Русские души

 
Приезжал  я в этот посёлок ещё тогда, когда мне было двенадцать лет и то проездом, потому, что здесь находился паром, переправляющий машины и людей по Братскому морю на другую сторону. Особое впечатление на меня в то время ничего не произвело, только широкие просторы искусственного моря, дно которого таило много загадок и тайн. И горы с высокими стройными соснами, к подножию которых накатывались мутные пенистые волны, несущие тину и кору деревьев, выбрасывая их и оставляя на маленьком клочке песчаного  берега свой слюнявистый след.
Позже, уже, будучи взрослым человеком, мне довелось несколько лет здесь прожить. Это были, наверное, самые счастливые годы моей жизни.
Вот он, Октябрьский, по старому Аобский, стоял перед глазами, полуостров, вытянутый длинной косой, омываемый с трёх сторон морем. Скорее всего, был похожий на длинную огромную лодку, которая стояла, и ждала своего часа, когда отправится в  путешествие. Широкая центральная улица тянулась  от моря вверх, постепенно поднимаясь, всё выше и выше. По правую и левую стороны было ещё по улице, но они были короче. Одна пропадала в лесу с большими огородами, которые заканчивались прямо у обрыва к морю. Другая, расположилась на ровной площадке. Дом наш стоял чуть выше середины улицы, почти на самом пике горы, в окна которого открывалась величавая панорама Братского моря с его островами и зелёной тайгой.
Я часто слышал от людей, что им не везёт с соседями. Нам очень повезло. Это были пенсионеры, муж с женой, дядя Витя и тётя Эмма. Дом наш был совсем новый, построенный сплавной конторой на два хозяина. Но в доме соседи не жили, а каждый в маленьком домике, называемой летней кухней. Дед жил в своей кухне и бабка тоже, в своей. Между огородами у нас стоял небольшой заборчик из штакетника, где с нашей стороны росла малина, а с их кусты смородины. Вообще они любили смородину и ревень.
Дядя Витя любил подметать двор. Вставал он очень рано, ещё до восхода солнца и старался сделать все дела, пока не наступила сильная жара. Бабушка постоянно хлопотала в своей кухне у печи, варила поросятам, постоянно стряпала булочки, и готовила еду себе и деду. Жили они в основном на своём хозяйстве, имели два огорода, один дома, а другой, большой, на поле. Всегда держали поросят, корову и бычка. Хлопот всегда хватало. Куры у них всегда ходили на улице и заходили на двор тогда, когда уже близился закат солнца.
Как-то проснулся я утром от стука, который дрожью пробегал по стенам и пропадал в далёкой комнате.
- Сосед, - услышал я голос тёти Эммы.
Одёрнув шторку, яркое солнце до боли ослепило мне глаза, я прищурился, и увидел в огороде тётю Эмму, наклонившуюся через забор с палкой в руках, которой она ударяла по брусу. Увидев меня в окне, она жестом руки махнула, чтобы я вышел. Быстро натянув на себя трико, я выскочил во двор, и побежал в огород.
- Чё спишь сосед, уже солнце вон зелень ласкает, - строго сказала тётя Эмма, а глаза её смотрели с любовью, как на родного сына, - на вот, молока возьми, только баночку потом пустую мне на столбик поставишь.
- Да зачем тётя Эмма, у нас всё есть, -  возразил я.
- Я не тебе, а детям, молочка то им надо выпить, когда проснуться.
Я хотел ещё что-то сказать, как она перебила:
- Не доводи меня, пока я тебя крепким русским словом не огрела, бери и неси в дом.
Я взял молоко и пошёл, а сам думаю, что за русское слово, каким меня может огреть бабка, и вдруг дошло. Молодец соседка, умеет уговаривать. Молоко как раз оказалось, кстати, коровы мы не держали, только кур, настряпали детям булочек и с молоком попили.
 Через день по утру опять гляжу, стоит на столбике баночка молока, бабушки не было. Взял я молоко, а потом вместе с пустой банкой положил денег, подумал, что пенсионеры, а это будет компенсацией, ведь за коровами уход не лёгкий.
Днём слышу, постучали в дверь. Заходит тётя Эмма, на глазах слёзы.
- Это что ты сосед делаешь, ты меня знаешь, я ведь тебя предупреждала, что крепким словом окачу, борода ты чёртова. Ты, что за деньги положил в банку, что ты старуху позоришь, я, что, тебе молока дала, не лупай глазами-то, а забери назад деньги и не возражай. Господи, хоть один сосед попал нормальный и тот дурачком становится. Я пошла, - высказала бабка и пошла, тихонько закрыв дверь за собой.
Мне было стыдно брать молоко бесплатно, я не знал, что делать. Мы привыкли в городе покупать, а здесь вот такое. Позже она приносила, и мясо и пирожков попробовать. Любила поговорить со мной в огороде возле забора, говорила, что поговорю с тобой Серёга, и ноги мои не болят неделю, старая я и суставы там, хуже, чем на телеге ржавые шарниры.
Тётя Эмма была прямой в разговоре, всегда высказывала все,  о чём думает. Бывало, встретит пьяного мужика, да так его отругает, да крепким русским матом, потом вечером в своей кухне, плача, молится богу, прося пощады за её язык, что ни как не может отвыкнуть ругаться матом. Позже мне рассказывает, что не могу я Серёга смотреть, когда эта пьянь уносит последнее из дома, да продаёт, чтобы нажраться этой водки, чтоб она им поперёк глотки встала, а дети дома голодные. Но это, что за жизнь, может чаще вот так ругать, дак умнее будут.
Зашёл я как-то к деду в кухню, договориться, чтобы с поля привезти картошку.         
Смотрю, дед лежит ни живой, ни мёртвый, я быстрей до тёти Эммы, говорю, что там с дедом совсем плохо, лежит не шевелится.
- Да синий он, напился, сейчас дня  два будет отходить, спокойно ответила тётя  Эмма, потом посмотрела на меня и добавила, - чудный ты такой с бородой. И не мешает она тебе?
- Я уже привык к ней, - ответил я.
- Наверное, я тебе дам прозвище «Борода», ты на меня старуху не обидишься?
- Да нет, - улыбаясь, ответил я.
Утром дед сидел на крыльце и ел тёртую морковь. Немного припухли глаза, тряслись руки.
- Не даёт мне бабка опохмелиться, - увидев меня, пожаловался дед, - может чё у тебе есть?
- Да я… Вообще-то мне тётя Эмма наказала не давать тебе ничего.
- Тьфу ты, - плюнул дед, - и здесь она вмешалась. Ты видел молодых-то Серёга, как они пьянствуют, по месяцам не просыхают. А причины выпить, весомой у них нет, да они сейчас вообще не отдыхают, только мучают своё тело, вот и мрут, как мухи, ты видел, кладбище то помолодело. Нет, не умеют они пить
- А кто умеет? – спросил я.
- Как кто, мы старики, мы ведь работаем целый день, я вот чувствую, что время пришло, напьюсь, отболею и опять в строю и работаю ведь Серёга. Ты же видел я сено кошу, с бабкой кажный день ездим. Нет, нет, не умеют молодые пить.
Отболел дед весь день, вечером я ему принёс огуречного рассола выпить.
- Вот, вот, он мне как раз в пору и спать лягу, ой ты знаешь, как тошно мне Серёга.
Дед выпил большими глотками рассол, вытер губы рукавом и ничего больше не говоря, пошёл в свою кухню. Я подумал, что завтра проверю деда, встанет он рано или нет. Чтобы не проспать, завёл будильник на пять утра.
С утра я быстро побежал в огород, с него хорошо было видно весь двор соседей, но опоздал, дядя Витя подметал уже там, где его кладовка, рядом с гаражом, увидев меня, он спросил:
- Чё не спишь, маячишь по огороду?
- Да я копать червей пошёл, собираюсь на рыбалку, - соврал я.
- А я сегодня на покос поеду.
- Может помочь, что? – спросил я.
- Посмотрю, а там может переворачивать будет надо, то возьму.
Но так дед меня никогда и не брал, знал, что я умею косить и грести сено, даже договаривались, что поедем вместе, но он уезжал раньше. Потом отговаривался, что там почти работы не было, справился сам.
Как-то зашёл он попросить у меня коловорот, в доске просверлить дырку, увидел около забора во дворе несколько коринок, отлетевших с полена, и начал бубнить, сначала себе под нос, потом мне вслух:
- Ты Серёга убери двор, видишь щепочка, некрасиво.
Чистоту он любил везде и в доме и на улице. Порою я удивлялся, что во дворе, уже и подметать нечего, он всегда находил. Красиво складывал поленницу, полешко к полешку, возле дома аккуратно лежали доски, и когда он их распилит, через пятнадцать минут, как будто их никогда не было. Очень любил зимой убирать снег, тогда ему работы прибавлялось. Говорил, что в падающий снег и воздух чище и здоровье прибавляется.
Пришла дождливая осень. По окраинам дорог кучами набирались жёлтые листья. Уже выкопали картошку и готовились к зиме. Одни ездили по бруснику, другие по грибы, рыбаки заготавливали рыбу, коптили её и солили, вывешивали на крыши немного подвялить. Я колол дрова, когда тётя Эмма позвала меня к забору.
- На, попробуете, потом скажешь мне, понравилось или нет. Готовлю вот, может дочь приедет из Борзи, обещала.
Я взял небольшой свёрток, но тяжёлый, поблагодарил и пошёл в дом. Когда развернули свёрток, приятный аромат домашнего сыра разыграл аппетит. Сыр был очень вкусный, и мне показалось, что все сыры, которые я ел, не вставали в сравнение с этим. Не прошло и получаса, как я шёл в кухню к тёте Эмме, чтобы воздать ей свою похвалу.
- Ну, хоть раз я тебе угодила, а то всё в какие-то споры со мной встреваешь, - пошутила тётя Эмма, - я тебе потом, как буду варить, покажу, как всё это делается.
Любила тётя Эмма религиозные праздники, она всегда к ним тщательно готовилась, перед праздником готовила специальные угощения или сладости и раздавала их детям, часто носила в семьи. Говорила, что в Борзе у дочери пять ребятишек, может господь даст, и ей так же помогут. Она часто посылала ей денег, иногда ездила сама в гости. Помню, приехала из гостей и рассказала мне историю, которая с ней приключилась.
- Господи, - перекрестилась она, - прости мою душу грешную, еду я Серёга в поезде, передо мной сидят китайцы, заняли места, две девчушки сели рядом со мной, это оказывается на их места-то сели. На нас смотрят, смеются, носки у них воняют и сами они жрут и воздух портят прямо вслух. Долго я терпела, ну ты меня знаешь, я их нашим- то русским словом понужнула, а потом думаю, чтоб каждый китаец нами русскими командовал, подняла юбку да как… короче воздух им испортила. Знаешь, Серёга действует, они ведь девчонкам место отдали, и я спокойно доехала. А сейчас вот молюсь, ведь люди же передо мной были, а я учудила.
Я долго смеялся  над историей, не представляя себе, что тётя Эмма такое может вытворить. Любил я разговаривать со стариками и, хотя они закончили только школу, мне довелось познать всю полноту тех знаний, которые они имели, тех знаний, что ни в одном институте и энциклопедии не смог бы найти. Знание жизни, знание настоящего русского характера, стойкого русского духа.
Когда мы уезжали из деревни в город, дядя Витя заболел раком, и как-то мне сказал, что не будет ездить в больницы лечиться, плевал я на рак, старый я уже.
Спустя пять лет, я узнал, что уехали они из деревни к сыну, в какой-то северный посёлок, дед начал строить дом. Вот это русский характер, не ломается даже страшными болезнями, пусть живут  долго, они несут свет и любовь людям.