Туман

Вячеслав Чуйко
               

               Я сегодня встал раньше солнца. Его первые ласковые лучи еще только коснулись перистых облаков над спящими сопками, да раскрасили розовым флёром далёкий восток. А мне собраться, только подпоясаться. И вот я уже в пути.
              Спешу туда, к сопкам. Но не впрямую по многократно хоженым тропам, огибая, как обычно, наше прекрасное озеро, а стремглав бегу на шоссе, чтобы успеть на утренний автобус и зайти в сопки с тыла. Это моя давняя мечта, обследовать их с незнакомой мне дальней стороны.

              Водитель любезно высадил меня через десяток километров, там, где я попросил. От горного массива здесь меня сначала отделяет неширокая полоса хлебного поля, затем, болотистая низинка, поросшая кустарником и травой в рост человека, далее смешанный лес, медленно поднимающийся к подножию первых сопок. Это сначала он смешанный, но чем выше, тем все более преобладают сосны, невысокие, кряжистые, скрученные ветрами и морозами. Осинник исчезает совсем, а березки еще встречаются, кривые, почти ползучие, они трепещут сухими листочками, будто пытаются мне сообщить что-то потаённое или же просят пить. 
             Нынче жаркое лето, засуха, и в сопках это особенно ощущается. Не успевшие остыть за ночь, камни с первыми лучами солнца вновь быстро нагреваются, от них идет тепло, как от русской печи. Привалишься к такому спиной на передышке, так хорошо, так приятно, к тому же и полезно.

             Первые две-три сопки по моему разумению действительно сопочки, высота их не более трёхсот метров от уровня моря. Их я  прохожу быстро одну за другой, то поднимаясь к вершинам, то спускаясь в лощинки, но при этом стараюсь от сопки к сопке придерживаться седловин, чтобы попусту не терять силы.
            Хоженых троп не видать, вообще нет никаких следов человека. Мне это весьма по душе, зато и мусора нет.
             Кое-где на склонах, обращенных  к солнцу, робко набирает цвет богородская трава, но еще очень слабо, чуть заметно появляются бледные фиолетовые цветочки.  Начало августа, и, пора бы. Природа жаждет дождя, а его нет, как нет. Зверобоя горного вообще не видно, даже горный тысячелистник, привычный к засухе, и тот стоит редкий, землисто-серый, сухой с блеклыми розоватыми и грязно-белыми цветками.
              Вот разве что горькая пижма кое-где расцвела, издали поманит ярко-желтыми бусинками цветов. Ей и жара нипочем.
              Малинник местами есть, он нынче тоже сухой, с ржавыми листочками и почти засохшими прямо на ветках мелкими ягодами. Но горная малина даже и суховатая неповторимо хороша и ароматна.  Горсть набрать несложно, - зато вкусно!

              На первый взгляд здесь сопки такие же привычные, как и со стороны озера: почти все они покрытые сверху донизу соснами и редкими березками, по их склонам и на вершинах сплошь вросшие в грунт камни и обветренные скалы, причудливо выветренные за тысячи тысяч суровых зим и холодных осенних ливней.

             Чем выше к вершинам сопок взбираешься, тем больше таких каменных чудес. Порой, встанешь, оглядишься и засмотришься на эту каменную симфонию. 
             Некоторые из них настолько огромны, что диву даёшься, настоящие великаны, иные длиной до нескольких десятков  метров, высота этих великанов тоже впечатляет. И это, притом, что значительная часть туши таких великанов скрыта под нагромождением других камней и столетиями копившегося грунта. То есть, на самом деле эти исполины еще больше, чем кажутся.


            Четвертая сопка уже весьма солидна по вышине. Подобрался к  её вершине даже с легкой одышкой. Мне в походе хорошо помогает крепкая сухая палка из сосны около двух метров длиной.  Не столько выручает подниматься, как спускаться по крутым склонам. Да и оружие доброе, если что. Хотя в этих заповедных местах серьезных хищников давно нет, разве что человек...
 
             Поговаривают старожилы, что еще в царские времена и позже, до Великой Отечественной, водились здесь и лоси, и медведи, и волки, и рыси. А теперь вот совсем недавно завезли в заповедник косуль, эти миниатюрные подобия лесных оленей, пугливы, нежны и грациозны. Зато следом появилось и несколько волчих семейств. Лисы есть, ибо они всегда там, где есть мышки да зайчики. А этого добра в сопках хватает. Еще встретил приличную барсучью нору, но это раньше, в низинке, которую миновал после шоссе.

            С удивлением обнаруживаю, что, издали казалось на покоренной сопке вершиной, по сути, оказывается лишь её началом. То есть эта сопка, четвертая на моем пути, имеет вершину продолговатую, вытянутую, к тому же медленно поднимающуюся к другому склону, пока мне не видимому.
            На вершине настоящая какофония из нагромождения камней и застывших каменных изваяний. Между ними растущие и упавшие сосны. Выбеленные солнцем, ветрами и дождями упавшие стволы сосны и даже сучья настолько крепки, что совершенно не поддаются при попытке сломать или хотя бы согнуть.
             Приходится как-то перебираться, где-то подныривать, проползать под ними, порой, накрепко цепляясь рюкзаком или одеждой. Наконец пробираюсь почти к самому высокому месту на вершине этой необычной сопки. И вдруг упираюсь взглядом в ответный мертвенный взгляд каменного идола.
 
              Громадная каменная змея распласталась по вершине сопки и смотрит на меня круглыми слепыми глазами. Могучее тело её извилисто распростёрлось по гребню сопки на десятки метров. Кто и когда заколдовал этого исполина и превратил в камень? Хозяин гор рассердился однажды, или сам Велес, Покровитель всего сущего на земле и под землёй? Осторожно подхожу к её величественной голове, прижимаюсь ладонями. Она тёплая, особенно с солнечной стороны, будто живая.  Заколдованный Змей не страшен, наоборот, мирно излучает целебное тепло.
 
            Справа от головы узкий проход меж камнями, он ведет еще выше, где-то там и есть конечная цель - вершина сопки. Поднимаюсь, ещё и ещё, и вот она вершина! – величественный простор вокруг.

 
              К северу, внизу подо мной широкая и довольно глубокая котловина,  почти ущелье. Тонкой полоской внизу серебрится на солнце извилистый ручей, он резко выделяется на фоне желтого песка берегов. Видно, что этот ручей весной, во время таяния снегов в горах превращается в настоящую буйную реку. А я до сих пор даже и не подозревал, что  здесь, в глубине горного массива, есть река. С той стороны ручья вдоль берега видна накатанная дорожка, явно, что не только телегами, а тракторами, машинами. Может, они здесь и нечастые гости, но дорожке зарасти травой и лишайником не дают. 
             Напротив, через ущелье, еще одна сопка, чуть пониже моей, а за ней еще и еще сопки. А вдали чуть виднеется край села. Отсюда, где я стою, видно многое, хотя моя сопка находится в глубине горного массива и не самая высокая, но и не маленькая в округе.
 
            Небо, пронзительно синее, того и гляди рукой достанешь, изумрудные дымчатые дали изломанной линией разливаются вокруг поразительной красотой, от которой захватывает дух, а воздух, - не надышишься, - терпко-сладковатый, ласковый и ласкающий, он наполняет мои легкие целебным настоем сосны, редких горных трав, горячих солнечных лучей, слабого радонового излучения от нагретых камней.

           Справа, поодаль чуть виднеется ярко-голубая полоска озера, озеро на самом деле большое, но отсюда закрыто величавыми силуэтами знакомых мне с детства вершин: Седловатой, Котлована и Лысой.
 
            Котлован – посередине, он больше похож на рукотворную пирамиду, очень уж  правильны его крутые склоны, их четыре ! К одному из них, обращенному как раз ко мне, примыкает изогнутый, будто седло, хребет, по которому можно наискось двигаться в сторону сопки Седловатой, это всё легче, нежели начинать восхождение на неё снизу, от подножия.
 
            А на самом верху Котлована, будто сложенные друг на друга горным Троллем - великаном громадные камни. Даже отсюда, на расстоянии нескольких километров, их можно разглядеть, настолько они велики. Котлован – и есть одна из самых высоких сопок в массиве, высота над уровнем моря 604 метра. Хотя я сам лично в начале девяностых годов прошлого века для сравнения побывал на соседней сопке – Седловатой, а в старину её иногда называли Безымянной.
 
            На одном из её больших плоских камней, венчающих сопку, геодезистами вбит стальной стержень с цифрами в центре и буквами по кругу. Насколько можно было разглядеть, высота этой сопки не то 618, не то 614 метров, то есть, это она самая высокая в горном массиве Иман Тау (святая гора).
 
            Один её склон, тот, который ближе к Котловану, более пологий и вполне доступный для покорения даже неопытными туристами, а вот другой, сейчас он как раз ближе ко мне, резко обрывается в глубокое ущелье. Там вечный полумрак, бурлит горный непоседа ручей, и раньше было много малинников. Поговаривают, именно в тех местах раньше рыси водились.

            Слева от Котлована сопка Лысая, она так названа, потому что её каменистый склон, обращенный к Солнцу, от вершины и почти до подножия, почти без леса, зато в старые времена там, на этой залысине, было много малинников, и, соответственно малины.  И еще много заячьей капусты, наверное, потому и много заячьих какашек. Часто они здесь бывают.

 
            А сопка, на которой я сейчас нахожусь, если и ниже Котлована, то не намного. Так как она не имеет названия, я на правах покорителя, решаю назвать её сопкой Заколдованного Каменного Змея.
            По левую сторону виден еще целый сонм вершин сопок, прячущихся друг за дружкой. Считаю их, сбиваюсь со счета. Но вот одна из удалённых сопок привлекает мое внимание необычной формой. Она как будто рассечена гигантским мечом великана ровно надвое. Причем, глубоко.
 
            И как раз, находится ближе других ко мне.
            Если  б идти напрямую, пожалуй, будет недалеко, всего-то пару километров или того меньше. Однако нас по левой стороне разделяет еще одна большая и глубокая впадина с торчащими внизу кое-где мелкими сопочками и наверняка непроходимыми буреломами и завалами.
 
            Не верится, что там, внизу подо мной, когда – либо ступала нога человека. Одному бродить по сопкам, да еще в незнакомых местах не очень-то приятно. Нужно быть всегда начеку, немало опасностей подстерегают одинокого путника в горном массиве, на скальных подъемах и спусках, в буреломах и гиблых местах. Могут еще и зверушки хищные повстречаться, и на змею бы не наступить ненароком. Однако надо принимать решение, уж больно сопка удивительная, так и манит к себе какой-то загадкой.
 
            А вот, замечаю, как раз подо мною, ниже и левее, есть еще одно седло, оно  каменистое, тоже завалено упавшими деревьями, тянется от моей сопки как раз в сторону той, что мне нужно, идти там было бы чуть легче.
            Ну, хотя бы потому, что это седло вполовину выше бездонной и мрачной впадины. Оно еще и тем замечательное, что прямо – таки примыкает к моей сопке, полого спускаясь и поворачивая влево, доходит до следующей сопки, невысокой, а потом далее к той, загадочной, рассеченной надвое вершине, то есть именно туда, куда я и хочу попасть.
 
            Но сначала короткий привал. Оглядываюсь вокруг,  ищу место для привала, вдруг неожиданно под ногами тускло блеснуло, обнаруживаю старую консервную банку. Банка стандартная плоская, для рыбных консервов. Прочитываю ГОСТ, номер, дату изготовления, восьмой месяц 1964 года, значит, бросить её здесь вполне могли в 1965 году.
 
             Кто это были: отчаянные туристы, обходчики - егеря или лесозаготовители? Старые просеки кое – где рассекают сопки в самых разных направлениях.  Эти просеки в свое время носили, главным образом, противопожарную функцию, поскольку лес тут на сопках не очень-то строевой, низкий и корявый. Но пожар в сопках – опасен втройне. А места самые, что ни на есть заповедные. Никак нельзя было допускать пожаров, вот и делали просеки.

 
            Решаю: сначала подкреплюсь, потом определюсь с дальнейшим маршрутом. Тем более, что уже миновал полдень. Солнце за спиной жарит во всю, даже слишком. Оглядываюсь, и понимаю, почему.
 
            За моей спиной, с юго-западной стороны, откуда ни возьмись,  незаметно и неслышно подкралась чудовищных размеров черная тучища. Она заняла позади меня уже почти полнеба и без единого звука всё больше наползает на сопки, значит, и на меня. Кажется, сегодня мой исследовательский поход к рассеченной надвое сопке не состоится…
 
           Торопливо опустошаю рюкзак, перекусываю, хватаю палку - поводыря и ищу спуск к виднеющейся внизу речке и пролегающей рядом дорожке. Раз есть дорожка, значит, она меня выведет куда - ни будь к людям. Один её конец, пожалуй, наверняка ведет к Лесхозу, другой, судя по направлению, в сторону озера, значит, туда, куда мне и нужно, чтобы потом проверенным маршрутом идти в свое село.

 
           Небо над моей головой вдруг неожиданно треснуло, и раскололось будто надвое! Ага, вот и Перун пожаловал! Кто попадал в горах в грозу, тот знает, что это такое, и может мне посочувствовать. Предупреждает меня Перун, беги, мол, пока цел. Вниз, вниз, на открытой вершине опасно.
 
           Упали первые капли дождя. Очень крупные, редкие. Они падают вокруг, светясь на солнце, будто жемчужные бусины, легонько бьют по голове, плечам, смачно шмякаются о камни и застывают мокрыми кляксами.
 
           Но уже через десяток минут, не успел я и на четверть расстояния вниз сойти, как пошел ливень, тихий, мощный, без грома и молний, будто вылил на меня Даждьбог разом ушат воды.  Мгновенно развязываю рюкзак, на себя ветровку и дождевик,   полупустой рюкзак тоже прячу под дождевик.
 
           На самоконтроле каждого шага продолжаю путь вниз. Тут главный помощник третья нога, то есть моя надежная палка  - выручалочка.
 
           Дождь шумит монотонно и убаюкивает на ходу. Была б пещерка под рукой, прилег бы, да вздремнул.
 
           Вокруг откуда ни возьмись, образуются многочисленные ручьи и ручейки. Они, то прыгают по каменным каскадам, то исчезают под дерном из земли, прошлогодней хвои и листвы, чтобы вновь выпрыгнуть где - ни будь далеко внизу.         
           Скользкие камни на спуске вдвойне представляют опасность, сухие лишайники и опавшая хвоя, мгновенно набухают от дождя, становятся, будто смазка, неосторожно наступишь на камень, сорвешь с него ногой ползущий вниз лиственный наст, грохнешься так, что мало не покажется.
 
           Вокруг, тем временем становится почти темно, туча, чернее самой черной ночи уже затянула всё небо, резко задул ветер, дождь усилился. Стал проливным, но не успел я добраться до котловины с ручьем, как сильный ливень сменился мелким плотным дождем.
 
          Этот мелкий и противный сеянец настолько плотен, что под носом не видно. Серая стена воды. А внизу, откуда ни возьмись, и это среди жаркого лета – появляется туман! Разрастается стремительно, - холодный дождь падает на горячую землю, на раскаленные камни, отсюда и туман.
 
            Речка уже практически не видна, слышен лишь отдаленный глухой шумок бегущей воды. По низине во все стороны расползаются серые полосатые змеи, их всё больше, они клубятся, поднимаются вверх выше и выше, заглатывают падающий с неба плотный ливень и, насыщаясь им,  разбухают уже до середины сопки.

 
            И вот я, наконец, на спуске, еще не дойдя до ручья, неожиданно окунаюсь в белое молоко. Видимость три – четыре метра. Дождь, туман, мокреть, тишина. Мертвая тишина. Ни крика птицы, ни шороха гада ползучего, ничего. Будто эта тишина из толстой сырой ваты, и она мне напрочь заложила уши, застила глаза, скрутила всё тело мокрым полотенцем, ни вздохнуть, ни ойкнуть. Но тишина шуршащая, кругом слышно несмолкающее шипение: ш-ш-ш-ш-ш…  Это мелкий густой дождь по листве и хвое шпарит, будто ползучие гады окружают меня. 
             Под ногами мокрые камни, хвоя и вода, вокруг стволы деревьев туман и вода, сверху сеянец - дождь, серая мгла и туман. Стараясь не терять направления, подхожу к ручью, а он раздулся моментально, посуху не перейти, кроссовки уже почти полнёхоньки.  А, какая разница! На той стороне дорожка, значит мне туда, иду, не разуваясь, через ручей. Вода и до колен не доходит. Мелкий ручей, дно каменистое, песок со щебнем и каменными глыбами. Выливаю воду из кроссовок, выжимаю носки, теперь можно продолжить движение. Мне направо, под уклон.
   
            Тишина ш-ш-ш-ш-ш… Дождь, туман, слякоть. Вода ухитряется проникать под дождевик, мокры уже не только ноги, но и тело, даже голова.  Иду час, полтора. Дорожка ведет и ведет, неизвестно куда. Справа ручей, то, что он рядом, утешает лишь отчасти. Кто его знает, куда мы с ним движемся. Мы с ним сегодня соседи на час. Слева деревья плывут, выныривая, друг за дружкой из густого молока. По дорожке идти, конечно, легче, хотя, может, и дальше. Зато есть гарантия, что глаза не выбью, не наткнусь на сук.

            Время не стоит на месте. Часы показывают уже начало шестого вечера, а дорожка, вот неладное, никуда не ведет. Точнее, ведёт, да не приводит.
            Справа ручей бежит, и тут же рядом дорожка бежит, сопки всё глуше, тишина все тише. Туман все гуще.
 
             И все время кажется мне, что за мной еще кто-то топает. Вот такое чувство. Я иду, и шаги позади топают. Я остановлюсь, и шаги смолкают. Шаги сзади будто тяжелые, неторопливые, от них веет чем-то чуждым, не человеческим.
 
             Пожалуй, это туман виноват. Никого там позади нет. Не должно быть. Звери по укрытиям, люди под крышами, я один дурак тут путешествую.
            Понимаю, что пора определиться на местности, но для этого надо взобраться на какую – либо сопку, желательно достаточно  высокую. Сопок вокруг было немало, слева, справа, и через ручей впереди, сзади… сворачиваю наугад влево, к ближайшему склону, выбираю ту, которая ближе, ко мне. Подъем крутой, с завалами, каменными осыпями и мокрой скользкой землей. Долго ли коротко, но я на вершине.
 
             А толку-то. Сопка, видать, и впрямь небольшая, вся в липком сеянце и тумане, с неё дальше трех – четырех десятков метров вообще ничего не видно. Верхушки деревьев, дождь  и внизу шевелящиеся клубы тумана. Решаю, идти к другой сопке, как мне кажется, она должна быть совсем рядом, вроде бы её могучее тело вон оно, мутно виднеется впереди.
 
             Спотыкаясь и падая, сползая на четвертой точке, добираюсь до котловины. Здесь внизу совсем темно и глухо, будто я попал в барокамеру. Я насквозь мокрый и это меня уравнивает с окружающей природой. Я всего лишь малая частица природы, я мокрый и уже порядком уставший человек, а никакой не её венец.
             Сажусь на мокрое упавшее дерево, оно все равно у меня на пути, добираюсь до рюкзака, извлекаю бутылку – воды мало, едва ли стакан. Однако выпиваю всю, надо будет, потом из ручья напьюсь.
 
             Хотя вот ведь незадача, ручья то я как раз и не вижу, и не слышу. Занесло меня уже в другое место, будто в другое измерение, какая-то тесная  мрачная котловина без ручья. Вокруг лишь мрак и шуршащая дождем тишина. Где он, ручей, я без понятия. Где я сам нахожусь, тоже без понятия. Компаса с собой нет. Дорожку потерял, ручей – тоже.
 
             Куда-то вновь иду, то падаю, то снова иду, то матерюсь, то смеюсь, но иду. Упрямо иду в неизвестность. Теперь уже понимаю, завел меня Леший в тьму – таракань. Вокруг глухая глухомань… И туман.
 
              И земля в этом глухом мрачном ущелье какая-то странная жирная, липкая, сплошной перегной, шевелится под ногами, будто трясина. Это-то  в каменных джунглях сопок.
             К тому же на дне этой непонятной котловины становится совсем  темно. Не от тумана, а вообще темно. Ночь что ли надвигается? Гляжу на часы, восемнадцать тридцать, солнце ведь должно быть еще высоко, но дождь и туман его застят наглухо. 
             Почему же так темно, даже туман вокруг не молочно – белый, каким был сначала, а грязно – серый, водянистый, дышать трудно. Загнало меня это путешествие…


             И я вновь, перебравшись через хлюпающую жижей низину ущелья, настырно лезу кверху, на следующую вершину, но не в лоб, чтоб не так убиваться, а по наклонной всё выше и выше.
 
             Ноги, будто каменные гири, едва переставляю, но иду, аккуратно опираясь на палку. Скользко. Камни жесткие, падать неприятно, хотя иногда приходится. Всё, что мог на себе, я уже разбил и поцарапал.

             И никакого укрытия, посидеть бы где-то в сухом месте. В этих сопках пещерок и укрытий под каменными козырьками встречается немало, небольших, уютных хоть для ночевки, хоть для непродолжительного отдыха. Когда не надо, они тут как тут. А сегодня ни одной спасительной ниши. Чувствую, что сопка немаленькая, взбираться мне придется долго, но без этого я вообще не смогу определиться, где я нахожусь, и куда идти далее.

             Сопка, как назло никак не кончается, вроде вот она – вершина, ан, нет, еще и еще приходится взбираться… 
              Взбираюсь уже ползком, крутизна, мокрые опасные камни, всё под ногами скользит и тащит вниз. А ведь это шестая по счету сопка.
   
             Всё! Я зол! Встаю, широко расставив ноги, задираю голову и руки к небу, за шиворот сразу липкие холодные струи дождя.
 
             Кричу, что есть мочи: Боги красные, Боги славные, Боги русские: Перун могучий Владыка грома и молний, и Ты, Велес, Отец мой и Брат, остановите дождь, развейте туман, дайте мне глоток синего неба и луч солнца, укажите путь домой!!!

            Можете мне не верить, я никого и не принуждаю, однако через несколько мгновений дождь вдруг неожиданно почти прекратился, прямо над моей головой вдруг разорвались тучи. В разрыв, вспыхнувший яркой небесной синевой, золотые лучи солнца косо и горячо ударили в сопки, разметали на своем пути клубящийся туман, который испуганными серыми змеями начал удирать вглубь ущелий и лощин, распадаясь на серые землистые клочья.
 
            Это чудодейство продолжалось недолго, минут десять. Но мне хватило времени, чтобы определиться с направлением: буквально, за ближайшим перевалом на восток от меня я увидел зеркало озера, покрытое белесыми бурунами мощных волн, ветер на просторе гулял не на шутку! Идти-то к озеру всего ничего! Спуститься с этой сопки, перевалить через невысокий перевал, вот он, рукой подать, дойти до берега, а там уж вправо и по знакомой тропе по-над озером в сторону дома.
 
           Опять скользя и падая, спускаюсь, торопливо спешу в заданном направлении. Наискось пересекаю сопку, вдруг слева вижу: пещера! Да еще какая!  Красавица! Будто Хозяин Гор сжалился надо мной, предлагает мне: остановись, отдохни, сын мой! Сворачиваю чуть с маршрута, подхожу к пещере, ширина достойная метров пять - шесть, а длиной так на все десять метров. Внутри сухо. Полчаса на отдых!

 
             Сухой лишайник в руках приятно похрустывает, засохшие сосновые веточки и иголки, занесенные в пещеру ветрами, тоже для костра хороши. Вот уже веселый огонёк греет мои отерпшие руки, от кроссовок и джинсов идет густой пар. Не сгорели бы, к костерку близко сунул. Снаружи снова пошел дождь, но редкий, слабый, будто уже надорвался за день, и бессильно выплескивает остатки, солнышко опять  почти спряталось, но у меня перед глазами озеро, его из пещеры видно хорошо, теперь уж я ориентир не потеряю.
 
            Спустившись вниз, перед невысоким перевалом неожиданно обнаруживаю шумный ручей, пожалуй, этот же самый! Мутный, быстрый, довольно широкий. Он здесь уже на выходе к озеру, и русло пробил глубокое, правый берег довольно высокий, а мне именно туда надо перебраться.
 
             Я сунулся было, да и увяз в песке чуть не по колено, вот те, на! Зыбучие пески! Настоящие плывуны. Крупный песок, оказывается, настолько глубоко напитался водой, что засасывает не хуже болота. Оглядываюсь вокруг, взгляд отыскивает засохшую упавшую сосенку, вот и шест. Смешно получилось, при переброске моего тела на тот берег, шест, вдруг провалился и глубоко увяз в илистом дне, так, что я зачерпнул воды кроссовками, однако под весом тела он со скрипом наклонился в нужную сторону, и я удачно шлепнулся в мокрый обрывистый противополжный берег.
 
            Вскоре я был на берегу озера. Выкупался на скорую руку, смыл с себя грязь и усталость, собрался, и бегом по извилистой и каменистой тропе по – над озером, через час  я стоял у дверей небольшого деревенского магазинчика, который держала прямо в своем доме предприимчивая деревенская женщина. Водки, чуть не закричал я, когда она, наконец, появилась на мой нервный стук в двери. И чего - ни будь закусить. Готовить ужин я был уже не в силах.
 
            Из окон моего домика озеро на закате особенно красиво. Домик в тридцати шагах от озера. По ночам слышен баюкающий шум невысоких коренастых сосен, они растут прямо возле дома, говор птиц, долго не могущих уснуть, как и я, плеск тихой ночной волны, разговаривающей о чем-то своем с неподвижным и серьезным берегом.
 
            Солнце, кое-как пробившись сквозь покрывало туч, позолотило верхушки высоких валов, они катились один за другим к берегу, сверкая бликами на заходящем солнце, ударяли в камни, шипели, пробиваясь на берег между ними. И я решил, что перед сном будет нелишне пойти и ополоснуться.
 
             Уснул я в тот вечер крепко – накрепко. И мне приснился сон, будто в тумане шел за мной следом корявый и могучий Леший и никак не мог для себя решить, проводить ли меня до дома, или оставить в своих владениях навсегда.