Капишна
Моим родителям Юрию Ивановичу
и Капитолине Даниловне
Корнышовым посвящается…
Юрка вернулся совсем недавно из армии. Пять лет службы в Германии делали его почти героем в своем маленьком поселке, что быстро вырос на Свири вместе с ГЭС. Время было еще послевоенное, трудное, только-только люди, вернувшиеся из эвакуации, отстроили сгоревшие и разрушенные дома, но новенький поселковый клуб приветливо светился всеми окнами, и фокстрот приглашал на танцы.
Юрка был шалый и смешливый, это у него было от отца, погибшего еще в финскую где-то на Карельском перешейке. Бывало, еще до войны, когда их куры забредали в соседний огород, и голосящая тетка бежала с жалобами в их избу, Иван Титович с улыбкой говорил ей:
- Никитична, не шуми, сегодня день-то не жалельный! Садись, чай пить будем! Александра Степановна пирогов напекла.
Соседка, махнув рукой, разворачивалась восвояси. И так было всегда: отец быстро находил слова, чтобы примирить, успокоить, развеселить.
Юрка из детей был старший в семье, а значит, вместо отца. Невысокий и щуплый, после войны переболевший куриной слепотой от голода, он никогда не давал себя в обиду, а потому был уважаем друзьями. И вот сегодня он со своим закадычным дружком Севкой первый раз идет на танцы. Перед входом несколько парней солидно затягиваются папироской, а стайки девушек в летних платьях живописно разместились вдоль стен, куда рядами составлены стулья после кинофильма. Юрка вошел в зал, внимательно осмотрел девчонок, выбрал глазами одну и весело сказал Севке:
- Вот эта будет моей женой!
А девушка, круглолицая, с тяжелыми косами, уложенными сзади корзинкой, задержав от смущения дыхание, опустила глаза на белые носочки, замерла от страха, пока незнакомый парень шел через зал прямо к ней, где она стояла с подругой, пытаясь спрятаться за неё, исчезнуть. Ой, не спрятаться тебе, Капа-Капочка от своего напористого суженого, и быть тебе скоро женой этого шалого, и звать тебя он будет ласково: Капишна. Пристанет он, как банный лист, не даст погулять тебе долго на свободе, и уже в девятнадцать лет согласишься ты выйти за него. А как же не согласишься, коль он, шутник, однажды, провожая домой, вдруг закружит да подсадит на толстый сук дерева, и не снимет оттуда, пока ты не скажешь ему «да».
Так и стала Капишна молодой женой. Со свекровью, правда, отношения не складывались, так как Александра Степановна, вырастившая без мужа троих детей, считала её не парой своему старшему, надежному сыну. Ну, а Юрка, закусив удила, стоял на своем, поэтому однажды, получив от матери лопатой по спине, благополучно перебрался в дом к любимой.
Шло время. Отношения переломились лишь тогда, когда молодые приехали на свадьбу сестры, Лиды, имея уже двоих детей-погодков. Подходя к родительскому дому мужа, Капишна остановилась в нерешительности, крепко прижимая к груди маленького сынишку. Трехлетняя дочь прыгала на одной ножке, ухватившись за руку отца, радовалась прогулке, лету. Из калитки навстречу выбежала свекровь и со слезами на глазах подхватила внучку, обняла Капишну с малышом, - так они и помирились.
Подрастала старшая дочь Танюшка, всё теребила её, вопросами засыпала:
- Мама, а ты красивая была?
Капишна, вздохнув, отвечала:
- Красивая - не красивая, а молодая-то была!
Дочь не унималась:
- А у меня женихи будут?
Капишна с улыбкой отвечала:
- А как же, суженый урод будет у ворот! Была бы шея, а хомут найдется. Но, смотри, дочушка, хоть за курицу, да на свою улицу!
А там и еще одна дочка родилась, Олюшка. Отец называл её Шуриком, видно, парня ждал. Правду люди говорят: жизнь измеряется не годами, а трудами. Сколько теста замесила Капишна, работая на хлебозаводе, - и не сочтешь! А Юрка, как теперь его называли люди – Юрий Иванович, - столяр, золотые руки, председатель Совета рабочей чести, многие шли к нему за советом. По-прежнему веселый, с любимой присказкой: отвяжись, худая жизнь, привяжись, хорошая!
Дети выросли, внуков нарожали, а те – правнуков. Жить бы, да поживать… Да, видно, вволю наешься, да вволю не наживешься. Пятьдесят лет они вместе, а как один день пролетел. Но, как говорят: жить надейся, а умирать готовься! Вот уже и нет каменной стены – Юрия Ивановича, Юрки. Никуда Капишна без него не выезжала, все вместе да вместе. Опустел без него большой дом, построенный его умными, умелыми руками. Но это горе было еще не горе.
Самое страшное горе пришло в прошлом году, когда скоропостижно, нежданно-негаданно скончался любимый сын, Иван. Хоронили в аккурат на его пятидесятипятилетний юбилей. Вот уж не думала, не гадала, что можно такое выдержать, но выдержала, повыла-повыла, да и затихла. Да, жизнь, что луна: то полная, то на ущербе, хоть крута гора, да миновать нельзя.
Длинными зимними вечерами, посмотрев передачу по новому телевизору, купленному дочками нынче к Новому году, накормив пса, приведенного года три назад сынком, снимет Капишна слуховой аппарат, умоется, ляжет на старенький диван и устремит взор на свой «иконостас»: там портреты всех её любимых людей, ушедших из жизни. Из жизни, но не из памяти.
- Ну, что, мои дорогие, скоро увидимся, только дождитесь меня! А мне уж и помирать не тошно, все дела давно сделаны-переделаны…
До самого рассвета будет мысленно разговаривать она с ними, такими родными и близкими, пока сон не накроет её своим тяжелым одеялом…