Дверь тихо вздохнула, провожая хозяина.
Ещё вчера Алле показалось бы, что за её спиной ухнул выстрел.
Ещё вчера она, в который раз, поняла, что исправить или изменить что-либо не может.
Ещё вчера в пустоту души просились и жалость к себе, и благодарность Тимофею. И Алла впустила их, одновременно дав волю слезам.
- Вот и всё…. Знала я, что так будет…, чувствовала…. Вот тебе, Аллочка, и Новый Год!
Вместе со слезами текли и воспоминания…
Почему-то, именно с того дня, в котором было столько счастья – день рождения, диплом медсестры и свадьба. Муж Аллочку на руках носил. Любил безмерно и её и родившуюся дочку Оксанку. Каждый день Дима дарил им свою любовь, не просто дарил, задаривал нею, словно знал, что недолго он будет их отрадой. В двадцать семь стала Аллочка дипломированным врачом, а через полгода – вдовой.
Серая зыбкость пошатнувшегося мира валила с ног. И подниматься не хотелось. Когда, пересилив себя, через сорок дней Алла пришла в храм с панихидой, увидела на столике церковной лавки, кем-то забытый, небольшой листок с текстом: «Боже, дай мне разум и душевный покой принять то, что я не в силах изменить. Мужество изменить то, что могу. И мудрость отличить одно от другого». Слова упали прямо в душу, и земля перестала уходить из-под ног. Наверное, характер у неё был не строптивый – принимать то, что не в силах изменить, оказалось не очень трудно.
Оксанка росла и умницей и красавицей. Школа, институт, свидания, замужество, рождение сына (внука Егорки) – Алла Семеновна жила жизнью дочки и своей работой участкового терапевта. Не отказывалась от приработка, когда просили, зная её лёгкую руку, делать на дому уколы, особенно внутривенные. А когда в сорок пять посватался к ней овдовевший сосед, бывший военный, дочка, не обратив внимания на сияющие мамины глаза, сказала:
- Тебе, что делать нечего? Он же старый – ему, в его шестьдесят, нянька нужна! И думать не думай! Мы как раз с тобой поговорить хотели – есть возможность, доплатив, твою и нашу квартиры обменять на одну шикарную! Представляешь, в центре города, в старом доме с мраморной лестницей, комнаты огромные, высокие. Ремонт сделаем! Мамуля, соглашайся!
И мамуля, погасив сияние глаз, приняла предложение детей. Квартира действительно была прекрасной, ремонт сделали по высшему разряду.
Жили - не тужили крепкой благополучной семьёй. Зять, Тимофей, дорос до директора крупной строительной фирмы, был прекрасным мужем и отцом. И то, что через десять лет жизни в семье дочери пришлось без выборочно принять, Алле Семёновне не снилось и не предвиделось.
- Мама! Так получилось – я люблю другого человека, мы с Тимом расходимся. Я уезжаю жить в Италию. Егор пока остаётся с вами – через три года получит аттестат, и я заберу его к себе! А тем временем пусть ходит на курсы итальянского и французского, Тим будет контролировать, но и ты не самоустраняйся!
Никакие разговоры, никакие уговоры не помогли.
Тим, когда не был в командировках, возвращался домой поздно. Как прежде, три раза в неделю приходила домработница.
Алла Семёновна, оформив пенсию, продолжала работать. Дома, в благодарность ей за любовь и заботу, в зимнем саду цвели клеродендрумы, фиалки, цикламены, азалии, орхидеи. Радовали своей стройностью фуксии и пальма, утешали в пасмурные дни расписными листьями алоказии. Она сама не заметила, как стала частой посетительницей филармонии и художественных выставок.
К праздникам Тим дарил тёще конверт с «одноразовой материальной помощью». Она сначала пыталась отказаться, но потом принимала с благодарностью и находила применение деньгам, заходя в храм и в странноприимный дом при монастыре, что находился недалеко от их квартиры. Егорка после успешного окончания школы и курсов поступил в Морскую академию, убедив маму, что это его право выбора – жить с бабушкой и отцом, и обязательно стать морским волком. За эти годы Оксана приезжала всего лишь один раз - скайп разрешал общаться с сыном и матерью, не выпуская из поля зрения очаровательных девчонок-близняшек, болтающих на итальянском языке.
Алла Семёновна понимала, что у Тима есть личная жизнь и что будет какая-то развязка в этом кино. Но отгоняла от себя сценарии дальнейшей жизни, принимая каждый день без попыток изменить что-либо. А что, что она могла изменить?
Вот и теперь - никакого выбора.
- Алла Семёновна, пришло время - я женюсь!
Тимофей улыбался, и в его голосе не было ни металлических ноток, что всегда доносятся из кабинета при громких телефонных разговорах, ни сухого равнодушия, которое она боится услышать в редких беседах с ней.
- В квартире, где вы теперь будете жить, ремонт окончен. Новоселье совместите со встречей Нового Года! Алла Семёновна! Ну, скажите хоть слово!
- А Егор?
- Егора квартира пока здесь! С моей Мариной, думаю, он общий язык найдёт. К вам в гости будет бегать, когда захочет – два квартала не расстояние. Я не хотел вам заранее говорить…. Да! Думаю, вы не против того, что хозяином новой квартиры записан Егор.
Пожелав спокойной ночи, зять ушёл. А зимний сад приютил свою притихшую хозяйку до самого рассвета.
- Алла Семёновна! Алла Семёновна! Вы слышите меня? Я уезжаю дней на пять.
Тимофей говорил не очень громко, понимая, что тёща, застыв у окна, не в облаках рассветных витает после вечернего разговора. И ночь, наверное, не спала.
- Ой, Тим! Задумалась я, но всё в порядке и всё правильно! Не волнуйся! Удачной тебе поездки! А я за пару дней всё успею!
- Алла Семёновна, это лучший вариант, вы, же понимаете…. Егор знает к кому обратиться по поводу переезда.
Дверь тихо вздохнула, провожая хозяина.