СМЕРТЕЛЬНАЯ ШУТКА.
Август 1983-го.
С мужем возвращались из детской поликлиники на его «Москвиче»-«пирожке» и, заворачивая уже во двор с улицы Коломенская, стали объезжать здание почты.
На её углу проезд перекрыла толпа народа.
– Паш, поди глянь, что стряслось? – сижу, на руках дочь маленькую держу.
Вернулся через минуту, сел на место, посмотрел на меня лицом-полотном и… потерял сознание!
Схватила аптечку, вскрыла зубами ампулу с нашатырём, привела в чувство.
– Что? Ну?.. Что там?
– Ребёнка плитой привалило, – едва ворочал языком, не в состоянии сфокусировать взгляд.
– Держи, – сунула дочь ему в руки: бесполезно – в полном беспамятстве!
Пошла сама туда, держа крошку на руках.
Осмотрев здание почты и его технического выхода, ничего подозрительного не заметила – и козырёк на месте, и стены. «Чем могло ребёнка придавить?»
Растолкала огромную толпу со словами.
– Пропустите, я врач.
Есть у меня такая черта: в критической ситуации становлюсь совсем другой, напористой, равнодушной и отрешённой, сильной, – защитная реакция.
Пропустили, поражаясь:
– Какая врач? Точно, самой лет восемнадцать! ПТУшница! Медик всё ж…
Побазарили, но расступились молча, только истерически визжала бабушка какая-то.
Сначала не поняла ничего.
У изножья ступеней технического выхода из почты, левее сбоку, на земле лежал мальчик лет семи-восьми. Возле него, стоя на коленях в пыли, находился молодой участковый наш, Филинов, и старался делать искусственное дыхание «рот в рот». Рядом, на лежащей плашмя бетонной плите, сидел молодой мужчина в крови и грязи.
Вздохнула грустно: «Понятно: он и начал оказывать помощь, теперь работает “сменщик”. Бестолку».
– Что случилось?
Обернулась к толпе, показав пальцем на первую же женщину, дав знак остальным молчать. Безнадёжно: загалдели, перебивая друг друга. Повернулась к мужчине на плите, склонилась, заглянула в помертвевшие остановившиеся глаза.
– Ну?..
– Боковая стенка с этой лестницы отвалилась. Дети в шутку на него толкнули, мол, сейчас привалим, а она возьми, да и отвались. Он не успел даже отскочить, – трясущимися губами еле просипел под всеобщий гвалт и истерику. – Пока взрослым объяснили, пока поднимали сообща…
– Отойдите.
Обернувшись, смотрю на участкового, а он покачал головой и продолжил помощь.
Шагнула к пострадавшему, посадив на бок дочь, наклонилась к ребёнку и отвела длинные, густые, тёмные волосы на голове, осмотрела лицо, глаза, шею, кожу, ногти рук.
– Он мёртв. Пульса нет. Цианоз, трещина на черепе. Зрачки не реагируют на свет. Лунки ногтей тёмные. Кровь уже свернулась. Кожа влажная, остывает. Можете остановиться.
Опять в исступлении покачал головой, всё продолжая уже бесполезную работу.
Бабушка рядом закатила истерику, упала на землю, что-то выкрикивала.
– «Скорая» где? – поднявшись, требовательно спросила у людей.
– Сорок минут назад вызвали!
«Ясно: добро пожаловать в нашу советскую медицину и сервис», – горько усмехнулась.
– Тормозите на трассе любую машину!
Кинулись, остановили, попытались уговорить какого-то водителя на серой «Волге», отказал, мотивируя тем, что транспорт не его, а ведомственный, за испачканные в крови чехлы спросят, накажут рублём.
«Ещё один испорченный маленькой властью мерзавец. Ничего, бог не фраер – тебе аукнется…» – грешно подумала, проводив нехорошим взглядом уезжающую машину.
«Скорая» приехала минут через десять.
Едва взглянув на бригаду, грустно улыбнулась, посмотрев на участкового, которого едва оторвали от тела пострадавшего.
В беспамятстве искал виноватых. Нашёл.
– Как Вы можете, держа своего малыша на руках, быть такой спокойной?! И чему улыбаетесь? Есть повод?..
Почти истерил статный крепкий мужчина, грозно шагнув к девушке, назвавшейся врачом. Ко мне.
– Поделитесь! Вместе повеселимся! Всем микрорайоном! Ну же?..
– Стоп. Отставить, лейтенант! – тихо, но весомо шикнула, полыхнув тёмно-зелёными ледяными глазами. – Эмоции здесь только помеха. Спокойно. Я не враг. Обернитесь, – метнула за его плечи взгляд. – Посмотрите на эту бригаду: вот это – не врачи. Что угодно, только не медики. Ничтожества в белых халатах. На чужом месте.
Оглянулся, приходя в себя, опешил: старшая врач-наставник и трое «зелёных» практикантов с трясущимися руками и губами, рыдающие и… боящиеся прикоснуться к остывающему телу ребёнка. Да и сама старшая тряслась и плакала.
– Помощники! – фыркнула я громко. – Он мёртв! Теперь даже не укусит! За дело! – рявкнула зычно, мощно, заставив этим толпу замолчать.
Только бабушка погибшего продолжала рыдать и кричать.
– Живо! Взяли дружно и погрузили! Ну?! Такую жалобу накатаем!.. Свидетелей сотня!
Зло оглянулись медики и засуетились, вытащили носилки, целлофан, чемоданчик…
– А Вы? Как?.. – Филинов ошарашенно уставился на меня.
– Нужно уметь выставлять «стекло». Смотреть сквозь него. С детства научена. Средняя Азия.
Поразился, помотал головой, покосился на уезжающую «Скорую».
Спросил мой адрес, проводил к машине мужа, который только-только стал приходить в себя.
– Вот полюбуйтесь – простой мужчина, в армии зону охранял, бунт заключённых на БТРах давил, а увидел кровь – в обморок.
Села в машину, поправила спокойной дочке чепчик, улыбнулась ей, затем посмотрела на милиционера из салона.
Терпеливо чего-то ждал, не уходил.
– Вы молодец, ничто не остановило и не испугало. Герой, – похвалила скромно.
– Нет. Не успел. Не спас.
– Он погиб мгновенно. Даже не успел испугаться. Вспышка и всё. Ему не было больно. Не вините себя. Это было не в Ваших силах. Его земной срок окончен. Теперь с ним беседует Бог.
– Вы меня поразили.
…«Скорая» увезла тело, обманув-успокоив людей, что дитя без сознания. Записали, что «…из-за травм, несовместимых с жизнью, сердце пострадавшего остановилось в момент оказания помощи. Реанимационные действия результатов не принесли…»
«Лжецы. Лекарства потом пустят на продажу, понятно. Греют руки даже на смерти дитя», – вздохнула, когда узнала от соседей подробности.
Бабушка не пережила смерти внука, умерла через неделю в реанимации – сердце отказало.
Вскоре осиротевшая дважды семья уедет из микрорайона, не в силах видеть разрушенную лестницу почты, что стала невольной убийцей нагатинского шалуна.
Филинов потом пару раз навещал нашу квартиру, пил чай с дочерью на кухне, развлекал её, приносил незатейливые игрушки, мандарины и пытался чисто по-человечески разобраться в моём поведении тогда, когда на глазах умер мальчик.
– Время прошло. Шок миновал. Не снится он Вам?.. – что-то старался выяснить для себя, бедный. – Вина? Осадок?
– Нет. И не будет. Не пустила за «стекло». Зачем? Ему не помочь было. Нужно трезво смотреть даже на ужас. Иметь холодную голову и горячее сердце. Душа – что рупь, разменяешь – и полушки не сохранишь. Умер бы на моих руках, след бы остался, несомненно. Но не в этом случае: сразу умер. Судьба.
– Убили, Марина…
Так и не разгадал. И не приходил больше – муж ревновать начал. Небезосновательно.
Февраль, 2014 г.
Фото из Интернета. Москва, Коломенская наб., почта немного правее.
http://www.proza.ru/2016/11/12/1377