Морское дело

Евгений Харабиберов
               

– Идёт! – кто-то забежал в аудиторию и негромко крикнул.
Студенты быстро разошлись по своим местам и напряжённо остановились в ожидании. Через секунду в дверь, как шторм, как ураган, влетел преподаватель.
Сергей Фёдорович Чекрыгин – преподаватель предмета «Морское дело». В его облике было всё замечательно – его внешность, его поведение, его обращение со студентами, его отношение к своему предмету. Студенты любили его, но и побаивались.
На преподавателе, как обычно, был надет морской чёрный китель без погон, с двумя рядами до блеска отполированных пуговиц, всегда полностью застёгнутых. Пальцы и кисти рук очень часто перепачканы цветными мелками. Следы мела были видны и на рукавах кителя. Среднего роста, кряжистый, широкий в плечах мужчина средних лет, заходя в аудиторию, будто на себе приносил целое облако самых разнообразных запахов. Все эти запахи, такие таинственные и ещё в основном непознанные молодыми студентами, волновали чувства, будоражили кровь. Это был крепко настоянный букет из какого-то хорошего табака, еле уловимый запах моторного масла или солярки, немного приправленных ещё и запахом вина. Студентам казалось, что так пахнет только какой-нибудь заморский ром или виски. Ко всему ещё примешивался крепкий запах мужского крепкого одеколона. В общем – это был букет запахов, присущих только настоящим морякам. Студентам казалось, что это само море, сама морская жизнь и должна так ощущаться. Молодые люди думали, что это – романтика дальних странствий коснулась их сердец таинственной рукой.
Широко открытыми глазами студенты смотрели на своего преподавателя необычного предмета с названием «Морское дело».
Сергей Фёдорович быстро заходил в аудиторию, здоровался и раскладывал на столе свои цветные мелки.  Он всегда во время лекций носил их с собой. Разложив мел, он брал нужные кусочки и на доске рисовал несколько цветных точек. Потом только оборачивался к студентам и вопросительно смотрел в лица.
– Ну, что? Кто скажет, что это? – преподаватель внимательно вглядывался в глаза своих учеников.
Вот в такие моменты каждый хотел ощутить себя человеком-невидимкой.
Чекрыгин долго не задумывался.
– Ты! – показывал он своим пухлым пальцем на одного из студентов.
Тот медленно вставал и поднимал глаза к потолку, будто что-то вспоминая.
– Та-а-а-к! – тянул Сергей Фёдорович, – мне всё ясно! Два шара! Садись! – преподаватель показывал студенту два перепачканных мелом пальца, – Ну, кто ещё? Ты! – и на следующую жертву был показан палец.
Та же ситуация.
– Садись, албанец! Два шара! Кто ещё?
В конце концов, кто-то начинал говорить.
– Это судно!
– Ну, вот! Наконец-таки! Только за это три шара поставлю! Следующий!
Постепенно начала вырисовываться картина. Оказывалось, что это судно длинней 45 метров, идущее или прямо на нас, или правым бортом, или левым бортом к нам, или стоящее на якоре, или уходящее от нас.
Опросив почти всех присутствующих, наставив (устно, правда), в основном двоек и троек (бывали, конечно, четвёрки и пятёрки), преподаватель, постоянно называя студентов албанцами, начинал рисовать на доске следующую ситуацию. Снова повторялась та же картина.
– Ты! Два шара! Садись! Албанец! – взгляд и палец на другого студента, – Ты! Хорошо! Четыре шара! Албанец!
Иногда, заглянув в журнал, ребята не обнаруживали там столько двоек, столько обещал поставить учитель. Добрейший Сергей Фёдорович больше пугал студентов своими оценками. И за это его уважали.
После изучения таким методом ходовых и стояночных огней на судах, принимались учить названия парусов. Сергей Фёдорович развешивал плакаты с силуэтами различных парусников.
О-о-о! Что это были за парусники! Просто красота!  Там были шхуны и барки, клиперы и бригантины. Словно в помещение залетал свежий ветер и нёс мечты студентов в заморские края!
Но вдруг мечты резко обрывались.
– Ты! – указующий перст направлен на студента, – Что это за парус? Название!
Избранный во всю силу таращил глаза, силясь вспомнить хоть какое-нибудь название паруса. Но Чекрыгин долго не ждал.
– Та-а-а-к! Всё понятно! Два шара! Садись! Албанец! – теперь палец указывал на другую жертву, – Что это за мачта?
– Грот-мачта! – неожиданно громко кто-то отвечал.
– Молодец, албанец! Пять шаров!
После опросов с пристрастием, Сергей Фёдорович  начинал рассказывать. Это были не лекции, это действительно были настоящие морские рассказы. Термины и названия сыпались из преподавателя просто десятками, сотнями, как из рога изобилия. Студенты, конечно же, не могли сразу всё запомнить. Они слушали, как завороженные, а в головах оставалась одна каша из названий: стеньга, брам-стеньга, бом-брам-стеньга, кливер, клотик, рея, брам-рея, бом-брам-рея и т.д. и т.п. Пройдёт ещё немало времени, чтобы все эти термины разложились по полочкам и запомнились. А пока ребята, раскрыв рты, прислушивались и старались запомнить новые непонятные слова.
Уроки по «Морскому делу» проходили очень быстро, по крайней мере, так казалось студентам.
Когда звучал  звонок об окончании пары, Сергей Фёдорович замолкал не на долго, а на прощание говорил:
– Ну, пока всё. Завтра встретимся на «Океанографе», будем изучать морские узлы. Учите теорию.
Александр толкал в бок своего соседа.
– Пошли! Ты чё задумался?
– Да, так! Замечтался просто, – Алексей, подставив кулак под подбородок, отрешённо смотрел в окно. Техникум стоит на пригорке, и из  окон многих аудиторий открывается вид на море. Видны порт, причалы, стоящие на рейде огромные танкера.
– Пошли, пошли! Надо в столовке место занять, а то уже живот подтянуло к позвоночнику. Жрать охота. Потом помечтаем.
Друзья, подхватив свои папки с конспектами, спешили из аудитории.
После обеда ребята направились в свою комнату в общежитие. Идти было совсем недалеко, столовая находилась в цокольном этаже четырёхэтажного здания студенческого общежития. На первом и четвёртом этажах жили будущие моряки, на втором и третьем – девчата – метеорологи.
Саша с Алексеем поднялись на свой четвёртый этаж, зашли в комнату. Соседей ещё не было. В каждой комнате жили четыре человека.
– А где Генка с Витькой? – спросил Лёша.
– По-моему, они в город собирались после лекций.  Что-то там им надо. Не знаю, – Сашка растянулся на своей койке, задрал ноги на спинку, – надо после сытного обеда покемарить немного. А ты чего собираешься делать?
– Да, не знаю ещё. Надо бы в магазин сходить, что-нибудь на вечер прикупить. Есть- то захочется.
– Это – верно. Да ещё бы «Анапки» бутылочку купить, – размечтался Саша.
– Ну, это, – если деньги будут. Кто бы отказался?!
Помолчали, подремали немного. Потом Лёша и говорит:
– Слышь, Сань? А давай «засаду» Генке с Витькой сделаем. Прикрепим чайник к верхнему косяку двери и верёвочку – к ручке. Они придут и первый, кто войдёт, получит  чайником по башке! А? Как ты на это смотришь?
– Давай! – Санька встрепенулся и быстро вскочил.
Ребята начали строить свою «засаду». Прикрепили чуть выше двери большой чайник, протянули от него верёвку к ручке.
– Сань, а давай воды в чайник нальём? Их ещё и обольёт.
– Нет, Лёш, не надо. Пиджаки им испортим, да и сам чайник будет тяжёлым, голову разобьёт.
На этом и порешили. Стали с нетерпением ждать. Прошло минут десять. Вдруг за дверью послышались шаги. Заговорщики замерли в предвкушении веселья. Сашка так тот не вытерпел и повалился на койку и стал махать ногами, не издавая ни звука.
Дверь рывком открывается, чайник срывается сверху, раздаётся такой звук: Бу-у-у-м-м! Как будто в колокол ударили! Наши герои начинают истерично хохотать и вдруг с ужасом замолкают! В дверях с круглыми глазами стоит уборщица тётя Маша!!! Она силиться что-то сказать, но сразу у неё не получается высказаться. Она только шевелит губами, открывает рот и судорожно сжимает в руках швабру. Через несколько секунд у тёти Маши прорезается голос:
– Выгоню! Из общежития выгоню! Из техникума выгоню! Хулиганьё проклятое! Я вам покажу, как чайниками бросаться! Сейчас же к коменданту пойду!
Бедная тётя Маша так и не поняла, каким образом ей чайник на голову попал. Она подумала, вероятно, что его мальчишки просто бросили. Тем более что, опустившись точно сверху на голову, чайник, подвешенный на верёвке, вмиг исчез за шкафом.
Теперь округлять глаза от ужаса пришлось студентам. Они тотчас же осознали, чем это им грозит.
– Тёть Маш, да мы не хотели! Извините! Мы же не для вас это готовили! Ну, извините, пожалуйста!
– Как же вам не стыдно?! – кричала тётя Маша, – пожилого человека – и чайником по голове!
В коридоре, за спиной тёти Маши, услышав шум, начали собираться студенты из других комнат. Всем было интересно узнать, что же там происходит? И тут же среди зевак появились лица Гены и Виктора – соседей заговорщиков.
– Вот-вот! – предпринял попытку Лёша уговорить уборщицу, указывая пальцем на своих друзей, – это им предназначался чайник по голове, но не вам, тётя Маша!
– А их, значит, можно бить? – не успокаивалась женщина.
– Их можно! Их можно! – загалдели студенты, – только не говорите коменданту!
– Эх, вы! Хулиганы! Мог же ведь и комендант зайти! И ему бы досталось! – начала смягчаться тётя Маша, – вы об этом подумали? Он бы сразу вас выгнал!
Провинившиеся стояли, потупя взоры.
– Ну, ладно! – тётя Маша успокоилась, – на сей раз прощаю. Наведите порядок у себя в комнате. Она у вас всегда самая грязная. Я и шла вам об этом сказать.
Сашка с Лёшкой облегчённо вздохнули. А когда ушла уборщица, обрушились на Генку с Виктором, якобы из-за них их чуть из общежития не выгнали. Шляются где-то долго!
На следующий день были практические занятия на «Океанографе». Это совсем небольшое судёнышко, бывший портовый катер, был собственностью техникума. Каюты на «Океанографе» переоборудованы в лаборатории для обучения студентов. В Туапсинском порту была искусственно построена лагуна для стоянки маломерных судов. Там и базировался «Океанограф».
Ровно в назначенный час первая подгруппа студентов явилась на борт «лайнера». Не было только капитана и Сергея Фёдоровича. Но ждать пришлось недолго. Командиры появились вместе с небольшим опозданием, как и положено командирам. Сергей Фёдорович и капитан «Океанографа» – Бобр Фёдор Иванович – были очень похожи друг на друга. Оба – плотные, широкие, кряжистые. Капитан только немного выше. Вероятно, в прошлом их объединяла служба во флоте. Оба – участники Великой Отечественной войны. Когда все собрались, пришёл ещё преподаватель по «Моргидрометрии», другими словами, по морским гидрологическим приборам, Гур Иван Степанович. Этот человек был совсем другого типа: худой, высокий, нескладный и всегда слегка рассеян. Но предмет свой знал назубок. Студенты за глаза звали его – Макарон.
Вообще людей того поколения отличала какая-то внутренняя дисциплина, ответственность. На формирование характеров сказывалась суровая действительность той поры. В первую очередь, конечно, жестокие годы войны, в то время лишь 20 лет как окончившейся.
Капитан, как только ступил на борт, сразу приказал механику готовить машину:
– Через пятнадцать минут отходим!
Тем временем Сергей Фёдорович прямо на открытой палубе начал проводить свои занятия. Боцман принёс десяток пеньковых кончиков различной толщины и длины, и студенты приступили к изучению морских узлов.
Чекрыгин знал не менее сотни узлов. Он показывал их студентам, а потом для закрепления заставлял каждого повторять. С первого раза далеко не у всех получалось.
– Албанцы! Два шара! – бурчал преподаватель, но настойчиво заставлял вязать узлы.
– Узлов только разновидностей больше десятка, – твердил Сергей Фёдорович, – да в каждой разновидности по 10 – 20 штук, вот и считайте. Я же вам показываю самые основные, которые вам в будущей работе и в жизни, точно понадобятся. Вот, к примеру, узлы для утолщения троса: кровавый, простой; вот узлы незатягивающиеся: рыбацкий штык, простой штык; вот затягивающиеся узлы: коровий узел, пиратский, выбленочный…
Здесь среди студентов происходит оживление.
– Что за смешки такие? – сурово говорит преподаватель, – этот узел так и называют – выбленок.
Но ребятам уже смешинка в рот попала, они не могут сдерживаться, хохочут во весь рот.
– Ну, что тут скажешь? – говорит Сергей Фёдорович, – албанцы, они и есть албанцы! Им бы только поржать!
Через некоторое время занятия продолжаются.
– Теперь переходим к узлам для связывания двух тросов. Вот вам показываю бабий узел, тёщин, прямой, воровской, змеиный. И вот ещё вам, албанцы, что скажу. Показываю специально узлы с яркими названиями, чтобы запомнились быстрей. Ясно?
Все закивали головами.
– Сейчас показываю очень нужный вам узел, – говорит преподаватель, – он называется беседочный, из категории незатягивающихся. Ну, а теперь давайте закреплять материал.
Каждому было дано задание завязать какой-то узел. Конечно, с первого раза ни у кого ничего не получалось.
Расставив всем по два шара (устно, конечно), Сергей Фёдорович окончил свои занятия.
Тем временем «Океанограф» вышел из порта, прошёл среди стоящих на якорях танкеров и направился в открытое море. Стояла прекрасная, солнечная, тихая погода. Осеннее солнце, уже не жгучее, как летом, своими тёплыми лучами заливало всё пространство от горизонта до горизонта. Ветра почти не было, только едва заметная мёртвая зыбь тихонько раскачивала «Океанограф», словно баюкала своего младенца.
Когда отошли миль на десять от берега, легли в дрейф. Наступила очередь занятий по «Моргидрометрии». Приступил к своему делу Иван Степанович.
Он долго и подробно рассказывал о том, чем сейчас придётся заниматься. Затем рассказал о морском опрокидывающемся батометре, о его  устройстве, о глубоководных термометрах и о том, как этот прибор крепится к гидрологическому тросу лебёдки.
Приступили к практическим занятиям. Начали крепить батометры к тросу и с помощью ручной лебёдки опускать за борт. Глубина была большая, около 150-ти метров, потому батометров навесили больше десяти на разные горизонты.
Затем Иван Степанович говорит:
– Теперь надо дать выдержку 5 – 7 минут, чтобы термометры приняли температуру.
Подождали. Подходит Иван Степанович к лебёдке, в одной руке у него секундомер, в другой – специальный грузик с защёлкой.
– Сейчас, – говорит он, – цепляем грузик к тросу и отпускаем его. Грузик скользит по тросу, и приборы один за другим опрокидываются, фиксируя температуру и набирая воду для анализов. Грузик идёт по тросу, примерно, 100 метров за минуту, поэтому надо знать глубину последнего батометра и засечь время опускания груза.
С этими словами Иван Степанович, смотря вполоборота на студентов, размахнувшись, бросает секундомер вертикально вниз за борт, а большим пальцем другой руки жмёт грузик…
Повисает продолжительная пауза. До Макарона медленно начинает доходить ситуация. Он смотрит на свои руки, и глаза у него начинают округляться. Так опростоволоситься! Иван Степанович в расстроенных чувствах с силой бросает и грузик за борт, не прикрепив его к тросу.
Затем студенты в течение пяти минут прослушивают лекцию о всех «красотах» нелитературного нецензурного языка и начинают давиться от смеха. Они ещё не совсем остыли от выбленка, а тут такое…
Иван  Степанович, не в силах остановить  выражение чувств, машет рукой и уходит в каюту.
Случай с секундомером передавался и рассказывался студентами многих поколений. Обрастая всё новыми и новыми подробностями, этот казус с преподавателем превратился в классическую легенду Туапсинского морского техникума. Каждое поколение выпускников считает, что именно у них в группе, на их глазах всё это и произошло. Доходило и до жарких споров между выпускниками разных лет. На то она и легенда!
Но автор-то точно знает, когда и с кем произошёл этот случай!
Пойди теперь – разберись!