Часть 14.
А человек, походя сломавший ее жизнь, был рядом. Если бы Вера подошла к окну палаты, то увидела бы, как Максим с Анной Григорьевной хлопочут возле Николая Осиповича, усаживая его в машину.
- Да сам я, сам сяду – не инвалид еще, - пожилой человек по-хозяйски открыл переднюю дверцу и легко согнувшись, плюхнулся на сиденье рядом с водителем.
- Ну, вот и ладно, - женщина боялась сглазить появившееся у мужа желание жить. Что-то изменилось в нем после, Господи прости, этой глупости. Николенька попросил ее приготовить домашней лапши, и съел принесенный из дома бульон без остатка.
Бросив узелок с его вещами, Анна Григорьевна, нарочито громко кряхтя, втиснулась на заднее сиденье:
- С Богом! Поехали домой.
Максим плавно тронулся с места, чувствуя неловкость от близкого соседства с тестем. Неприязнь, которую старик выказал в первый день их встречи, заставляла мужчину держаться осторожно. Только сегодня Николай Осипович, отведя взгляд в сторону, сам первым протянул руку:
- Здоров будь, сынок. Осень-то какая в этом году – лета не надо.
- Да, - коротко согласился Максим.
Беспокойство за тестя в первый день после случившегося заставило его на какое-то время не то чтобы забыть о своем горе, а отодвинуло на второй план. Тихо вернувшаяся утром следующего дня Анна Григорьевна разбудила чутко спавшего Максима истовостью своей молитвы. Через приоткрытую дверь он слышал, как частым шепотом просит она у Бога наставить на путь истинный раба Божьего Николая, молит заступничества дочери и внучки перед ним, а если грех его не прощеный, то и ее пусть приберет вместе с мужем.
Впервые со дня гибели жены и дочки он подумал о том, что станет с его матерью, если…
Он был для нее смыслом всей жизни. Отец бросил их, когда Максиму едва исполнилось пять лет. Непутевый Пашка с чубом русых волнистых волос и глазами падшего ангела кочевал от одной женщины к другой, то тут, то там сея красивыми детьми память о себе. Мать попыталась было взыскать с него алименты, но, узнав, что не первая в очереди, устроилась еще на одну работу – дворничать. Максимка с двенадцати лет помогал ей и до тех пор, пока не поступил в военное училище. А потом долго убеждал ее бросить, дескать, у него теперь стипендия будет. Но мать не бросила, пока не женила его. Максим вспомнил, как ходила она за ним по пятам, когда он приезжал на побывки, расспрашивала его о всякой мелочи из его жизни и ведь не забывала ничего. Он уж и не помнит, что кто-то обидел его, а мать ненароком спросит, как, мол, он теперь с тобой обходится. А как с Алиской нянчилась, когда той годик исполнился. Они на недельку к ней всего и заглянули тогда перед поездкой к Викиным родителям. А мать все хлопоты на себя взяла: и купала, и кормила, и по ночам вставала. Они с молодой женой за эту неделю действительно отдохнули. Сколько у него счастья было – не меряно, а он не знал. Еще тогда решив, что как только выпишут Николая Осиповича, он обязательно съездит к матери, Максим собирался сегодня с силами, сказать об этом Анне Григорьевне.
Украдкой взглянув в зеркало заднего вида, он увидел ее исхудавшее лицо, суховатые пальцы, что, не решаясь прикоснуться к голове впереди сидящего мужа, поглаживали подголовник кресла и укрепился в своем решении.
Но вечером не смог разрушить радость возвращения жизни в этот дом. Николай Осипович, выпив с зятем, ел с аппетитом, а Анна Григорьевна то и дело срывалась с места, чтобы принести из холодильника любимые кушанья мужу и, ставшему в беде таким близким, зятю. Поэтому утром, когда он сообщил, что уедет сегодня, оба расстроились. Но согласно закивали головами, когда Максим сказал, что еще не был у матери, он чуть было не проговорился после похорон, но во время добавил… давно.
Анна Григорьевна заохала, мол, ничего готового на дорогу нет, бросилась на кухню собирать непортящуюся снедь, а Николай Григорьевич, оставшись с ним один на один, откашлялся и, глядя в глаза, проговорил тихо:
- Ты прости меня, черта старого, сынок.
- За что, это вы меня простите, я тут, как бельмо на глазу для вас.
- Нет, сынок. Смотри при Аннушке так не скажи – один ты у нас остался, не забывай старых.
Пока они суетились, Максим съездил за билетом, потом в магазин, где купил сотовый телефон и, забив в него свой номер, до отъезда учил обоих пользоваться им. Как он не отнекивался, Николай Осипович с Анной Григорьевной поехали провожать зятя на вокзал. В неверном неоновом свете поддерживающие друг друга пожилые люди смотрелись особенно хрупко:
- Поезжайте домой - темно уже, - попросил Максим из тамбура вагона.
- Родители? - кивнув в их сторону, спросила проводница и, когда он утвердительно мотнул головой, добавила, - не уйдут, ты сам закрой дверь – озябла я что-то.
Девушка, протиснувшись мимо него, громко щелкнула металлической защелкой двери в вагон, а он еще долго стоял в тамбуре и после того, как поезд резко дернулся и поплыл, оставляя в этом городе дорогих ему сердцу людей и глупую женщину, которая на миг вернула его к жизни.