Девушка перебирала документы, силясь найти нужную информацию. Пальцы не слушались, приходилось перелистывать снова и снова, глаза никак не могли выхватить нужные строчки из текста. Мысли путались, лихорадочно пытаясь сосредоточиться, а из дрожащих губ срывалось невнятное бормотание.
- Я вас спрашиваю, где основание для проверки? Кто вам дал право здесь находиться? Какое отношение имеете к этой папке?
Вопросы неслись со скоростью лавины, сметая на своем пути слабые попытки протестовать. А громкий грубый голос - почти крик, напоминал собой рваные ржавые края металлического лезвия. И оно прорезалось сквозь тело, раздирая внутренности, и заставив девушку почувствовать ужасный холод внутри. Она резким, почти отчаянным движением захлопнула документы и со слезами на глазах выбежала из кабинета, оставив жалкую попытку доказать рассерженной женщине свою правоту. К вечеру девушка почувствовала недомогание, из нее словно высосали жизненную силу. Она металась на постели, забыв про сон, снова возвращаясь к неприятной утренней сцене. Чувство несправедливости угнетало, мысленно она объясняла той женщине, что ничего не нарушила, звонила ее начальству с жалобой на грубость и оскорбления, хотела тем самым отомстить и поставить на место обидчицу. Но на следующий день ничего не предприняла, погрузившись в глубокую депрессию и безразличие ко всему.
Зоя Казимировна довольно ухмыльнулась, когда перепуганная девчонка выскочила из кабинета. "Явилась пигалица, меня, с таким-то стажем, проверять. Пусть теперь знает свое место. Оканчивают институты, потом указывают, что, да как!" В груди разлилось приятное тепло, она чувствовала удовлетворение и до конца рабочего дня довольная гримаса не сходила с ее лица. Возвращаясь домой, она спустилась в метро и занялась своим любимым делом. Ехать было почти двадцать минут, за это время можно не стесняясь разглядывать людей, выискивая в них недостатки и мысленно думать о каждом то, что он заслуживает. В такие минуты она никогда не улыбалась. Ее лицо искажала маска ненависти и злобы, глаза становились узкими щелками, метая копья "заслуженных" оценок, жадно осматривая каждого, кто попадал в поле зрения. Иногда она видела людей, которые ей сразу нравились. В основном они были ее же возраста, лет пятидесяти пяти, мужчины и женщины. На миг ледяные пики осуждающих взглядов сменялись узнаванием и принятием. Как правило, они начинали вместе разглядывать молодежь и обмениваться понимающими кивками головы. Домой Зоя Казимировна вернулась в прекрасном расположении духа. Готовя нехитрый ужин на одну персону, она напевала, когда раздался телефонный звонок.
- Сыночек, здравствуй, солнышко мое, - слащавым нежным голосом пропела она.
Ее гордость, сокровище, выстраданное в муках единственное дитя, ради которого она принесла свою жизнь в жертву, прожив двадцать лет с полным ничтожеством, его отцом, царство ему небесное.
- Мы с Ангелиной не приедем завтра, Антошка заболел.
Лопатка, которой она перекладывала яичницу, выпала и с глухим стуком упала на пол. Зоя Казимировна задышала прерывисто и часто, схватила сковородку и небрежно выбросила содержимое в тарелку. "Проклятая девчонка, все подстроила, как всегда!"
- Володенька, как же так, я же целую неделю ждала, - в голосе появились слезливые нотки.
Спохватившись, она добавила:
- А что там с внуком моим случилось, серьезное что?
- Температура, зубы, наверное, идут.
- Володенька, ты не переживай, это не страшно, у тебя вообще-то никакой температуры не было, - на последних словах голос опустился ниже.
Это прозвучало как обвинение.
- Солнышко, может заедешь тогда один? - вкрадчиво и снова ласково продолжила она.
- Нет мам, малой поправиться, тогда приедем, - твердо и спокойно сказал сын.
- Ты же знаешь, я вас всегда жду.
- Целую, мам.
В трубке послышались гудки. Настроение было безвозвратно испорчено. Она ненавидела выбор сына, но вынуждена была молчать. В глубине души, Зоя Казимировна понимала, что разлучить его с Ангелиной, значит обречь на одиночество. Она же хорошая, нет, самая лучшая мать. Жаль, что невестка этого не ценит и все делает по-своему. Ну, ничего, жизнь ее воспитает... Женщина снова довольно ухмыльнулась, подняла с пола упавшую лопатку и, думая о невестке, небрежно бросила в раковину, поспешно отерев руку о фартук.
Услышав этажом выше едва различимую музыку, Зоя Казимировна, забыла про ужин. Разве можно есть, когда эти несносные соседи хотят сжить ее со свету. Она спешно подошла к зеркалу, сняла фартук, поправила воротник домашнего халата, расчесала завитые темные кудри, любуясь своим отражением. Новая завивка и дорогая краска, скрывшая седину, удивительно шли ей и снимали заодно пяток лет. Громко выдохнув, она приготовилась к бою, решительно открыв дверь. Спустя пару минут, в подъезде раздался стук, скрип открываемой двери и несчастные вопли, сопровождающиеся стонами:
- Что же вы, нелюди, делаете, а?
В воскресенье она была в церкви. Зоя Казимировна усердно крестилась, наслаждаясь своей непогрешимостью и праведностью. Зверь, сидящий глубоко внутри недовольно морщился. Но даже здесь получал достаточно энергии для питания. Это тело уже изжило себя, а душа достаточно потрепалась, зияя черными дырами в местах, через которые он впитывал энергию других людей. Совсем скоро зверь покинет ее, на миг остановив движение уже бесполезно для него бьющегося сердца. Он оставит после себя уныние и боль, которые быстрым потоком хлынут из разума, отпущенного на волю. Совесть взлетит ярким столбом света, испепеляя обнаженным осознанием неисправимых ошибок и вопиющей
несправедливости. Потоки чужих слез, пролитых по вине этой женщины, станут кислотой, изъедающей ей внутренности. Но зверя это не волновало, он получил от нее все, что хотел. Она сама добровольно впустила его однажды, с легкостью наступая на горло людям, смакуя тщеславие, взращивая в себе ненависть и злобу. Он лишь воспользовался предложенным местом, уютно устроившись в гнезде ее сущности.
Чистота и свет, исходящие от пламени церковных свечей, медленно проникали в Зою Казимировну, слегка опаляя недовольного зверя. Он заворочался и заскрежетал зубами, вонзая когти и царапая. Зоя Казимировна почувствовала раздражение, оно жгучей волной зародилось в животе, неприятно щекоча ребра, подскочившим давлением потекло выше, словно желая выплеснуться сквозь покрасневшие щеки и заблестевшие глаза. Казимировна оглянулась в поисках его источника, нетерпеливо шаря взглядом по церкви. У дверей она заметила неуклюже топтавшуюся девушку, которая видимо первый раз пришла в храм.
- Быстро вышла из дома Господня, - зловеще зашептала в перепуганное лицо Казимировна, - какой срам в брюках-то прийти, и головной убор где?
Девушка стыдливо покраснела и вышла за дверь.
Зоя Казимировна старательно перекрестилась размашистым театральным движением. С глубоким чувством выполненного долга, она удовлетворенно улыбнулась и привычно почесала запястье, под кожей которого находился символ метки зверя, вросший в сплетение вен.