больших холодов и резких изменений температуры. Климат здесь сухой субтропический средиземноморский.
Основатель курорта доктор Сульжинский писал «…все истощенные изнуренные непосильной работой быстро возвращаются здесь к состоянию прежней работоспособности». В 1900 году в Геленджике был открыт первый санаторий. В этом санатории, который сегодня называется «Дружба», недавно отдыхал автор этого рассказа.
Признаться, Геленджик встретил меня неприветливо. На протяжении нескольких первых дней шел моросящий дождь, сопровождавшийся холодным шквальным ветром. Затем погода несколько наладилась, но температура воздуха и воды явно не располагала к комфортному пребыванию в морской среде. Ситуацию осложняло то, что я приехал в Геленджик с бронхитом и с повышенной температурой, и мне долго пришлось лечиться. Все это время я слонялся по набережной, знакомился с городом, посещал уютные винные кабачки, в которых перед обедом и ужином «опрокидывал» по стаканчику сухого виноградного вина, и дышал, дышал,…очищая свои легкие от московского летнего «угара».
Но вот я ожил и воспрянул духом и телом, и вновь меня повлекло к неизведанному. И шанс для этого представился незаурядный. Целью моего устремления стала вершина Маркотхского хребта. Склоны хребта круты и изрезаны множеством расщелин и оврагов и покрыты густым кустарником. Подняться на вершину хребта по такому склону по силам только физически крепкому человеку с устойчивыми нервами и снабженному специальным снаряжением, а для массового «клиента» сооружена специальная канатная дорога, ведущая от подножия хребта к его вершине, к развлекательному комплексу под названием «Орлиное гнездо». Дорога, по которой к комплексу доставляется все необходимое, для использования общественным транспортом непригодна…
Вот до этого – то « гнезда» я и решил добраться пешком…
«Безумству храбрых поем мы песню». Мной владели не только соблазн острого ощущения и чувство риска, но, прежде всего, желание ощутить торжество «преодоления», «познать» себя.
Утро было ясным и ветреным. Я должен был начать свое « восхождение» от места, находящегося недалеко от канатной дороги, ибо от него, по сведениям старожилов, начиналась тропа, ведущая на вершину хребта.
Обычно, до «канатки» экскурсанты добираются на маршрутном такси. Я решил не расслабляться и дойти до нее от своего санатория пешком. Когда я подошел к « месту», мое тело уже покрылось испариной. А высоко на самом горизонте в яркой синеве неба в отблеске солнечных лучей виделось одинокое и такое таинственное «Орлиное гнездо».
«Быть или не быть? Вот в чем вопрос! »… Я бросил вызов!
И вот я в пути…
Начало было спорым. Нежно светило солнце, легкий ветерок со стороны моря облегчал дыхание, слышался «стозвучный» птичий « говор» и стрекот сверчков. Я остановился и посмотрел в сторону города. Отсюда Геленджик виделся отчетливо. Мне было легко и радостно, я преисполнился энтузиазмом и решительно двинулся вперед. Однако вскоре от моего благодушного настроения не осталось и следа…
Тропа, по которой местные аксакалы веками водили с противоположной стороны хребта навьюченные товарами стада овец и коз для торговли с иноземными купцами и совершали боевые вылазки в своей борьбе с иноземными захватчиками, давно заросла бурьяном. Поверхность тропы покрыта крупным ракушечником, выщербленным ломом базальтовых и сланцевых пород, образовавшихся в результате тектонических процессов, связанных со смещением пластов земной коры. Такая поверхность очень затрудняет ходьбу и требует наличия специальной обуви и обмундирования. Мои ветхие кроссовки и одежда были явно непригодны для этого.
На отдельных участках тропа становилась такой крутой и неровной, что по ней приходилось не идти, а буквально карабкаться, цепляясь за кусты и выступы камней. Ноги часто скользили, на них и на ладонях стали появляться первые царапины и ссадины. Я еще не преодолел и половины пути, а меня уже стали обуревать сомнения…
Неожиданно слева стена зарослей расступилась, и открылась небольшая ровная площадка. Я поспешил к ней, с наслаждением опрокинулся спиной на ее поверхность и закрыл глаза. Слышался веселый разноголосый щебет пернатых, монотонный убаюкивающий стрекот насекомых. И вдруг я ощутил тонкий нежный аромат, я открыл глаза – это благоухали кусты можжевельника…
Непродолжительная, но плодотворная передышка умножила мои силы и укрепила решимость; я продолжил свой путь. Однако, самое жестокое меня ожидало впереди...
Солнце пекло нещадно, подъем становился все круче, а тропа делалась все теснее; приходилось уже не карабкаться, а «продираться» сквозь увитые плющом заросли кустарника. Сердце «стучало» как молот по наковальне, одежда на мне промокла от пота и стесняла мои и без того натужные движения. Настал критический момент… Во мне стало пробуждаться чувство тревоги и растерянности, но в то же время закипала « праведная» злость и креп дух противоборства. Я понимал, что мое «отступление» станет не просто случайной неудачей, но моим поражением, утратой веры в себя, девальвацией своих возможностей. Меня только тревожила мысль: если со мной здесь что-либо случится, то некому будет придти мне на помощь.
И, вот, когда стало казаться, что мне уже не выбраться из этого лабиринта, не выдержать отчаянной схватки с этим уголком природы, плотная стена зарослей вдруг расступилась, и я увидел близко перед собой вершину хребта и недалеко в стороне «Орлиное гнездо»…
Странное состояние внезапно овладело мной в тот момент. Чувство радости сменилось вдруг тупым равнодушием: я не испытывал торжества одержанной победы. Это не было признаком усталости или наигранного самомнения, а естественным следствием зыбкости наших чувств, неумеренности наших амбиций: « Все суета сует и томленье духа». И лишь ссадины и царапины, синяки и мозоли, которые все настойчивее давали о себе знать, банально убеждали меня в незаурядности моего поступка и тешили мою метущуюся душу…
Когда я вошел на территорию комплекса, меня удивило, что он был совершенно безлюден, и только мрачная фигура сторожа заполняла эту безмолвную пустоту.
Я подошел к краю смотровой площадки и посмотрел в сторону Геленджика… Широкое подернутое светлой дымкой небо, синяя водная гладь бухты, немые картины маленького уютного города и крутые неровные и такие опасные склоны хребта. Все это отразилось в памяти моей простенькой, но верной и безотказной «мыльнице».
Я обернулся…
До самого горизонта теснили друг друга хребты и горы. У подножия Маркотха виднелись жилые участки местных аксакалов, суетились крошечные фигурки людей, в разные стороны, словно тараканы, двигались автомобили. А в небе парили орлы и ястребы, зорко высматривая свою незадачливую жертву. И вспомнилось, как давно в Кисловодске я, как и теперь, стоял в « гордом одиночестве» на удаленной на большом расстоянии от города вершине «Большого седла» и с таким же восторгом обозревал весь окрестный мир. Тогда, как и теперь, я совершил свой подвиг, но тогда мне было 25 лет, а теперь 80!
Холодный северо-восточный ветер крепчал и нагонял тучи, потное тело постепенно остывало, и я начинал ощущать легкий озноб. Надо было возвращаться обратно.
Спуск с крутой возвышенности опаснее восхождения: он полон неожиданностей и требует большой осторожности. При подъеме требуется надежное сердце, а при спуске основная нагрузка приходится на ноги. Мой спуск с Маркотхского хребта был похож на движение по болоту, когда приходится прыгать с кочки на кочку, при этом каждое движение связано с риском. Ноги скользили по поверхности тропы, бедра натужно ныли, подошвы ног « горели» от натертостей… Если бы мои кроссовки не выдержали и развалились, как бы я смог завершить свой спуск? На одном из участков моя нога зацепилась за какое- то корневище, меня резко дернуло в сторону, и я повис на краю глубокой и мрачной расщелины… Мне повезло: я уцепился одной рукой за куст ежевики, а другой уперся о край каменистого выступа.
Хорошо все то, что хорошо кончается...
Оказавшись у подножия хребта, я обернулся и посмотрел на его вершину: она показалась мне такой чужой и далекой, как навсегда покинутая женщина.
Вернувшись в санаторий, я не пошел на обед, а принял горячий душ, выпил стакан коньяка и завалился спать.
Во время ужина я рассказал своим соседям за столом о моем приключении. Женщины слушали меня с открытым восхищением, а мужчины - с тайной завистью. Они смотрели на меня как на « Суворова», перешедшего со своими войсками через Сен-Готардский перевал в Швейцарских Альпах. Узнав во всех подробностях о моем восхождении на вершину хребта, они решили не следовать моему примеру… Однако один из них встал, крепко пожал мою руку и поблагодарил от лица «всех» представителей сильного пола за то, что я поддержал их престиж…
А мне еще долго пришлось удалять со своего тела ссадины и мозоли.
В. Родионов.