Любовь бесследно не проходит

Евгения Савина
Автор: Евгения Савина

Редакторы: KosharikWildCat


Размер:     мини
Кратко:
Стоит лишь однажды дать отпор, поставить человека перед выбором, и, он начинает задумываться... А любовь ли это?



- Ты же мне обещал, что больше не станешь с ним разговаривать! – в бешенстве выкрикнула Марина, стукнув кулаком по столу, отчего маленькая перечница и солонка вместе с подставкой для салфеток и полупустой тарелкой с фруктами подлетели и со звоном приземлились обратно на стол.

– А мы и не разговаривали, – пробормотал я, пялясь в пол.

 Марина всегда заставляла именно меня чувствовать себя ничтожеством и половой тряпкой, о которою вытирают ноги, а не того, кто, по ее словам, регулярно утаптывал меня в грязь. Если бы она не говорила беспрестанно, то жалея, то повторяя, какой у нее брат кретин, я бы и не задумывался о том, что, возможно, действительно являюсь кретином и той тряпкой.

Сила самовнушения работает невероятно хорошо, кем бы ты ни был. А в действительности в жизни все так и происходит. Не мы сами складываем о себе мнение, а окружающие. Никто не назовет разодетого жиголо заучкой или наоборот, лишь, вероятно, в шутку. Все от начала до конца – стереотипы. Кто нам их навязывает – телевидение, интернет или окружающие – решать не мне и не вам, но, согласитесь, это идет откуда-то сверху. Мы воспринимаем стереотипы как должное, как правила социального поведения, хоть о них нигде не написано, но они прочно сидят в наших сознаниях, и мы даже не задумываемся, откуда это появилось, воспринимая весь этот абсурд как само собой разумеющееся.

Но вернемся на кухню, где, собственно говоря, меня, как маленького ребенка, отчитывает Марина. Хотя, для нее я и есть маленький ребенок. Объясняю: Марина – моя старшая сестра. Разница у нас – шесть лет. И она всегда, всегда-всегда отчитывала меня (насколько я помню). Кто не имел старших сестёр и братьев, вряд ли поймет, но это словно у тебя две матери.

Мать с отцом всегда трудились в поте лица на двух работах, чтобы обеспечить счастливую жизнь дочурке и младшему сыночку. Хоть, на самом деле, я был нежеланным ребенком. Как вы понимаете, случайно вышло. Но я же не виноват, что отец однажды перебрал и не успел вовремя… Кхм-м… Не будем вдаваться в подробности. Но вот эту деталь я часто припоминаю отцу, когда мы ругаемся. Мне говорят, что я – случайность, и меня вообще не должно было быть, я… Ну, вот эта пошлость в грубой форме. Я же не виноват, что отец у меня кретин, а мать помешана на религии настолько, что не сделала аборт, хоть отец ее и уговаривал это сделать. Зуб за зуб!

Вы не подумайте, я не вырос бессердечным ублюдком, нет. Хотя, в последнее время я об этом часто задумываюсь, поскольку мать мне часто об этом говорит, сравнивая холодный металл холодильника со мной, да и папа не в восторге от сына-ошибки. Меня любят гораздо меньше, чем состоявшуюся сестру.

Марине моей, мягко говоря, плевать. Она никогда не вступится, если меня будут драть по полной программе. Зато тут сестричка умная… Причитать Марина любит, в точности, как и моя мать.

Дело в том, что только она знает о том, какой я ориентации. Марина знает обо всем, потому что ее бывший однокурсник и являлся до недавних пор моим парнем. На последнем курсе в университете он вечно ее допекал тем, что, как бы сказать помягче, спал с ее братом.

«Являлся!»

Странное и необъяснимое слово. Но оно меня печалит больше, чем смерть и болезнь. Словно что-то является, приходит, понимаете, но в прошедшем времени. В общем, неважно это все. Я никогда не претендовал на пост филолога, с речью и письмом у меня слабо.

– То есть, он молча тебя трахнул, и на том и разошлись?

– Марин! – с досадой произнес я.

Хотя, чего там таить, на самом деле, все так и было.

– Тебе нужно с ним поговорить! Как долго это будет продолжаться, а? Ты уже год мечешься, а он использует тебя, как презерватив, и выбрасывает. И каждый раз ты мне говоришь, что это был последний раз!

– Я ему уже однажды отказал, – пробубнил я себе под нос, вспоминая тот злополучный день.

За окном, словно предчувствуя, шел ливень, будто бы не пуская меня. Тогда я решился с ним поговорить, вообще-то, всегда только решаюсь, прокручивая в голове каждое слово уже на протяжении мучительно долгого времени, а в конечном счете выдавливаю из себя лишь пару жалких фраз.

На самом деле, все слова состояли из монолога унижения и просьб.

Так вот… В тот день я грубо, очень грубо оттолкнул его, когда он снова прильнул ко мне, словно ни в чем ни бывало задирая рубашку и целуя скулы. Его бешенству не было предела…

Он избил меня.

Марине я сказал, мол, подрался на улице. Не хотел ее расстраивать.

– Так это он, значит, в прошлый раз изуродовал тебя? – догадалась Марина. – Больше не встречайся с ним. Слышишь, Вадим, я запрещаю!

Я тяжело вздохнул. Если бы это было так легко исполнить.

 

Я сидел за ноутбуком уже несколько часов подряд, набирая текст для университетской пьесы. На самом деле, работа старосты группы меня вполне устраивала, плюс ко всему – стипендия в три раза больше. Преподаватели меня любили, а с однокурсниками я тоже быстро нашел общий язык, если не считать парочки выскочек.

Зазвонивший телефон заставил меня оторваться от экрана. Сразу заслезились глаза, и жутко захотелось спать. Взглянув на часы, я отметил, что уже перевалило за полночь. Взяв телефон, я попутно нажал кнопку «без звука» и уставился на дисплей.

Его номер я давно удалил из контактов, но как забыть те цифры, которые знаешь наизусть?

Мне вспоминались указания сестры, и я ясно понимал, что она говорит дело, что так и нужно поступить: не брать трубку, не разговаривать и не видеться. Но этот номер тоже бы провалился через недельку-вторую, так как когда ему становится совсем невмоготу, он звереет, и тогда, уверяю, ему ничто не помешает найти меня и увидеться лично.

Поэтому уже в сотый раз, я беру трубку, хотя не обязан этого делать.

– Вадим, – чуть охрипший голос на другом конце.

– Да, – отвечаю, закусывая нижнюю губу.

– Приезжай, пожалуйста!

– Я не могу, поздно, – пытаюсь отвертеться, хотя на самом деле делаю это ради Марины, а не для себя. Я хочу поехать! Я хочу, дико хочу его увидеть!

– Не отмазывайся! Когда это время было для тебя помехой?

Что же он со мной делает? Ответ: что вздумается.

Я чувствовал себя человеком без воли, куклой в его руках, и он, находясь в нескольких кварталах от меня, умело дергает за нитки.

– Я закажу такси. Одевайся. Оно будет через десять минут у твоего подъезда.

– Но… – лишь успеваю вымолвить, пока не слышу гудки.

Я могу не одеться и не выйти и не сесть в то такси, что будет меня ждать. Я ведь могу проигнорировать его один раз, два, десять, сто, и потом он, может, отстанет.

Но он не из тех, он найдет меня… Возможно, изобьет, как в прошлый раз, или еще придумает пытку поизощреннее.

Ситуация, возможно, притянута за уши, но не было бы ее, я бы отыскал другую, потому что люблю его.

На самом деле, когда мы только встретились, не было никого счастливее меня. Этот парень – Андрей – был так добр и мил ко мне. Я никого не подпускал к себе очень долгое время. У меня были проблемы с выбором партнера, поскольку, сколько себя помню, меня интересовали лишь парни. Но с ним все было по-другому. Он был просто потрясающим, и через три месяца нашего знакомства мы переспали. Все было на самом деле не так радужно, как кажется. Я имею в виду секс. Ничего, кроме боли, я и не почувствовал, но мне дико хотелось еще раз попробовать, когда речь шла о том, что со мной в постели будет Андрей. И это – поистине невероятное ощущение, когда рядом твой любимый человек.

После он стал совсем другим. Холодным, отрешенным. Мы не виделись два месяца, продолжая оставаться парой, болтая только каждый день по телефону. А потом Андрей меня отшил.

Марина прямо говорила, что он просто использовал меня и бросил, что, дескать, Андрей наслышан был, что затянуть меня в постель практически невозможно, и решил попробовать. Чисто спортивный интерес!

Я много думал об этом, пытаясь убедить себя, что все и есть, но, несмотря ни на что, я продолжал очень сильно любить его и был готов на все, лишь бы снова быть с ним вместе.

Мы не виделись и не общались четыре месяца, а потом случайно встретились в магазине. Он ничего мне сказал. Андрей предложил мне пойти к нему, и я согласился. Мы купили по бутылке пива, поговорили и засиделись. Тогда еще в начале десятого вдруг вырубили свет.

Я, было, засобирался домой, но он не отпустил. Такие знакомые губы, объятия, шепот….

Я был не в состоянии отказать. Мне, наоборот, казалось, что все наладится, и мы снова будем парой.

Но мне только казалось. Андрей в то утро очень грубо ответил на мой вопрос, будем ли мы снова вместе. И это было больно.

Я быстро собирал свои вещи под его пристальным взглядом, пытаясь сдержать слёзы обиды, но они все бежали по лицу. Потом я закрылся в ванной и больше всего хотел умереть, но у меня к этому делу всегда была кишка тонка. Я долго плакал, как ребенок, безудержно и горько, наивно полагая, что включенная вода заглушит мои стоны. Когда я успокоился и вышел, Андрей сидел на полу, и я точно знал: он находился тут все то время, что я там провел, и все слышал.

Он крепко обнял меня. Я ему позволил это сделать.

И тогда Андрей мне произнес одну-единственную вещь:

– Я знаю, тебе больно. Ты просто подожди некоторое время, и станет легче. Обещаю, я сделаю тебя сильнее. Я не позволю тебя обидеть. Никогда.

Он был прав.

Заниматься с ним сексом мне теперь не больно, даже приятно.

Мне легче воспринимать критику в свой адрес от него и все колючие фразы, возможно, сказанные невзначай. Я легче переносил то, что происходило между нами.

Я правда стал сильнее. И никто из окружающих меня не смел обидеть. И никто и никогда меня не обижал – кроме него, разумеется. Ну, еще были мама, отец и сестра.

Никто меня так сильно никогда не обижал и не унижал, как родные мне люди!

 

Я собрался, конечно, недостаточно быстро, так как Андрей звонил в ярости и говорил, что меня уже минут десять ждет такси.

Я и не собирался торопиться, нарочно доводя его до белого каления. Порой мне даже казалось, что у него не все в порядке с нервной системой. Не один раз мне доводилось наблюдать, как он пытается взять себя в руки, когда я опаздывал. Нарочно, разумеется.

Таксист, видимо, тоже был не в восторге от изводящего его ожидания. Радио, сообщающее о вызовах на линии, то и дело беспрестанно вопило. Я было хотел попросить водителя выключить эту злосчастную, жутко набивающую голову коробку, но посчитал, что это не иначе, как сизифов труд.

Иногда водители отличаются просто неимоверной грубостью, иногда, наоборот, норовят поговорить с тобой и узнать все, вплоть до твоего мнения о политике. Этот, к счастью, молчал, лишь скрипя зубами от злости. Он небрежно озвучил мне нужную сумму, я вытянул купюру побольше и сунул ему в руку, сказав, что сдачи не нужно.

Его тихое «спасибо» не улучшило мое душевное состояние, будь бы он даже сам сатана или джинн, но мои чаевые ему явно подняли настроение. Выйдя из такси, я медленно зашел в подъезд. Пользоваться лифтом не хотелось, это было бы слишком быстро. Выудив сигарету, я закурил и, не сильно торопясь, стал подниматься на девятый этаж, то бессмысленно считая ступени, то думая о том, что Марина вряд ли будет в восторге от моего исчезновения. И все лишь потому, что она наверняка на сто процентов поняла бы, куда я пошел.

Докурив сигарету, я вытянул еще одну и сел на ступени между седьмым и восьмым. Мне было известно, как Андрею не нравился запах сигарет, особенно не нравилось, когда закуривал я. Раньше, пытаясь ему угодить, бросил это дело. А сейчас я курю крайне редко, скорее, чтобы убить время, а не успокоить нервы.

Телефон зазвонил невовремя, разрывая в клочья тишину в подъезде.

– Я уже поднимаюсь, – ответил я и, даже не удосужившись его выслушать, сразу отключился.

Потушив о паршиво окрашенную в зеленый цвет стену сигарету, я поднялся на девятый этаж и позвонил в дверь.

Андрей открыл сразу, протягивая свои лапы, затаскивая меня в квартиру, чтобы я, не успев опомниться, оказался прижатым к уже закрытой двери. И теперь не сбежишь никуда, не удерешь. Он всегда нарочно так делает! Не дает мне выхода, не дает мне шанса обратиться в бегство.

– Ты мне должен за такси, – говорю ему, изучая его черты лица.

– От тебя несет куревом, – морщится, словно только это было важным.

– И? – чуть приподнимаю бровь.

– Ты же знаешь, как мне это не нравится, – отвечает, ласково проводя ладонью по щеке.

Я лишь стою и молчу, уже учащенно дыша, и не в силах оторвать от него глаза. Андрей просто невероятно красив. Сердце, кажется, выпрыгнет, а в горле мгновенно пересыхает.

Сглотнув, я лишь повторяю в голове одно и тоже: «Поцелуй меня!»

Но он отстраняется, невесомо скользнув по моей руке и коснувшись пальцев.

– Пошли, выпьем?

Я покачал головой, пытаясь прогнать с себя эту пелену. Я не хотел заходить, не хотел пить, не хотел с ним спать, так как знал: утром будет одиноко и пусто на душе. Знал, что как только захлопнется тяжелая металлическая дверь, мне станет так больно, так невыносимо обидно, что я поднимусь на крышу и, выкурив сигарету, пойму, какой я кретин, и, спустившись вниз, поеду наконец домой, уставший и разбитый. И хорошо будет, если я не попаду на глаза Марине, а просто сразу, без нравоучений, завалюсь спать.

Я хотел уйти, впрочем, как всегда, но Андрей видит, когда я особенно сильно сопротивляюсь сам себе. В этот раз он медленно стащил с меня пальто, повесил осторожно на тремпель и, взяв меня за руку, повел в кухню.

У Андрея есть свой фетиш – дорогой алкоголь. Что я только не пробовал у него из бара, когда мы еще были вместе. Андрей знал толк в алкоголе, с этим спорить не стану.

Начиная от невероятного пятизвездочного Хеннесси и заканчивая ядовитыми расцветками 27-градусными ликерами, и одно из исключений – 40-градусный куантро.

Когда-то мы до одури нажрались смешанной двадцать пять на двадцать пять водкой с лаймовым ликером. Тогда мы только что и смогли как добраться до постели и уснуть, крепко прижимаясь друг к другу.

Так сладко я не спал, вероятно, даже в детстве, когда мама еще пела колыбельные белой медведицы.

Красивая колыбельная….

В этот раз мы выпили немного Ред Лейбл, не отрывая глаз друг от друга, и отправились в спальню.

 

Я бы не сказал, что было в этой ночи что-то особенное. Все было как всегда, только ощущения, похожие друг на друга, накрывают с головой так, что еле-еле ощущаешь свое соприкосновение с землей. Где-то чувствуешь ноющую боль, где-то острую, где-то печет, но то чувство, когда не в состоянии сглотнуть свою слюну, задыхаясь от оргазма, испытываешь каждый раз словно впервые. Я, наверное, на этом помешан, поскольку это неописуемо классно.

Открыв глаза, я невольно, больше по старой привычке, прижался к Андрею, снова смежая веки. Одумавшись, отпрянул и сел на край постели. За окном было еще сумрачно, да и в спальне стояла темень – хоть глаз выколи. Андрей лишь чуть повертелся и снова равномерно засопел. Было невыносимо больно и неприятно чувствовать себя таким ничтожным. Да, я был ничтожен, ища на ощупь брошенные где-то на полу боксеры.

Одел я только их и, словно привидение, направился из спальни. Включив в кухне две лампочки на вытяжке, я сел за стол и налил того же Ред Лейбл. Нашел в ящике спрятанные мной сигареты и, выудив одну, закурил и спрятал пачку обратно.

Мысли медленно, но верно заполняли мой мозг, заставляя рассудок медленно сползать по стене вниз, теряя защиту и обнажая все чувства.

Я не знал, что делаю в этой квартире, и не знал, зачем пью этот алкоголь, что обжигает горло. Просто так в последнее время было постоянно. Алкоголь, спрятанные сигареты и так же надежно спрятанные чувства.

В конечном счете, когда мысли совсем замучили, я налил еще виски и, выбросив бычок в форточку, отправился бродить по квартире. У Андрея большая трехкомнатная квартира, что досталась его матери в наследство от ее родителей. Здесь он жил уже года три, если не ошибаюсь.

Ничем не примечательная гостиная меня не интересовала. На самом деле, все тут было сделано со вкусом и до неприличия просто. Андрей не любил лишних вещей, он вечно за них цеплялся и чертыхался. Свет я не стал зажигать и просто по памяти вошел во вторую комнату в квартире. Включив свет здесь, я осторожно закрыл за собой дверь.

Здесь совсем по-другому пахло. Что-то до невозможности знакомое…

Этот запах ассоциировался я моей однокурсницей. Какие-то супер навороченные духи, я об этом знал лишь потому, что у этой девушки денег куры не клевали, а на вещи с рынка или из дешевых магазинов для среднего класса она даже никогда не смотрела. Такая вся раскрасавица (это она так считает) с длиннющими наращенными ногтями, чьи ручки никогда не знали средства для мытья посуды или порошка для стирки. Я однажды случайно услышал, про что она говорила со своими «подругами». Могу уверить каждого, что ничего тупее слышать мне не доводилось.

Поставив на прикроватную тумбу стакан, я, не знаю почему, открыл шкаф.

Сначала одну сторону, где все полочки были заняты аккуратно сложенной одеждой чуть ли не по цветам, потом – другую, где на плечиках в полиэтиленовых чехлах висела куча однотонных платьев. Видимо, хозяйка всего этого добра чрезвычайно скрупулезно относится к своим вещам.

Я огляделся по сторонам. На комоде стояла пара фотографий, две красивые упаковки с какими-то духами, маленький стаканчик с разноцветными карандашами, а поскольку я жил с сестрой, то сразу понял, что это не карандаши для рисования на бумаге, а те, которыми, например, моя сестра рисует глаза и осторожно обводит контур губ, иногда простаивая за этим делом минут по сорок.

В рамках были фотографии симпатичной брюнетки, что очень тесно прижималась к Андрею, счастливо улыбаясь.

В груди неприятно закололо, а неприятный камень сел все глубже, оправдывая все мои самые ужасные догадки. Я дышал прерывисто, даже не пытаясь унять бешенное сердцебиение и подступающую к горлу обиду. Все же я вытащил одно платье из шкафа и, плюхнувшись на постель, вдохнул запах, которое впитало платье. Несомненно, те приятные женские духи и чуть ощутимый запах одеколона Андрея, который я никогда ни с чем не спутаю.

Это было невыносимо больно... Вообще, смотреть на человека и знать, что он наверняка не принадлежит тебе полностью, просто невероятно больно и весьма неприятно. Словно это платье с моей памятью на запахи рассказало мне и о другом, более интимном.

Дверь осторожно отворилась и я, подняв глаза, все еще сидя на постели с вытянутым из шкафа платьем на коленях, посмотрел на стоящего в проеме Андрея. Он, сложив руки на груди, довольно резко произнес:

– Ты чего тут делаешь?

– Ты живешь с девушкой? – на одном выдохе спросил я, крепче сжимая в руках чужое платье.

– Да, – совершенно спокойно произнес Андрей.

Хотелось спросить: «А я? Андрюша, а я?!»

Но я знал: этот вопрос неуместен, и был уверен в том, что он ответит. Скажет, дескать, мы давно расстались, и что я не имею права…

Да какое я имею право? Действительно!

Сам виноват.

Я облизал губы и невольно сглотнул. И смотрел на него молча, точно так, как и он.

Надо просто сваливать. Марина говорила, надо просто свалить! Послать все к черту и свалить.

Аккуратно положив платье на постель, я потянулся к стакану, осушив его до дна, поставил обратно и поднялся на ноги.

Силы медленно меня покидали, мне было до одури дерьмово.

Я так и ничего не сказал. Просто прошел мимо него, быстро натянул свои шмотки и уже в прихожей, надев пальто, оглянулся. Андрей не провожал меня с того самого дня, как мы расстались, и сейчас я не увидел его. Отвернувшись, сжал кулаки и, тихонько попрощавшись скорее с самим с собой, чем с ним, вышел, осторожно закрыв тяжелую железную дверь…

***

Наверх я не стал подниматься… Никаких, ей-богу, никаких сил не было. Таксист в этот раз попался тоже весьма тихий, и, к счастью, вместо радио играла музыка.

И сейчас играла моя любимая песня группы «Наутилус Помпилиус».

 Но слова, как будто я где-то под водой, долетали до меня отдаленно, приглушенно и очень тихо.

Приехал я довольно рано, и, насколько я понял, все еще спали. Тихонько пробравшись в спальню, я разделся и, сев на край постели, наконец осознал: я больше не вернусь в ту квартиру. Еще было ощущение, что внутри что-то медленно угасает. Отнюдь не моя любовь и привязанность к Андрею, что было весьма и весьма печально, а надежда. Она растаяла.

Да, с желанием, которое я загадывал звездам, я пролетел примерно на миллион световых лет. Немало, и мне их не нагнать.

Я не плакал. Я вообще никогда не плакал. Просто жутко замерзли все конечности, и я их практически не чувствовал. Я абсолютно ничего не ощущал!

Голова была совершенно пуста, и я заснул сразу, как только она коснулась подушки.

 

 

– Вадим! Вадим!

Я вскочил с постели от крика сестры и испуганно отпрянул от нее, так как она жутко кричала.

– Чего тебе? – огрызнулся я.

Но тут заметил, что глаза у нее были перепуганные, и сидела она на моей постели в одной пижаме.

– Ты кричал. Я думала, тебя тут убивают! – с досадой произнесла она.

– Кричал? – не понял я, уставившись на сестру.

– Да… – почему-то вдруг смутилась она, а потом я заметил как ярость вспыхнула у нее в глазах, но они тут же погасли, и Марина, тяжело вздохнув, произнесла:

– Ты снова у него был?

Голос у нее стал почему-то такой уставший, словно она только пришла с работы. Ей, вероятно, надоело говорить мне о том, что я не должен с ним видеться.

– Марин, Марин, это было в последний раз! Правда, я больше не пойду туда. Я не хочу. Понимаешь? Я устал! – меня почему-то начало рвать внутри на куски. Только сейчас я осознал, что это конец.

Руки начали дрожать. Я опустил голову и уставился на свои ноги.

– Вадим, я это слышала сотни раз! – с досадой произнесла она, наклонившись к моему лицу.

– Марин, правда. Это конец! Это конец! Марин… У него девушка…

Слёзы градом потекли по лицу. Самое главное – я не хотел этого, они сами покатились. Они удивили, потрясли меня до глубины души. Они лились по моему лицу из-за Андрея и его девушки, чьи платья пахнут хорошими духами и его одеколоном.

Марина обняла меня. Позволил снова уложить себя в постель и промочить ее пижаму. Я, правда, не знаю, сколько она так лежала со мной, гладя по голове, но чуть успокоившись, я снова уплыл в страну снов. Мне опять ничего не хотелось. Я ничего не чувствовал. Хотелось только спать…

Вероятно, я проспал целый день, потому что когда я открыл глаза, в комнате уже было темно. Я слышал, как с кухни тихонько играет из колонок ноутбука David Bowie.

Я дослушал песню и поднялся с постели. Жутко раскалывалась голова, да и вообще, состояние было в общем разбитое.

Я натянул спортивки и вышел из спальни, жмурясь от яркого света в кухне. Как и предполагалось, там сидела Марина.

Увидев меня у порога, она как-то странно на меня посмотрела.

– Будешь чай? – спросила девушка.

– Нет, не хочу, – пробормотал я, садясь напротив сестры.

– Я все равно сделаю, – поднялась она со стула. – И когда вернутся родители, лучше одеть что-то наверх.

– Хорошо, – произнес я, потирая виски.

 Поднявшись, я решил принять душ, чтобы немного снять боль во всем теле.

Но душ ни черта не помогал! Было дико больно даже шевелиться, ни то чтобы нормально помыться. Я просто стоял под теплой водой, не понимая, то ли вода печет так кожу на щеках, то ли снова слезы. Мне вдруг захотелось стать каким-то человеком с больной кожей. Я когда-то читал о чем-то подобном. Девушке нельзя было плакать, в противном случае у нее оставались ужасные ожоги. Сейчас мне казалось, что у меня тоже останутся ожоги от слёз. Она слезет. Моя кожа слезет. Было бы забавно. Обо мне бы написали в газетах. Вероятно, мама с папой меня бы больше любили, а сестра чаще бы вот так меня успокаивала. Хотя, этого мне не нужно было.

После душа я вытер насухо голову и снова залез в постель. Не хотелось идти на кухню. Мне было стыдно перед сестрой за то, что она видела на моем теле. Да, Андрей хорошо в этот раз постарался.

Проснулся я уже тогда, когда все в квартире спали. Уже в сон не клонило, и до самого утра я занимался сценарием, чтобы не лезли мысли об Андрее.

Все медленно вошло в старое русло. Я поменял номер и на время перебрался жить к Марине с ее хахалем. Она понимала, что дома он точно меня найдет, а здесь – нет. Утром меня на машине подбрасывал Дима (тот самый хахаль), а вечером из универа забирала на служебной машине Марина. Конечно, мне было неудобно их напрягать своим присутствием, но дома мне было ужасно. Естественно, я не мог скрываться постоянно, боясь встретить Андрея случайно, но мне нужно было отойти, а потом все же поговорить.

Я собирался серьезно с ним побеседовать. Если он откажется оставить меня в покое, я пригрожу, что расскажу его девушке всю правду. По словам Марины, это должно было сработать.

Уже прошло почти две недели. Я был сильнее, чем думал, а возможно, просто так думал.

Я стоял на проходной в универе, ожидая звонка сестры. Она уже весьма опаздывала, и ее звонок не успокоил мои нервы, так как ожидание просто убивало меня.

– Вадь, я попала в передрягу. Тут какой-то кретин меня подрезал, – говорила она, и я ясно улавливал, насколько девушка раздражена и взвинчена. – Я сейчас позвоню Диме. Вадь, подождешь немного?

– Нет. Я сегодня доберусь сам, – ответил я. Сегодня утром я чуть повздорил с Димой. Он сам был не в восторге от меня и моей ориентации, и теперь я понимал, что он терпел меня только ради Марины. По всей вероятности, он ее правда любит. Уже к концу первой пары я твердо решил, что снова переберусь к маме и отцу, чтобы больше не мешать их личному пространству. Я хотел об этом сказать сегодня сестре по дороге домой.

– Хочешь, я закажу тебе такси?

– Марин, не нужно. Я прогуляюсь чуть-чуть, и мне нужно кое-что обсудить с тобой. Хорошо?

– Конечно-конечно! Ты извини, я перезвоню. Нет, позвони, когда придешь домой, – тараторила она.

Я сейчас примерно представлял, в каком она состоянии.

– Я уже не маленький. Не украдут, – улыбнулся я, чтобы чуть ее успокоить. Хотя, как бы я не старался, она все равно будет волноваться. Марина вообще стала в последнее время слишком переживать. Уж чересчур!
– Хорошо…

Я спрятал телефон и, надев наушники, медленно побрел прочь. Погода на улице была довольно мерзкая. Хоть и светило солнце, то и дело приходилось перескакивать огромные лужи и стараться не вступить в море из грязи.

Я практически добрался домой и, выйдя из душного метро, снова вдохнул свежий и пахнущий весной воздух. Отсюда до Марининой квартиры было минут двадцать пешком через старые дворы. Я туда и направился, уже теребя в кармане ключи.

В наушниках играло легкое кантри, успокаивая мои нервы и давая возможность воображению разгуляться.

Зайдя за очередной угол, я почувствовал, как кто-то с силой дернул меня за руку, развернув на сто восемьдесят градусов.

И, крайне растерянный, я уставился на разъяренного Андрея. Второй рукой он сдернул наушники и зашипел:

– Куда ты запропастился?

Сейчас он даже не пытался контролировать свои эмоции. Я понимал, что Андрей в том состоянии, когда может ударить. Я видел уже однажды эту ярость в глазах.

– Какого я не могу дозвониться? Что за  ублюдок тебя подкидывает на машине в универ? Твой новый хахаль? – разъярённо говорил он.

Я поморщился от боли и попытался вырваться, но он крепче сжал мою руку.

– Вероятно, недурно трахает, если ты уже к нему и перебрался, – произнес он мне в лицо.

– Отпусти! – произнес я, все еще пытаясь вырваться.

Вместо того, чтобы отпустить, Андрей вытолкал меня на обочину и прижал к грязному забору.

– Мы же расстались. Отпусти меня! – зарычал я.

– Тебе что, меня мало? – продолжал гнуть свое он.

– Тебе меня тоже мало! У тебя есть девушка. Я ей все расскажу, если ты прикоснешься ко мне! – выдал я все свои карты, все еще напрасно пытаясь освободиться.

– А ну, давай. Попробуй! Интересно, кому она поверит? Тебе, жалкой малолетке, или мне? – произнес он, больно сжав мое запястье.

– Я не хочу быть свидетелем на твоей свадьбе. Я не переживу! Андрей, я не переживу… – выдохнул я, уже не в состоянии вырываться.

– Чего? – оторопел парень, отпустив меня.

– Сколько это продолжается? Больше года? Ты бросил меня, я не имею права тебе что-либо сказать, но все еще иду на поводу. Но это было последней каплей. Я больше не желаю тебя видеть, – произнес я, пытаясь не смотреть ему в глаза.

– Все дело в девушке? – тихо спросил Андрей, дыша мне в лицо.

– Нет. Дело в тебе. Я больше не смогу тебя с кем-либо делить.

– Вадим, ну, ты чего? – совсем растеряно произнес он.

– Андрей, я не вынесу этого. Либо ты со мной, либо нет! – произнес я, подняв глаза и уставившись на парня.

– Ты ставишь мне условие?

– Да! Если ты не собираешься ничего менять, то исчезни.

– Да что на тебя, черт возьми, нашло? – зарычал Андрей, сильнее прижав меня к грязному забору.

В этот раз я не сопротивлялся, а наоборот – подался чуть вперед и поцеловал парня, крепко обняв за шею. На пару секунд вспомнилось то время, когда я был с этим человеком так счастлив, и как мы точно так же целовались в темных переулках.

Я чуть отстранился и, все еще тяжело дыша, заглянул ему в глаза и прошептал:

– Мне кажется, лишним будет повторять тебе, что я тебя очень люблю. Я тебя люблю, понимаешь, в чем проблема?

Осторожно погладив пальцами по скулам, я застыл в немом ожидании, но он просто смотрел на меня и упрямо молчал.

Наконец я попытался вскользнуть из его объятий. Оказалось, Андрей и не держал меня уже, это лишь мне не удавалось от него отдалиться и окончательно поставить точку.

– Прощай, – сказал я напоследок и ушел. Он не обернулся и ничего не ответил…

 

 

Сегодня у Марины была днюха, и она что-то колдовала с мамой на кухне. Отец пялился в телевизор, допивая уже вторую бутылку импортного пива.

Я же сидел в спальне, дописывая список использованной в курсовой литературы. Осталась самая малость, и можно было выходные полностью посвятить себе.

С того разговора прошло уже шесть недель. Изначально я думал, что пройдет два-три дня, и Андрей обязательно снова даст о себе знать, и все вернется на круги своя. Потом мне было некогда об этом думать, но, очнувшись, я понял, что прошло уже десять дней, а Андрей и доныне не дал о себе знать. Сначала обрадовался, что это наконец закончилось, но позже меня накрыли такие бешеные безнадега и обида, что порой становилось невыносимо дышать. Слезы душили изнутри, сердце разрывалось на части, словно я снова переживал расставание с ним. Было невыносимо больно. Я задыхался, просыпался по ночам, но не мог себе позволить сам позвонить ему или прийти в гости.

Потом на смену бессмысленной обиде пришла апатия. Он предпочёл мне ту темноволосую девушку. А поскольку любовь никогда не исчезает бесследно, теперь я был практически на сто процентов уверен, что Андрей меня не любил.

Было трудно поверить, что теперь нас ничего не связывает. И с каждым новым днем эта черная дыра все больше меня поглощала.

– Вадим, давай к столу! – услышал я Марину.

Я как раз дописал последнюю строку и, поставив курсовую на распечатку, примчал и уселся за стол.

На самом деле, мне было дико скучно. Еще и приперся ухажер Марины, которого я теперь на дух не переносил.

Сначала выпили за именинницу, трижды, и я уже чувствовал легкое головокружение. Потом начались тосты за Марину и ее Диму, после чего сестра вдруг заявила:

– Мы решили с Димой расписаться!

– Что? – восторженно выдохнула мама.

После чего начались тосты за будущую семью. Отец, хоть тоже поздравил Марину, но в восторге не был.

– Знаешь, я вот всегда жалел, что женился так рано. Твоя мать была точной копией твоей сестры, а сейчас. Тьфу! – прошептал мне вполголоса батя, который уже изрядно выпил.

– Так что, Вадим, лучше не женись! – слишком громко сказал он, хлопнув меня по плечу. – Бабы такие суки неблагодарные!

– Ой, будто бы ты такой уж благодарный, – огрызнулась мать.

– Я сына делу учу. Выйдет за такую, как ты – и все, пиши пропало!

– Ты,  свинья пакостная! – уже начинала злиться она. – Учишь сына всякому дерьму! Не дай боже, он в тебя пойдет, в тунеядца и алкоголика!

У меня тоже понемногу начинало сносить планку. Я ненавидел эти их разговоры. Честно говоря, я и их не очень любил.

– Пап, – угрожающе зашипела Марина.

– Ну ты и сука. Всю жизнь мне испоганила, еще и пасть свою открываешь! – не на шутку разошелся отец.

Мне все просто осточертело. Скандалы, вот эти посиделки и вообще моя никчемная жизнь сына ошибки.

– Да идите вы все к черту! – поднялся я из-за стола. – Я не собираюсь плясать под вашу дудку и слушать советы от тех, кто меня даже за человека не считает! И можешь не волноваться, папа, я никогда не женюсь. Не хочу продолжать эти ****ые гены, и вообще, я – гей. И да, мам, нужно было послушать отца и сделать аборт.

Высказав все, я в мертвой тишине выскочил из квартиры. Только спускаясь, я услышал разъярённый вой отца, мол, а ну-ка, вернись и забери свои слова обратно. Потом заверещала сестра. Дальше я пытался не слушать, а просто вылетел из подъезда, словно ужаленный, и тут же с разгону в кого-то влетел.

Запыхавшись, я отпрянул и, дико извиняясь, поднял глаза на стоящего передо мной Андрея.

– Прости, что так долго. Я тебя тоже очень люблю… – произнес он.

Я сделал шаг и уткнулся ему в плечо. Только сейчас я понял, что выскочил в домашних тапках и без пальто.

– Забери меня, пожалуйста, отсюда! Забери, пожалуйста! Поехали куда-нибудь! Пожалуйста!

– Ты что, подвыпивший? – удивился он. – Ты далеко вообще собрался в таком виде? – поинтересовался парень, оглядывая меня с головы до ног.

– Пожалуйста! Пожалуйста! Забери меня!

Я повторял одно и то же, как ненормальный, пока Андрей все же не посадил меня в такси и не привез к себе.

У него в квартире было по-прежнему так же сумбурно и пахло элитным алкоголем.

– Замерз? – спросил парень, как только мы зашли в квартиру.

– Нет, нет. Спасибо! Спасибо, – произнес я, снова уткнувшись лбом в его плечо. Андрей меня осторожно обнял, а потом провел в спальню.

– Ложись в постель. Я сейчас принесу чай погорячее, и ляжешь спать. Тебе отдохнуть нужно, – говорил он. Андрей точно знал, когда я вымотан морально. Когда мы еще встречались, я довольно часто скандалил с родителями, после чего Андрей отпаивал меня чаем с успокоительным и укладывал спать.

Я, недолго думая, стащил одежду и залез в постель, так сладко пахнущую им.

Андрей вернулся довольно быстро.

– Вадим, на, выпей! – приказал он, суя мне стакан с водой.

Я сразу почувствовал знакомый запах успокоительного, и, не став спорить, выпил.

Парень забрал пустой стакан и велел мне снова ложиться в постель.

– Все в порядке, – прошептал он. – Я сейчас чай принесу.

Но как только Андрей ушел, я закрыл глаза и практически сразу провалился в сон.

Мне снился невероятно неприятный сон. Куча осколков и побитых машин. Темень, и кто-то все светит фонариком…

Открыв глаза, я понял, что вокруг абсолютно темно, и единственным источником света в комнате Андрея был ноутбук, который лежал у него на коленях. А сам парень расположился у меня в ногах, очень сосредоточенно пялясь в экран и быстро бегая пальцами по клавиатуре.

– Андрей, – позвал его я, чтобы убедиться, что это все еще не сон.

– О, ты проснулся. Будешь что-то?

– Который час? – спросил я, поднимаясь на подушке.

– Уже поздно. Останешься у меня, пока дома не утрясется все. Твоя сестра звонила, я предупредил. Конечно, она сначала пообещала оторвать мне член, – хихикнул он, – но потом попросила, чтобы я пока что за тобой присмотрел. Она утром приедет и заберет тебя.

– Мне, наверное, лучше уйти сейчас. Твоя девушка… – я начал выбираться из многочисленных одеял. – Не хочу, чтобы у тебя были проблемы.

– Эй, Вадим, стой, – произнес он, отставив в сторону ноутбук, и приобнял меня, не позволяя встать. – Не уходи. Ты мне нужен. Она ничего не значит, понимаешь?

– Ты признался мне в любви? – вспомнил я, ошарашено на него уставившись.

– Ты ведь тоже, – чуть смутился он.

– Подожди, – все же выскользнул я из объятий и направился в спальню с огромным шкафом. Включил свет в комнате и открыл шкаф.

На полочках было пусто, а на плечиках ничего, кроме полиэтиленовых чехлов, не осталось.

Я обернулся и посмотрел на комод. Пустые рамки и никаких коробочек с женскими духами.

Видимо, Андрей последовал за мной, и, обернувшись, я увидел его стоящим в дверях.

– Ее нет? – спросил я, будто мне и этого мало, словно пустые полки – это оптический обман.

– Я хочу, чтобы на этих полках были твои вещи, – ответил Андрей, подступив ближе.

Я, не веря своим ушам, уставился на парня и переспросил:

– Что?

Он подошел ближе и уже осторожно обнял:

– Перебирайся ко мне! Пока дома у тебя все не наладится, поживи со мной. Давай просто попробуем, а? Может, в будущем ты захочешь остаться насовсем. А? Как тебе? Вадь, останься, а! – уже еле слышно шептал мне на ухо Андрей.

– Как я могу тебе отказать? – взвыл я, крепко обнимая парня за шею.

– Никак, – улыбнулся мне в губы он.

– Знаешь, в чем проблема?

– Знаю, – еще шире улыбнулся Андрей.

– Я люблю тебя, – прошептал я обреченно.

– Я тебя тоже люблю…

 

Я пристально разглядывал себя в зеркале, вертясь из стороны в сторону. Мне казалось, что новый черный костюм с бабочкой мне ужасно не шел к лицу.

– Какой ужас! – говорил я вслух, безутешно поправляя то пиджак, то злосчастную бабочку.

– Я похож на кретина, – сдался я, опустив руки.

– Вадим, ну сколько можно торчать перед зеркалом? – возмущенно произнес Андрей, зайдя в спальню.

Я осмотрел его с ног до головы. На нем, в отличие от меня, костюм сидел потрясающе!
– Эй, так нечестно, – возмутился я, сложив руки на груди.

– Ты о чем? – спросил он.

– На тебе отлично сидит костюм. А я похож на чучело. Теперь рядом с тобой я вообще буду казаться мочалкой, а не братом невесты.

– Не выдумывай, – улыбнулся он, обнимая меня. – Ты чудесно смотришься.

Я повернулся и легонько чмокнул парня в губы.

– Это вот я не знаю, что буду делать на свадьбе твоей сестры, – вымолвил он.

– В смысле? – не понял я.

– Мне кажется, твоя семья не в восторге от меня. Особенно твоя мама. Прости, может, мне просто кажется, – покачал Андрей головой, чуть улыбнувшись.

– Тебе не кажется, – нахмурился я. – Но мне как-то плевать. Меня никогда не любили по-настоящему, а теперь и подавно не полюбят. Им не нужен такой сын, как я. Кем бы я ни был, они не полюбят меня, и дело тут не в ориентации. То, что я с тобой, это им на руку, это как весомое объяснение их ненависти. Они давно искали причину, и я им сам ее подкинул, и, вероятно, они счастливы, что могут меня ненавидеть как бы за мои дела. Они-то делают вид, что так же относятся, но я все замечаю. Маринин жених вообще меня на дух не переносит.

Я чуть расстроился и поник, опуская голову. На самом деле, все это было чертовски неприятно. В последнее время меня это стало особенно задевать. Они, как-никак, мои родители. Я любил их, был счастлив за сестру, а вот они по-прежнему принимали меня за урода.

– Я тебя люблю. И если тебе будет приятно это слышать, я готов стать твоей семьей. Той частичкой, что будет тебя любить при любых обстоятельствах, – произнес Андрей.

– Просто больше всего хочу, чтобы тебя наконец перевели, и мы переехали! – признался я, спрятав лицо.

– Тебе будет так легче?

– Да, надеюсь… Просто я буду реже их видеть и меньше расстраиваться по этому поводу. Приезжать дважды в год и, возможно, они хоть немного будут скучать.

– Мы переедем! Обещаю! – поцеловал меня парень. – Подожди еще чуть-чуть, документы практически готовы.

– Да, я знаю.

– Ладно, выше нос! Вадим, твоя сестра выходит замуж, улыбнись, и если ты правда ее любишь, не нужно делать такое лицо.

– Не буду. Да, я обязательно ей об этом скажу.

– Ладно, пошли, – взял меня за руку Андрей.

– Пошли…