Умереть Нельзя Любить. Публикация 15

Анатолий Образцов
ПЕРВЫЙ
Я очутился в темном проходе — но впереди брезжил свет. Что он принесет, было неясно, но к тому времени у меня уже практически исчезло то, что люди называют сомнением. Я двинулся к неведомому. В голове постоянно звенело это слово — АРКАН. Оно было до боли знакомым, но вместе с тем — бесконечно далеким. Что это или кто это, я надеялся выяснить в ближайшее время. Оказалось, что впереди ожидает огромная отвесная стена природного происхождения, а свет пробивается из-за массивной металлической двери. Ни приспособления для того, чтобы постучать, ни ручки не было, и я выбрал единственно возможный вариант для того, чтобы двигаться дальше. Наверное, это было не очень вежливо, но я толкнул дверь от себя. Она подалась достаточно легко, хотя массивность ее была очевидной. В первый миг глаза буквально ослепли от света. Он не был ярким в обычном понимании этого слова, но его было много. Я не закрывался руками, терпеливо поджидая, пока глаза хоть немного пообвыкнут. Отличную мишень представлял я в этот момент! Но ничего неожиданного не произошло. Когда зрение начало функционировать, я обнаружил себя… в сияющей и светящейся пустоте. Не было ни пола под ногами, ни потолка над головой, а за спиной оказалась такая же светящаяся бесконечность, как будто бы и не было никакой двери.
Как я ни готовился к любой неожиданности, ощущение превзошло все ожидания. Совершенно не к чему было привязаться глазам — как, впрочем, и остальным органам чувств. Я не мог сказать — падаю, стою или поднимаюсь вверх, я вообще потерял все привычные ориентиры. Дальнейшие действия были совершенно непонятны, тем более, что почти мгновенно пропало чувство времени.
Первым делом, попытался взять себя в руки и найти какое-то рациональное зерно в создавшемся положении. Постепенно пришло чувство невесомости, и все ориентиры пропали окончательно. Я даже не знал — стою или лежу. Пустота была потрясающей. Все мысли успокоились, и тогда отчетливо проявилась одна — ТВОРЕНИЕ. Нужно было ее понять. И тут до меня дошло — в подобном положении должен был быть тот, кто сотворил все. Как же произошло творение? Из прочитанного и слышанного я вспомнил фразу о том, что в начале было слово. Но кому и что говорить? Правда, я дышал — а это означало, что воздух есть и звуку есть как распространяться — но экспериментировать не хотелось. Постепенно сложилась еще одна мысль — а ведь мыслю-то я словами! Не это ли слово имелось в виду? Не зря говорят о силе мысли и материализации. Да и прошлый жизненный опыт подсказывал нечто подобное — и выздоровление сына при моем страстном желании, и появление подушки в доме нищих, да и остановка времени на вокзале… Стоп! Я ведь раньше этого не помнил — а теперь словно блок какой-то упал. Вот этот механизм стоило попробовать. Но что представить? Чего захотеть? Я снова расслабился и позволил мыслям течь без усилий.
Итак, Творцом считать себя глупо, разве что на каком-то своем уровне. В принципе, каждый человек что-то творит. Но если так, то в этом месте должен быть Хозяин, и от него можно было бы получить разъяснения. Значит, нужно представить, что мне отвечают.
Сначала ничего не получалось — но у меня было время… Точнее, его совсем не было. Я пробовал разные формы — приказ, просьбу, нейтральное отношение, но все оставалось по-прежнему. И тут я понял — нужно сделать так, вроде разговариваешь сам с собой — совершенно на равных, но с огромной любовью. Это оказалось непросто — любить, неизвестно кого, но постепенно в душе зрела теплота, а воспоминания о тех, кто сопровождал меня по школе, помогли. Параллельно я сделал важное наблюдение — я не могу ЛЮБИТЬ, для выражения нужен объект. Я задумался, пропустив произошедшие перемены. В голову настойчиво пробивалось что-то очень трудноуловимое, но после некоторой концентрации удалось это сформулировать: — ЧТО ТЫ ХОЧЕШЬ УЗНАТЬ? Ситуация не стала легче. Во-первых, попробуй поговорить с пустотой, да еще и выразить, что я хочу узнать. Во-вторых, не чудится ли мне вообще этот ответ? Но делать было нечего, а все происходящее даже мысли не допускало о шутке. А действительно, что я хочу узнать? Все вопросы типа “где я?”, “кто ты?”, “что делать?” казались детскими и неуместными. Но постепенно вместо всей этой чепухи мощно всплыл один вопрос — “КТО Я?” — и повис подобно своему знаку над еще не существующей точкой…
И меня услышали… Оказалось, что происходившее со мной до этого не было таким уж удивительным, но вот теперь! Я вдруг лишился тела. Это было настолько ужасно и, вместе с тем, захватывающе, что если бы осталось дыхание — его точно перехватило. Меня не было — и вместе с тем я был. Теперь задача усложнилась, хотя я и получил первый ответ — “Я — НЕ ТЕЛО!”. Это уже было достижением — но что делать дальше? И как, собственно говоря, делать? То, что осталось, могло мыслить. А раз так, то и я должен был быть мыслью. Попробую… Теперь уже нельзя было сказать “Я представил”, или “Я подумал”, потому что эти слова подходили к телесному образу меня. Поэтому я как бы сам стал мыслью, представив собой хоть какое-то движение в окружающем ничто. И оно проявилось — вначале очень незаметно, но по мере того, как крепла моя убежденность — все более явно. Что это было, описать практически невозможно — слов соответствующих нет. Но общее впечатление было таким, что это — мир, но мир ДРУГОЙ. Главной отличительной чертой была необычайная текучесть форм — они переходили, сменяли друг друга, беспрерывно рождаясь и вновь исчезая. Прошла, наверное, целая вечность, прежде чем я понял, что нахожусь в мире мыслей. Безусловно, чтобы двигаться дальше, мне нужно было тело, но вот как получить его, я себе пока не представлял. Сосредоточившись на этом моменте, я заметил изменение в окружающей обстановке. Было такое впечатление, что кто-то гигантской губкой стер нагромождение образов вокруг меня, и проявился Петер. Но это была не та сущность, которая поддерживала равновесие в моем прошлом мире — теперь он был хозяином здесь — это чувствовалось сразу со всей очевидностью. Петер больше всего походил на того, кто облечен полномочиями и способностью производить перемены. Начался самый удивительный диалог в моей жизни.
Ничего не нужно было говорить, и вместе с тем, приходящее и посылаемое отличались небывалой отчетливостью, ясностью, и однозначностью — не приходилось подбирать слова и беспокоиться о понимании “собеседника”.
— Формулируй! — было первым посылом Петера.
— Мне нужно тело, — представил я.
— Твори его.
— Как?
— Выбери то, что сможет тебе помочь. — На этой мысли Петера проявилось нечто в виде огромного стеллажа с множеством самых разных предметов. Если бы все происходило в том мире, мне потребовался бы не один день, чтобы только осмотреть содержимое — здесь же без труда я “видел” все и сразу. Теперь нужно было определиться. Я уже понимал, что в мире мыслей очень важно строить прямые цепочки, не отвлекаясь на массу посторонних ассоциаций — и вместе с тем, пищу для этих цепочек приходилось искать именно в ассоциациях. И я “с головой” окунулся в задачу. Размышления выглядели примерно так.
“Из чего состоит тело?” — этот вопрос должен был дать толчок всей цепи. Как по команде, меня окружили все мысли, имевшиеся на этот счет в уме. Оказалось, что он действует наподобие компьютера, выдававшего по поисковику все содержимое — значит, многое зависело от точности постановки вопроса. Сейчас я оказался прямо в тумане. Здесь были и слова детской песенки — “из чего же сделаны наши девчонки…”, и ругательства соседки о том, что во мне одно д…, и мнения учителей о моей сплошной глупости… Пришлось конкретизировать: — Согласно представлениям древних! Окружение сменилось скачком, но не стало более отчетливым. Моя мысль удивилась — сколько же всего напичкано в уме! При этом не нужна была память — все требуемое тут же подавалось “на монитор”. Мне срочно нужно было найти ключевое слово, и оно пришло — элементы. Тут же картинка прояснилась, и остались всего четыре, за которыми слегка маячил пятый. Это были образы, но теперь легко читаемые для меня — я сам был сейчас таким же образом. Земля, вода, воздух, огонь — и расплывчатый эфир. Это уже было победой. Но что с ними делать — ведь самих элементов не было.
И тут на помощь пришел случай — возникли образы каких-то неясных очертаний — это потому, что видел я их мимоходом. Пришлось сделать лишнюю операцию — вызвать обстоятельства этого видения — ими оказался поход к гадалке, у которой на стене висела таблица соответствия четырех карточных мастей четырем элементам. Теперь я стал еще ближе к цели. Огромная, ясная и светящаяся Петер-мысль спокойно созерцала мое творчество.
Можно было совместить образы из воспоминания с содержимым стеллажа. Я уже вошел во вкус. Сразу из всего многообразия выделились четыре предмета. Первым оказался жезл очень старинной работы, и из таблицы навстречу ему выделился элемент огня. Следующими парами стали изящная шпага и воздух, чаша и вода. Завершило всю эту комбинацию соответствие между “пятиугольником” — пентаклем и землей. Чувствовалось, что я совсем близок к разгадке, но вот что делать дальше — было совершенно непонятно. Элементы для меня оставались недоступны, а вот четыре предмета в их мысленном выражении находились в моем распоряжении. Я понимал, что тело включает все четыре составляющих… И тут я отвлекся на Петера, и передо мной встал его основной принцип — РАВНОВЕСИЕ. Очевидно, что тело может функционировать только потому, что в нем все элементы находятся в гармоничном равновесии. Дальнейшее произошло совершенно случайно — возможно, я на секунду расслабился и утратил серьезность, но как раз это и помогло. Как уравновесить два предмета — при помощи весов с двумя чашечками. А четыре? С четырьмя. Я не знал, возможно ли это в нашем мире, но здесь оказалось вполне осуществимо. Ко мне приблизился образ этих необычных весов, и я мысленно разместил на чашечках образы символов элементов, поместив огонь напротив воды, а воздух — земли. Получилось ужасно. Весы заходили ходуном, и неизвестно было, что и кого перевешивает. Немного поупражнявшись, я понял, что могу управлять величиной символов и подгонять их друг к другу. Постепенно, с каждой попыткой весы все меньше отклонялись, пока не замерли окончательно. В этот момент произошло чудо — между противоположными парами символов вспыхнул яркий крест, а то, что было в настоящий момент мной, оказалось в точке пересечения. Замерев, я наблюдал, как от символа земли начали образовываться кости, в сочетании с символом воды — мышцы, свою лепту внес воздух, а огонь наполнил энергией. Я вновь обрел тело. Теперь это было непривычным — а ведь совсем недавно я так к нему привык, что считал неотделимым от себя. С огромной ясностью, теперь уже в голове, встал образ Любомира, а на теле вновь запечатлелось его теплое дуновение оттуда, где смерти нет. Конечно, произошедшее со мной еще не было моим личным опытом, но очень сильно поколебало мою привязанность к телу.
Петер, теперь уже ставший плотским, как и я, но ни на йоту не потерявший своего величия, стоял рядом на полу огромного зала, противоположный конец которого терялся из виду. Прямо передо мной лежал канат, уходивший в ту же даль.
— Ступай по нему, только не упади! — наставительно сказал хозяин равновесия.
Чувствуя какой-то подвох, я очень несмело ступил на канат. Он лежал довольно ровно, а ближний к нам конец был вделан прямо в стену. Стоять на нем не составляло никакого труда, и я сделал первые шаги — сначала с опаской, а потом все смелее. Петер спокойно шагал рядом, наблюдая за мной. Почувствовав какое-то ребячество, я сделал даже несколько полупрыжков. И тут… Самые худшие подозрения оправдались. Пол исчез. Совсем. Только Петер остался рядом, как-то повиснув в воздухе. Первым впечатлением был сплошной липкий ужас. Не знаю, каким чудом я сразу же не свалился, но, даже чуть выровняв положение, боялся не только пошевелиться, но и вздохнуть. И не сразу расслышал слова Петера.
— А почему ты испугался? Что изменилось?
Думать не хотелось, но я вспомнил, что продолжается урок, и постарался ответить вразумительно.
— Когда канат лежал на полу, падение не могло привести даже к травме, а сейчас оно равносильно гибели.
— Но ведь, по сути, ничего не изменилось. Что мешает тебе по-прежнему свободно идти по канату и даже подпрыгивать? Вспомни лунатика.
И действительно, память выдала живую картинку, виденную в юности — огромная толпа внизу, боящаяся даже вздохнуть, и идущий по самому краю крыши пятиэтажного дома раскинувший руки человек. Позже отец объяснил, что дело не в бесстрашии, а во сне — мозг не мешал своими страхами и оценкой вероятности падения, а тело прекрасно все делало. Вот почему все молчали — внезапно проснувшись, этот человек неминуемо разбился бы.
Воспоминание помогло. Я понял, что мешает ум — в этой ситуации он был не нужен в отличие от предыдущей, в которой лишним оказалось тело. Справиться с этим было непросто, но все же удалось. Слегка покачиваясь, предоставив телу самостоятельно решать эту задачу, я двинулся по канату к противоположной стороне. Петер величественно плыл рядом. Встретила меня узкая площадка на краю бездонной пропасти — маленький выступ в сплошной каменной вертикальной стене, и прямо передо мной оказалась массивная кованая дверь. Хозяин заговорил вновь.
— Ты очень многое почерпнул и многому научился, но это всего лишь первый шаг. Двигаясь дальше, ты только отдаляешься от цели, но и без этого движения никогда ее не достигнешь. Если все сложится, мы еще встретимся… на обратном Пути — Пути к СЕБЕ!
С этими словами Петер растаял в своем мире, а я усилием мысли представил дверь открытой, и оказался за уже знакомым мне столом перед той же книгой, но уже в одиночестве.